Проснулась она как-то рывком, сразу, словно из воды вынырнула. Вскинулась на лежанке, соображая, сон это или уже явь. Прислушалась к себе – на удивление ничего не вспомнила! Спала, как убитая. Обнаружила себя, лежащую поверх одеяла прямо в одежде. Голова слегка гудела, волосы застилали глаза. Она провела ладонями по лицу, сгоняя сонную одурь. От ладоней кисло пахло сгоревшим порохом. Волной накатились воспоминания о ночных приключениях. Она села на лежанке, ощупала фуфайку. Вот и пистолетик, так и лежал всю ночь в кармане. Она повертела в руках остро пахнущий приключениями вальтер и, вспомнив кое-какие нестыковки, оттянула затвор, заглядывая в ствол. Вот оно что, из патронника показался бок латунной гильзы. Она дёрнула затвор, прихлопнула на одеяле вылетевший из пистолета и покатившийся в сторону патрончик, поднесла его к глазам. На капсюле отчётливо виднелся след от бойка.
Осечка, сообщила выспавшаяся умная мысль, дрянной патрон!
Не похоже, подумала она, вертя патрон в пальцах. След от бойка слабый какой-то. Что-то с пистолетом случилось аккурат на последнем выстреле. Хорошо, что не на первом!
Ладно, это всё не наша забота! Она сунула в карман пистолет, спрятала туда же патрон. Глянула в окно, убедилась, что утро вовсю уже началось, и потянулась к зеркалу за гребешком. Пора было идти к Командиру. Но сначала следовало прийти в себя!
Утро оказалось грозовым. По зданию носились, как ошпаренные, посыльные, монтёры, пожарные, милиционеры. Сверху доносились громы, и вполне вероятно, там сверкали молнии. Ей даже почудился запах озона. Она посидела, вслушиваясь в обрывки довольно громких разговоров в коридоре, прошмыгнула незамеченной в душевую. Тщательно заперев дверь, с наслаждением принялась оттирать пороховую гарь, которой пропахло, казалось, всё тело и вся одежда. Пока она занималась собой, снаружи продолжали доноситься раскаты командирского грома.
Потом она, гораздо более соображающая и взбодрённая, и вообще, на человека похожая, вернулась назад. Вот ведь загадка, думала она, развешиваясь на протянутой под самым потолком Пентхауса секретной сушильной верёвочке, запах у хозяйственного мыла ещё тот, а после стирки бельё совсем–совсем мылом не пахнет!
Досталось в Пожаркоме всем. Вчерашнему дежурному, проморгавшему начало пожара, инспектору, не проследившему исполнение предписаний по вчерашнему общежитию, прошлой смене пожарных, не проверившей исправность телефонного аппарата, посыльному, вовремя не доставившему ответ от Узла связи насчет отсутствия технической возможности по установке телеграфного аппарата. Получил свою долю и Михалыч, прибывший с утра пораньше из деревни. Как она всё это учуяла, унюхала и распознала, сказать было сложно, однако впоследствии всё так и оказалось. Вот только себя она в этом процессе почему-то не почуяла. А зря. Под занавес досталось и ей, причём с самой неожиданной стороны.
Не ожидая никакого подвоха, она, собравшись и причесавшись, прислушалась к ощущениям и потопала наверх, к Командиру. Командир был не один. Возле стола сидела воинственно настроенная дама, распекая хозяина кабинета за ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию молодёжи. Девочка, мигом смекнувшая, о какой молодёжи речь, нацелилась было шмыгнуть из кабинета подальше от сложностей, но взгляд Командира пригвоздил её к месту. Она тихонько вздохнула и осталась у двери, приняв защитную стойку «не виноватая я!»
Дама была суровая! Дама была из Наробраза, то есть, из комитета по образованию. Досталось Командиру крепко. Вот уж действительно, праздник Перуна, день грома и молнии! Командир, по-видимому, хорошо знакомый с посетительницей, терпеливо помалкивал. Наконец дама выговорилась и зашуршала вынутыми из портфеля бумагами. Настала очередь девочке получать выволочку.
Она слушала даму и грустно думала, что идея с новыми документами была, кажется, не продумана до конца. Дама, потрясая списками, требовала объяснений отсутствия ребёнка в школе. Всё бы ничего, но речь шла о седьмом классе! Выпускной класс! Дама выхватывала из портфеля всё новые бумаги. Приказ о проведении экзаменов за текущий год! Почему не подали документы вовремя?! Ребёнок отстанет от учёбы!
