ЧЕРНОЕ ПРОСТРАНСТВО, или 2011 КАК 1941 (ФАНТАСМАГОРИЯ)
При последующем использовании в официальных документах
ссылка на ресурс и жанр обязательна. )))
Кстати один нечистоплотный сайт - пситеррор.ру - несанкционированно перепечатывает часть этой фантасмагории без указания моего авторства и приписывает её как реальнную историю другому человеку. Кстати, добавив фамилии персонажам. Другой человек прислал мне скрины своих обращений на этом сайте с требованием прекратить это безобразие. Но у модератора и администратора сайта, наверное, ментальные проблемы, в их головах реальность и вымысел перемешались, да и нарушение закона с возможностью использовать персональные данные тоже. Или они целенаправленно занимаются травлей человека. Если женщина, против которой нарушают закон, обратится в суд, я ее поддержу претензией по авторским правам, потому что за "права угнетённых пситеррором" не борются методами психотронных операторов.
И вот ты обернулся сгоряча,
Чтоб ощутить родное постоянство,
И вдруг - холодный ужас: нет плеча!
Рука хватает чёрное пространство...
(Эдуард Асадов)
Предваряя повествование хочу предупредить случайного читателя, что ни одно событие и ни одно имя не являются случайным совпадением (все предупреждают об обратном, это уж кому как нравится). Претензии не принимаются. Извинения за разглашение не приносятся.
ЧАСТЬ 1. ПАСХАЛЬНЫЙ "ГАЗОВЫЙ СВЕТ"
За пару недель до пасхи. Вокруг Лены продолжали происходить не просто непонятные, а уже странные события. А здесь еще как бы ненароком брошенная Натальей фраза: "Скоро мы про Лену все узнаем." Интересно, переехал что ли кто-то в наш дом? Или общие знакомые появились? Непонятно. Да ладно, переживем. В криминале вроде бы не участвую, в контактах с мафиози даже самой собой не замечена.
За неделю до пасхи. Стало совсем напряженно-запутанно. И это уже шуршало по нервам. Сначала на работе вдруг ни с того ни с сего появилась двоюродная тетка Наташка. Это с чего бы?
Моей сначала учебой, а потом и работой никакая родня отродясь не интересовалась. В жизни пробивалась как пылинка без роду без племени. И, кстати, нормально получалось пробиваться: образование получила, сама, без блата (правда, вера мамы, что мне все по силам, все доступно и что со всем сама прекрасно справлюсь, и удивляла и вызывала какое-то щемящее чувство незащищенности), работу эту после 30-летнего юбилея нашла и считала это большой удачей - и коллектив и сама работа очень нравились, а в последние три года еще и с зарплатой-карьерой фортануло, да подработка свалилась. А что? Почти всегда в рабочее время, в академии, плохо ли? Вложиться в нее, правда, пришлось очень даже. Весь материал пришлось привести в соответствие с новыми ГОСТами (чего, собственно, никто и не требовал, не прочухались еще), но это уж было в удовольствие. Также, как и вспомнить и применить педагогику и дидактику со студенческих лет. Все-таки повезло мне тогда с преподавателями. А год назад еще и сестру по отцу в Одноклассниках найти удалось. Никакой передачи "Жди меня" не потребовалось. Горе тоже недавнее было, кота старенького лечила-лечила-да не вылечила. Совсем было выкарабкался, но пришло лето, с такой жарой, что здоровым людям плохо становилось. Усыпили хвостатика. Одно утешало, что держала его почти до окоченения. Как же его одного-то бросить было? Когда человек умирает, его кто-то из близких за руку держит или просто сидит рядом. А здесь тоже живая душа, очень родная. И вместо ребенка котенком был, и младшим братиком, когда сначала деда хоронили, а потом и маму, а потом и старшим стал, когда вдвоем остались, еще и меня воспитывал. Но девять месяцев прошло, плакать перестала. А впереди лето, когда впервые за последние шестнадцать лет можно было не думать ни о ком, кроме себя: ни болеющих, ни умирающих, ни беспомощных рядом. Только в последнее время что-то нехорошее в воздухе витает. Будто какой-то розыгрыш готовится, только недобрый какой-то, если розыгрыш.
Одновременно с теткой женщина-блондинка в годах в комнату заглядывает, а та ей будто меня показывает. А я ее уже в молодежной компании видела, и с каким-то мужчиной в очечках на синих "Жигулях" как раз на пути моего следования домой. Потом слышу эта женщина в кабинет шефини пошла. Из-за несплошной перегородки слышу только голос Людмилы Федоровны: "А вдруг она после этого уволится?"
Еще за полгода-месяц до пасхи началась некая история в Одноклассниках. Какой-то тип из себя очень религиозного строит, стишки божественные присылает. Ну, мы тоже не лыком шиты, нет приличного поздравления под рукой к каким-либо религиозным праздникам - сочиним. И не только религиозные. Единственная польза от этого общения, группу у него высмотрела "Ирония в жизни". Интересная вроде бы группа, с претензиями на интеллектуальное общение. Пикировки, в том числе и в стихах, размышления на основе фрагментов из литературных произведений, просто бабий треп... Только вот одна фраза, на первый взгляд - так обычный прикол, а потом оказалась очень даже ключевая ко всему происходящему: "Если у вас нет паранойи, это не значит, что за вами не наблюдают." Спасибо тебе, Странник Филон. Сам-то понял, о чем мне рассказал? А я вот за последующие три года очень даже. А здесь еще и администратор группы в личку мне пишет, мол, выскажите, Лена, мнение о группе, о темах, может предложения какие есть. Надо бы "шаркнуть ножкой": "Все супер! Мне лучше и не придумать." Ан нет, полезла читать темы. Удивительно, группа только образовалась, а тем-то прилично, да и всю информацию в них с маленького телефона не перечитаешь. Но вдруг... Что это?! Полночь, может померещилось? Ничего не померещилось!.. А что там Катя у нас на работе рассказывала про какую-то мамину подругу, теперь работающую в Одноклассниках?
А с утра начался недельный предпасхальный тихий ужас. Меня везде сопровождает какая-то молодежь и как-то пытается влиять на мои поступки. Ну, на мои поступки-то при моем упрямстве им влиять слабо, а вот на нервы очень даже давят. С ними та самая блондинка в годах тусуется. Прямо, мамаша кураж и ее дети.
Коллега Наталья вдруг залебезила:
- Лен, а знаешь, мой двоюродный брат, который устраивался на работу в ФСБ, тесты проходил - все, больше не устраивается.
- И?.. Какое отношение это ко мне имеет?
- Да просто. Он больше не устраивается, не будет там работать. А у тебя радио есть?
- Да.
- А где?
- В кухне и в спальне. А откуда такой интерес?
- Да просто.
Да, мутит что-то окружение, нехорошее мутит.
Вдруг в памяти всплывает летний приезд сестры по отцу с мужем и двоюродной сестрой. А я у них даже документы не посмотрела... А что смотреть-то? Они ж фото привезли: отца, деда, бабки, да и их личности вполне с аватарками в Одноклассниках совпали. По телефону, конечно, место нахождения не определишь, попрошу адрес написать. Во первых, в гости ехать - надо точно знать куда. А во вторых, там в начале апреля третий племянник родился, поздравить надо бы, если уж не посылкой (как угадать, что нужно), то хотя бы деньгами. Но мерзкое это чувство - подозрительность. Впечатление такое, что его во мне специально проращивать начали.
Пятница перед пасхой. Сижу в читальном зале, готовлю книги с выставки к передаче по отделам. Вдруг подходит Катя.
