63.
Три часа пополудни...
Такого Рождества — одинокого, исполненного ожиданием — у меня еще не было. И оно, это ожидание, кажется, начинает меня раздражать. После всех речей, после всех обещаний.
Телефон!
Не-ет... Это Гери.
— Пух, в чем дело? Не вздумай уезжать без звонка. Сама говорила, что с островом нет связи.
— Гери! — вся моя твердость вдруг испарилась и я готова разреветься. — Не знаю, что и думать. От него пока ни слуха, ни духа.
— Так позвони ему сама. Немедленно! Должен же он хоть как-то тебе объяснить — даже если его полиция задержала.
Ну разве Гери не умница? Мне такое вообще в голову не пришло. А ведь это вполне могло случиться.
— Гери,как же я не догадалась? Так оно и есть! Он же огромную сумму должен был привезти. Вот его и задержали — из-за сумки с деньгами. Да, я сама с ним свяжусь.
— Давай! Позвони Асену! Позвони в офис! Суббота ни суббота, все на работе — в счет праздников на будущей неделе.
— Позвоню прямо сейчас. А потом тебе.
— Я все еще на телевидении, но передача только что закончилась.
Эх, как меня угораздило проболтаться. А ведь обещала, что передачу не пропущу.
Но Гери тактичная, вопросов не задает: знает, что если бы я ее смотрела, сказала бы сама, без напоминаний.
— Пух, звони, пока не разберешься, где он и что с ним. Без всякого стеснения, требуй — и все тут. Ты их проектант, они должны тебе деньги. Имеешь полное право им звонить и выяснять, где он. Как только что-нибудь узнаешь — звони мне. Жду!
Как-то лучше себя чувствуешь, когда знаешь, что Гери ждет твоего звонка.
Первым делом набираю офис. Длинные гудки — свободно. Долго. Никто не берет трубку. Ладно, допустим, в субботу они не работают.
Очередь Асена. Набираю. Отвечает автомат: связь с этим номером временно прервана. Выслушиваю его несколько раз.
Опять звонит Гери — сообщает, что с телевидения отправляется по магазинам, и напоминает, чтобы я не отступалась, все выяснила — и сообщила ей. Еще чуть-чуть, и она скажет «не позволяй собой помыкать» или «ты им не девчонка».
Через час — опять Гери. Переживает она за меня.
— Не нравится мне это дело. Откровенно говоря: он, похоже, прячется. Потому все телефоны и выключены. Этот твой Игорь... молод, богат, красив. Бабы на него как мухи на мед.
— Гери, не спеши с выводами. Сама же сказала, что его могли задержать. Я почти уверена, что...
— Могу мужа попросить, он проверит. Нужные люди у него есть, вот только застать их сейчас... Праздники на носу, сама понимаешь.
65.
Мы остановились перед домом Гери, и она, перед тем, как выйти из машины, сказала:
— Не будь дурой, не позволяй мужикам делать из тебя жертву! Выше голову!
Как это мило с ее стороны — найти время для моих запоздалых любовных историй. Спасибо, конечно, но дальше занимать ее своей персоной просто неудобно.
И куда мне теперь податься? Дома делать нечего, разве что прятать от матери факт, что я никуда не уехала.
Что ж, так и сидеть у тротуара в машине с запотевшими стеклами? Профессия приучила меня к рациональному мышлению, и я должна была, просто должна найти объяснение происходящему.
...Допустим, по старому русскому обычаю он внезапно и бесповоротно влюбился. Это версия, в которую уверовала Гери. Не исключено. Тогда почему словно вымер офис? Почему Асен тоже не отвечает? Проект-то мой им нужен, и связи тоже. Так, эта версия отбрасывается — и не потому, что она меня ранит, а потому что логически несовместима с поведением данной группы.
Думай, думай... Ты можешь решить эту головоломку, только не поддавайся боли и разочарованию. Думай!
