Мама отдала Гришку в санаторий внезапно. Это не был заранее обдуманный подготовленный шаг. Это был несчастный случай, непредвиденное стечение жизненных обстоятельств. По крайней мере, Гришка воспринял это событие в своей жизни именно так.
Во-первых, папа недавно подарил ему железную дорогу. Он мечтал о ней всю свою маленькую жизнь. Её трудно было найти в магазинах. А папа нашёл. Рельсы, соединённые в круг, занимали на ковре место полутора метров в диаметре. Гришка ложился в центр, заводил паровоз ключиком, ставил его на рельсы и смотрел. Паровоз, стуча колёсами и таща за собой два вагончика с пассажирами и один с углём, мчался по игрушечным рельсам. По пути он переезжал два мостика через воображаемые реки, тоннель в пластиковой горе, напоминающей муравейник, и разводящую стрелку. Если эту стрелку переключить, то поезд попадал на запасной путь-аппендикс: для отдыха и ремонта, объяснял папа. Паровоз, выкрашенный в блестящий чёрный цвет, имел красные полоски по бокам и красные колёса. Через окошки ярко-оранжевых вагончиков просматривались сиденья для пассажиров. Паровоз носился по рельсам, пока не заканчивался завод. Железную дорогу Грише подарили на Новый год. Сейчас было начало марта, и он ещё не наигрался с ней. А как можно в железную дорогу наиграться? Когда папа был дома, они вместе наблюдали за движущимся поездом, загоняли в аппендикс на ремонт, придумывали названия станций, изображали опаздывающих пассажиров. «Папа совсем взрослый мужчина, а с удовольствием играет со мной в железную дорогу. — Думал Гриша. — И теперь поезд целых двадцать дней будет скучать в подарочной коробке»?
Во-вторых, у Гриши был аквариум с семью красными гуппи. Он любил за ними наблюдать, кормить. Будучи в комнате один, разговаривал с безропотными красавицами. Рыбки казалось, слушали, беззвучно открывая рты и сонно двигая плавниками. «Мама их обязательно покормит, но кто с ними поговорит, расскажет, что творится в мире?»
В-третьих, недавно мама начала читать ему книжку о путешествиях Саида. Грише нравился Саид. Он был сильным, красивым и бесстрашным. Грише хотелось поскорее узнать, чем закончится его странствие. А этого придётся ждать целых три недели.
Его отдавали в санаторий конечно не насовсем. «Всего на двадцать дней» — констатировала мама. Поправить пошатнувшееся Гришкино здоровье. А здоровье у Гришки было «неважнецкое», так она любила говорить обо всём, требующем пристального внимания и непременной корректировки. «Здоровье — самое главное, его не купишь. Впереди целая жизнь и необходимо много сил, чтобы бороться с врагами внешними и внутренними, — объясняла она сыну. — С внутренними должен сражаться твой иммунитет, который устал и нуждается в санаторном лечении. Ну, а внешние враги капитулируют только перед здоровым, сильным, умным человеком. Ясно?» Что это за враги Гриша пока не знал, но очень хотел стать таким же высоким, сильным, красивым, как Саид. А о капитуляции ему рассказал папа, когда они вместе, лёжа на диване, смотрели фильм о войне. Там капитулировали фашисты, улепётывая со всех ног от нашей непобедимой армии. Да, враги должны удирать, завидев его сильное и мускулистое тело. И Гришка представлял себя могучим Саидом с разбегающимися во все стороны, как тараканы, недругами. Но без хорошего иммунитета, по всей видимости, это невозможно. Он молча кивал в знак согласия, как бы извиняясь за своё неустаканившееся здоровье. «Почему его нигде не продают?»