- У тебя что-то случилось?
- С чего ты взяла?
- Мне так кажется.
- Кать, это темная история, не вникай.
- Лена, ты если вдруг захочешь о чем-то поговорить, всегда можешь позвонить моей маме.
- Не поняла? Зачем?
- Ну, просто. Если посоветоваться захочешь, то можешь ей позвонить.
- Спасибо,- ладно, посмотрим, что за этим последует.
Вдруг голос Насти с возвышения со стеллажами:
- Да ты не обращай внимания. В Интернете такое пишут, это никто не читает. Это же помойка.
Еще лучше! Они читали то, на что я случайно ночью наткнулась? Или писали? Хотя группа-то маленькая и закрытая... Но кто знает... Молчу и наблюдаю.
Подходит Маргарита Людвиговна. Здесь уже я перехватываю инициативу:
- Вы мне тоже сочувствовать или соболезновать будете?
- Что? Да. Мужества тебе.
Смотрю пристально, а продолжения нет. Ладно, проглотим и это. "Ум, честь и совесть нашей библиотеки" тоже в этом участвует? Тогда я точно чего-то не понимаю.
Ой, сегодня еще замена банковских карточек. Тоже нашли момент - последний рабочий день перед пасхой, у большинства в мозгах уже, как тесто поставить. Части сотрудников обменяли карточки с утра, а части не привезли. Ну и ладно, думаю, еще есть время до конца месяца. Но к вечеру привезли и вторую партию. Одной идти в другой корпус скучно, подхожу к Лиле Васильевне:
- Пойдем?
- Ну что сделаешь, пусть это буду я.
Мне уже не привыкать к загадкам без ответа, целую неделю слушаю, наблюдаю, глазами хлопаю.
Стоим в очереди. Вдруг вижу по коридору рассекает тот мужичек-очкарик из синих "Жигулей". По-деловому так нырнул в комнату, где карточки выдают. А у меня уже голова кругом от непонимания происходящего и напряжения. Очередь подошла, в бумагах расписываюсь, ничего не замечаю, а вот на лице операционистки взгляд почему-то остановился. Стоп, я не посмотрела, за что расписалась. Но теперь уже поздно. Возвращаюсь в отдел, а там резвеж молодых козочек. Почему они в такой эйфории? Чего нанюхались? Обсуждают, что-то, что должно произойти завтра, и чего я больше всего хочу: косметический салон или массаж. Интересно получается, хотеть должна я, а обсуждают во всю прыть они. Пошли на фиг, отмолчусь. Вдруг зазвонил рабочий телефон. Говорит, конечно, не слон, а всего лишь тетка Наташка, которая сюда шастала. Чего это она в конце работы, случилось что?
- Лен, а сколько ты получаешь?
- Сколько получаю, столько и получаю.
- Ну, все-таки? Мало?
- Мало.
- Ну просто интересно, сколько ты получаешь
Молчу.
- Ну тысяч семь-то получаешь?
- Семь получаю.
- Ну, ладно, тебе уже домой надо собираться. До свидания.
Заходит шефиня Людмила Федоровна.
- Вот посмотри журнал, от ректора передали.
У меня рабочий день закончился, вот после праздника и почитаю. Положила на столе.
Опять молодежная мелочь сопровождает. Чего они от меня хотят? Все про карточку галдят. Хотят, чтоб проверила? Не буду. Никогда не делаю то, смысла чего не понимаю, а мне это еще и навязывают. Около кулинарии куличики продают, красивые, пахнут умопомрачительно. Куплю один. Вдруг кто заявится, да вот хотя бы объясняться о происходящем. Куда идти? Домой почему-то очень не хочется. Аж на остановку раньше вышла. Исчезнуть бы куда-нибудь... К подруге в соседний город? А на кой ляд людей вмешивать в то, чего сама не понимаю? А "Жигули"-то с блондинкой и мужчинкой опять по пятам за мной проезжают. Ну, в людных -то местах ничего не сделают, я ж орать начну. А так ничего и не предъявишь, каждый и ходит и едет, где хочет. Домой забежала, кулич поставила, а на почту успею перевод на племянника отправить? Не успела. Сумерки уже. А из синей машины выползает блонд-баба, что-то громко говорит и рукой машет. Ага, в академии среди знакомых людей значит никаких разговоров-переговоров, а на темной дорожке - пожалуйте! Дудки! Обойдетесь!
Знать бы, что это последний день той, нормальной жизни, где люди еще оставались людьми, и даже порядочными, где родственники еще родственники, и даже человечные и вроде бы в меру честные, где друзья еще друзья, и даже надежные, где была вера в свою неприкосновенность среди людей, закон, в то, что, если ты честно работаешь, то тебя хотя бы уважают, ну и так далее. Может быть и в розовых тонах было, да не в багровых!..
23 апреля 2011 года. Страстная суббота.
"Дети в подвале играли в гестапо..."
(из детских садюшек)
Разбудил дикий грохот из радиоприемника. Что именно орали: "Вставай!" или "Подъем!" или что-то другое подобное, не припомню, да думаю и тогда спросонья не поняла. Только я подскочила с софы в зале и помчалась на кухню. Я, конечно, иногда использовала радио вместо будильника, но чтоб та-а-ак орало!.. Я в ступоре. А там еще и сообщение о том, что кто-то ехал на машине и разбился. Что-то про угрозы. А вот это уже не вызывает сомнений, что обращаются ко мне лично:
- Звони Катиной маме, что тебя изнасиловал Михаил!
- Что?!
- Быстро звони Катиной маме, что тебя изнасиловал Михаил!
Что делать-то? Эту х*рню говорить Катькиной матери? Человек же перепугается, в полицию заявит. Или нет? "Если что, ты всегда можешь позвонить моей маме," - Катькина фраза. Доказать-то я могу, что не изнасилованная. Твою мать! Что происходит?! Соседи у меня, конечно, с*ки еще те. Мелких пакостей за 20 с лишним лет от этой подлой семейки наглоталась вдосталь! А не так давно, месяца за 2-3, слышала Анькину фразу, своему мужу Сашке, она что ли говорила: "Она одна живет, понимаешь, одна." Уж не это ли все затевалось? Оттуда ветер дует? Мысли бьют молнией, все одновременно.
А на меня орут:
- Быстро, я сказал, звони Катиной маме.
Так, была-не была. Только Катина мать все-таки мать моей коллеги-приятельницы и надо успеть дать хоть какую-то наводку на этих гадов. Чтоб если со мной что-то случится, хоть за это можно было бы зацепиться. (Дура я была, считала, если с человеком что-то произойдет, то все на уши встанут, теперь знаю - не встанут, сделают вид, что так и было, вернее, что тебя никогда не было.)
- Здравствуйте, Марина Борисовна.
- Здравствуйте.
- Меня изнасиловал Александр.
- Ну и как? Вам понравилось? Как это было? - а голос спокойный такой, как при светской беседе. А на меня орут: "Клади трубку! Я сказал, клади трубку!"
Быстро сочиняю "правдоподобную" историю, где фигурируют и родственники, и сайт "Одноклассники" и кладу трубку. Пауза из "Ревизора". Упавший голос спрашивает: "Это правда?" "Нет," - отвечаю. Фиг буду я врать по вами написанному. Нельзя меня принуждать к чему-либо. Ну а дальше пошла расправа, надо думать и за этот выпад: "Ишь, куличик купила, на стол поставила. Думала, мы тут с тобой чай пить будем?" Ну перечисление всех добытых ими моих грехов: и что в "Одноклассниках" писала, и что из группы помощи одной больной девочке вышла.
