Композитору Валерию Грунеру посвящаются эти дорожные записки.
ПРОЛОГ
Жил-был я… Когда жил? Где? Моя память-овца, потерявшая стадо, металась меж временами и народами, призраками и живыми, пытаясь услышать внятное, прочитать определённое. Прошлое обрушилось в бездонную пропасть. Так падают гнилые мосты в наводнение. И я искал себя потерянного, утонувшего.
Что может быть хуже осознанного забвения? Как в страшном сне – хочешь проснуться и не можешь. Сквозь шум природных катаклизмов, рёв машин и человечьи крики доносилась музыка, и я цеплялся за неё, как альпинист за ускользающую страховку. Музыка напоминала мне меня. Я хотел вспомнить, я хотел быть.
И чудо случилось: уши стали руками. Мотив забился в них трепетной рыбкой. Мгновенно я был восхищен из адского тумана и сердце очнулось от мертвенности...
ПОСЛЕ ПРОЛОГА
Приступая к описанию спасительного путешествия, я прихожу в отчаянье. Как выразить себя обновленного, как описать музыку, ставшую плотью? Утешаю себя лишь мыслью: даже евангелисты весьма туманно говорили о Воскресшем Христе…
Царство, через которое я проходил, названия не имеет. Знаете ли вы о Великом Томлении? Кругом разлит вечный сумрак. Чарующий источник света неопределим и вездесущ. Он исходит от Семи Сестёр, разделенных и единых, наподобие Святой Троицы. Сёстры облекают собой всё царство - Землю и Небо.
Первая Сестра-Царица неподвижно сидит в Алтаре. Её лицо печально, как у блоковской Незнакомки. Другие Сёстры двигаются внешне хаотично, но это сложный порядок литургического служения под защитой Водителя. Он как Вергилий поведет меня в воспоминание.
ДОРОЖНЫЙ НАПЕВ
…Сердце очнулось от мертвенности. Я держался за живую нить – ниспадающий напев. Он был тих, таинственен и странно непрочен, готовый оборваться. Словно гусеница я двигался по пряже моей жизни, спотыкаясь, увязая в вековой пыли, опираясь на ритмичный посох медленно пульсирующей сегидильи. Но местность не походила на Испанию. Она чуть напоминала старинную Австрию со строгими особнячками и нищими пивными. Стало ясно главное – это дорога, по которой прошли Малеров Подмастерье и Шубертов Скиталец. Следы страдательного поиска были запорошены временем, но видны отчётливо. Значит странники не были выдуманными романтическими героями и тоже шли путём утраченной реальности, вспоминая священное Забытое.
Следы возрождали прошлое. Милые путешественники были чище и наивнее меня, но, кажется, я тоже верил и не верил одновременно, презирал мещанское счастье, поклоняясь унаследованной пасмурной дороге.
Медленная сегидилья стесняла дыхание. Сёстры говорили суровым языком, похожим на испанский .. Царица вдруг изменила лицо, остановила движение, приподнялась и сообщила, что судьба моя кромешна.А напев истаивал, умирал в руках…
ПОСЛЕ НАПЕВА
Я жалею, что не заглянул в придорожную пивную. Вдруг я встретил бы там венских классиков? Полупьяные музыканты играли какой-нибудь гайдновский дивертисмент. Сам маэстро сидел посреди зала, к нему подходили важные бюргеры, хлопали по плечу и говорили, что музыка вполне прилична. А за другим столом Моцарт, в сбившемся на бок парике, хохоча рассказывал приятелям, что за последнюю симфонию получил гонорар, равный четырём кружкам пива, по кружке за каждую часть, и размахивал пустой кружкой. А в углу сидел глухой Бетховен, одинокий, с отсутствующим взглядом и смятым нотным листком на старенькой клеёнке…
КОКТЕБЕЛЬ
…Напев истаивал как свеча, умер глубоким колоколом и вдруг стал хотой. Что есть Испания? Это вовсе не стадионные вопли, не рёв быков, не треск кастаньет. Это мужество и дерзновение. Неужели я жил в Испании? И вдруг я вспомнил! Я вспомнил - я жил в Коктебеле. Дорога кончилась,и раскрылось любимое море. Здесь когда-то я заворачивался в волны, как в одеяло, визжа от восторга, завывая от переизбытка сил. И теперь я бросился в солёную воду, ощущая каждый мускул молодого тела, каждую ноту пляшущей души.