Ребёнок, почуяв в голосе дамы хорошо знакомые педагогические нотки матёрого завуча, переминался с ноги на ногу и уныло думал о родном шестом классе, оставленном в далёком 2012-м году. Меньше всего ей хотелось попасть в седьмой класс в 1932-м году! Дама заставила Командира написать несколько заявлений, сверяясь со своими шпаргалками, незамедлительно начертала на них резолюции, выдала под расписку несколько копий приказов и распоряжений. Исчезая за дверью, дама успела на ходу сделать выговор маленькой прогульщице. Девочка мысленно ощетинилась, услышав этакое оскорбление. Что за дурацкие намёки, какая она маленькая? Вовсе даже большая, вот и документ имеется! Вот домой вернётся, там и будет маленькая, а тут…
Захлопнулась дверь, отсекая последние громы и молнии. Командир шумно выдохнул, махнул ей рукой и задумался. Она подошла и присела на краешек освободившегося стула.
– Нехорошо получилось! – признался пожарный. – Что с учёбой будем делать?
Она пожала плечами, вытащила из груды оставленных дамой бумаг список предметов и углубилась в каллиграфические фиолетовые строчки. Предметов оказалось на удивление мало. Ну, информатику тут встретить она и не надеялась, но отсутствие географии удивило. История тоже была представлена весьма скромным разделом. В целом и общем ситуация катастрофической не выглядела. Бывало и хуже, когда внезапные зигзаги педагогической мысли накануне очередных тестов обрушивали на детские головы массу сюрпризов. И ничего, успевали переучиться за несколько дней до экзаменов.
Пожав плечами ещё раз, она изобразила стопку книг, и была направлена в библиотеку с письменной просьбой на фирменном бланке, и в писчебумажный магазин с адресом в виде нехитрого плана с крестиком в нужном месте. Кроме того, на неё свалилась премия за вчерашнее оповещение и аванс разнорабочего хозблока.
Почти дойдя до двери кабинета, она звонко хлопнула себя по лбу и круто развернулась к Командиру, удивлённо поднявшему на неё глаза. Увидев вытащенный из кармана вальтер, Командир в свою очередь хлопнул себя по лбу и покачал головой.
– Вот ведь, зараза, – в сердцах проговорил он, – уболтала меня, забыл обо всём. Давай его сюда!
Он вытащил откуда-то тряпицу и разложил на столе, отодвинув бумаги в сторону. Выдернул из пистолета магазин и удивлённо уставился на него.
– Ты что, стреляла? – он понюхал срез ствола и удивлённо покрутил головой.
– Ну, ты даёшь, дочка! Куда стреляла-то хоть, помнишь? Палыч спросит непременно, ему концы с концами сводить надо.
Она кивнула, помедлила, глянув на ходики, и решительно потянулась за карандашом. Через пару минут, разглядывая геометрический рисунок, Командир задумчиво потирал лоб и делал пометки на полях.
– Говоришь, в спину мне целился? А из чего, не заметила? Ну, револьвер, пистолет, обрез?
Стянув из-под локтя Командира очередной лист бумаги, она быстро нарисовала куст и торчащую из-за него руку с большим чёрным пистолетом. Пистолет она запомнила очень хорошо, так сильно испугалась тогда за Командира. Тонкий ствол, узкая затворная рама, торчащая из кулака рукоятка. Изучив рисунок, Командир помрачнел и поинтересовался:
– Ты ничего не напутала?
Она качнула головой и пририсовала пропущенный кругляшок на задней части затвора. Кругляшок точно был, но вспомнился только сейчас.
– Мда, – неопределённо откликнулся Командир, – ладно, ждём Палыча. Значит, все патроны потратила?
Она спохватилась и вытащила из кармана недостреляный патрон. Осмотрев его, Командир хмыкнул и поинтересовался:
– Ты что, как из пулемёта строчила?
Она подняла руку и подёргала пальцем, изобразив темп своей последней стрельбы. Командир покачал головой и восхитился:
– Знала бы ты, дочка, как тебе повезло, что на последнем патроне пружина сдала. Слабенькая она у этого вальтера. Но кто же знал, что ты будешь из него палить с такой скоростью? Ладно, ладно, не дуйся, это я так, любя!