И вот что, должно быть, произошло: Игорь не достал тех денег, за которыми отправился в Москву. Его фирма, Асен должны разным людям, но платить им нечем, вот они и прячутся. Логично? Логично. Асен сам говорил.
А Игорь? Что — Игорь? После всех этих обещаний... незабываемые каникулы, то да се... он ни за что не позвонит. Да, так оно, наверное, все и есть! От сердца отлегло. Теперь не понадобится весь этот валидол в моем кармане, разломанные надвое таблетки, чтобы на дольше хватило.
Да, но как мне теперь связаться с Игорем? Должна же я ему объяснить. Какая я была дура, строила из себя Бог весть что по телефону, совала нос в его семейные дела, одним словом — выкобенивалась, точнее слова не найдешь.
Милый, мой милый... я все, все сделаю, как надо! Проведем праздники вместе, знаешь, как у меня дома уютно. Наготовлю всякой вкуснятины, разожжем камин, выпьем вина и... будем любить друг друга... Двери на засов, морозильник-то я сегодня же доверху загружу, целую неделю можно будет не выходить...
Я так ясно представила себе всю картину, что теперь мне не терпится поделиться планами с Игорем. Набираю, но у него явно выключен телефон. Ну, для этого может быть множество причин. Например, набежал громадный счет — мы же с ним часами говорили — а денег-то и нет. Все ясно. Незачем звонить Гери. Я сейчас не могу на нее положиться: а что если она начнет меня разубеждать? Лишь бы защитить свою собственную версию, что это измена.
Сейчас главное — разыскать Игоря. Раз не отвечает дом в Драгалевцах, значит, он в том доме в горах, в селе — где же еще? Это теперь его крепость, особенно в трудные моменты.
Смотрю на часы: 2 пополудни. Мне и в голову не приходит, что в конце декабря темнеет рано.
Мотор я не глушила. С места в карьер — к Игорю!
* * *
Колеса забуксовали в запорошившем дорогу снегу. Ориентироваться в белой пелене невозможно. Выхожу из машины, осматриваюсь. Колеса проложили глубокую колею, бампер лег на свежий сугроб.
Открываю багажник, достаю лопатку, которая у меня всегда с собой, начинаю откапываться. В полумраке мне примерещился какой-то силуэт, и я немедленно ныряю обратно в машину и запираюсь. Сердце колотится от страха. Немного успокоившись, пытаюсь тронуться, медленно подаю вперед, потом назад, потом опять вперед... но нет, буксую! И кто мне виноват? Сама же заменила летние покрышки на зимние только на передних колесах, теперь расплачиваюсь...
Выхожу из машины и снова принимаюсь выгребать снег из-под колес. Скоро и это будет невозможно: снег подмерзает, становится тверже. Село признаков жизни не подает, если не считать кое-где уже светящихся в раннем сумраке окон. До дома Игоря отсюда — полсотни метров довольно крутого подъема. Так или иначе на машине мне его не преодолеть. Так что я ее запираю и продолжаю свой путь пешком. Издалека мне даже показалось, что между планок жалюзи пробивается свет. Да. Кто-то там есть!
Свет то исчезает, то появляется снова. Наверное, видят, что я приближаюсь, и нарочно гасят лампы. В этих сумерках, и такую закутанную, никому меня не узнать — значит, прячутся не от меня, а так — на всякий случай. Ну вот — теперь я вижу свет совершенно отчетливо. Значит, Игорь там. И машину он поможет вытащить. Ладно, не время сейчас о машине думать.
Как он будет рад меня видеть, как я утону в его объятиях! Как я могла подумать, что он с другой! Нет, Гери не права. С самой помолвки своего сына она вдруг начала меняться — и чаще ошибаться в оценках. Но ей я этого не скажу.