Прибрежные гальки грохотали форшлагами, сердце ухало жёсткими септаккордами, Сестра-Царица подпрыгивала в Алтаре. Другие Сёстры превратились в обезумевших чаек. Незаметная прежде Шестая залезла за облака, демонстрируя героизм. Вторая, наоборот, ныряла в кипящую глубину, стараясь остановить море и доводя все мои чувства до исступления.
Что есть ритм? Это жизнь плоти. Я был плотью, рыбой, голым идиотом, телом без мозгов. Но Водитель остановил море и атавистическое купание кончилось. Я попытался выйти на берег…
ПОСЛЕ КОКТЕБЕЛИ
Я надеялся увидеть античные развалины, пиршественные кострища генуэзских пиратов, паломников, бредущих в святую землю...
А вдруг я увидел бы, как юные Марина Цветаева и Макс Волошин бегают по песку, выкрикивая заумные вирши. Но меня ждало иное ...
ЗАЧЕМ?
…Я попытался выйти на берег и не смог. Путь преграждала та, которой приносят жертвы – прекрасная, утончённая, нестерпимо желанная. Увы, не одной дороге я поклонялся. Вот она – моя возлюбленная! В ней всё – море, Сёстры, колокола, душистые секундаккорды. Кроме неё нет ничего и ничего не нужно. Моё движение стало несказанным путём мелодической нежности. Само Царство заколебалось как в стакане вода. В его тёмной глубине родилось Солнце – намёк на иное бытие.
Мы с морем тихо лежали у ног Прекраснейшей, но рядом была пятая Сестра – Царица Глубокого Вдоха, вечного Вопроса. Бог создал её в тот миг, когда решил доставить людям как можно больше беспокойств. Она гудела басовой пчелой, требовала продолжения. Море сонно зарычало в ответ грозной гармонией и родилось сомнение…
Зачем прервано путешествие? Ведь я начал рождаться, просыпаться, искать какие-то ценности: развалины, пиратов, поэтов… А теперь всё было кончено. Коктебель, море, я сам – всё теряло смысл, забывалось. Томная смерть опять глотала меня с медовой горечью. Что есть гармония? Это жизнь души, хоровод мгновенных вселенных и велик Водитель, если в ней есть вкус и смысл, нет смуты и пошлости.
В объятиях медленного наслаждения я пытался постигнуть смысл жертвы – рискнуть бессмертием ради минутного обладания. Спрашивал искусительницу, и казалось вот - вот прозвучит слово ответа, но…
Это всё - равно, что обращаться с вопросами к цветущей траве. Она отвечала красочными переливами голоса, хаотичной ритмикой движений, мажоро- минором лица. Сами женщины не понимают свой загадочно - бессвязный язык. Им и не надо понимать.
Зачем я усомнился, несчастный? Горе мудрствующим, маловерным. Хождение по водам утрачено – я погрузился в черную пучину, разыскивая дно руками, глазами, голосом...
ПОСЛЕ «ЗАЧЕМ?»
Я мечтал стать вторым Данте. Пробежаться по кругам, ловко минуя чёртовы козни, набраться уму - разуму. Глупец, споткнулся на первом повороте.
Что есть любовь мужчины и женщины? Тупая механика? Блаженная цель? Духовная катастрофа? Просто путь не для всех посильный?
СКАЗОЧКА
…Я разыскивал дно, чтобы умереть, или поверхность, чтобы тосковать, но меня ждало нечто худшее. Блуждая в своих глубинах, я провалился в мрачное обиталище Первой Сестры – Царицы Утверждения. Она бездонно смотрела в глаза, колотила по голове черным паникадилом в ритме жёсткого блюза и напевала сказочку о человеке. Я не мог, а может, не хотел вспоминать себя сам, и теперь слушал историю.
Что есть человек? Это сито, в которое всё проливается морской водой. Поиски минувшего всегда будут взысканием прошлогоднего снега.
А я вёл себя как капризный ребенок, как непослушный школьник – перебивал нелепыми вопросами, цеплялся за Сестёр. Те подпевали знакомый нисходящий напев на почти испанском суровом языке и заматывали меня в бытийную пряжу, как в саван. Царица творила безысходные пассы, расставляла окончательные точки. Трагичен многофункциональный хор, унылы поминальные барабаны, закончен жёсткий блюз, крышка закрыта, последний гвоздь забит. Всё.