Командир заботливо обтёр пистолетик тряпицей, не забыв протереть магазин и оставшийся патрончик, свернул всё в узелок и спрятал под стол. Проводив узелок взглядом, она вздохнула, возвращаясь к текущим проблемам, ещё раз глянула на ходики и заторопилась в библиотеку.
Как ни старалась она сосредоточиться на задании, мысли упорно скатывались в далёкое детство. Поймав себя на том, что стоит посреди улицы и глупо улыбается, глядя неведомо куда, спохватилась, напустила на себя суровый вид и двинулась дальше. Чего это её в детство потянуло? Ах, да… оружие! Все всплывавшие в памяти эпизоды были связаны с оружием. Как-то так получилось, оружие всегда вызывало у неё острую ответную реакцию. Даже игрушечное оружие. Сколько раз она дралась с мальчишками, тыкавшими в неё пластмассовыми пистолетиками! Лупила беспощадно отобранными у них же игрушками, разбивая игрушечные пистолеты вдребезги, а лбы незадачливых стрелков – в кровь. Потом воевала с подросшими мальчишками, отнимая и применяя по прямому назначению водяные пистолеты. Прямое назначение она знала только одно – надавать по дурной голове отобранным пистолетом, если этим пистолетом пробовали тыкать в неё, любимую. Потом дело дошло до больно стреляющих шариками больших, почти настоящих пистолетов. Вот тогда папа и отвёл её в Патриотический клуб на занятия по рукопашному бою и приёмам обезоруживания. Это было то, что надо! Она прикипела к Клубу всей душой, да и телом тоже. Сколько раз потом собирала она урожай из всевозможных стрелялок – не перечесть! Выбрасывать не успевала.
Да, не любила она оружие, сколько себя помнила – не любила и всё тут! Так почему же она нынче с такой охотой сама стреляла в людей и хотела попасть? Стреляла в людей и сумела-таки отпугнуть, внеся свою, пускай и небольшую, лепту в оборону их продовольственного отряда!
Да потому, что ты, дорогая, не нападала, а защищалась, заметила умная мысль, ты просто настучала нападавшим по голове, пускай и немножко иным способом.
Но ведь я могла и попасть, особенно тогда, когда три раза подряд выстрелила!
А они могли тебя убить, и хотели тебя убить, резонно заметила умная мысль, и тебя убить, и Командира, и всех остальных тоже! И не терзались бы сомнениями, кстати говоря!
Так-то оно так, вздохнула она, но всё равно тяжко как-то на душе.
Тяжко было бы лежать сейчас в морге, проворчала умная мысль, защитить себя от смертельной опасности – это обязанность, а не повод для самокопания. Уж если кто-то поднял оружие для убийства, пусть сам будет готов быть убитым. Вот что надо было думать тем, кто старался вас убить!
Ладно, ладно, вздохнула она, спасибо, утешила, пора образованием вплотную заняться!
К обеду она вернулась, утомлённая солнцем и обремененная вязанкой книг и стопкой тетрадок. В кармане побрякивали карандаши, линейки, пенал и прочие премудрости современного образовательного процесса. Кое-что удалось купить только на рынке, так что пришлось немало побегать. Обложившись планами и книгами, она утонула в самоучении. Стоило отнестись к делу крайне серьёзно, и она относилась крайне серьёзно. Время от времени выползала в коридор, чтобы дать отдых уставшим глазам и отвлечь голову от избытка новой для неё информации.
В один из перерывов она прислушалась к обстановке, вздохнула и, заперев Пентхаус, переместилась в кабинет Командира, куда её отчего-то потянуло с такой силой, что сопротивляться не было ни сил, ни желания. Просочившись внутрь, обнаружила там, как и предполагала, сидевшего напротив Командира хмурого и сосредоточенного Палыча. Оперуполномоченный изучал её утренний чертёжик и разглядывал нарисованный ею пистолет в руке вражеского стрелка. Постучав карандашом по её схеме, Палыч сообщил:
– Между прочим, ты попала в стрелка и выбила из руки пистолет!
Она чуть не села мимо стула. Вот это новость! Она-то думала, что просто отпугнула стрелка близко пролетевшими пулями, а оно вон как вышло! Она глянула на свою схему расположения стрелка и подводы, пожала плечами и вопросительно глянула на Командира. Тот покачал пальцем:
– Не увиливай, дочка! Такой калибр был только у тебя и именно твои пули попали куда надо! Да–да, твои пули, все три попали в цель! В пистолет, в запястье и в локоть! Сколько там было, Палыч?