Санаторий по укреплению здоровья детских организмов местного разлива расположился в уютном дворике в черте города. Смолистый дух хвои могучих сосен, посаженных ещё в позапрошлом веке на участке в десять соток, благотворно влиял на ослабленные частыми простудами, лёгкие детей. Среди вековых деревьев островком обособилась детская игровая площадка с качелями, горкой и маленькой каруселью. В глубине дворика стояло старинное двухэтажное деревянное здание санатория - главный центр укрепления малолетнего контингента. Поодаль от него сгруппировались небольшая кухонька для приготовления полезной пищи маленьким пациентам и две хозяйственные постройки. В одной был склад для хранения пищевых продуктов, в другой — разноплановая утварь: лопаты, грабли, совки, инструменты. Территория санатория, огороженная старым деревянным тёмно-зелёным забором двухметровой высоты, с плотно примыкающими досками, не оставляла ни малейшей лазейки проникновения извне любопытствующим взглядам. Забор у начала центральной аллеи соединялся добротными воротами с калиткой, закрывавшимися на тяжёлый толстый брус дерева — засов. Сама аллея, мозаично выложенная плоскими каменными плитами, прямиком вела к центральному зданию.
Так уж вышло, что санаторий располагался в квартале от Гришиного многоквартирного дома. А если пройти через соседний двор наискосок — и того меньше — пять минут ходьбы. Гришин двоюродный брат Славик уже побывал в этом санатории целых два раза. Ему всё понравилось. Вёл он себя там, как хотел, не придерживаясь общепринятых норм и правил. Дома Славика держали в ежовых рукавицах. А в санатории, чувствуя себя свободным от родительского надзора, он отрывался настолько, насколько могли вытерпеть его уставшие от баловства детишек, воспитатели. Жалуясь на его выкрутасы матери, из санатория Славика всё ж не выгоняли. Заведующая санаторием была близкой подругой мамы Славы. "Ребёнку необходимо укрепить иммунитет, а не поведение".- Обрывала она подчинённых. Даже после того, как тот, повиснув на люстре, оборвал её, санкций в отношении него не последовало.
Гриша по люстрам не прыгал. Хулиганским нравом не отличался. Побегать, поскакать — это с удовольствием. Если его активность и зашкаливала, то получал он в наказание дружеские всеобъемлющие беседы, а не ремень, как брат. В отличие от Славика, санатории он заранее не любил. Не представлял себя длительное время изолированным от семьи, друзей в чужом, полном незнакомыми людьми доме. Среди чужих лиц было одиноко, неуютно и неинтересно. Гриша садик-то с трудом терпел, а тут санаторий! Мама работала врачом в детской поликлинике и ей предложили эту путёвку случайно: кто-то отказался в последний момент. Попасть туда было сложно. Записывались заранее за несколько месяцев со всем набором справок о перенесённых хворях. Случайно предложенная путёвка представлялась по всему приятным сюрпризом. А Гриша к тому же накануне перенёс подряд набор "нужных" хворей: простуду, бронхит и опять простуду. Поддавшись на уговоры участкового педиатра, мама, поборов сомнения, путёвку взяла. Сама она на самом деле не верила в укрепление иммунитета своего ребёнка путём изоляции от родных, но отказываться от «манны небесной» не решилась. Мнения папы узнать не предоставлялось возможным. Он улетел в командировку. Да и вряд ли он был бы против. В вопросах медицины был не сведущ, полностью полагаясь на решения жены - врача. Приведя ещё раз неопровержимые доводы о необходимости укрепления непонятного иммунитета, сидевшего у Гришки где-то за грудиной и отказывающегося работать, как требовалось здоровью, вопрос был решён мамой окончательно. Не услышав от Гришки в ответ ни "да" ни "нет", она пообещала купить ему пару новых трансформера, конструктор Lego и сводить в зоопарк. И хотя ему этот санаторий совсем не был нужен, а этого загадочного иммунитета он в глаза не видел, Грише пришлось согласиться. Не расстраивать же маму по пустякам? Он уже большой! Да и иммунитет ослабленный — его, а ни какого-нибудь там неизвестного мальчика!
