Израильские дети очень непосредственны в поведении, и как правило, хорошенькие до невозможности! Сияющие глазенки, хитрющие мордашки, эдакий «цветник» предстает глазам человека, решившего прогуляться по небольшому скверику, основными посетителями которого являются няни с детьми. И среди этого яркого, шумного многолюдья неожиданно выделяется бледным пятном грустное, с отрешенным взглядом, детское личико, в глазках которого не видно интереса к окружающему миру – это мой Эяль…Точнее, это Эяль, мой подопечный, ведь я работаю няней…
Родители Эяля, израильтяне, не могли нанять ему опытную, а значит, высокооплачиваемую, няню, а за низкую оплату никто не хотел к ним идти – ребенок был очень болезненный на вид, заторможенный. В десять месяцев выглядел, как в пять, плохо кушал, и имел массу неврологических проблем. Родители его были преподавателями университета и очень дорожили своей работой, оставаться с ребенком не могли. Вот и пришлось им рискнуть и взять на работу меня, новую репатриантку, почти «без языка» и без опыта. Рисковали они, но рисковала и я – очень страшно мне было брать такого сложного малыша, я ужасно боялась, что не справлюсь с ним, болезненным и хилым…Ночью мне снились сны, что я его роняю, и наяву я очень крепко его держала – он был такой хлипкий и вялый!
Через неделю после начала моей работы вся семья заболела гриппом, после всех заболел и Эяль. Выхаживала его я, и мое сердце «прикипело» к нему. По его выздоровлении все свое рвение и начатки знаний по психологии и педагогике я стала применять для того, чтобы «вытянуть» Эяльчика из его привычного, грустного и безразличного ко всему, состояния. Мне просто было его очень, очень жалко! Я постоянно разговаривала с Эялем, показывала ему разные игрушки, предметы обстановки, обращала его внимание на явления природы, называя все вслух. Пытаясь помочь ему, я помогала и себе - как ребенок, познавала язык с «азов». Учила песенки, разыгрывала перед ним сценки из солдатиков или кукол - в общем, сама наслаждалась сердечным общением с малышом, чувствуя себя не прислугой, а почти что членом семьи.
Не знаю, что тому причиной, естественное ли течение каких-то процессов в организме ребенка, мои ли усилия дали плоды, или и то и другое возымело действие, но вскоре Эяльчик стал заметно меняться. Впервые в жизни он улыбнулся, когда ему уже был год и месяц. Я как раз шла по улице, он сидел в коляске. К нам подошла его прежняя няня, молодая и улыбчивая израильтянка (она проработала с ним три месяца, затем ушла в декрет), перемолвилась со мной парой слов и вдруг воскликнула в удивлении:
- Смотри, он улыбается!
Эяль смотрел на облака и на губах его гуляла легкая полуулыбка.
. - Первый раз вижу, что он улыбнулся! – не унималась девушка.
Эта улыбка не была случайной. Эяльчик начал улыбаться близким людям, смеяться над любимым мультиком про пингвиненка. Вскоре его мама сказала мне:
- Я не должна тебе этого говорить, но мы благодарны тебе. Ведь Эяль впервые в жизни улыбнулся, лишь когда ты начала с ним заниматься!
Не помню, что я ответила, но про себя подумала: «А почему «не должна говорить»? Боится, что я возгоржусь, что ли? Ведь если знаешь, что тебя ценят, еще больше стараться будешь!» И я старалась, но все сильнее уставала, ведь еще надо было выполнять работу по дому, потом ехать к себе домой, в самое пекло, на автобусе. Израильскую жару я переносила очень тяжело…
Прошло чуть больше года, и я решила оставить работу няни. Эяльчика я сильно любила, но была очень молода и хотела двигаться дальше, не становиться «профессиональной няней», хотя возможности к этому были. Видя, как я хлопочу над «сложным» ребенком и заметив, как он изменился к лучшему, меня стали останавливать на улице женщины, предлагающие место няни у себя или у друзей, причем за гораздо более высокую оплату. Мои же хозяева увеличить тариф отказались, мотивируя безденежьем, и я по-прежнему получала минимум…В других семьях зарплату мне сулили больше в два раза, но я уже поняла, что не смогу относиться к тесному общению с детьми, как к работе, да и сердца у меня не хватило бы на других воспитанников – все было отдано Эялю…
Я сообщила хозяевам о своем решении, добавив, что останусь столько времени, сколько нужно, пока они не найдут новую няню. За малыша я уже не так сильно беспокоилась, ребенок явно физически и психологически укрепился, перестал «закатываться» в плаче, шустро бегал, хоть и очень смешно, как Чарли Чаплин, носками наружу. Он пока не говорил предложениями, только некоторые слова, но никто не волновался по этому поводу – дескать, заговорит в свое время! Ему было тогда два года, хоть и выглядел он по-прежнему младше – как годовалый ребенок.