– Двенадцать метров, – сообщил опер, – от гильз на дороге до места поражения цели ровно двенадцать метров! И это из пистолета со стволом длиной чуть более пяти сантиметров! Этот вальтер вообще-то очень точный на такой дистанции, но то в тире, в спокойной обстановке. А ты стреляла на ходу, в прыгающей подводе! В общем, Даша, спасла ты всех, включая себя и Командира, спасла безо всяких натяжек! Благодарность Командир тебе задолжал самую большую, какая только найдётся в его распоряжении!
Почувствовав, как краснеет, она смущённо потупилась и невольно прониклась гордостью. Спасла!.. Она!.. Палыч не из тех, кто будет пустыми разговорами заниматься, раз сказал, значит, так и есть. На душе внезапно стало так легко, что захотелось взлететь и закружиться под потолком, пуская фейерверки и бенгальские огни. Спохватившись, она глянула на бумаги Палыча и изобразила вопрос. Переглянувшись с Командиром, опер начал рассказывать, водя карандашом по старательно зарисованному плану места сражения.
Засад, как показало изучение места, действительно было две. С одной стороны сидели шестеро бандитов, вооружённых кто чем, от наганов и древних смит–вессонов до браунингов и зауэров. Эта группа потеряла в перестрелке трёх человек убитыми и двух ранеными. А вот с другой стороны, чуть поодаль, притаилась более интересная группа. Пять человек оставили одинаковые гильзы. Эта группа потеряла двух человек убитыми и двое были ранены, судя по следам. Однако все живые сумели скрыться с поля боя, оставив только двух убитых и россыпи гильз.
– Забрали даже оружие у своих убитых, – сообщил Палыч, – спокойно собрали и спокойно скрылись. Первая банда была выбита полностью, раненые задержаны с оружием в руках, никто не ушёл. Следователи собрали все гильзы, и нашли всё оружие. А про тех, других, есть только догадки.
Палыч подтянул поближе её рисунок.
– Если ты не ошиблась в деталях, то это парабеллум, – опер легко коснулся остриём карандаша отдельных деталей нарисованного ею пистолета, – никаких сомнений, парабеллум, он же люгер. Точно такие же гильзы лежали по всему месту их засады, значит, у всех были парабеллумы.
Он вздохнул и собрал свои бумаги в аккуратную стопку, убрал в планшет.
– Конечно, это лишь предположение, поскольку кроме этого рисунка и стреляных гильз нет никаких других доказательств, могли стрелять из револьверов, а гильзы от парабеллума подбросить. Но это детали, в целом картина ясная. Две независимые бандгруппы устроили две независимые засады. После начала боя обе группы решили, что нарвались на встречную засаду милиции. Все отвлеклись на перестрелку друг с другом, тем самым дали вам шанс уйти целыми и невредимыми. Вы этим шансом воспользовались и благополучно ушли. Обе засады хотели разжиться двойным запасом продуктов. От раненых бандитов уже получили кое-какую информацию, сейчас две группы следователей шерстят работников железной дороги, и в Городе, и в Перми. Кто-то где-то выдал информацию бандитам, да ещё и в две разные банды сразу! Короче говоря, Даша, благодарность тебе ещё и от меня за проявленную смекалку и храбрость!
Она слезла со стула и изобразила стойку «смирно», насколько это возможно в кофточке, полушерстяной коричневой юбке и тапочках на босу ногу. Никто не смеялся, оба собеседника смотрели на неё серьёзно и уважительно. Она смутилась, бросила вопросительный взгляд на Командира и убежала к себе. Когда за ней захлопнулась дверь, Командир перевёл взгляд на Палыча и поинтересовался:
– Почему ты не сказал ей всей правды?
– А ты бы сказал? – Палыч закрыл планшетку и предложил. – Могу догнать и обрадовать, что она пристрелила троих человек. Догонять?
– Не стоит! – вздохнул Командир. – По крайней мере, не сейчас. Но как же так, Палыч? Как белку в глаз! За пятнадцать метров двоих приложить с одного выстрела! Там точно не было другого оружия такого калибра, может, кто-то из своих и пристрелил?