И вот я уже перед домом, вся в поту, запыхалась. Все окна темные. Пробраться за дом, со стороны гор, на которые смотрит огромное витринное окно гостиной, я не могу — там падь, а по ней несется мощный горный поток. Теперь я ясно вижу, что дом этот — действительно как крепость. Чтобы подсмотреть, что в нем происходит, надо взобраться на гору и найти площадку, подходящую для наблюдения. Если среди этих зазубренных скал вообще есть такая плошадка. Снаружи, у двери — ни звонка, ни дверного молотка, ни другого устройства, позволявшего бы дать о себе знать. Даже замочной скважины нет, не говоря уж о петлях для висячего замка. Достаю телефон и начинаю звонить. А про себя молю: „Возьми трубку! Ты здесь. Я знаю. Ведь был же свет. Отзовись... я замерзла. И пути назад для меня нет. Не с другой ли ты, или просто я тебе стала безразлична? Но в этот холод... ведь ты меня не прогонишь, правда?”
Мне бы только войти. Даже если он там с другой, не выгонит же он меня в морозную ночь.
«Номер, который вы набираете, не существует», — без устали повторяет по-английски механический голос. Трясу дверь. Где-то яростно залаяла собака. Где-то совсем близко. Я в ужасе. К первой собаке присоединяются другие, и вот их уже целый хор, и этот хор все ближе, ближе. Чуть ли не бегом — прочь от двери, вниз, вниз по тропке. Спотыкаюсь, хлопаюсь на пятую точку и скатываюсь на ней к машине.
А около машины — двое деревенских мужиков лет тридцати с гаком. В одних свитерах, по-домашнему. Им, небось, даже жарко, на жидком-то топливе.
— Твоя тачка?
Я знаю, как поставить таких типов на место. С суровым, решительным выражением сую руку в карман — вроде бы у меня там пистолет. Видела, как Асен исполняет этот номер. Только пистолет у него настоящий.
— Моя. А что?
— Застряла она у тебя в снегу. Надо бы вытолкнуть на расчищенное. Самой тебе нипочен бе справиться.
— Ладно. Спасибо, — говорю я без улыбки, не вынимая руки из кармана. — Я вам заплачу.
— И куда тебе понесло, в такой снегопад-то?
— Я архитектор, надо было встретиться с инвестором. Но вот — опоздала, и он уехал. Видите тот дом? Это его. Знаете, о ком я?
Мужики переглядываются озадаченно.
— Там же никто не живет...
— Как — никто? Как раз там мы и договорились увидеться!
Один из них объяснил:
— Бывало, приезжал сюда какой-то русский. Но только его давно не видно. Да ты позвони ему сперва... теперь с этим просто. Мобилка-то у тебя есть?
Я сразу показываю телефон — мол, если что, могу и в полицию позвонить. Пока мы разговаривали, мужики мою машину вытолкали из сугроба и поставили на дорогу, ведущую в Самоков. По которой совсем недавно прошел снегоуборочный плуг. Я полезла в карман — на этот раз не за воображаемым оружием, а за деньгами, но они бормотнули «В добрый час, да смотри, куда едешь...», после чего растворились в снежной пелене.
Кто знает, может, добрые люди из сказок живут как раз в этой местности?
* * *
Фары встречных машин слепили.
Душа — в точке замерзания.
Меня трясло...
Я что, с ума сошла?
Да уж точно, не в себе. Как я до этого докатилась? Как могла пойти на такое? От стыда перед собой ни скрыться, ни спрятаться.
Никому, никогда до конца жизни я ни словечком не обмолвлюсь о том, до какого сумасшествия сама себя довела!
По радио Пэтси Клайн запела «...Сrazy, I’m crazy for feeling so lonely...»
И именно тут я, наконец, разрыдалась.
Машина подскакивала на колеях, образованных подмерзающим снегом, а слезы безостановочно текли у меня по щекам. Дороге, казалось, не будет конца.
Но вот и наша улица.
Остановившись перед домом, я машинально выключила фары, заглушила двигатель, заперла дверцы.
Поднявшись к себе, сразу подошла к зеркалу. Оттуда на меня смотрело чужое, серое, разом постаревшее, с потухшим взором лицо.