Родители стали искать няню и вскоре объявили мне, что нашли Эяльчику место в домашнем детском саду. У воспитательницы куча рекомендаций и море опыта! Садик был организован в ее квартире. Садик так садик, родителям виднее. Утром по договоренности с родителями я отвезла Эяля на коляске в дом, где располагался сад, и поднялась на лифте на нужный этаж. Воспитательница ждала нас в дверях, широко улыбаясь. Высокая, худая, с резкими чертами лица – честно говоря, она мне не понравилась,что-то нервозное ощущалось в ее поведении. Я сразу подумала, что она - не лучший выбор для такого непростого малыша.
Деток было пять или шесть, они играли на полу, и мы тоже уселись с Эялем. Воспитательница выдала нам фломастеры и лист бумаги. Малыш что-то начеркал, и она усиленно хвалила его «рисунок». Ребенок походил по комнате, рассматривая игрушки, и скоро потянул меня за руку, желая уйти. Как раз уже и прошли, оговоренные на первый день, полчаса. Я поблагодарила и мы ушли домой.
Дождавшись прихода мамы Эяля и отвечая на ее расспросы о том, какое впечатление на меня произвела воспитательница, я ответила уклончиво, и она поняла, что я не восторге. Наверняка родители в тот день решили, что я обижена и ревную малыша, и потому необъективна.
- Ну, не знаю, что тебя смутило, она уже три года держит садик! – заявила мне хозяйка.
На следующий день я отвезла ребенка и передав его воспитательнице, незаметно ушла. Забирать его должна была бабушка, через два часа.
На следующий день я опять должна была отвести Эяля утром, а забирала его вечером мама. Утром я пришла, собрала ребенка и в коляске покатила его к уже знакомому дому. Сначала он был спокоен, но как только понял, куда мы идем, начал рыдать., причем так сильно, что у него начался нервный тик, задергалась голова. Я испугалась и стала его успокаивать, взяла на ручки. С трудом добравшись до садика, я передала рыдающего ребенка на руки воспитательнице и в расстроенных чувствах отправилась домой.
Вечером я позвонила маме Эяля и рассказала ей про его поведение. Но она ответила мне, что скорее всего, это естественная реакция, и добавила:
- Воспитательница мне говорит, что он успокоился быстро, когда ты ушла!
На следующее утро я опять повезла ребенка в садик и снова увидела такие же «захлебывающиеся» рыдания малыша. Что мне было делать? Опять еле-еле я довезла его до нужной квартиры, с трудом расцепила ручонки, крепко обхватившие мою шею, и передала воспитательнице. Дверь закрылась, и я пошла восвояси, почти что плача сама.
Так продолжалось еще три дня, всю неделю – утром я буквально буксировала рыдающего и упирающегося, несчастного Эяля в садик, вечером его забирали родители или бабушка. Эяльчик опять стал заторможенным, как бы «ушел в себя». Мама надеялась, что он привыкнет, и опять придет в норму, но бабушка тоже выразила опасения по поводу ухудшения состояния ребенка.
Бабушка, мама хозяйки, очень интеллигентная и ухоженная пожилая женщина, долго относилась ко мне с недоверием, плохо понимая мой иврит и считая легкомысленной. Но постепенно она привыкла ко мне, и сейчас советовалась относительно Эяля.
- Марина, как ты думаешь, стоит ли ему ходить в этот садик? – тревожно спросила она, - Я видела воспитательницу, она мне не нравится…
- Мне тоже, - вздохнула я, - но родители говорят, что Эяль привыкнет.
- Хорошо бы… - вздохнула и бабушка.
Прошла неделя. В единственный выходной, в субботу, я сидела дома, когда зазвонил телефон. Звонила моя «русская» подруга Юля, которая была замужем за израильтянином, ее двухлетний сыночек Йони играл с Эяльчиком, когда мы гуляли в сквере. Она была в курсе, что Эяль ходит в садик, а я оставляю работу няней.
- Марина, я хочу тебе сказать, что вчера я видела твоего Эяля с этой воспитательницей! – сходу выпалила она. – Я гуляла с Йони, и она там же, со своей группой. Эяль сидел, пристегнутый, в коляске, весь в слюнях и соплях, плакал и дергался, а она даже не подходила к нему! Сидела с другими детьми и болтала с няньками! Слушай, ну и воспитательницу выбрали его родители! Я слышала, как она грубо разговаривает с детьми! Она их не любит!