– Пятнадцать и восемнадцать метров! – уточнил Палыч. – По следам видно, стреляли с дороги. Гильзы лежали там, где и должны лежать, криминалисты говорят – на одном конце линии пуля в голове. на другом конце линии гильза на дороге. Три линии, пять пуль, пять гильз. Все гильзы от вальтера девятой модели, от одного и того же пистолета, судя по следам на гильзах. Это ты мне лучше скажи, как она из дамского пистолетика, с прыгающей подводы смогла так точно попасть?
– Не знаю, – вздохнул Командир, – но если бы не она…
– Да уж, – согласился Палыч, – эт-точно!
Девочка сбежала по лестнице, на ходу вытаскивая ключ. Как завещал великий Ленин: «учиться, учиться и учиться!»
А как полностью звучит эта крылатая фраза, тоном экзаменатора вопросила умная мысль.
А ведь читала она, совсем недавно читала! М-м-м, как же оно там?.. Ага, полностью звучит так: «Учиться, учиться и учиться коммунизму настоящим образом! Вот главная задача текущего момента!»
Верно, кивнула умная мысль. захлопывая воображаемую книжку с заголовком «Материалы III-го съезда Комсомола».
Вот, удовлетворённо подумала она, так держать! Надо учиться коммунизму настоящим образом! Вперёд!
И она побежала вперёд, к запертым в Пентхаусе учебникам.
День закончился однообразной чередой учебников, списками экзаменационных вопросов и чувством непреходящего удивления. Она быстро поняла, что «тут вам не здесь» и седьмой класс в 1932-м году вовсе не является недостижимым. Просто надо учить очень необычные вещи. И она учила, учила, учила…
Неожиданно осознала себя в столовой с ложкой в руке и тарелкой супа вместо учебника перед глазами. Попыталась вспомнить, купила ли учебник кулинарии и куда мог запропаститься список вопросов по этому предмету, потом ощутила в другой руке подсунутый из-за плеча кусок ржаного хлеба и окончательно пришла в себя. Благодарно кивнув дежурному, принялась сосредоточенно кормиться, укладывая в голове особенности здешнего образования. Потом как-то сразу очутилась у себя в Пентхаусе, окружённая учебниками, плавно и незаметно сменяющими друг друга.
За этим занятием прошёл вечер, прошла ночь и занялось утро. Утром обнаружилось, что кто-то отнял учебник из рук и уложил на топчан, прикрыв сверху кофточкой. Оставалось надеяться, что поспать всё-таки удалось. Причесав своё отражение в зеркале, она вернулась к учёбе.
Самым сложным оказалось привыкнуть к иному построению фраз, неожиданно строгим правилам составления ответов. С трудом привыкла к значительному проценту партийной идеологии и фразеологии в самых неожиданных разделах и предметах. После обеда пришлось запереться в душевой за толстой дверью и долго отрабатывать произношение вслух фраз, естественных и обычных для данного времени, но казавшихся ей прямо-таки анекдотическими. Однако прыснуть, произнося или записывая фразу вроде «лучший друг советских детей товарищ Сталин» было бы совсем не смешно, последствия были бы очень и очень печальными. Она это понимала и заучивала вычитанные в учебниках идеологические обороты до полного автоматизма.
Осознав всю сложность и важность этого самого автоматизма, она вдруг с ужасом подумала, что произошло бы, не приди ей в голову образ контуженного пожаром и потерявшего речь ребёнка! Пара–тройка самых обыденных фраз, и первый же взрослый сдал шпионку и врага народа в милицию. Да–а–а, гениальнейшая оказалась идея, похвалила она себя и вернулась к проговариванию вслух очередных оборотов речи нынешнего времени. Заодно вымыла голову и умылась холодной водой. Можно было выходить из подполья. В предбаннике обнаружился томящийся ожиданием Палыч. Уже ничему не удивляясь, она кивнула ему в сторону освободившегося душа. Палыч хладнокровно покачал головой и утащил её в кабинет Командира. Задав уточняющие вопросы и получив уточняющие ответы, убрал рисунки в планшет и по обыкновению растворился в воздухе.
Обсудив с Командиром особенности поведения на экзаменах, она пошла к себе, но была остановлена и отправлена в милицию с официальным письмом.
– Давай, давай, – подбодрил её Командир, – отвлекись от учебников, сбегай, проветрись.
