Лодочки

 
Матрену почитали на заводе как передовика производства и величали не иначе, как по имени-отчеству – Матрена Лазаревна. А на одном из собраний за победу в соцсоревновании ей торжественно вручили премию – белые лодочки. Ах, что это были за лодочки! Всем лодочкам лодочки! Чешские, мягкие, как по ноге сшитые. Их даже надевать было жалко, хоть в сервант за стекло ставь да любуйся – такая красота были эти лодочки!

Её обновке завидовали все заводские женщины, а когда она однажды прошлась в этих лодочках по своей Цветочной улице, казалось, что из каждого окна её провожали завистливым взглядом.

«Хоть замуж выходи!» -- пошутили однажды соседки. И как в воду глядели! Если бы не эти лодочки, не нашла бы Мотя женского счастья на старости лет.

Матрена уже лет пять как вдовствовала. Муж тяжело и долго болел, она вертелась, как белка в колесе: на заводе работа в две смены, за мужем ухаживала, и по хозяйству всю работу делать успевала. Управлялась сама, только тяжелую мужскую работу звала подсобить соседа Арсения, который жил от них через два дома. Знали они друг друга давно, со школьных лет, были из одной деревни. А поскольку Матрена была на пару лет старше, то на Сеньку внимания мало обращала – так, мелюзга… А из армии Арсений пришел возмужавшим, статным. И устроился на тот же завод, где трудилась Матрена. Она к тому времени была уже замужем, да и Сенька недолго был холостым. А потом на заводе стали делить участки под новые застройки, и они оказались соседями. Семьями не дружили, муж у Матрены был строгих правил, ей же хватало домашних забот и общения на работе. Так и жили: дом-работа, работа-дом… В заботах не заметили, как дети выросли и разъехались в поисках своего счастья. А потом у Матрены умер муж, а жена Сеньки его бросила – надоело ей с таким молчуном жить, захотелось хоть на старости лет пожить весело.

А старость оказалась не за горами, Матрена оглянуться не успела, как проводили ее на пенсию. И тут выяснилось, что свободное время, оказывается, существует! Она по привычке вставала рано, быстренько прибирала дом, копалась в огороде, готовила нехитрую еду, и всё – отдыхай, Матрена! Хорошо, стала к ней Вера захаживать, которая жила на соседней улице. За глаза её звали Полковничихой, потому что муж у Веры был военным, жили они в достатке, и Вера вела себя эдакой барыней. За неё всё и всегда решал муж, Вера была за ним как за каменной стеной, и когда полгода назад полковник внезапно умер от инфаркта, Вера совершенно растерялась. Вот и приходила к Матрене за поддержкой.

-- Да, самой тебе, Вера, не прожить, -- пришла к выводу Мартена, выслушав на очередном чаепитии очередные жалобы Веры на житьё-бытьё. – Надо бы тебя замуж выдать… Только вот за кого? А давай-ка я тебя с Сенькой сведу! – пришла ей в голову идея. – Вдруг да сложится у вас?
-- Да неудобно как-то, -- засомневалась Вера. – Как ты себе это представляешь? Приведешь и скажешь: возьми её замуж?
-- Нет, тут с подходом надо. Правильным. Как там говорят: путь к сердцу мужчины лежит через желудок? Вот и мы пойдем таким путем! Пеки пироги, Вера, а я с Сенькой о встрече договорюсь!

Удивительно, но Сеня на посиделки согласился сразу. Может потому, что на дворе была ранняя весна, пышно цвели яблони и воздух был наполнен ожиданием чего-то светлого, радостного.

Матрена с Верой постарались, приготовили разносолов, приоделись как на свадьбу, и в назначенный вечер пришли к Арсению в гости. Арсений по такому случаю выставил на стол самодельное яблочное вино. Вино оказалось под стать закуске и каким-то особым, что ли – очень скоро сидящие за столом забыли о возрасте и о времени, пели песни, танцевали под пластинку и шутили от души. Матрена лихо отбивала дробь в своих белых лодочках, кокетливо покачивала плечиками, когда пела свою любимую «Коробочку» -- веселье удалось на славу. Уходить из гостей не хотелось.