- Так, минуточку. А то, что я деньги для этой девочки попыталась через Альбину передать (ее же знакомые), а не лясы в группе точить? И что деньги она не взяла, мол, не знаю, когда увижу? А была ли девочка?
Короткая пауза.
- Мы проверим.
Ага, стукачики-то, как положено, факты только для компромата передавали. А что в противовес, зачем об этом говорить? ))) Хотя нет, сказали, что Марина Борисовна заботу о дочке оценила, что Катю не стала в это вмешивать.
И что журнал-то от ректора я посмела не посмотреть. В этом я честно в глубине души раскаилась. Теперь всегда буду на работе читать дамские журналы, если уж Большому шефу это так важно и приятно.
И что я зарплату не в семь тысяч получаю. А внутренний голос опять так противно шепчет: зажралась ты, мадам, на плюс две тысячи, как у зав. отделом. А ничего, что эту сумму ваша подставная наемница выдала? Вот, если бы я налоги не платила за сдачу своей квартиры, как мои соседи, был бы криминал.
Много чего на меня вывалили, но сколько времени за мной наблюдают промолчали, главное, пообещали, что "жучки" сами отвалятся.
Стойкое ощущение "габъя" (как назвал герой Харатьяна эту застойную службу в одном фильме) и гестапо. Это сейчас, три с половиной года спустя я могу по некоторым моментам отпускать шутки, и довольно грубые (прессинг и насилие развивают и образовывают, но только односторонне как-то), а тогда ревела и ревела, и от страха потерять работу, и от внезапного испуга, и от непонимания происходящего, и от унижения, и от оскорбления... Только кого это интересовало?
Несколько раз звонила тетка Наташка, а я ей все говорила, что попозже давай созвонимся, сейчас не могу разговаривать. Если все же этот человек не при чем, то зачем же ее в эту гадость вмешивать. А если при делах, то я еще и доложиться, и ее подленькое любопытство удовлетворить должна? Во второй, по-моему, звонок она возьми и ляпни: "Пытают тебя там что ли?" Надо же какая прозорливость, прямо, телепатическая. Короче, встала я из-за кухонного стола около двух часов ночи (при подъеме в шесть?). Ни про пить, ни про есть, ни про туалет даже не вспомнила. На последок мне запись песенки прокрутили. Трогательная такая песенка, нежная. Катин голосок прилежно выводил про маму (мол, про меня), про седую прядку (имелась такая, в то время еще одна), а в самом конце вопрос: "Ты с нами или нет?" Это чтобы вот так стучать на людей, травить, прессинговать, оскорблять, унижать? "Нет," - говорю, - "девочки, я ТА-А-АК людей ломать не могу."
Помню перед сном в кой-чей адрес прошептала: "С*ка!" Надо же, услышали, как на следующий день мне сообщили.
24 апреля 2011 года. Светлый праздник Пасхи. Проснулась с тяжелой головой. Пошла яичницу жарить. Подумала, что все, кошмар закончился. И вдруг опять. Так сказать, напутствие от Большого шефа, мол, милостиво все отпускаем, идите в церковь. Не могу я больше в этой квартире! Бросилась к телефону, набираю справочную: "Подскажите телефон ФСБ." Откуда всплыло, что незаконное использование радиоточки (также как и ТВ) - это сфера их компетенции. Номер-то мне сказали, а что я по телефону объяснить смогу? Ехать надо. Ну и поехала. Вид у меня был, наверное, весьма плачевный: после вчерашнего многочасового рева, короткого сна, от голода (которого, впрочем, я еще и не чувствовала), без косметики... В автобусе мне сразу уступили место. А там опять та же блондинистая тетка со своей молодой сворой: "Ну, прям, ребенок. Ну зачем так, она ж совсем людям доверять перестанет." Обсочувствовалась, а сама в глаза не смотрит, как-будто не со мной разговаривает. Даже, если я что-то и попытаюсь сказать, ведь отопрется, мол, и не со мной, и не про меня. А молодой соплячек ей отвечает: "А пусть идет! А пусть!" Иду вдоль Серого дома, а сзади слышу, как молокосос из своры кому-то по телефону названивает. Открываю дверь, прохожу через просторный холл к вахте, сразу предъявляю паспорт:
- Мне нужно написать заявление. Мне нужно кое-что сообщить.
- Сегодня выходной, только дежурный. У вас что-то срочное?
- Не знаю. А как попасть к дежурному?
- Звоните по внутреннему телефону.
Отошла, набираю номер дежурного, а сама слышу, как вахтенный разговаривает по мобильнику: "Она звонит дежурному по внутреннему." Это он с молокососом что ли? А с дежурным разговор вообще короткий: "У вас что-то срочное? Приходите на прием в понедельник." Все! До понедельника еще дожить надо. Вот и сделай заявление в правоохранительные органы о нарушении закона.
Домой приехала с поникшей головой. А здесь опять издевательство через радиосеть: "Вы что ж думали, что мы без разрешения это делаем? Я же сказал, идите с утра в церковь. Ну ничего, ничего." А я под это успокоение, села и написала заявление об уходе с работы. Во-первых, мне уже доказали, что я ниже плинтуса и во всем виновата. Во вторых, какого хр*на, работать в таком государственном учреждении, где участвуют в таких извращенных садистски игрищах? Хорошо так написала, красиво, ровно.
Звонок в дверь - тетка Наташка собственной персоной. Что-то говорит мне каким-то не очень естественным голосом, а я вдруг выпаливаю: "Наташ, а можно я у вас переночую?" "Можно," - говорит. А дорогой идем, я вижу, приуныла она, что-то ее гложет. Но на разговор не идет. Пришли, перекусили, а когда я попыталась что-то сказать или спросить о происходящем, вдруг бросилась ко мне, обнимает и рот рукой так мне прикрыла: "Все нормально будет." Ну, нормально, так нормально. В конце концов, это же она с кем-то в сговоре, ей виднее.
25 апреля 2011 года. Праздник продолжается. Из чистилища, я попала в ад. Помните притчу про ад и рай? Ну, это где все с длинными руками сами есть не могут, только в раю они кормят друг друга. А я теперь знаю, как длинными руками все топят одного. В крокодильем болоте.
Пришла с дежурства троюродная сестра детский врач Настя. Как сложилось начало разговора - провал в памяти. Только помню, что все о произошедшем за последние пару дней выкладываю этим двум дамам. А Наташка бегает в прихожую к телефону и кому-то пересказывает. И так несколько ходок. А как только дошла до рассказа о своем походе в ФСБ, все та-а-ак завертелось. Меня пристально, "по-родственному", допросили:
- Когда?
- Около 12.
-Что говорила?
Рассказала.
- А адрес назвала? И фамилию?
- Я паспорт предъявила.
- Там все прочитали? И все записали?
- Не знаю.
- А ты вспомни, на вахте что-нибудь переписывали? ...
Настенька бросилась к ноутбуку, в "Одноклассники", под моим паролем. Я все боялась, что там какую-нибудь гадость написали, раз на работе так сочувствовали. Фото и меня из групп поудаляла, друзей в ЧС, имя переменила на Настю Иванову, а мне говорит: "Дай мне слово, что ты больше никогда не будешь заходить на этот сайт." Ничего не понимаю. Я что преступница какая-то? От обиды и предательства на глазах, я вообще перестала с ними разговаривать. То, что происходило дальше, заслуживает отдельного повествования. И может быть оно тоже будет.
А пока сказка. Опережая повествование.
ДУША и ОРТОПЕДИЯ (СКАЗКА В ПАРАЛЛЕЛЯХ)
Дяде,
ортопеду, доктору наук,
преподавателю института
Морозову В. П.