Она мельком глянула на текст письма, оживилась, и пошла выгружать учебники в каморку Пентхауса. Прогулка действительно взбодрила больше, чем холодная вода. В Горотделе, предъявив на входе удостоверение личности, она какое-то время бродила по кабинетам, письмо обрастало резолюциями и штампами. Наконец, у неё снова затребовали документы и, после придирчивого сравнения фото с оригиналом, заставили расписаться в ворохе бланков и нескольких журналах учёта.
Пришлось старательно рисовать одну и ту же каракулю, похожую на куриную лапку. Из отдела удалось выйти, предъявив на выходе кроме удостоверения личности все полученные справки и квитанции, половину которых тут же отобрали. Вдохнув свежий воздух, она пошла домой, отягощённая запечатанными свёртками, сложенными в прихваченную заблаговременно сумку. Старательно избегая переулков и подворотен, она вернулась в Пожарком. Отчитавшись перед Командиром, с любопытством стала наблюдать сначала за проверкой целостности упаковки, шпагата, печатей, а затем за ломанием печатей, разрезанием шпагата, вскрытием упаковки.
Внутри, как и ожидалось, оказались серые толстые картонные пачки с иностранными надписями. Разглядывая их, она не переставала дивиться. Зоопарк какой-то! Часть пачек была промаркирована на французском языке, часть на английском, часть на немецком. Первым делом Командир схватил германские пачки и бережно отложил в сторону. Она вопросительно глянула на него.
– Боло! – мечтательно сказал Командир с таким видом, словно этим всё было сказано. – Патроны для боло, понимаешь?
Она не понимала. Командир отошёл к сейфу и вернулся с большим свёртком. Внутри оказалась громадная потёртая деревянная колотушка на кожаном ремне. Патроны для колотушки, подумала она, всё понятно, где тут ближайший дурдом, пора сдаваться! Впрочем, Командир быстро развеял её мрачные мысли. Откинув верх колотушки, он ловким движением вынул изнутри... маузер!
Самый настоящий маузер, легендарное оружие революции и гражданской войны! Странное дело, она всегда думала, что это маузер, а это, оказывается, какой-то «боло». Командир посмотрел на неё и улыбнулся. Кажется, понял. Спросил, показывая пистолет:
– Маузер?
Она кивнула.
– Правильно, дочка, – согласился Командир, – только вот маузеров много, очень много. Вот это, – он легко поднял большой пистолет стволом вверх, – маузер боло. Специальный заказ в Германии для Красной армии и органов. Боло значит «большевик». Маузер для большевиков. Патронов к нему у нас не делают, поэтому их мало.
– Вот, – он похлопал по отложенным пачкам, – постреляем теперь, отведём душу!
Он ловко присоединил колотушку к рукоятке, и пистолет превратился в донельзя грозное подобие пистолета–пулемёта. Прямо-таки какой-нибудь «Кедр», «Клён», «Кипарис» и прочее огнестрельное дерево 21 века. Попросив разрешения, взвесила маузер в руке, приложилась к прикладу. Колотушка неплохо ложилась на руку. Впрочем, какая там колотушка, деревянная кобура, просто вживую выглядит совсем не так, как в кино. Вздохнув, вернула оружие, похлопала по оставшимся пачкам патронов.
– А это самое интересное, дочка, – хитро прищурился Командир. Спрятав в сейф патроны и завёрнутый в тряпицу маузер, он вернулся с небольшой, по сравнению с маузером, плоской шкатулкой. Сунул её в руки девочке.
Надеюсь, это не монпансье, подумала она, нажимая на защёлку, много сладкого вредно для здоровья. Внутри оказалось не монпансье. На темно–красном, почти чёрном бархате лежал изящный блестящий пистолет, две обоймы, миниатюрная бутылочка темного стекла и симпатичный ёршик на длинной кручёной проволочке. Ещё в коробочке виднелись длинные ряды пустых круглых дырочек диаметром чуть больше карандаша. Внутри крышки обнаружилась пристёгнутая ремешками кожаная кобура светло–коричневой кожи. Можно, спросила взглядом. Можно, конечно, кивком ответил Командир.
Пистолет оказался очень удобным. Плотно лёг в ладонь, не оттягивал руку, указательный палец сам лёг на скобу и легко перескочил с неё на спусковой крючок. Большой палец сам собой упёрся в рычажок предохранителя, сдвинул его и точно лёг на выемку в рукоятке. Оружие казалось вросшим в руку. Она посмотрела через планку прицела, повела стволом за окно, поймала взглядом чистившую перья ворону на пожарном сарае и прищурилась. Ворона заорала и мгновенно исчезла, немыслимым кульбитом вывернувшись из-под прицела. Девочка очнулась и с виноватой улыбкой разжала пальцы. Пистолет неохотно отпустил руку. Вложив оружие обратно в фигурное углубление футляра, она с сожалением отодвинула шкатулку от себя. Пожарный задумчиво смотрел на неё и молчал. Она закрыла крышку и щёлкнула замочком. Командир очнулся от мыслей.
