Она писала стихи. Стихи были никакие. Так себе. Но не писать она не могла. Сплетение слов в рифмованные цепочки присутствовало в ней постоянно и неосознанно. Они безудержно лезли отовсюду, как сорняки: из любого события, случайно кем-то брошенной фразы, просмотренных передач или совсем неважнецкого разговора. Их непрекращающийся поток не поддавался никакому контролю с её стороны и тем более уничтожению. Шла ли она по улице, выполняла ли какую-либо работу, беседовала ли с кем-то — вырастающие из ниоткуда рифмованные строчки настойчиво повторялись в голове, требуя своего немедленного запечатления на бумаге. Да, она любила читать стихи известных и менее известных поэтов. Восхищалась ими, заучивала наизусть. Но никогда ей не удавалось написать что-либо подобное. Завидовать? Нет, она не завидовала. Она писала то, что могла. Это была хроническая затяжная не поддающаяся лечению болезнь рифмоплётства. Как известно, лекарств для её ликвидации, ещё не придумали. «Главное — не передаётся никак, а значит, не опасна для окружающих», — успокаивала себя девушка. Чихов (так она называла свои рифмоплетения) становилось всё больше. Со временем даже наметился некий прогресс в результатах. Они стали более правильными, выразительными и музыкальными. Девушка решилась разместить их на сайте в интернете. «Ну, и что, что они несовершенны, — думала она. — Может кому-нибудь они подарят улыбку, успокоят или отвлекут от насущных дел». Она была девушкой довольно зрелого возраста. Около пятидесяти. Просто в изменившейся системе людского общения стало принятым называть женщин любого возраста девушками. Молодёжь презрительно фыркала, а девушкам сомнительно молодого возраста такое обращение было приятно. Она и сама при случае не забывала какую-нибудь пожилую даму — продавщицу назвать девушкой. Та довольно кивала головой в седых кудряшках, улыбалась и, в знак признательности делала незапланированные ростом цен скидки.
Он был музыкант. Известный. Международного значения. Высок. Красив. С крутой волной каштановых волос до плеч. Бездонным взглядом карих глаз. И, как все очень талантливые — одинок. Его окружали поклонники и завистники, друзья и недруги, близкие люди, вхожие в его дом, и холодные скрытные дельцы-чужаки, настырно пытающиеся втереться в доверие. Сам он работал в музыкальном коллективе разнохарактерных эмоционально неустойчивых личностей. Объединявшая всех в одно целое на время репетиций и выступлений музыка за порогом концертных залов оказывалась бессильна. Близких доверительных отношений меж коллегами в обычной жизни не складывалось. Уж очень они ревностно реагировали на успехи друг друга.
Как у каждого творческого человека, в душе его кипела буря страстей и желаний. Хотелось открыть свою душу кому-нибудь инкогнито. Он писал стихи о любви, о жизни, о чувствах. На страничке Интернета они появлялись под выдуманным именем. Так было спокойнее. Так он мог высказать то, что хотел, не опасаясь ненужных пересудов. Его душа требовала свободного полёта, жизни, лишённой страха. Многим читателям его стихи нравились. Они не знали кто он, но писали отзывы полные восхищения.