Вышли во двор подышать свежим воздухом, и кому-то из них пришла в голову дурацкая идея: кто выше свою туфлю на яблоню закинет? Видать, Сенька в сидр чего-то подмешал, иначе с чего бы Мартена сняла с правой ноги свою драгоценную лодочку и зашвырнула её на дерево? Туфля долетела почти до вершины, зацепилась носком за ветку и повисла. Верина босоножка долетела до половины и шлепнулась на землю. Сенькин ботинок проделал в ветках туннель и свалился по ту сторону дерева. Им это показалось таким смешным, что они хохотали до слез. Потом попытались сбить лодочку с ветки, но все попытки были неудачными. А поскольку уже темнело, решили, что завтра Сенька достанет из сарая лестницу и снимет туфлю. На том и расстались.

Мотя пришла домой в сенькиных калошах, переоделась в ночную рубашку, залезла под одеяло и попыталась уснуть. Вспоминала проведенный вечер и улыбалась – хорошо посидели! Но сон почему-то не шел. Что-то не давало покоя. Проворочавшись всю ночь, под утро Матрена поняла, что: лодочка! Её белая лодочка так хорошо видна среди ветвей! Что подумают соседи, когда утром пойдут на работу? С чего это вдруг её лодочка во дворе у Сеньки на яблоне висит? Надо её снять, пока не рассвело! Солнце вот-вот встанет!

Матрена соскочила с кровати, накинула халат, натянула шерстяные носки, что попались под руку, схватила швабру и заторопилась на улицу. В коридоре сообразила, что в халате замерзнет. На вешалке на привычном месте висел мужнин плащ, который Матрена все не могла убрать. Он был длинный, черный и с капюшоном. «Вот и хорошо, замаскируюсь, никто не заметит!» -- мелькнула мысль.

Во двор к Сеньке Матрена пробиралась огородами, благо, соседские собаки её знали и особо не тявкали, так, поинтересовались только: что это за чудо-юдо в длинном плаще? А вот швабра оказалась короткой и до туфли на ветке не доставала. А время поджимало, уже кое-где в домах стали окна зажигаться. Матрена оглянулась по сторонам и заметила у сарая чурбак, на котором Сенька дрова колол. «Вот если  к яблоне подкатить да встать на него – тогда достану!», -- прикинула Матрена и попыталась сдвинуть чурбак с места. Да так и застыла, согнувшись в три погибели: из дома на крыльцо вышел Сенька.

-- Кто тут? -- окликнул грозно.
-- Да я это, Сень, Матрена.
-- Чего ты там делаешь?
-- Да вот туфлю достать пытаюсь…
-- Давай, подсоблю, -- Арсений рывком сдвинул чурбак и покатил его к яблоне. Да не рассчитал: чурбак набрал скорость и стукнулся о ствол дерева. Туфля и свалилась.
-- Замерзла, поди? – вручая лодочку, поинтересовался Сенька. – Заходи, чаем горячим напою, только что вскипел.

А Мотя уже и без приглашения  в доме спряталась, потому что на улице стали появляться люди.
-- Я у тебя, Сеня, посижу, пока народ на работу да в школу не пройдет, -- сообщила она изумленному Арсению. – А то что люди подумают, увидев меня в таком виде в твоем дворе?
Матрена сняла калоши и в носках прошла на кухню.
-- Наливай давай своего чаю! – скомандовала.
Арсений поставил на стол оставшиеся с вечера яства, и сели они чаёвничать. От чая Матрене стало жарко, она сняла плащ, оставшись в домашнем халате. И тут в дверь постучали…

В кухню вошла Вера с завернутой в несколько полотенец кастрюлей:
-- Я кашу на завтрак сварила… А… вы… -- она застыла на некоторое время, потом поставила кастрюлю на пол и, сказав с поклоном «Совет да любовь!», выбежала из дома.

… С тех пор Вера с Матреной не разговаривала, и при встрече переходила на другую сторону улицы. А тетя Мотя с дядей Сеней действительно в совете да любви прожили вместе еще 20 лет. Арсений в тот день признался, что любил её со школьных лет, да вот только сказать об этом боялся, слишком уж Мотя «правильной» была. После её смерти он прожил недолго, месяца два и ушел за радугу, к любимой…

Ольга МЕЙРАНЕ
03.07.2015