– Это браунинг, дочка. Насколько я понимаю, тоже специальный заказ, как и боло, только неизвестно для кого. Это всё, – он кивнул на шкатулку, – ручная работа. Абсолютно всё. Пистолет делали под конкретного человека, рукоятка необычной формы, вон как лежит в руке, сама заметила. Нашли эту шкатулку в одном бараке, вернее, в подполе. Барак выгорел дотла, в одной из клетушек обнаружили самодельный погреб. Половицы сгорели, дырка открылась, ну и заглянули, как положено. Странный там был склад, скажу я тебе. Странный! Кроме этого пистолета пара френчей, гимнастёрка, шинель, парадный флотский китель с кортиком. Ну, деньги, как водится, золото, камушки. Хозяина комнаты найти не удалось.
Командир смахнул с крышки шкатулки невидимую пылинку и вздохнул.
– Вернее самого-то хозяина нашли, тут же и лежал, но вот найти его документы... Палыч носом землю рыл, только ничего не откопал. Записался у коменданта этот товарищ под чужим именем, на заводе, где якобы работал, таковой товарищ не значился. Соседи ничего сказать не смогли, так как все там же и лежали неподалёку. Барак старый, кто-то свечку не загасил, полыхнуло всё, как солома, мы даже выехать не успели, а там уже всё кончилось. Хорошо что стоял тот барак на отшибе, там чуть поодаль семейные общежития! Но ничего, пронесло… Мундиры и золотишко пришлось сдать, Палыч с таким пылом копал, что пришлось официально отписываться и предъявлять вещдоки. Из Москвы приезжали, всё забрали. Что-то там очень серьёзное было, судя по возне вокруг этого дела. Говорили, самый настоящий шпион, из-за границы, матёрый, чуть ли не с царских времён.
– Даже золото было не простое! – после паузы продолжил Командир. – Не червонцы, и даже не «николашки», а сплошь соверены и прочие иностранные золотые монеты, насквозь незнакомые. Соверены-то в руках держать приходилось, тут английские инженеры на Химкомбинате работают, отовариваются в Торгсине, знакомый приёмщик показывал диковинные монеты. Точно, соверены там были, в подполе-то. А шкатулочку вот приберегли, Палыч осторожно разузнал, в розыске не числится, по описанию не опознано, а номера серийного на этом браунинге отродясь не было. Ручная работа, не озаботился мастер такой ерундой, как цифирь. Там и патроны были в гнёздах, но кончились давно. Да и маловата эта игрушка для наших рук, никому не глянулась. Тебе вот смотрю, по руке пришлось, вот из него и будешь палить, когда поедем на стрельбище. Это для него патроны! – кивнул он на оставшиеся пачки. – Калибр шесть тридцать пять. Надеюсь, за один раз не потратишь.
Она задумчиво посмотрела на пачки и подняла плечи, мол, ничего не могу обещать. Командир хмыкнул, убрал шкатулку и пачки патронов в верхний ящик сейфа, где, как она успела заметить, кроме боло лежало много свёрточков и свёртков.
– Я договорился с Наробразом, – вернувшись за стол, сказал Командир, – экзамены можешь сдать экстерном, как будешь готова. Письменные будешь сдавать как обычно, устные примут в виде записей на доске. Раньше сдашь, раньше получишь аттестат.
Она подняла удивленные глаза, но тут же мысленно хлопнула себя по лбу. Семилетка! Здесь среднее образование всего лишь семилетка. Командир понял по-своему и кивнул.
– Да–да, эта дама обещала выписать аттестат, не дожидаясь всех остальных, так что действительно сразу получишь. Она хоть и странная с виду, но голова работает. Понимает, что перемешивать тебя с прочими девочками не стоит, ещё чего доброго у них тоже какой-нибудь шок наступит после общения с грозной Дашей.
Смущённо улыбнувшись, она постаралась на этот раз удивиться только мысленно. Почему девочки? А куда делись мальчики? Ответ пришёл очень быстро.