Стихи девушки нравились не всем. И она радовалась просто каждому их прочтению. Со временем у неё стали появляться постоянные читатели. Стишков становилось всё больше. Они сыпались из неё, как перхоть, которую лечи — не лечи, появляется. Ей бы хотелось сказать «как из рога изобилия», но кроме количества, другого изобилия они не несли. Постоянные читатели читали каждый её новый стих. Постепенно она к ним привыкла. Список читателей отображался на страничке. И она знала их: кого по псевдонимам, кого по настоящим именам. Они были разных возрастов: совсем юные подростки, пожилые люди, инженеры, врачи, домохозяйки и студенты. Когда один из них не появлялся какое-то время на её страничке, она огорчалась. Потом вздыхала: «Ну, конечно, мои стихи не совершенны. Этого следовало ожидать». И продолжала писать новые. Она была очень одинока. Она жила совсем одна, если не считать старой черепахи Софьи. Софья была старше девушки, поэтому передвигалась по комнате еле-еле и старалась меньше говорить. Разговоры отнимали у неё много сил. «Мне вполне хватает бесконечного прочтения сумбурного набора слов хозяйки, — думала старая черепаха. — Голова пухнет». Говорила она с хозяйкой, в крайнем случае, когда та забывала её покормить. Софья подползала к её голым ногам (а девушка старалась ходить дома босиком, как ей казалось для улучшения здоровья) и, пощипывая за большой палец, старалась строго заглянуть в глаза девушки: «Ну, что ты, в самом деле? Сама не ешь и другим не даёшь! Мне и надо-то всего с напёрсток», — пищала черепаха. Девушка кормила Софью, мыла себе и ей одно яблоко на двоих и садилась опять сочинять. Черепаху подарили ей подруги, что бы не было совсем одиноко. «Даже если она забудет её покормить дня два, с черепахой ничего не случится», — решили они. Да, у девушки были подруги. Все они были замужем и с детьми. Приходили пожаловаться на своё нелёгкое бытиё, с трудом выманивая её куда-нибудь в кафе, ресторан или магазин за шмотками. К себе приглашать не стремились. Она была мила, стройна и свободна. А, как известно мужчинам только покажи ничейную конфетку, они-то своё не упустят, подберут. Девушке подруги доверяли, но старались держать на безопасном расстоянии. Она не обижалась. Понимала. С ними она выходила в мир людей, собирала новые сюжеты для своих несовершенных стихов, наслаждалась общением.
Музыкант случайно попал на страничку девушки. Все стихи девушки носили названия первой строчки или вообще были без названия. С юмором, лёгкие, открытые, добрые. А этого так не хватало в обычной жизни. О любви она писала искренне, трогательно и наивно. Он привык читать её стихи по утрам. Девушка писала много, очень много, почти каждый день. Иногда музыкант пропускал пару стихотворений. Но, когда-то, заглотив сладкую пилюлю детской непосредственности и тепла её несовершенного стихотворчества, уже не мог от неё отказаться.
Девушка догадалась, что один из её постоянный читателей — музыкант. Интуитивно - по наитию. Почувствовала. Он составил свой псевдоним из фамилий известных композиторов, видоизменив их фамилии в имя и отчество. Девушка даже предположила кто он. И, если это тот, о ком она думала, то лет ему было катастрофически мало — около сорока! Её мозг, уцепившись за ниточку вдохновения, стал строчить стихи, посвящённые музыканту. Она следила за событиями его бурной гастрольной жизни и на каждый яркий эпизод обязательно писала стих. О-о, как божественно он играл на саксофоне! Девушка часами могла слушать его никогда не повторяющиеся джазовые импровизации.
Ей нравилась эта игра, она захватывала, кружила, уносила в фантастический мир надуманных грёз. Иногда музыкант пропускал одно из произведений, посвящённое лично ему. Случайно. Но что делать? Она и сама понимала, как много и «плодотворно» пишет. Не каждый из близкого окружения в её городишке, удосужился прочесть полное «собрание», а тут известный музыкант. Она по-детски радовалась каждой «встрече» на сайте.
Внезапно в ней проснулся «дар писателя». Он сидел в ней давно. Ещё лет тридцать пять назад в школе ей удавалось написать неординарные сочинения по литературе. Это отмечали её преподаватели. От похвал кружило голову. Даже если не удавалось полностью прочесть обязательное произведение школьной программы, она из отрывков рецензий, отзывов, статей, повествований преподавателя, умудрялась так изложить свои и не свои мысли на тетрадных листочках, что получалось лучшее сочинение в классе. Пятьдесят лет — переломный возраст. Да-да, у кого-то в сорок, а у неё в пятьдесят. В сорок ей было совершенно некогда. Она была занята проблемами здоровья совсем больных престарелых родителей. И вот наконец-то, в пятьдесят лет в ней стал просыпаться, как она подумала, главный талант — талант писателя. «Писать прозу — это вам не сочинять стихи, — размышляла девушка. — Её быстро не напишешь. Даже очень плохенькую». Проза стала отнимать у неё массу времени. На стихи практически нисколечко не оставалось. Ведь у неё была ещё черепаха и подруги, которая требовали к себе её круглосуточного дружеского внимания и участия. Девушка решила закончить стихотворчество на круглой красивой цифре пятьсот. Она вообще любила всё красивое и совершенное. По-крайней мере к этому стремилась всю жизнь. Её поэтическая тетрадь получила приговор. Девушке очень уж хотелось скорей попробовать себя в прозе.