Утром мама отвела его в санаторий с набором сменных вещей: белья, колготок, шорт, пижамы, носков, рубашки, сандалий. Личные вещи тащились за Гришкиной рукой в детском рюкзачке на верёвочных лямках так же нехотя, как он сам. Уж садится на его понурые плечи, они точно не хотели б. Начало марта по утрам теплом не баловало. И Гриша всё ещё носил яркий красный пуховик, тёплую шапку из овчины, высокие дутые сапоги синего цвета: такого же, как две синие полоски на пуховике. Запазуху он спрятал два небольших любимых трансформера суперменов. В карманах пуховика устроилась пара шоколадных батончиков и яблоко.
Дошли минут за десять. Гриша не торопился. В холле санатория познакомились с воспитательницей и нянечкой. Чмокнув друг друга в щёки, обнявшись, они расстались до вечера. Мама обещала приходить каждый день после работы. А он пообещал держаться мужиком, ведь ему уже целых пять лет! А это серьёзный возраст.
В санатории ему совсем не понравилось. Комнаты для детей были неуютные. В одной расположилась спальня с железными кроватями, выстроенными ровными рядами, затылок в затылок, как солдаты. Пружины их провисли сугробами – сачками, заполняемыми в полуденный и ночной отдых пойманными в железные сети гуттаперчевыми телами детёнышей. «Неужели иммунитет может вырасти в таком скрюченном состоянии?- подумал Гришка.- Ведь дети растут во сне?» Так ему говорила мама. Да и дома он спал на твёрдом матрасе для пользы невидимого глазу позвоночника. Позвоночник он себе представлял в виде костистого хребта динозавра, скелет которого, выполненный из дерева красовался на книжной полке. И уж значимость его для скелета организма понимал лучше, чем неосязаемого иммунитета. Рассыплешься на ноги, руки и голову, как трансформер!
Вторая комната была игровой: одну стену занимали шкафы с игрушками и книгами. Вдоль другой стены, вытянувшись шеренгой, стояли одинаковые голубые детские стульчики. Невысокие, расписанные под хохлому, столики были сдвинуты в угол комнаты. За них усаживали детей рисовать или кушать. Самым стоящим оказался живой уголок: там жили одна черепаха и пара улиток в прямоугольном аквариуме. Птичек, рыбок, кроликов, хомяков держать в санатории запрещалось из-за наличия шерсти, перьев и жутко аллергичного корма. Черепаху кормили овощами и творогом. Улиток — зеленью. Шерсти у них не было, следовательно, и вреда. «Бедная черепаха, — подумал Гриша, — триста лет в одном санатории. Сколько детей перетаскало её в руках, толкало и переворачивало! С ума можно сойти!» Он не знал, что точно означает эта фраза, но догадывался из разговоров взрослых — что-то крайне возмутительное. Улиток в руки никто не брал. Они были скользкие, противные и холодные. А черепаху таскали все подряд. «У неё, наверное, от этой тряски голова болит», — думал Гриша. И частенько отобрав её у какого-нибудь очередного малолетнего мучителя, прятал в игрушечный домик.
Воспитательница с нянечкой напоминали ему больших толстых командиров, чем любящих мам или доброжелательных воспитателей из детского сада. Они спокойно не разговаривали, а всё время раздавали команды звенящим, как жесть, голосом: «Туда нельзя ходить! Это не трогать! Это не делать! Сидеть на стульчиках! Встаём делать зарядку! Идём одеваться и гулять!» Детей было много. Знакомились они постепенно через игрушки, пытаясь их поделить. Гриша свои трансформеры держал подальше от соплеменников. Мало ли что! «Уйдёт этот мальчик или девочка домой и унесёт по ошибке его игрушку. Ищи свищи!» Первый день прошёл кое-как. Гриша даже его не запомнил толком. Дети, вырванные из привычной среды, кто плакал, кто одиноко сидел на стульчике, кто ходил потерянным по залу с принесённой из дома любимой игрушкой. «Что-то не очень-то весело здесь моему иммунитету», — думал Гриша, целый день вспоминая родителей, бабушку, поезд, скучающих рыб. «Проголодаться они не успели. Я их утром хорошо покормил». Как ни странно, но в санатории оказалась книжка о Саиде. И воспитательница прочитала им пару страниц захватывающих приключений перед полуденным отдыхом.