Мое сердце возмутилось. Я тут же позвонила хозяйке и передала ей услышанное. Та высказала недоверие «слухам», тогда я сказала:
- Мне жалко Эяля, и я могу вернуться к нему няней, если надо! Больше я его в садик не поведу, я не могу смотреть на его слезы! Я не приду завтра!
- Хорошо, я сама его отведу! – вспылила она, и положила трубку.
На следующий день я и вправду осталась дома, а вечером раздался звонок, и я услышала смущенный голос папы Эяля.
- Марина, мы забираем сына из садика. Ты и вправду согласна вернуться к нам?
- Конечно, а что случилось? – я удивилась, слишком неожиданно разрешилась ситуация.
- Приходи к нам завтра утром, поговорим, - уклонился он от объяснений.
Утром я пришла к ним, в квартире была бабушка. Увидев меня, Эяльчик заплакал – он думал, я опять поведу его в садик… На мой безмолвный вопрос бабушка ответила:
- Его папа спрятался в кустах, которые растут в сквере, и сам увидел, как эта воспитательница ведет себя с детьми и с нашим малышом - да она просто ведьма какая-то! И откуда у нее столько хороших рекомендаций? – с недоумением закончила она. – Он сразу же забрал Эяля, а вечером рассчитался за садик!
И добавила:
- Мы переговорили, тебе повысят зарплату, я сама буду тебе доплачивать. Этот ребенок нуждается, прежде всего, в любви, - ласково погладила она прильнувшего к ней Эяля, пока что с недоверием смотревшего на меня…
Через три месяца главу семейства пригласили на работу во Францию, и все домашние стали готовиться к отъезду. Мне опять пришлось взять на себя роль «мегеры» – родители попросили водить малыша на осмотры и на прививки в поликлинику, чего он очень не любил. Еле-еле восстановившись после посещения садика, он снова начал «закатываться» после одного, очень болезненного укола в ногу ( даже прихрамывал три дня). Но когда прививки кончились и мы опять стали вести обычный образ жизни,Эяль снова воспрял духом и начал шалить и баловаться, как все нормальные дети. Он по-прежнему не разговаривал, хотя все понимал. Этим мы с ним были похожи – как часто я не могла выразить свои чувства или высказать свое мнение, ограниченная слабым словарным запасом! Болтливая от природы, в Израиле я научилась молчать.
Как-то вечером я везла его на коляске в соседний дом к бабушке, рядом шагала его сестренка, пяти лет. Навстречу нам шла женщина с собакой на поводке.
- Смотри, Эяль, какая большая собака! – сказала я малышу.
- А кто это, девочка или мальчик, не знаешь? – хитро прищурилась сестренка, и не утерпев, добавила.
– А я знаю, это мальчик – видишь, у него такой большой «буль –буль»(иврит. разг.«писюн»).
Я согласилась с просвещенным ребенком, и мы проследовали дальше.
У подъезда мы позвонили в домофон, бабушка нам открыла, мы зашли, сели в лифт и поехали на седьмой этаж. Надо сказать, что в бабушкином доме, населенным достаточно состоятельной публикой, почему-то был лифт «допотопных времен» - ехала кабина, а дверь оставалась неподвижной. Говорили, что жители давно писали запросы о замене лифта на современный и безопасный, но пока ответа не было.
И вот, держа коляску за ручки, я вдруг заметила, что начало затягивать колесо между кабиной и дверью. В коляске дремал Эяль, он был пристегнут – последнее время ему нравилось самому застегивать ремень. Замок давно уже «заедал» и расстегивался с трудом, но в этот момент, не знаю как, я вырвала ремень из коляски и успела выхватить малыша из нее. И вовремя – колесо во мгновение ока затянуло полностью, почти до самого сиденья. Страшно подумать, если бы я не успела схватить ребенка…
Лифт встал между этажами. Мы оказались заперты с детьми в кабине.
Снаружи поднялся шум. Начали стучать по двери лифта.
- Марина, вы живы? Что случилось? – услышали мы срывающийся голос бабушки.
- Колесо застряло между дверью и лифтом! – крикнула я, и добавила, - но дети в порядке!
- Я боюсь! – закричала девочка, и начала плакать. – Я хочу выйти отсюда!
Глядя на нее, заревел и Эяльчик. Во мне поднималась паника, но тут вдруг я овладела собой.
- Деточки мои, успокойтесь! – кажется, у меня получилось сказать это весело. – Скоро нам откроют двери, а сейчас, смотрите, что у меня есть!
И, усевшись на пол, держа на коленях Эяля, я похлопала рукой по полу, приглашая сесть его сестренку.