Музыкант почувствовал что-то неладное с девушкой. У него была тонкая музыкальная душа, очень чувствительная. Нет, он не знал её переменчивый характер и её увлечение прозой. Просто стало появляться всё меньше стихов на её страничке. «Молодец, — подумал музыкант. — Она стала тщательней работать над текстами. Может быть, это поможет ей улучшить их качество? Хотя, и в такой аморфной форме они мне греют душу».
Да, её стихи отличались редкой душевностью и добротой.
И вот наступил день, когда количество её стихов достигло цифры пятьсот. «Замечательная цифра, — подумала девушка. Может быть, ещё написать штук пять? Нет, тогда я не успею ничего «сказать» в прозе». Она выделила ещё десять дней для существования своей странички в интернете и удалила её.
Проснувшись утром, часов в пять, (а музыкант всегда вставал в пять часов), музыкант сделал зарядку и принял душ. Он сварил себе чашечку ароматного колумбийского кофе (а он любил только колумбийское) и уселся на удобный оранжевый кожаный диванчик к компьютеру. Музыкант предвкушал насладиться минут десять (больше свободного времени у него просто не было) чтением стихов. Пробежав анонсы нескольких любимых авторов, он хотел зайти на страничку девушки. Уже десять дней на ней не появлялось ни одного нового стихотворения и ему приходилось перечитывать написанные ранее. «Наверное, она написала что-то интересное и музыкальное», — размышлял музыкант. Ему нравилась музыкальность её строк. Но страничка не находилась. Он пробовал ещё и ещё. Страничка исчезла. Её не было нигде. Музыкант не знал, что девушка ищет себя в прозе. Да она и не написала пока ни одного произведения, ни одного рассказа. Музыкант погрустнел. Что-то неосязаемое тёплое, приятное, привычное, как домашний халат, исчезло из его мира и из его жизни. Видимо навсегда. «Надо было сохранить пару её необычных стихов, — подумал он. — Теперь уже поздно». Лёгкая печаль периодически настигала его в течении дня, а потом куда-то улетучивалась. Он погрузился с головой в музыку. Долго огорчаться ему было некогда. Его ждали репетиции, гастроли, концерты. Разыгравшиеся чувства грустные или весёлые только помогают творческому человеку создавать новые лирические необыкновенные произведения, рождают изумительные импровизации. Он был очень талантлив. Это признавали все. Переживая происшедшее, музыкант сочинил душещипательный блюз си-бемоль.
Девушка, иногда вспоминая своих постоянных читателей, грустнела. По привычке в ней рождались поэтические строчки, но она их решительно отметала. Сейчас всё своё свободное время она посвящала написанию прозы. Правда, пока не определилась ни с жанром, ни со стилем, ни с формой. «Но это придёт, придёт обязательно», — думала девушка. Она это чувствовала. Рифмованные строчки стали приходить к ней всё реже и реже. «Наверно обиделись», — решила девушка и пошла, варить на кухню в турке свой любимый колумбийский кофе. Её ждала проза…
P.S.
- Писака!- Вздохнула Сонька, доёдывая дорогой корм "Для любимых черепах" из серебряной старинной солонки.- Слезу выжимает! Меня спроси. Я тебе такое расскажу за сто лет - жизни не хватит описать. Покруче твоих слезливых мелодрам. А то: девушка! Мадам Маня. Мария - для посторонних. Музыкант? Мьсе Ваня.
Черепаха давно не выпрашивала корм у девушки. Её кормил музыкант справно, вовремя, дорого. Брал на гастроли, правда, вместе с хозяйкой. Да-с, встретились таки они за кружечкой кофе в кофейне. Подруги подсуетились. А уж там, как судьба решила.
Случайно? Жизнь вообще случайным образом непредсказуема. У Вас не так? Всё знаете наперёд? Ну-ну. Не завидую. Софья, задвинув солонку под стол, поползла в кабинет музыканта дослушивать продолжение душещипательного блюза си-бемоль. Каждому таланту необходимы внимательные верные ценители - слушатели. Маша? Кофе варит на кухне. Колумбийский. Проза? Ага, ждёт. Ей-то куда торопиться? У неё желающих пописать видимо невидимо. Вот опоздает Маня - кто-нибудь другой запишет. У людей так: кто не успел, тот опоздал. У черепах? Поспешай медленно.
19 июня 2015 г.
опуб-но