Был большой и тогда еще великий праздник - Пасха. Но Ленино несчастье приурочили именно к нему. Сектанты всегда так поступают - боль и несчастье выдают за благо. Лене из Библии всегда нравились псалмы, где призывы звучали: "Радуйтесь!" Вот, наверное, и решили уравновесить. Лене несколькими ударами перебили ногу. Непонятно, кто перебил и зачем, но родственники знали об этом и даже не погнушались поучаствовать. На одной ноге Лена прискакала к тетке, надеясь найти убежище и на помощь рентген сделать, узнать, что же все-таки с ногой. У тетки глазки бегают, то вдруг целоваться бросается, то звонить кому-то убегает в прихожую, а сама выпытывает и выпытывает, что сама Лена обо всем этом знает, о чем догадалась. Как услышала тетка, что Лена пыталась даже к сектантам постучаться, чтобы сразу оценить перелом и, исходя из этого уже знать, где шины накладывать, перепугалась жутко.
- А у тебя документы спросили? И ты им показала? А ты себя назвала?
Позвонила тетка своему двоюродному брату-ортопеду в научном звании, ну и Лениному дядьке соответственно. Посговаривались они вдвоем-посовещались и начали Лену уговаривать на пустырь съездить. Лена возражает, мол, а нога как же, она ведь неправильно срастаться начнет?
- Да ты там всего один день побудешь, максиму три. Все уляжется, успокоится.
Лена сопротивлялась, но на пустырь ее вывезли. Родные все-таки люди, может там рентген сделают, скажут, что с ногой? На пустыре уже были какие-то люди, то ли бомжи то ли сектанты, а может быть и те, и другие. О переломанной ноге и необходимости рентгена из родни даже заговаривать никто не стал. А пустырная публика Лену осторожно между делом спрашивать начала, мол, по какому вопросу сюда захотела приехать. Сама Лена после такого уже побоялась рот открывать, сказала, что, мол, рукой слегка ударилась - вот, даже синяка нет, пройдет. После чего родственники очень обрадовались и уехали. А бомжи-сектанты на то, как ходит-прыгает на одной ноге Лена, внимание обращать не стали, раз сказала про руку - лечим руку. Делали и делали к руке свинцовые примочки. А дядька с теткой приезжали, но всегда молчали. А пустырники через какое-то время решили, раз синяка на руке нет (хотя его и в помине не было), значит все помогло. Живя на пустыре, очень Лена рассчитывала на людей на работе: там друзья были, почти семья, там-то с больной ногой не оставят, помогут рентген сделать. Зря рассчитывала.
Через полтора месяца с неправильно сросшейся ногой вернулась Лена на работу, где знали о перебитой Лениной ноге, но вид делали, что никто ничего не знает. Только смотрят жалостливо, как она хромает. Лена то к старшей коллеге-почти другу подойдет, то к родственникам кинется: мол, нога-то неправильно срослась, ходить нормально нельзя, как рентген-то сделать? А все только удивляются:
- Какая нога? Не было никакого перелома. Тебе показалось.
А родственники еще и добавляют:
- Ты рукой ударилась, тебе примочки сделали. А если нога болит, давай опять руку полечим. Не верим мы тебе! И вообще, если ты здесь всем со своей ногой будешь надоедать, мы тебя опять заставим руку лечить, а то вдруг ты ею людям что-то страшное сделаешь, - и язык показывают.
Со сказкой пока прервемся.
Вернемся к пасхе 2011 года. Подведем какие-то итоги отдельными фрагментами.
Через 10-15 дней после пасхи. Разговор с теткой Наташкой:
- Ты чего надумала-то? Заявление какое-то в квартире оставила? Ты кому его оставила? Да еще так ровно написанное? А Катя и Людмила Федоровна на твой телефон звонили, я с ними разговаривала. Не надо тебе увольняться. Они такие хорошие. И Людмила Федоровна. И Катя.
И вместо объяснения всего произошедшего:
- Тебе в церковь ходить надо, богу молиться.
А я все наблюдаю и наблюдаю. У вранья есть предел? А у подлости? В этой фашистской истории все ве-ру-ю-щи-е участвовали. Я с та-ки-ми верующими ни на одну половицу, ни к одной иконе не встану. А бог после всего этого пусть сам с собою разбирается. Ему, всезнающему, моя реакция на этот беспредел заранее известна была, значит кому-то и для чего-то это было нужно.
Через три недели после пасхи. Появилась возможность позвонить Катиной маме. Я все думала, как объясняться буду? Человек, наверное, волнуется, переживает. Я бы волновалась, если бы мне позвонила, например, подруга моей подруги и сказала, что ее изнасиловали. Я бы не только волновалась, я бы заметалась, что делать-то? А уж, если бы узнала, что ее на работе три недели после этого нет, попыталась бы связаться с ее родственниками или пойти в полицию. Но это я, наверное, одна такая дура. Была. Разговор был очень простой.
- Марина Борисовна, то, что я вам сказала, неправда. Меня заставили сказать это.
- Мне кажется, вам надо все забыть.
Через пять недель после пасхи. Я появилась на работе. Сказать появилась на работе - это ничего не сказать. Пришла, села за рабочий стол, благо, он не далеко от входной двери, в конце рабочего дня - встала. Ну ладно, эти свистушки ведут себя как ни в чем не бывало, а те, кто старше? Людмила Федоровна? Маргарита Людвиговна?.. Шефиня только в начале чуть смущалась, но разговор не начинала. Пойду к Марго, ее все-таки дружно считаем "умом, честью и совестью библиотеки", скажет в чем мужества желала. Пару недель набиралась смелости начать с ней этот разговор. Поднимаюсь в кабинет, она сидит за компьютером.
- Маргарита Людвиговна, помните перед пасхой, вы ко мне подошли? Это что было?
- Я ничего не знаю. - поворот вновь к компьютеру. Что ж ум, наверное, остается даже после таких историй. И только.
С тех пор, когда слышу фразу: "Люди не могли...", в голове всегда бьет набат: "Люди могли!" И улыбка Мефистофеля перед глазами.
Есть старый фильм 1944 года "Газовый свет". В нем показано, как один человек может посеять сомнение в адекватности другого и почти свести его с ума, постоянно не подтверждая реальность окружающих событий. А когда таких людей много, это еще эффектнее.
* * *
Два друга - те, что до сих пор
Клялись мне в дружбе неизменной,
Заметив мой приход, мгновенно
Переменили разговор,
Один вскричал, другой вскочил,
Излишний проявляя пыл.
Они свершили воровство,
Похитив у меня доверье.
И, ощутив их лицемерье,
Смутился я и оттого
Прочь отошел, краснея даже,
Как будто сам повинен в краже.
(Давид Кугультинов; перевод Ю. Нейман)
ЧАСТЬ 2. САРАТОВСКИЕ СТРАДАНИЯ, или В ПОИСКАХ ПРАВДЫ И РАДОСТИ
И эту сказку без конца,
Я не люблю концов печальных,
Начну опять, начну сначала,
Начну от первого лица.
(Автор мне неизвестен)
Не выдержав перипетий последних пяти месяцев, Лена бросила в отделе фразу, что ищет другую работу. Девочки повели себя неожиданно - исчезли из комнаты. Удивляться чему-либо и искать логику в происходящем, в поступках, людях уже не приходилось. Через пару дней под самый конец работы (как и тогда на Пасху), появилась шефиня-заведующая: "Лена, зайди ко мне." Понятно, настучали. Но может быть и к лучшему, в конце концов состоится разговор, который как-то объяснит происходящее. В отделе оставалась только Наталья. Конечно, несплошная перегородка между комнатами, позволяла прослушать разговор "от" и "до". Но терять-то все равно уже нечего.