– Сдавать экзамены будешь прямо у директора женской школы, поскольку в классах ещё занятия идут, и других свободных помещений у них нету.
Ну конечно же, здесь ещё раздельное обучение, женские школы, мужские школы. Как странно, наверное, учиться в таких школах. Она кивнула и сползла со стула.
– Давай, иди, отдыхай, через часок дежурный постучится.
Она подняла брови.
– А на всякий случай, чтоб не разоспалась до вечера.
Хорошо, кивнула она и пошла к себе. Разбудили её через два часа. Поначалу хотелось поворчать, но подумала, что свежая голова лучше недосыпа. Выбрала следующий учебник, отыскала нужный план и принялась вспоминать математику. Тетрадка заполнялась решёнными задачками, рука покрывалась чернильными пятнами, предусмотрительно подстеленная на стол газета – кляксами, заткнутая за ворот на манер салфетки вторая газета – брызгами.
Пальцы быстро уставали. Почерк получался ужасный, ни о каком чистописании и речи быть не могло. С одной стороны это было на руку, работало на версию про психологический шок и частичный двигательный паралич правой руки. С другой... с другой стороны получить по русскому двойку за каллиграфию было очень даже легко, не спасут никакие отговорки. Поэтому хотя бы видимость красивого почерка необходимо было выработать, кровь из носу, а выработать. Кто мог подумать, что писать стальным пером, постоянно макая его в чернильницу, будет так трудно!
Помогали бумаги из Командирского архива, выданные «для разговоров». Разглядывая аккуратный писарский почерк, она пыталась понять секрет плавности изгибов и тонкости линий. Чистописание-то не в седьмом, а в первом классе проходят! Учебника у неё нетути! К вечеру взаправду ощутила двигательный паралич правой руки.
Пальцы дрожали даже после окончания занятий. Ужин разбегался из дрожащей в её руке ложки. Приходилось делать паузу и буквально клевать зерна каши со стола. После ужина решила дать отдых пальцам и перешла на историю. Писать ничего не надо, но вот обилие исторических дат, номеров партийных съездов и конференций приводило в уныние. Впрочем, перечитывая материал по четвёртому разу, вдруг осознала, что даты уже впечатались в память. Замечательно, подумала она и переключилась на немецкий язык.
Материал был непривычный, подход к изложению совершенно иной. Ладно, главное понять, какие слова знать надо, а какие не надо. И не забывать о более архаичной форме некоторых слов. Никаких тебе «я, я», только «яволь». Послушать бы заранее, как тут говорят, а то ляпнешь что-нибудь этакое с берлинским выговором, сразу у директора и расстреляют разоблаченную шпионку кардинала. Нет, скорее шпионку фюрера… кайзера…канцлера? Тьфу ты, историю Германии сдавать не надо, нечего голову забивать! Она опустила «Дойче вортербух» и задумалась. Кардинал, кардинал… Может быть действительно сдать в качестве иностранного языка французский?
Преподавательница в школе должна быть, ссыльных питерских интеллигентов тут пруд пруди, и «француженки» тоже есть. Изменений в языке было меньше, современный французский вряд ли будет выглядеть футуристически. Спасибо школьной программе, три языка она знает, английский только тут не в чести, хотя...
Она снова задумалась. Тут работают англичане, значит, и специалисты по языку есть. Не-е-е, инглиш отпадает сразу, язык сильно деградировал и здесь её никто, пожалуй, и не поймёт. Остаётся как вариант только французский. Не получится, с сожалением поняла она, уже выбрала вчера немецкий, и дама это записала. Переигровка будет выглядеть крайне подозрительно, а подозрения тут решают одним простым способом, именуемым НКВД.
Вздохнув, она вернулась к вычитыванию словарного запаса. Заодно подёргала себя за ухо за бездарно потраченное на раздумья время. Какой такой «берлинский выговор», у неё что, избирательный шок от пожара, по-русски она, видите ли, говорить не может, а вот по-немецки завсегда пожалуйста? Фигушки, молчим на всех языках, как рыба об лёд!
Оценив толщину словаря, она привычно распределила нагрузку и принялась штудировать его планомерно и методично, возвращаясь к пройденному материалу при первом подозрении, что упустила что-то важное. В том, что экзамены будут трудными, она ни минутки не сомневалась, а время неумолимо таяло.
Г. Березники
28.06.2015 г.
v2.23.09.15 г.