Цель

Мария Войниленко
Всё наше существование, говорили они, подчинено одному единственному моменту — и этот момент наконец настал. Да, пришло время столкнуться с первым и, видимо, последним испытанием — ибо лишь одному среди нас достанется победа, а остальные неминуемо погибнут!

Однако лично мне это осознание никак не мешало. Я-то про себя прекрасно знал, что я — лучший бегун среди остальных. Впрочем, судя по самодовольным мордам, которые белыми стаями проносились мимо меня в безумной суете, не я один высоко оценил свои умения и таланты. Каждый из моих братьев и сестер более или менее явно ощущал себя победителем.
Бесхвостый прихромал ко мне.
— Сотрясается, — задумчиво сказал он, кивая вверх на дрожащий купол. — О, ты счастливчик! И все остальные. Даже смутно не представляете себе, насколько вам повезло.
Мне нравилась его тоскливая надрывная манера. Бедняга Бесхвостый — несчастное создание, которому никогда не испытать того, что предстояло мне, — всегда говорил с трогательным пылом, хоть взваливай его себе на горб и беги вместе с ним.
— Ага. Хотя и ты, в каком-то смысле, счастливчик. У меня гораздо больше шансов погибнуть там, чем добраться до цели.
— Ну и что? — удивился Бесхвостый. — По-твоему, пустое прозябание здесь чем-то отличается от состояния не-бытия?

Я не придумал ответа на этот его вопрос. Впрочем, в следующий миг купол сотрясся снова — и я, коротко кивнув Бесхвостому, кинулся расталкивать толпу, кинулся навстречу своей судьбе, мечте и гибели. Ворота раскрылись — и какая-то безумная сила ударила мне в спину, оглушила, заставив забыть о всех правилах хорошего старта, которым меня так долго и терпеливо учили старики, резина им пухом! Поток нёс меня и моих товарищей, не давая ни мгновения на то, чтобы опомниться. Так продолжалось довольно долго, и в голове у меня стояло длинное “ооох” — громкое, словно издавал его сам Бог; а затем мы ступили на Святую Землю. Здесь было чудовищно жарко, просторно и сыро; казалось, пространство уничтожает меня изнутри особо изощренным непознаваемым способом. Первые пару секунд мы приходили в себя после душераздирающего полета и смущенно переглядывались, забыв на время о Великой Цели. Я отошел от шока одним из первых. Я вспомнил, что пора бежать. И я, собрав в кулак свою волю и все свои силы, отогнал страх перед этим огромным чужим пространством. Я побежал вперед и вскоре, когда открылось второе дыхание и тело привыкло к усталости и боли, вдруг понял, что остался в полном одиночестве. Да! — я был первым.

Однако с тем, как я несся дальше, пытаясь рассмотреть окружающие меня красные, сочащиеся влагой стены, с тем, как все удушливее становился воздух, триумф мой и воодушевление угасали. Дело было даже не в страхе — мне стало вдруг не по себе при мысли, что я даже не знаю, куда и зачем я бегу. Неужели мы всю жизнь ждем этого дня, этой секунды, чтобы потом, расталкивая друг друга, предаться эгоизму и направить все свое существо на победу ради одного лишь себя и Великой Цели? Тысячи моих родичей умирают в муках, пока я один, благодаря всего лишь ловкости и выносливости, собираюсь почивать на лаврах… И Великая Цель, которая, может, вовсе и не Великая, вовсе и не добрая, будет в моих руках — а что же потом? Она тоже заставит меня куда-то бежать?