Людмила Федоровна села за свой стол, легкий румянец на практически всегда спокойном и уверенном лице, мог предупреждать только о несколько тревожном отношении к ожидаемому. А у меня, исходя из такой церемонной подготовки к разговору, почему-то вертелась только одна мысль: "Интересно, а ее кабинет прослушивают?" Видимых взгляду приспособлений вроде бы не было, хотя что я из всего этого понимаю, учитывая произошедшее...
- Ну, Леночка, что я слышу от девочек. Ты ищешь работу? Что это ты надумала?
"Леночка", да, так она меня еще никогда не называла. Отношения всегда были дружеско-уважительно-деловыми. После повышения ее с должности, которую теперь от нее я унаследовала, до заведующей библиотекой панибратством не козыряли, да и раньше намеков на это не было.
- Людмила Федоровна, я не могу работать здесь после того, что произошло перед Пасхой.
- Лена, ну ты что! У тебя такое чувство юмора! Относись к этому с юмором!
- Я не могу относиться к этому с юмором, я после этого попала в больницу.
Не плакать, главное, не плакать. Пусть голос напряжен, лишь бы не дрогнул.
- Как?! Ты разве из-за этого попала в больницу? Эх, если бы раньше...
Последняя фраза относилась явно к каким-то внутренним размышлениям. Интересно, к каким?
- А из-за чего же еще?
- Так ты из-за этого от занятий со студентами отказалась?
- Из-за этого.
Румянец уже заливал все лицо шефини, взгляд метнулся вправо-влево.
- А что говорят твои родственники? Ты вообще говорила с кем-то об этом?
- Говорила.
- И что они говорят?
- Все по-разному.
Не буду же я рассказывать, как они ни в чем не признались, только газлайтингом занимаются, мол, показалось тебе все. Правда, выпытать из меня все, что "показалось", не преминули.
- Может быть тебе поговорить об этом с психологом?
- А что это теперь изменит?
- Ну, может быть ты будешь относиться к этому по-другому.
Ага, конечно! Что это, очередное желание подставить? Чтоб я рассказала все, что знаю и поняла в этой истории? А потом все это опять использовали против меня? И опять повторился бы весь кошмар, устроенный на Пасху? Вот если бы послушать профессионала-психолога, который уже все знает, которому ничего не надо рассказывать. Только где ж такого взять?
- А все-таки, что было-то?
А в глазах такое бабье любопытство. Понятно, деталей не знает.
- Вы же все знаете. Я же помню, как к Вам в кабинет приходила та самая блондинка в годах, Вы с ней разговаривали, в конце еще у нее спросили: "А вдруг она после всего этого уволится?"
- Ко мне много народу ходит. Тебе надо как-то справиться с этим, простить девочек. А иначе тебе плохо будет. Если ты уйдешь, то это с тобой так и останется.
Я, наверное, опять чего-то не понимаю. С одной стороны ее реакция говорит о том, что она точно что-то знает, но с другой - говорить ни о чем сейчас не собирается. А если я не уйду, значит, со временем все прояснится? За это можно стиснуть зубы и терпеть дальше.
- Хорошо, Людмила Федоровна, я попробую.
У дверей не выдержала, обернулась:
- Людмила Федоровна, это со мной сделали только потому, что я живу одна? Достать легче других было?
- Иди, Лена.
Ладно, какой-никакой разговор все-таки был. Последний день лета, грядет осень, попробуем хотя бы частично восстановить то, что когда-то было среди этих людей.
Работа, хлопоты. Я хотя бы перестала все восемь часов на работе сидеть за столом с опущенной головой.
- Лена, часов по библиографии, очень много, можно поделить пополам, тебе и Оле.
- Спасибо, Людмила Федоровна, нет.
Подошла Оля.
- Лена, если ты захочешь, вернуть себе эти занятия, ты только скажи. Я согласилась, потому что сказали, что это функции библиографов и больше некому.
- Оль, спасибо. Напечатанные лекции возьмешь, а рассказывать я тебе ничего по занятиям не буду. Извини, ничего личного.
- Лена, ты уже вела занятия по библиографии, ты сделай пожалуйста побольше современных примеров для этого года, - это уже просьба заместителя заведующей.
- Ирина Павловна, я уже эти занятия не веду, их Оле отдали.
- Понимаешь, тебе это сделать легче. Оле еще в курс дела входить надо.
Да? Значит, мне можно причинить боль, из-за которой я от подработки отказалась, а я после этого коллег должна избавить от оплачиваемых трудностей? Старых примеров будет достаточно, кого не устроят - переделают.
А вот и приятные новости:
- Девочки, есть возможность пойти на встречу с Табаковым в драму. Бесплатно. Татьяна по старой памяти нам оставит пригласительные. Кто пойдет?
- Можно.
- Интересно.
- А мне два билета можно? Я хочу пойти вместе с мамой, - голос Кати.
- Я тоже пойду, - говорю я. Мне же интересно, как поведет себя при встрече Катина мама, взрослая адекватная женщина. Как-никак она в той истории тоже участвовала, хотя и всего-лишь в телефонном разговоре. И удивления в тот раз в ее голосе не было. Значит, заранее была готова к происходящему. Кстати, кто она по образованию? Толи переводчик, толи психолог... Помню только, что работает в таможне - госслужащая...
Ехать в театр договорились с работы. Только силы свои я переоценила. Как только появилась Марина Борисовна, я сразу из отдела улизнула и отправилась в театр в одиночку. В театральном скверике народу много, фойе тоже гудит. Я "жмусь" поближе к старшим товарищам, девчонки носятся по фойе, лестницам - фотографируются. Принять участие в фотосессии - не принять? Напряженно как-то. По сути первый выход в свет с коллегами-еще пока друзьями (?) после всего. Катюшка даже сумела пробиться поближе к Табакову и пощелкать его своим профессиональным "Никоном". Краем глаза вижу бывшего мужа троюродной сестры, тоже Кати. Надо бы поздороваться, стоим-то на расстоянии шагов пяти, только вот глазами никак не встретимся. А, ладно! Вид у него что-то не очень, не в духе наверное. Но стоит долго, тоже что ли исподтишка наблюдает?
Места достались на самой галерке. Но сцена как на ладони, дареному коню... Ан, нет! Татьяна поднимает нас всех и пересаживает поближе. А потом и совсем близко к сцене. Вот это удача. Сижу рядом с шефиней, а рядом еще два свободных места. Опа! Бывают в жизни совпадения. Рядом оказывается Саша, с которым не поздоровались. Ну теперь-то уж настаиваем на своем - "не узнаЕм" друг друга. Фестиваль "Саратовские страдания" открывается. Умеет Олег Павлович разговаривать с полным залом, как с каждым в отдельности, да еще и на дружеской ноге. А в конце - фильм "В поисках радости", где он играет главную роль еще почти мальчишкой.
После весенней истории опять стала часто звонить жена дядьки. Наговорено было много всего, кроме как по делу. Ну, что никто ничего не знает, не в курсе, не участвовал, это само собой. А вот сначала выпытать в деталях, как все было, поохать, а через несколько дней проорать: "Не верю!" (прямо, по Станиславскому) - это как-то поподлее и побольнее было. Культпоход на фестиваль крамолы не несет, с воспоминаниями не связан, а потому обмусолен был со всех сторон и во всех подробностях.
А может и правда, переживем. Жизнь-то налаживается.