ПОСЛЕ СКАЗОЧКИ
О чудные Сёстры! Вы неповинны в грустной сказочке. Как рассказать о Вас? Кто Вас познал, уже не способен на измену.
Как описать вечно юную, романтическую Седьмую, нежную и наивную в своей натуральной чистоте?
Что сказать о Шестой, то строго возвышенной, то рыдающей?
Возможно ли постичь Пятую, с её угрюмым и страстным напряжением?
О Четвёртой даже говорить нельзя – слишком она трепетна и сокровенна.
Третья подарит небесную надежду, вторая – земное служение.
Первая скажет последнюю необходимую правду.
Сёстры творят томление. Без него человек мёртв, а значит их труд чудодейственен.
И о братьях не забуду я.
О братья мои, поэты. Вы научили меня реальности, спасли от призраков.
Вы говорили о морской волне с распущенными волосами и я видел распахнутые ресницы моей драгоценной … Говорили о светлой пряди в зеленых кольцах, и я чуял, как на любимом виске бьется любимая жилка и жизнь вскипает во мне новой песней ...
Братья укрепили меня в путешествии, не позволили впасть в отчаянье.
ВОЛНА
Последний гвоздь забит. Всё. Я не умел носить воду решетом, значит, не жил и не был. На поверхность выброшена только чахлая скорлупа с остатками бесполезных воспоминаний. Но ещё осталось море! Простите, умники, но оно слишком объёмно и всеохватно для научного исследования. Что есть море? Это рояль. Разбег и брызги, взлёты и падения, летящий голос, чистота красок, педальный гул, чёрно - белая пена.
Трогали вы когда-нибудь клавиши? Если нет, то вы похожи на мужчину, никогда не прикасавшегося к женской руке. А если вы покорили рояль, значит вы покорили море. Вы – мореплаватель!
Только море, рояль и певец могут утешить человека у последней черты. Море, рояль и песня – в соединении это молитва Вселенной. Носились ли вы под звёздами по воле волн? О, какое волнение, какая радость! Мы с морем ласкали друг друга и Водители были рядом. Стихи раскрывали женскую природу волны.
Музыка своими квинтолями, секстолями, септолями объясняла её мистическую неравномерность. Неведомые стихотворцы , пианисты и певцы сами были морем, которое ещё не совсем небо, но уже не земля.
А на камне сидела Третья Сестра и забавлялась своими игрушками, раскатывая их по линии прибоя вместе с человечьими останками.
Путешествие подходило к концу…
ПОСЛЕ ВОЛНЫ
Я не скажу Слово последнего Ответа. Идите к проповедникам. Их речи банальны, но как поэтичен язык! Идите к философам. Они часто косноязычны, но каковы идеи! Они расскажут о холодном, умном космосе и тёплой, глупой природе тоскующих друг о друге и возрождающих музыку и человека… Физика и метафизика чужды мне, поэтому цель моих дорожных заметок – не поучения, а гимн Водителю!
Что есть Творчество? Это мудрость и ремесло, бескорыстие и страсть к открытиям. Слава Строителю! Он не приемлет хаос и каждый раз по новому наводит порядок в своём хозяйстве. Так он спасает себя и мир от бесконечного истлевания и дурного беспамятства. Вергилии ведут заблудшие души, вытаскивают из бездн, услаждают стихиями, утешают Сёстрами, призывают к ходьбе с прямой спиной! Слава, слава Водителю! Аллилуйя ему от всего сердца!
ЧАША
…Путешествие подходило к концу. Я снова выходил из моря путём мелодической нежности навстречу Возлюбленной. Но теперь душа вооружена от забвений. Странники научили ходить, Водители – видеть и слышать, море – любить, а Сёстры – помнить.
Лица Сестёр изменились. Царство становилось Ликованием, но я ещё не готов говорить об этом. Я видел только мою драгоценную и человека в белых ризах. Он улыбался и держал сосуд, где тёмным коктейлем плескалась моя жизнь.
Но путешествие не кончилось. Бездна по-прежнему ревела роковыми септаккордами, грозила гибелью. Царство звенело хрупким фарфором, струилось нежным дымком. Язык спрашивал и молил о чём-то, дыхание переполняло грудь. Вздохи ветра и моря были гармоничны, но полувнятны и многосложны. Земля опять ускользала из под ног, и я пытался достичь её глубины телом и голосом...
Но Сёстры теперь пели Слово Ответа. Они пели Слово Ответа!