Однако когда я уже был близок к бесповоротному решению вернуться и потребовать ответа на свои вопросы, красный коридор окончился гигантским залом и Великой Целью, которая возлежала на полу в легком золотистом свечении. Поначалу я даже не понял, что это именно она; затем, присмотревшись, обнаружил все, что мне описывали старики: ее невероятные размеры; ее смешную округлость; ее, наконец, желтые глазки, горящие алчным огнем.
— Наконец-то! — забурлила она, эта жирная масса, не пробуждавшая ничего, кроме изумления и чувства гадливости. — О, вот и ты, мой родной, любимый! Моя половинка, любовь моя!
Кажется, она была неподдельно рада — судя по дрожанию свечения, она тяжело, но упрямо ползла ко мне. Я попятился — надеюсь, достаточно незаметно, чтобы не обидеть Цель.
— Мои дни были на исходе, — продолжала она, — и меня выкинули бы отсюда в ведре помоев, если бы не ты. Посмотри, как здесь красиво… Тебе нравится? Мы проведем тут немало времени, но это только сначала; потом, думаю, найдем что-нибудь попросторнее, когда нам станет тесно…
— Прости, — перебил я ее. — Кхм. Прости, что перебиваю. Рад познакомиться, тоже. И все же… Мне даже не сказали, что мне нужно сделать.
— А это и не надо, хи-хи. Раз уж ты здесь, то — начнем, любовь моя!
— Что начнем?
— Как это что? Ха! — и Цель закатилась безумным смехом, который разнесся плотным эхом по всему залу.
Оглянувшись себе за плечо, я вдруг увидел двух своих братьев, которые на последнем дыхании, даже не пытаясь бороться друг с другом появились вдруг в конце коридора.
— Послушай! — прикрикнул я в исступлении. — Объясни, умоляю тебя! Мне никто никогда ничего не объяснял, я понятия не имею, зачем я здесь и что мне нужно делать. Разве я не заслужил после всех испытаний хотя бы просто знать?
— Глупый, глупый мальчик — ведь мальчик?
— Мальчик.
— …Думает, что я сама что-то знаю! Да я, как и ты, сижу здесь и жду тебя — и если бы ты не появился, то, говорю же, меня швырнули бы отсюда к чертям собачьим! — она вдруг стала серьезной. — Что ты хочешь услышать, глупое создание? Я знаю только одно.
— Скажи, что ты знаешь?
— Я должна тебя сожрать.
— Чего?
— Но это не значит, что ты умрешь. Это, напротив, для тебя — и для меня — шаг в нечто новое, что мы познаем вместе. Понимаешь, это новый этап, ступень. Новый уровень мышления, так сказать. Ты возносишься к чему-то, чего сейчас не можешь даже представить себе. Ты когда-нибудь представлял себе мир за пределами твоего собственного мира?
— Что за чушь, — заорал я, не выдержав. — Точно так же говорили у нас бесхвостые сектанты, которым нечего больше было делать, кроме как верить в глупые сказки.
— Бесхвостые и старые знают больше, потому что у них было больше времени прислушиваться к голосу Бога. А вас, юнцов, пока в вас еще есть энергия и вы можете бежать, выпускают умирать при каждом удобном случае.

Цель замолчала. В моей же голове роились неясные мысли: я смутно метался от желания развернуться и уйти прочь. Предупредить братьев, показать им эту невнятную жируху, чтобы затем постараться вернуться и рассказать остальным, таким же наивным и глупым, что всех нас так долго водили за нос и обманывали. И заставить тех, кто разглагольствовал об этом, наконец честно ответить за свои слова.

- Знаю, о чем ты думаешь сейчас, — заворчала она снова. — О том, что тебе не дали выбора, что ты несчастное создание, что тебя обманули. Даже если я тебе сейчас поклянусь чем угодно… Скажу, что через меня ты получишь путь к бессмертию… и сам станешь Богом… Ты не поверишь, ведь правда?

Но она говорила уже в пустоту — я набрался решимости. Я не чувствовал и тени сомнения в том, что должен был сделать. Тщательно выговаривая каждое слово, чтобы до нее дошло без искажений и недопонимания, я сказал:

- Ничего личного, Цель. Но теперь, когда вместо великого блага, которое мне обещали, я вижу странное существо, которое фанатично обещает мне невозможное… Прости, но я правда не верю, что ты можешь сделать меня Богом — с чего бы тебе это делать? Стань им сама! Ага, нечего сказать? И, кстати, мне больно раз за разом слышать, как ты поминаешь Отца всуе — посему…
— Ладно, — вздохнула Цель, и ее необъятное бесформенное тело пошло кругами, как потревоженное желе. — Тогда ступай домой.

Я бросил ей — раздавленной, посеревшей, еще более рыхлой от разочарования — последний взгляд, повернулся спиной и помахал братьям, которые подбегали все ближе с выражением острого непонимания в глазах. Неожиданно на мою спину упало нечто огромное и горячее. Я не удержал равновесия и рухнул во влажные ворсины пола.

- Эй! Прекрати! Отпусти!
— Да никуда тебе отсюда не выйти, дурачок! — прошипела мне в ухо стервозная фанатичка, прижимая к полу всей колоссальной массой своего тела. — Теперь ты мой!
— Пожалуйста! Отпусти меня! — Я визжал, извиваясь всем телом — но она была безапелляционно сильнее.
— Теперь мы оба станем Богами, нет — мы сольемся в единое целое! В единое божество!
— Ты сумасшедшая!
— Это ты — слепой идиот. Я предлагаю тебе бессмертие. А ты не видишь дальше собственного носа.

Наконец, мне удалось ее укусить — и она чуть ослабила хватку своего мерзкого щупальца у моего горла, а я заглянул ей в глаза. О, в ее глазах танцевал бешеный алчущий огонь! Но что-то подсказывало мне, что у нее должен быть разум, здравый смысл и…
— Пожалуйста, выслушай. Выслушай меня, Цель, — зашептал я в последней, безнадежной попытке.
— Я не просто Цель! — завопила она. — Я — ЦЕЛЬ И КЛЕТКА!
И она раскрыла огромную пасть, и заглотила сначала мою голову, а после — хвост, и, втянув кончик губами с тошнотворным причмоком, погрузилась в глубокий сон.