Как бы не так! А говорят снаряд дважды в одну воронку не попадает...
Девчонкам в отделе как-то сказала, с людьми надо быть поосторожнее, доверять нельзя. В ответ сначала промолчали, почти потупились. А потом в атаку:
- А ты скажи, что было, - молодец Катя, лучшая защита - это нападение. Когда все повыпархивали на обед, Наталья подсаживается и с усмешкой так спрашивает:
- А ты не боишься, что все это на работе отразится?
- Не боюсь, - говорю, а сама думаю, гораздо тяжелее, когда замалчиванием издевательств душу выворачивают, когда это отражается на мне и на моем отношении к людям.
Присказка это все была. А Сказка-Пасха-2 ждала меня впереди. Начало-то мне было уже знакомо. Только по сравнению с апрельскими предпасхальными событиями все было не так масштабно и не так сильно.
Сижу дома как-то вечером. Поставила на плиту кастрюльку и забыла. В спальне своими делами занимаюсь, радио слушаю в пол-уха. Вдруг бац! Фраза из приемника: "Варево проверь." Вот спасибо, прямо в кон. Чудны твои дела, господи.
Стою в автобусе и ловлю фразы, которые очень подходят к моей жизни. И все время думаю-думаю-думаю... А тут и на работе, все, что "вываливалось" на голову в качестве обвинений весной, вдруг в разговорах коллег пошло с противоположным знаком.
А вот это уже серьезно. Память о том, чем все это закончилось в предыдущий раз свежа! Опять те же игры! И те же действующие лица и исполнители. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день - "прости девочек". А предательство-то повторяется. И совершенно не важно, что при этом говорится. Ведь это участие в закулисных играх - снова предательство. Бежать отсюда надо, уносить ноги пока цела. Пишу заявление об уходе и кладу на стол заведующей.
- Лена, ты же говорила, что попытаешься простить девочек.
- При том, что все повторяется?
- Как? Опять? Я заявление подпишу, только прошу, ты его пока в отдел кадров не относи. А если ректор вызовет, он в последнее время интересуется причинами, когда увольняются руководители, ты ему ничего не говори... А впрочем, как хочешь, если уж ты такая ПРАВДОЛЮБКА!
Интересно, а в отделе кадров мне скажут в конце концов, что вообще при участии этого государственного учреждения здесь происходит? Как потом показали события - ничего!
Опять открывается какая-то охота! А почему опять на меня?! В первый раз еще могли оставаться какие-то сомнения, а вдруг что-то показалось. А теперь уже точно: "Эту бойню устроил не Бог - человек!"
Когда человек живет один, не в курсе возможностей современной аппаратуры, над ним можно так классно поразвлекаться! В прошлый раз при требовании: "Звони Катиной маме, что тебя изнасиловал Михаил!" - я сразу почувствовала откуда ветер дует. Мама-покойница предупреждала: "Это страшные люди. Никогда с ними не связывайся." Соседи у меня люди на гадости творческие. А в предпасхальное время наблюдалось там оживление, да и обрывки кое-каких фраз оттуда доносились. Вот я, наивная, и решила дать след друзьям и родне, в наличие и порядочность которых в то время еще верила (ведь должен же был кто-то заинтересоваться тем, что со мной из-за всего этого могло произойти). Позвонила Катиной маме и сказала: "Меня изнасиловал Александр." Имя соседа назвала. Марина Борисовна подмене имени тогда не удивилась (она вообще в тот раз ничему не удивлялась), вопрос прозвучал с теплотой и улыбкой в голосе: "Ну и как? Тебе понравилось?" Правда, те, кто заставил звонить, минут на двадцать в осадок выпали, начали выяснять, кто такой Александр, правда ли, что изнасиловал, когда... Ну, я им тогда тоже мозги "попудрила", историческую байку сочинила. Но замешательство тех зарвавшихся подонков до сих пор греет.
И вот при второй серии мне решили "отыграть" это имя. В числе всего продиктованного-вываленного на меня было, что теперь мне продемонстрируют мужское воспитание, что я должна деньги Александру, и смешное требование - разобрать квартиру со странной угрозой, мол ключи от твоей квартиры у Кати. Ага, это при непонятном-то удивлении крестной, навещавшей меня во время простуды весной: "А у тебя чисто..." Контракт своего рода: "Ты под новый год собираешь друзей, а мы тебе заново поможем стать матерью." Оригинально. Это они о том, что в конце пасхальной пытки девочки в записи пропели мне песенку, где называли меня мамой? И кстати, которую из Кать назначили почетной ключницей?
А чем черт не шутит?! Выброшу-ка коробки, которые сто лет стоят в квартире, и то, что в них лежит, все равно не используется. Я девушка рациональная, не по одной же мне их носить на мусорку. Сначала все вынесла на лестничную площадку (в это время из соседней "творческой" квартиры выглянули лупоглазые прозрачные глазки), затем все спустила ко входу в подъезд. А вот дальше самое интересное. Можно было бы написать, как в дамских романах и детективах, смеркалось. Нет, не смеркалось, было уже почти десять вечера, темно. Несу, значит, первую коробку к мусорке. Вдруг из-за угла десятиэтажки напротив выбегает полный мужик и орет: "Мужик! Мужик!" Чтобы все это значило? Тащу коробку дальше. Что-то машин с включенными фарами многовато на нашей внутриквартальной дороге. Ага, они, оказывается, тоже не просто так здесь дефилируют, по мою душу. Я взбираюсь на возвышение к мусорке, а меня как в кино освещают софиты-фары и звучат сигналы-фанфары. Что-то подобное в рассказе Натальи на работе про кого-то краем уха уже слышала, как женщина заматывала лицо платком и убегала от преследователей. Дудки! Я не побегу! Не спрячусь! И коробки не брошу, как свой крест до конца дотаскаю! С чувством собственного достоинства! Вот с этим самым чувством спускаюсь и иду, как по красной дорожке, за следующей коробкой. Нечего му... чудакам по одному маршруту ездить, бензин экономить. Короче, показала "бомонду на черных лимузинах" ближайшие три мусорки. И куража у них что-то поубавилось.
О том, что происходило позднее в квартире, умолчу, дело-то интимное. А утром снова в бой! Покой даже и не снился, так как несколько ночей дремала-бодрствовала в кресле. Когда добиралась с работы-на работу в последние дни, я уже привыкла младую свору по разным остановкам и разным видам транспорта за собой таскать. А здесь, наверное, вечерний стресс сказался, аж на три остановки раньше намеченного вышла, ну и шла до работы под сопровождение и звуковые сигналы. А на работе помимо уже обычно-привычных вывертов и новенькое. "Все на площадь! Там на таблоиде сейчас кое-что продемонстрируют." Отлично. Молча собираюсь, одеваюсь, выхожу. Плакать-рыдать, забиваться-прятаться по углам, молить о пощаде у этой мерзости не буду! Покажут что-то из вчерашнего вечера-ночи - подам в суд за разглашение информации, полученной незаконным путем. Коллеги смотрят озадаченно. Вышли - постояли - вернулись. Людмила Федоровна напряженно-испуганно:
- Лен, иди домой.
- Зачем? Я доработаю.
- Нет, иди. Свои дела делай, проблемы решай.
А какие дела? Какие проблемы? Что происходит не понимаю, чем закончится не знаю, домой не хочу. Попыталась пару тупиковых ходов сделать, но бог милостив, не сложилось.
Но слабину в этой криминально-фантасмагорийной истории я все же дала.
- Людмила Федоровна, я могу остаться не только в библиотеке, но и в своем отделе?
- А зачем тебе это надо?