Мама пришла часов в пять вечера перед ужином. Принесла ему пару конфет «Русское поле» (больше ему нельзя было — диатез) и яблоко. Передачи были строго запрещены, как и посещения, родителями первые семь дней. Но маму не ругали: она была врачом. Гриша, увидев её, обрадовался. Он не хотел, но скупая мужская слеза предательски покатилась по щеке. Мама прижала его к себе: «Тебе здесь не нравится? Подожди, познакомишься с детьми, подружишься». Гриша молча кивал. Мама эту неделю была дежурным врачом на дому. Если поступит больной в больницу в её отделение, за ней приедет машина, и увезёт неизвестно на сколько часов. Папа в командировке, а бабушка лежит в больнице, болеет. «Не будешь же ты один дома ночью? Побудь недельку, а там посмотрим. Не понравится - заберу. Хорошо?» — уговаривала она. Гриша согласился. А может быть ему и правда здесь понравится?
Это был только понедельник — начало курса реабилитации подорванного здоровья маленьких пациентов. Не каждый из них был готов к оторванной от семьи жизни. Тут позвали на ужин и Гриша, чмокнув маму в щёки, отправился к своему столику.
Следующие два дня прошли без мамы. Мама приходила, но встретится с ней, ему не удавалось. Во вторник, как раз вечером, у детей проходили занятия по пению в музыкальном зале, а в среду их повели перед ужином дышать в комнату, стены которой были выложены какой-то полезной солью. Вдыхание соляных испарений помогало улучшить состояние ослабленных лёгких со слов санаторской докторицы, но как раз мнение лёгких на этот счёт узнать и не получится. "Соль и полезна?"- Мучил Гришку вопрос, усвоившего дома мамину истину: чем меньше соли - тем лучше.
О приходе мамы он узнал, когда ему передали яблоки и сменную одежду. Вздохнул.
- Ишь ты, разнюнился!- съязвила нянечка.
- Дула!- тихо отозвался Гришка, отвернувшись.
- Что-о?
- Колбаса челез плечо.
Нянечка хотела было что-то ответить, но её позвали на кухню и инцидент начавший было раздуваться, сдулся.
Гриша с детьми подружился. Собирал с ними конструктор, катал машинки по ковровому тракту, рисовал полусгрызенными разнорослыми карандашами. Но всё равно скучал по дому. Командные распоряжения воспитательницы и нянечки разрезали воздух санатория, как ножом, заставляя детское население каждый раз вздрагивать всем телом, потряхивая иммунитет.
Вечером Гриша долго не мог заснуть, вертелся на скрипучей железной сетке кровати, думал: «Почему я должен целый день выполнять чьи-то команды? Никуда без разрешения нельзя ни пойти, ни рукой - ногой двинуть. Без разрешения нельзя даже книжку взять. Гуляют они всего час, а на улице днём тепло, солнечно, весной пахнет». Ему так хотелось побегать, поиграть в салочки. Бегать, прыгать на площадке строго запрещалось. Плакать он не хотел, но слёзы сами бесшумно катились по щекам и противно заползали в уши, пока их никто не видел. Вообще-то он не любил плакать. "Мужчины не плачут, — говорил папа. — Только в редких случаях и не на людях".
Толстая нянечка, периодически подъедавшая их фрукты (Не свои же она носила яблоки, мандарины и виноград на работу!) постоянно ворчала на детей. Днём, когда Гриша спасал черепаху от очередного мучителя, наказала его, а не этого мальчика. Гриша простоял в углу целых полчаса, когда остальные дети, сидя на стульчиках, слушали приключения Саида.
