В каждом, даже самом маленьком, подразделении есть солдат-недоразумение. Если какая-нибудь неприятность, неувязка или что-нибудь в этом роде может произойти, хотя бы теоретически, то она непременно найдёт именно этого солдата.
В нашем взводе это был Проколов. Добрейшей души человек, тихий и немного застенчивый, он притягивал всё, чего хотелось бы избежать. К примеру, он потерял новую, только что выданную панаму. Эти южные головные уборы заменили наши пилотки и были сразу оценены нами: без них, под «ласковым» афганским солнцем уши становились ушами жареного поросёнка, а шея начинала хрустеть аппетитной корочкой при каждом малейшем повороте головы. Старшина развёл руками и выдал бедолаге пилотку, которых у нас уже было в избытке за ненадобностью, а панам в запасе не было вовсе, потому, как они у нас ещё не успели накопиться. К слову сказать, и пилотку он потерял тоже, через пару рейсов, но пилоток было много и это уже не было такой проблемой.
Всем было говорено и строго-настрого запрещено отдавать кому-либо свои документы, будь это хоть генерал, хоть маршал. И, совершенно естественно, на одной из ночёвок, Проколов подошёл ко мне и, стесняясь, доложил, что сегодня днём он отстал от колонны и его остановил ВАИшник. ВАИ – это Военная автоинспекция, регулировщики, одним словом. Он потребовал у перепуганного водителя права и военный билет, а тот не сопротивляясь, отдал. ВАИшник сел в свой УАЗик и молча уехал, оставив солдатика в недоумении. Из всей возможной информации о негодяе у нас было только его звание – майор. Ни фамилии, ни номера машины перепуганный в конец воин не запомнил. Мы посокрушались, вяло поругали Проколова, пацаны, конечно же, поиздевались над недотёпой, и почти забыли об утраченном документе. Да и кому он тогда был нужен? В Рай принимают не по документам.
Но всё не так просто, как показалось сначала. Тогда было самое начало интернациональной помощи, и возимый нами керосин пока не качали через реку по трубе, а наоборот, мы должны были ходить в Союз заливаться продуктом на термезском нефтехранилище. А это – Государственная Граница, не хухры тебе мухры!
При пересечении пустыни, которая отделяла горы Гиндукуша от нашей границы, видимо от однообразия пейзажа вокруг дороги, сразу в нескольких головах нашей роты зашевелились дурацкие мысли об одном и том же. Это была садовая голова Проколова, головы командира взвода и моя, потому что это был наш водитель, и голова зампотеха роты, в силу его природной склонности к анализу. Мы все, вдруг, поняли, что на границе нужны документы на каждую голову пересекающую этот рубеж.
Перед понтонным мостом через Амударью рота остановилась для того, чтобы дождаться всех отставших, так как переходить границу поодиночке никому не позволялось. Все озаботившиеся проблемой, магическим образом, не сговариваясь, оказались у машины Проколова. Обсуждение ситуации произошло в течение сорока секунд, без единого произнесённого вслух слова. Хватило переглядываний. Взводный, как старший по званию подвёл резюме: « Едем! Там сориентируемся!» Все, молча, согласились-подчинились, только Проколов затосковал взглядом и почувствовал, что им хотят пожертвовать и, заодно, навсегда избавиться от проблем, связанных с его трудной кармой.
Наконец, когда собрались почти все машины роты, а остальных стало ждать бессмысленно, Мы пошли через понтоны. Процесс это не быстрый, руководимый местными понтонёрскими регулировщиками. Они запускали на переправу машины с расчётом, чтобы мост под нашей тяжестью не утонул, если, вдруг, мы решим все разом на него въехать. На той стороне мы снова остановились, уже на нейтральной полосе, ожидая окончательного перехода всей роты через реку. И только после завершения этого процесса нас запустили в отстойник, огороженный серьёзной колючкой и контрольно-следовой полосой.
На территории этого отстойника стояли несколько строительных вагончиков, в которых располагались таможня, караульное помещение и ещё незнамо что. Отдельной колючкой были отгорожены ряды оружейных пирамид-шкафов, куда мы должны были, пред проверкой колонны пограничниками и таможенниками, сдать оружие под ответственное хранение. Пускать на территорию Союза толпу с неизвестным недавним прошлым, вооружённую и слабоконтролируемую во время движения, местные гражданские власти не хотели, так как уже имели опыт нанесения ущерба народному хозяйству такими толпами.
После сдачи оружия наступил момент истины для Проколова и нас всех. Поступила команда строиться в две шеренги для проверки документов. Несчастный нарушитель государственной границы занервничал, начал вытирать своей пилоткой пот с лица, чтобы чем-то занять руки и заполнить неловкую паузу. И тут, единственно правильное решение принял зампотех роты, прапорщик, достойный генеральских пагонов, если давать их за сообразительность.
- Спокойно, как ни в чём не бывало, иди в курилку и сиди там кури! – прошипел прапорщик почти умершему от страха солдату.
Луч надежды мелькнул для Проколова! Он сделал всё, как настоящий артист школы Станиславского. А мы построились, каждый достал военный билет для предъявления пограничникам. Погранцы с лицами непроницаемыми и серьёзными, как в киножурнале «Советский воин», произвели проверку. Они, не спеша, с особой внимательностью, сличали каждого с фотографией в документе. Через такой фильтр – даже мышь не проскочит непроверенной!
Когда нам скомандовали: «По машинам! Заводи!» и строй рассыпался, я обернулся к курилке, махнул рукой подзывая нашего курильщика, и пошёл в свою машину. А Проколов побежал в свою. Когда все сидели по местам и КАМАЗы тарахтели дизелями, дядя с серьёзным лицом, в звании рядового, поднял шлагбаум и выпустил нас на просторы Родины!
Таким же манером, по наработанной схеме, мы возили это контрабандное тело через границу, туда и обратно, раз пять, пока через реку наши трубачи не проложили трубу для перекачки топлива. После этого отпала необходимость пересечения границы, и мы снова забыли об утраченном документе. А уж как Проколов уходил на дембель, я не знаю, это было уже без меня...