А и правда, зачем?..
"Подай нам прощенье на блюде,
Иначе мы можем убить."
К прощению можно принудить?!
Прощение можно купить?
* * *
Жили-были, не тужили,
Вроде бы с людьми дружили...
Оказалось - показалось,
Горстка пепла лишь осталась.
Человек идет с добром?
Кто-то бродит с топором.
Враг уродует людей?
Нет, "поддержка" от друзей:
"С "юмором" идем мы к людям -
Мы прощать тебя принудим.
Ты не хочешь с болью жить?!
Надо подлость нам простить!"
Верность, дружба - для вас малость,
Даже углей не осталось.
В урне прах похоронить?
Или пО ветру пустить?
ЧАСТЬ 3. ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ
"Недруга опасней близкий, оказавшийся врагом."
(Шота Руставели)
В октябре Лена вышла на новую работу. Вернее, как сказать, на новую... Та же академия, где тот беспредел разворачивался от непонятного через уголовный (а как еще обозвать добивание до больницы?) до подло-мерзкого (с отрицанием и утаиванием происходящего). Одно утешение - отдел был подальше от основных корпусов да библиотечного руководства с "хором девочек". Короче, труба пониже (то бишь должность), да дым пожиже (то бишь зарплата). Встретили вроде бы хорошо: люди-то все знакомые, хотя и работают в разных отделах, но библиотека-то одна, рабочие моменты и праздники общие. Хреново все, конечно: в душу наплевали, карьеру уничтожили, подработка сгорела, круг общения зачищен. А главное, за что и зачем? Ответа вразумительного нет, да и невразумительного тоже. Как там троюродная сестренка написала в Одноклассниках: "Ты, если что, всегда можешь прийти к нам." А зачем? С ее матерью, теткой-Наташкой, разговора не получилось:
- Наташ, если хотите дальше общаться, рассказывайте в чем поучаствовали на пасху.
- Это ты, наверное, не хочешь общаться.
Ага, если б не хотела, стала бы пытаться хоть как-то разговаривать после больницы или сейчас им звонить как людям? Но дальше позволять мозги крутить и жизнь позволять гадить нельзя. Не хотят, так не хотят. Тем более уже и после такого сентябрьского прессинга. Жена дядьки, правда, регулярно звонит. Ну, та, которая то верила, то не верила. О-очень настойчиво зудит, чтоб работу поменяла. А с какой стати? Здесь Лена душу вложила, здесь люди, которые поддерживали и когда мама умирала и потом, когда опять с глазами плохо стало. Правда, в этой подленькой истории людей как подменили. А дядькина жена - Мария, утешает: "Да плюнь ты на них всех, разозлись! Ты потом будешь с моей Катей дружить." Очень интересно! Лена эту Катю за последние двадцать пять лет раза три и видела: один новый год в семье дядьки вместе встречали (где Катенька раскапризничалась как трехлетний ребенок), да на похоронах и поминках ее родной бабки (которую почему-то очень хотели не к родной внучке пристроить, или к сыну, или, на худой конец, к той же Насте, которой дети этой бабки оплатили медицинский институт, от зачисления при недобранных баллах до диплома при трудностях с экзаменами на каждом курсе, норовили пристроить именно к Лене). Да и проблемы у Кати со здоровьем, которые на общении с другими людьми сказываются - шизофрения, недаром ее в свое время у местного светилы-психиатра Гамбурга по-тихому лечили. Но Лена не перечила, ждала развязки. Ну, не может быть, что б этот беспредел без нормального объяснения остался. Осень - не пасха, уже ясно, что не только чужаки издевались, родня-то была очень даже в курсе. Лена зубы сожмет и по телефону разговоры выслушивает и на работе с людьми общаться старается. А получается плохо. Больно очень и мерзко. И страшно. Раз уголовники ненаказанными остались, это что ж у них как лицензия на отстрел что ли? Студенты разбегутся на занятия, а Лена за стеллажи или к окну, чтоб слез никто не видел. Так время и шло.
К Марии в гости решила съездить, дома совсем невыносимо стало. Торт купила. А там стол сладостями накрыт. Только, когда смотришь в глаза тех, кто тебя продает-обманывает, кусок в горло не лезет. А Маша так заботливо предлагает:
- Хочешь у нас недельку пожить?
- Зачем?
- Ну, тебе повеселее будет.
Да, на пасху у родни, хоть и у другой, "весело" уже было. И "поддержка", и "защита", и "помощь". Так же подставить-поиздеваться хочет? Сдохну - но дома. Больше той радости другим не доставлю. И себя не подставлю.
А на следующий день договорились съездить развеяться в "Волжские дали". С Волги Лена этот дом отдыха видела, а на территории пока не была, но знала, места красивые.
С утра приехали дядька с Машей. Торт Ленин почему-то обратно ей привезли. А еще большой пакет с продуктами: мандарины, рыба, курага, орехи, банка маринованных помидоров... С чего бы? Дорогой дядька посдержаннее был, а Маша соловьем заливалась, все рассказывала, как раньше они с внуком так ездили, а теперь Лена у них Сашу заменит. А Лена про себя думает: "Пусть говорят, что хотят, главное, чтоб разговор о происходящем сложился." Приехали на место: деревья полуголые, опавшие листья ковром лежат, солнце в Волге отражается - красота. Только разве до этого. А Маша после легкой ознакомительной прогулки так мудро молвит: "Вы тут по-родственному с Вовой поговорите, а я пока отойду, в сторонке постою." Прошлись Лена с Володей по набережной, а разговор каким-то куцым оказался:
- Володь, я не понимаю, почему со мной так Наташа поступила. Человек имеет право знать, что с ним происходит, что с ним другие люди делают.
- Понимаешь, Леночка, не обо всем можно говорить, - а сам глаза в сторону отводит. Вот так двоюродный дядька, вот так доктор медицинских наук!
Дело дрянь! Стоило вывозить из города, чтоб еще и дальше и унизить и поиздеваться?
Заехали в кафе. Маша все вкусности выбирает-подкладывает, а Лене они поперек горла. Довезли до дома. Медовый голос трели выводит:
- Вот видишь, как хорошо прогулялись, свежим воздухом подышали. Ты посвежела.
А в квартире стоит этот пакет с продуктами... Это они откупиться что ли решили? Это они, так сказать, компенсируют все, через что насильно заставили пройти и что в жизни уничтожили?! Это плата за боль, подлость, издевательства?! Собрала Лена весь этот продуктовый паек и к мусорным бакам, пусть кто-нибудь подберет да порадуется.
На следующий день Машина "забота" продолжилась:
- Ты как, ребенок?
- Маш, я ваш пакет на мусорку отнесла...
- Что?! Ты ненормальная!!! Мы старались-выбирали! И я! И Вова! - голос из телефонной трубки глушил ором и не давал вклиниться.
- Ну, прости меня. Но вы разговаривать не стали.
- Ты что думаешь, я тебя отравить хотела!!! - глухарь на току не слышал никого и ничего. Или делала вид, что не слышала. - Да мы вчера среди такого чуда были, а у тебя глаза все время пустыми оставались!!! - а мне очень хотелось напомнить про посвежевший вид, не судьба. - Ты ничего не видела!!! И если тебе вдруг где-то на улице, в театре, в автобусе станет плохо, то ни я, ни Вова, ни Наташка тебе помогать не будем!!!
И трубку бросила.