Встав по малой нужде в туалет, Гришка заодно сходил к тяжёлой толстой входной двери, внимательно её осмотрел. Дверь закрывалась изнутри на большой железный крючок. Гришкин шкафчик с верхней одеждой в раздевалке находился вторым этажом, и дотянуться до вещей, стоя на полу, не представлялось возможным. Необходим был стул. Днём, когда они одевались на прогулку, одежду из шкафчиков подавала воспитательница. Гриша, вздохнув, вернулся к своей кровати. Дежурная воспитательница похрапывала, развалившись на своём диванчике. Нянечки вообще не было видно. «Виноград прячет», — подумал Гриша. В комнате было светло от стоящего в паре метров от окон одинокого фонаря. Окна, занавешенные полупрозрачными капроновыми шторами, безмолвно глазели на спящих детишек, светясь в лучах одноглазого рыцаря. Кто-то во сне всхлипывал, кто-то с кем-то разговаривал, кто-то, свернувшись клубочком, тихо смотрел свои детские сны на дне "сачка". Помяв бугристую подушку со сбившейся ватой, Гриша заснул.
В четверг, наконец-то, он увидел маму. С разбега повис у неё на шее, крепко обхватив её руками. Проходящая мимо нянечка, зло крикнула: «Вообще мам нечего пускать! Ишь, ты! Мы мам первую неделю к детям не пускаем, чтоб привыкали обходиться без мам!»
«Зачем детям привыкать обходиться без мам? И к кому привыкать? К ней? Я не хочу к ней привыкать! И к этому санаторию не хочу привыкать», — думал Гриша. Сердечко у него в груди бешено колотилось. А вдруг эти полицаи, (а он и правда чувствовал себя арестованным), больше никогда не пустят сюда маму? И он останется здесь с чужими детьми и этой нянечкой навсегда? Он старался изо всех сил сдержаться, но слезинка, выскользнула из глаз, капнула маме на руку.
Мама, почувствовав неладное, тихо успокаивала скорей обоих: «Потерпи ещё три дня. Моё дежурство закончится в воскресенье, и я заберу тебя домой. Я обещаю. Ну, как ты дома один ночью будешь?» Тёмных комнат Гриша побаивался, хотя себе в этом не признавался. Там могли затаиться страшные чудовища. Почему от динозавра остался один скелет? Страх темноты отступал, если рядом были папа или мама. Или хотя бы старенькая бабушка. Победить чудовище она бы не смогла, но зато с ней Гриша сам защитил бы их одним ударом правой. Удар правой Гриша отрабатывал вместе с папой на его боксёрской груше. Папа говорил, что это помогает избавиться от какого-то стресса. «Ну и от чудовищ», — добавлял он. И Гриша с удовольствием лупил грушу и правой, и левой на всякий случай. Ещё Гриша любил, когда мама читала ему перед сном какую-нибудь сказку, а потом они в обнимку засыпали. Мысли Гриши витали где-то дома среди книг, игрушек, рыбок, маминого вкусного пирога с яблоками, папиной грушей, поездом, приключением Саида. Он почти маму не слышал. Машинально кивая головой, соглашаясь с её уговорами, помогая и ей справиться со стрессом, пусть и без груши. Он уже всё твёрдо решил.
Поодаль стояла докторица санатория и внимательно слушала их беседу. Это была мамина однокурсница. «Интересно, она своих детей сюда отдаёт? Хотя, какое это имеет отношение к нему? Она всё равно была бы с ними тут», — думал Гриша. Их опять позвали ужинать. Мама дала Грише яблоки, обещанный новый трансформер. «Зачем ему трансформер, если дома его ждёт с нетерпением заводной почти настоящий поезд?» — думал Гриша. Они обнялись. Гриша пообещал подождать ещё ровно три дня. А он и не плакал совсем. «Это просто соринка попала в глаз, когда бежал к маме», — решил он, смахивая рукавом слезинку.
Подскочила всё та же противная нянечка и увела его ужинать. «Какие у неё цепкие пальцы. Вцепилась, как клещами», — Гриша, безуспешно пытаясь вырвать рукав рубашки, явно представил вместо рук нянечки пассатижи, которыми папа вытаскивал залезший не туда гвоздь.