- Раз! – и я достала из сумочки набор фломастеров, которые только сегодня купили Эялю, и мама просила отнести их к бабушке
-Два! – и из сумки появились цветные мелки, игрушки, которые мы возили на каждую прогулку. Там же оказалась тетрадка, в которую я записывала непонятные слова на иврите, чтоб посмотреть их значение в словаре…
- Три! – и я достала два чупа-чупса, обещанные детям после ужина у бабушки. Какое счастье, что все это оказалось в моей сумке в тот момент!
Я стала занимать детей, рисуя различные фигурки и сопровождая рисунки сказочными историями. Потом мы стали разыгрывать сценки с игрушками, девочка быстро увлеклась и стала говорить за кукол, я со всем энтузиазмом подыгрывала ей, и Эяльчик даже захохотал, хлопая в ладоши. Все знания детского фольклора на иврите всплыли, точнее, вспыхнули у меня в памяти в этом лифте! Периодически бабушка стучала в дверь и спрашивала:
- Марина, как дела?
- Все хорошо! – радостно и громко отвечала я, - мы тут рисуем и играем!
Лучше бы она не стучала – тогда дети отвлекались от игры и начинали хныкать, желая выйти, и я рассказывала им, что вот-вот к нам приедет большая машина, на которой едут смелые и храбрые спасатели, и они похвалят нас, что мы столько нарисовали, и попросят у нас рисунки! А давайте-ка я вам нарисую этих спасателей? И дети с интересом смотрели, как я рисую одного «спасателя» за другим, рисую их машину, дорогу с деревьями по сторонам, и еще всякую всячину…
Мы так увлеклись творчеством, что дверь лифта открылась совсем неожиданно для нас. Наверху стояла заплаканная бабушка, взволнованные соседи и сам «спасатель» - крепкий мужчина в форме.
Бабушка прижала ладонь к губам, и секунду они все смотрели на открывшуюся им картину- няня и дети сидят на полу, торчат ручки перекореженной коляски, а весь пол усыпан игрушками и изрисованными листами бумаги.
- Молодцы! – с чувством воскликнул спасатель, и протянул руки, - давай-ка сюда детей!
Я вскочила на ноги и подала ему сперва Эяля, потом его сестренку. Выход из лифта был на уровне моей груди, и меня вытянули за руки.
Все сгрудились вокруг нас на площадке. Бабушка целовала Эяльчика, подхватив его на руки, потом прижала к себе внучку:
- Слава Богу, Слава Богу! – твердила она, и подняв на меня заплаканные глаза (все лицо ее было красно так, что я даже испугалась сначала), произнесла:
- Марина, ты такая молодец, заняла детей! Вы просидели там почти час! – и в гневе добавила - Эта служба по лифтам такая неповоротливая!
Тут маленький Эяльчик повернул к себе бабушкино лицо и четко и звонко сказал свое первое в жизни предложение:
- Баба, мы видели собаку, у него такой большой «буль-буль»!
Сказать, что бабушка растерялась – значит, ничего не сказать. В следующую секунду она опять начала плакать и смеяться одновременно. Заплакала и я – только сейчас я действительно испугалась, увидев перекореженную коляску, вытащенную из лифта. « А если бы туда затянуло ножки малыша?» -
ударила меня мысль, и ясно увидев, что могло произойти, я похолодела, ноги подогнулись, и я опустилась на пол.
А снизу уже поднималась мама Эяля, ни о чем не подозревавшая, и громко чертыхалась по поводу неработающего лифта…
После приключения в лифте Эяль «раскрыл рот» и болтал без умолку, даже успел выучить несколько слов по-французски! Его бабушка, после произошедшего, прониклась ко мне полным доверием и после отъезда детей часто приглашала меня в гости, чтобы угостить чаем и рассказать об их жизни во Франции. Благо, что и в моем сознании произошел лингвистический «прорыв», и я могла почти что свободно поддерживать беседу на иврите!
Больше я няней не работала, только подрабатывала иногда, по нескольку часов в день или ночью, а еще через год мы вернулись в Россию. Опыт работы с детьми помог мне, когда у меня родились свои дети, а знание иврита пригодилось, чтобы подработать переводом документов для нотариуса, а также прочитать в оригинале Библию и старый молитвенник, найденные мною среди вещей моего прадедушки Моисея… А Эяля я всегда помнила. Недавно узнала, что их семья вернулась на родину и он служит в Армии Обороны Израиля. Я не стала с ним списываться, не уверена, что он помнит свою «русскую» няню, ведь был слишком мал тогда. Просто я очень рада, что у него – все хорошо!
( На фото вверху - я с Эялем, 1994 год)