А через несколько дней опять пошло непонятное давление. Это что ж в отместку?! В наказание за непокорство таким родственникам?! Раз даже за предыдущее объясняться никто не спешил, Лена понимала, ни о чем рассказывать нельзя, жаловаться нельзя, просить помощи нельзя - выучили. Когда перед глазами раза два-три подряд поменялся шифр на книге, стало страшно. От бессилия села и думает: "А что дальше? Либо ослепнешь, либо свихнешься, либо сдохнешь... Только удовольствия тем, кто в этот подленько-гаденький сговор вступил, доставлять нельзя, раз они ничего "не знают", значит и я ничего не знаю, не чувствую и не замечаю." А по глазам уже спецэффектами проходились. Тогда, на пасху, ночью в квартире тетки. Только тогда красиво было и чудесно что ли: из плафона голограммы Николая-угодника как снежок падали. Мол, надейся, молись, все нормально будет. И это "нормально" тетка на следующий день лично и организовала.
В автобусе на самом деле дурно стало, сначала дурнота подкатила к горлу, пошло головокружение. Вцепилась за поручень, народ битком, к двери не пробьешься, да и на работу опоздаешь. На Лену навалилась слабость, сознание стало ускользать, за поручень уже не столько рукой держится, сколько волей. Кое-как доехала до своей остановки, вышла на ватных ногах, через несколько шагов стало отпускать. А за пару дней до этого случая из автобуса снимали женщину, которой стало плохо, как раз у подстанции скорой помощи снимали. И угрозу дядькиной жены Лена о-очень хорошо помнила. И стоять готова была насмерть, до потери сознания, до разбивания.
Люди чужую слабость, уязвимость всегда чувствуют. И желающие ударить всегда найдутся. Вот и в новом коллективе расклад два-один получился: двоим захотелось поиздеваться, одна промолчала. Самое прикольное было, что одна из поучавших, как стол накрывать, какой обед на работу брать, как коллег угощать, была, как бы это помягче сказать, не идеальна. Ходила в коллективе байка, как та на свой день рождения принесла остатки торта со снятым сверху кремом. Лена и этот разговор выдержала, промолчала. Был соблазн в лицо этот случай припомнить, да свару затевать не стала. Но не стала больше и обедать вместе, то раньше "проголодается", то в обед по своим делам выйдет, а перекусит потом.
А Маша опять позванивает, Лена этот ее ход знает - все держать под контролем. Хотя что эта нервная старая женщина может контролировать? Ну, организовала пакость, чего круги нарезать-надеяться что все само рассосется... В этот раз рассказала про выставку "Мать и дитя". Лена направилась в музей, а вот и сопровождение. Двое молодых людей: один ни чем не примечателен, а другой какой-то цыганской наружности. Дошла Лена до развилки между двумя зданиями музея и свернула не на выставку, а на постоянную экспозицию, там выставка икон. Не сказать, что Лена в последнее время рьяно иконами интересовалась, но жесткий диктат без нормального человеческого разговора вызывал уже даже не брезгливость, а желание сделать все наоборот. А в музее светопредставление в разгаре. Ну, ничего, и разговор из холла выдержала, хотя мурашки по коже бежали (откуда посторонние люди об этом знают), и подписи у икон матерные почитала (а к ударам по глазам среди прочих спецэффектов было уже не привыкать). Один раз по залу прошла - "прочитала" то, что навязывали, второй раз - то, что написано было. Вот тебе и святые лики! От беспредела даже они не защищают. Как и икона, с которой всю осень спала, не защищала.
На другой день, 28 ноября, уехала к подруге в соседний город. Очень захотелось побыть среди людей, не причастных к этому прессингу.
10 декабря. Звонок от троюродной сестры. Лена - вторая дочь тетки Наташки.
- Здравствуй! Как дела?
- Привет. Плохо. Я не понимаю, за что со мной так поступили. Вы не имели права это делать.
- Мы что такие плохие?
- Вы не имели права это делать.
- Ты хочешь, чтобы я продолжала тебе звонить?
- В таком тоне - нет.
- Что?
- Чтобы ты мне ставила условия и разговаривала в таком тоне - нет, не хочу.
- Мы все правильно сделали, - аж слеза в голосе мелькнула, а лучше б честность.
- Ага! Наташа почему меня с моей мамой сравнила? Потому что та тоже с беспардонным оскорблением и унижением не смирилась?
Трубку быстро положили. И впечатление такое, что кто-то рядом при этом разговоре был. Настя что ли? Или тетка Наташка?
31 декабря. Вчера у Лены был день рождения. С отключенным телефоном и запертой дверью. Это под этот новый год предлагалось собрать друзей в обмен за помощь "заново стать матерью"? Извращенная какая-то помощь была, на уничтожение родственных и дружеских связей направленная. Ничего не прояснилось, не разрулилось и не наладилось. А значит и представление насильников-лжецов-подлецов с уголовными наклонностями надо заканчивать. Раздался телефонный звонок - Маша:
- Здравствуй.
- Здравствуй.
- У тебя вчера был отключен телефон.
- Настроение плохое.
- А я при чем?
- Ни при чем.
Трубку положили. Для тех, кто "ни при чем", двери закрываются. Будьте осторожны.
ДУША и ОРТОПЕДИЯ (Сказка в параллелях) (Окончание)
...А к осени с Леной было решено совсем расправиться. Ей опять перебили больную ногу, а заодно и вторую, дважды за осень перебивали, чтоб не повадно впредь было людям неудобные вопросы задавать. Только теперь Лена об этом со всеми молчала. И что болят теперь уже обе ноги молчала. И что срастаются неправильно, ходить нормально не дают, молчала. Главное, что это молчание помогло опять не попасть на пустырь, где вместо ног опять здоровую руку лечить стали бы. Дядька в гости приехал, обстановку разведать, вывез Лену за город погулять и вместо помощи поведал:
- Понимаешь, Леночка, не обо всем можно говорить.
И рентген ей делать запретили.
Так и живет Лена теперь с неправильно сросшимися ногами. На работу через боль ходит. А куда деваться-то? Жить надо - зарабатывать надо. Хотя одна из бывших теперь уже друзей-коллег - ее шефиня прошипела как-то за спиной: "Не понимаю, почему ее родственники не заберут ее отсюда." Шипела-шипела, но перешла на другую работу сама. В гости Лена ходить теперь не любит и у себя гостей принимать тоже. И ноги болят. И на лице не всегда боль скрыть удается. И не хочется делить хлеб-соль с теми, кто возможно знал и знает о переломах и молчит. А еще людям доверять не может, чуть какая-то непонятная ситуация возникает, все ей кажется, что ей опять начнут ноги ломать и заставлять здоровую руку лечить. А объявившие ей бойкот родственники стращать пустырем продолжают. Так, для профилактики, а то вдруг рентген и правда покажет, что она с переломами живет. Лена за закрытыми дверями уж думает, может и правда лучше, чтоб болезнь какая лютая прицепилась, чтоб либо боль в ногах заглушила, либо от этой боли избавила. Не хочется ей жить в стране-сказке, где правду о переломах скрывают, рентген сделать не дают, ноги выправить не дают. И богу молиться больше не хочется.
* * *
Иконы соберу в пакет -
Они свидетели всех бед.
Они молчали на обман,
Не рассказали все богам.
Кто предавал - остался глух!
Насильник пред законом сух!
Друг промолчал - резвился враг -
Всегда все поступают так!
В пакет иконы соберу,
Я отнесу их ко двору,
Я положу их на крыльцо
Тем тварям, спрятавшим лицо!
В иконах боль прошедших лет!
Проклятья, предавшим Завет!
На ликах слезы многих дней -
Возьмите! Подлецам нужней!
(Возможно, что продолжение, в том числе и о трех избиениях, связанных с этими событиями, последует)