Этой ночью он спать не собирался. Не хотел. Каждая минута была на счету. Он решил не ждать три дня. А если маму теперь не пустят к нему? Он лежал долго с открытыми глазами, разглядывая фонарь за окном. Мирно посапывали детишки, ворочаясь в скрипучих сетях ловушек. Беспардонно храпела на диванчике воспитательница. Гриша тихо на цыпочках вышел в коридор — там никого не было. Взяв стул, одиноко притулившийся у стены в холле для посетителей, он притащил его в раздевалку. Кое-как достал свой пуховик, тёплые вещи и сапоги. Замок на пуховике предательски застрял по середине, зажевав кусок болоньи, не двигался ни туда, ни сюда. Намотав на шею, связанный мамой тёплый шарф, нахлобучив шапку, сунул ноги в сапоги. Ещё днем, во время дневной прогулки на детской площадке, он внимательно осмотрел забор. Забор был очень высок в сравнении с Гришкиным ростом. Только в одном углу в десяти метрах за зданием санатория лежал небольшой сугроб плотного, покрытого настом снега. Начало марта только начинало пахнуть весной, жарким полднем подтапливая залежи снега раззадорившимся солнцем. Перебирая скосы, с крыш слетали капли, выращивая зубья сосулек. За день снег съёживался, чернел, покрываясь к утру плотной корочкой льда. Его становилось всё меньше, а островки земли стремительно росли, если не выпадал очередной внезапный снегопад, что часто случалось здесь вплоть до мая. На Дальнем востоке было ещё холодно ночами. Мороз успевал схватить растёкшиеся за день лужи в крепкий лёд.
Входная дверь, скреплённая с петлёй косяка железным крюком, никак не открывалась. В любую минуту могла проснуться воспитательница или нянечка и тогда… «А что тогда? Его накажут, пожалуются маме и никогда её уж точно не пустят к нему до окончания срока заключения в санатории», — с ужасом думал Гриша. Он собрал все свои детские силы и крючок, звякнув, поддался. Он его даже не успел его подхватить. Гриша замер. В холле было тихо. Дверь нехотя открылась. Даже, вися на петлях, она довлела нешуточным весом, двигаясь вдумчиво, не торопясь, как повидавшая жизнь пожилая дама. Добросовестно смазанная их дворником дядей Сеней, не издала ни звука. Дети часто наблюдали дядю Сеню в окно или на прогулке, подметающего участок санатория, либо ремонтирующего детскую утварь. На улице, если не считать территорию, охваченную светом единственного фонаря, было темно. Луна на черничном куполе неба отсутствовала, как и звёзды, застрявшие где-то по дороге в толще плотных облаков, не прорвавшись наружу.
Гриша пошёл в угол забора, где лежал сугроб. Он сейчас не боялся темноты, которая там пряталась. Просто об этом не думал. Ему было некогда. Он твёрдо решил вернуться сегодня домой. В любой момент его могли хватиться и задержать. Он взобрался на сугроб. Только с третьего раза ему удалось подтянуться и влезть на забор. О, в пять лет у него был огромный опыт лазанья по заборам. С мальчишками они обследовали все крыши сараев и гаражей в округе: забираясь и прыгая оттуда. Мама об этом почти ничего не знала и даже не догадывалась об истинных масштабах освоенных плацдармов, если не считать сине-багрового синяка размером с Гришкин кулак на спине в области позвоночника - результат падения с крыши сарая и непустяшной травмы одной из двух мужских принадлежностей повлёкшей срочную операцию. «Расстроилась бы,- подумал Гриша. Я ей обещал больше высоко не лазить.- Папа, уверен, по заборам лазил. Да и вообще мальчишки должны уметь управляться с заборами».
Спрыгнув, больно ударившись о землю - снега с обратной стороны забора оказалось совсем мало, Гришка побежал домой. Дорогу до дома он прошёл бы и с закрытыми глазами. Этим маршрутом ежедневно они возвращались с мамой или папой домой из садика. Расстояние до своего подъезда, казалось, не пробежал, пролетел. Поднявшись на второй этаж, постучал в дверь своей квартиры. Кнопку звонка он пока не доставал. Их квартира закрывалась на две двери: наружную деревянную и внутреннюю ДСПешную оббитую дерматином. Мама не открывала. Он стучал и стучал, но за дверью стояла тишина. Гриша вдруг вспомнил, что она могла уехать в больницу на вызов. Постучал в дверь к соседям. Потом, поднявшись выше этажом - к маминой подруге. Никто не открыл. Расстроенный и растерянный, спустившись к своей квартире, без надежды постучал ещё раз. За дверью послышались шаги. Он услышал мамин голос.
— Кто там?
— Я, — тихо ответил Гриша. От пережитого за этот сумасшедший день у него перехватило горло. Он не мог нормально говорить. Голос хрипел. Был незнакомым натянутым, слабым.
— Кто там? — повторил мамин голос.
— Я.
— Кто я?
— Глиша.
— Какой Гриша? — удивилась мама.
— Глиша Класин.
— Какой Гриша Красин? — мама явно не узнавала его голоса.
— Гриша Красин в санатории. Я у него сегодня была.
Гришку трясло и от холода, и от беспомощности, и от обиды. Мама его не узнаёт! Почему? На минуту-другую воцарилась напряжённая тишина. Гриша снова постучал.
— Кто там?- голос мамы после удушающей паузы прозвучал испуганно - неуверенно.
— Я.
— Кто я?
— Глиша Класин.
— Гриша Красин в санатории. Я у него сегодня была, — повторила она тихо, открывая внутреннюю дверь.
Не выдержав зависшего молчания, срывающимся голосом Гришка прохрипел:
- Мама, ну отклой, это я, Глиша!
Может быть, мама и не узнала его изменившийся от пережитого голос, но она открыла! Он — дома! Мама испуганным видом напоминала человека, встретившего приведение. Она ничего не могла понять. Гриша в три часа ночи стоял перед ней в наполовину застёгнутом пуховике, держа в одном пакете сменную обувь, в другом яблоки, которые она принесла ему вечером накануне. Из-за пазухи торчали два трансформера. Напоив сына тёплым чаем с молоком и свежеприготовленными сырниками, молча сидела в кресле до утра. Спать они так и не легли. Гриша достал свой поезд и, собрав дорогу, не заводя, катал его по рельсам. Ночью заводить поезд было нельзя.
В семь утра мама, не выдержав отсутствия каких либо волнений со стороны санатория, позвонила, уведомить воспитателя об исчезновении у них ребёнка: «Он дома». В санатории, правда, решили, что это сама мама пришла ночью за сыном и выкрала его из санатория. «А мама совсем не умеет лазить по заборам», — подумал Гриша. Мама возмущалась, отказывалась, даже кричала, пытаясь оправдаться и доказать свою невиновность. Как она могла зайти в закрытые ворота? Ну не лезла же она через забор? Но ей не поверили. Им так было удобно. Перелезла, пришла, открыла ножом крючок входной двери и выкрала. Какая бессовестная! А так как у Гриши это был второй побег на счету (первый из садика был годом раньше), то мама не стала им долго возражать, доказывать обратное. А Гришка с удовольствием в своих фантазиях представлял маму этакой суперменшей, могущей перелетать через заборы и одним взглядом открывающей любые дубовые входные двери. О, если б это было так, они с ней вместе б обследовали все заборы и стройки в городе!
Больше в санаторий Гришу не отдавали. Иммунитет укрепляли дома: зарядкой и прохладной водой, подкармливая витаминами. И иммунитет, поддавшись на уговоры и повышенное внимание к своей особе, стал расти и крепнуть. А осенью мама отвела Гришу в бассейн заниматься плаваньем. И, несмотря на все прогнозы умных и прозорливых врачей, что бассейн будет провоцировать простудные заболевания, Гриша перестал болеть окончательно. А зачем тогда санаторий для укрепления иммунитета?
Теперь летом родители отправляли Гришу на месяц отдыхать в спортивный лагерь. Там он был знаком со всеми начинающими спортсменами и тренерами. Он же плавал с ними в одном бассейне! В спортивном лагере ему нравилось. А иммунитет был не против. Он плавал вместе с ним.
17 июня 2015 г.(из жизни)
Опуб-но 2012 г.