... Сегодня вечером я ухожу в небо.
Туда, где птицы. Там буду и я.
До свидания, повседневность.
Пусть меня не будет нигде в этом мире.
Ведь я написала очередной текст, и отпустила его в свободное плавание. Вот он плывет сейчас, по волнам интернета, и кто знает, кому что от него достанется…
Хотелось бы верить, что не только бутылочные осколки…
А я уже далеко и высоко.
... Знаешь, я всегда мечтала вот так – оторваться ото всего.
Уйти, улететь, раствориться среди облаков.
Не ищите меня, я ушла навсегда. От себя, от вас, ото всего.
Я подавала надежды, но теперь уж – нет, ничего и никому не подам.
Я не буду больше тем и этим, и чем-то эдаким заниматься тоже не стану. Я буду всего лишь лететь с птицами в закат, и никто не поймет, что это я. Потому что я стала птицей.
Я отдала все, до последней слезинки, и потому могу себе позволить путешествовать дальше налегке.
И это будет история про полет.
... Раньше я думала, что птицы то и дело машут крыльями, и их полет – это беспрерывный труд.
И только недавно узнала про восходящие потоки воздуха и парение.
Вернее, я и раньше знала, но как-то забыла. А тут вдруг узнала наверняка.
… И знаешь, у меня ничего больше нет. Я так устала от собственных идей и планов, что решила разом от всего отказаться.
Что сбудется, то сбудется.
И я отпускаю все свои желания. Летите, мои хорошие. Вы сами знаете, кому из вас сбыться.
А я больше не хочу махать крыльями.
Я буду учиться парению.
... Парить, – значит, доверять.
Себе и своим процессам, прежде всего.
… Смотрю в зеркало. Пожилая женщина. Так бы все ничего, но шея рассказывает всем и каждому.
Да, пожила я. Пожила. Уже немало лет. А точнее, полвека. А-хре-неть.
... Меня воспитывали материалисткой. Деньги и предметы правили миром моих родителей и их родителей.
Маркс, Энгельс, а до них кто-то еще, - решили, что бытие определяет сознание. Потом долго впихивали этот постулат в меня, - посредством конспектирования в общую тетрадь и многократным повторением, что деньги нужны всем.
Но ведь это неправда! Не истина!
Идея, – вот что работает первым.
Таким образом, я обнаружилась в когорте идеалистов.
И даже не считаю это слово ругательством.
… Большинство людей несчастны и угрюмы. По крайней мере, я так вижу. Вот они, эти замученные жизнью лица, они окружают меня повсюду. Мой беззаботный вид воспринимается ими как скрытая угроза.
Чего я там задумала, чего затеяла, с чего такая довольная?
Ой, ребята, если б вы знали, что у меня на уме!
Вот какой мольберт лучше купить – большой, детский, или поменьше, художнический?
… Торговые центры действуют на меня ошеломляюще. Обилие света, товаров, людей и музыки одуряет.
Кажется, мне подходит решительно все, что я вижу. И сумочка, и темные очки, и чипсы на развес.
Но я – сильная и мужественная девочка. Я беру полкило помидоров по семьдесят девять рублей за килограмм, и удаляюсь твердой и легкой от недоедания походкой.
Ячневая каша и макароны! Вот наши столпы! А вокруг пусть вьется укропчик по пятнадцать рублей за пучок.
«Вот это по-нашему, по-бразильски!»
... Возможно ли сделать так, чтобы у человека не было ничего лишнего? Или его всегда будут обременять никчемные обязательства, отношения и жирок на бедрах?
Я не понимаю. Зачем мне то, что я не использую? Чтобы было? Сомнительный аргумент.
Сдается мне, что большинство вещей люди имеют только потому, что так принято у большинства других людей.
Ну, вот будто список дали человеку, и он ставит галочки: это есть, то есть и другое тоже есть.
Ура. Все у меня есть. Я не хуже других.
Ну, или хотя бы, такой же, как все.
Я понимаю, зачем это нужно другим. Я не понимаю, зачем это мне.
... У птиц и самолетов нет ничего лишнего. В воздухе не забалуешь. Груз сведен к минимуму, корпус обтекаем, крылья надежно держат и поднимают вверх.
А если что-то и образовалось, то это называется балласт, и подлежит сбросу.
… А вдруг я и вправду когда-нибудь избавлюсь от всего лишнего? И вдруг стану счастлива?..
Ведь важно, не что ты делаешь, а как. Точнее сказать, в каком состоянии.
Получается, если заводить себя все время в довольство жизнью, то можно больше ни о чем не париться. Все будет делаться само, и как тебе надо.
А как – заводить? Я ведь не лошадь, чтоб меня можно было завести в любое стойло. У меня же внутри тонкая организация.
Все просто. Если из овса сделать хлопья, добавить при варке щепотку соли, масло и сахар, то эту лошадиную еду уже можно есть.
А тонкой организации надо нарисовать небо в алмазах. Такое, знаете ли, чтоб переливалось.
За окном стоит серый небосвод, – а у нас на столе стоит цветная картинка! Посмотрим, кто кого!
... А потом я увидела радугу. На фоне темно-серого неба протянулись три коротких полоски – красная, желтая и зеленая.
Получается, я выиграла.
… У солнечного света есть какая-то магия. В его присутствии все становится привлекательным.
Человеку надо чему-то поклоняться, когда он одинок. По большому счету, вся жизнь человека – цепь иллюзий и идолопоклонства. И это не только про тех, кто не в паре.
Может быть, важна даже не столько соединенность с кем-то, сколько единение с собой.
Большую часть времени мне комфортно и увлекательно жить, хотя я одна.
А вот меньшую часть, – да, надо как-то переживать, перемучивать эту жизнь.
Нехватка какой-то части себя.
... Интересно, есть люди, которым всегда всего в себе хватает? Вряд ли.
Значит, дело в пропорциях.
Это как пломбир с вареньем. Большую часть жизни тебе должно быть хорошо, иначе ты положил лишнюю ложку варенья.
Вроде хочешь добавить жизни новый вкус – а получаешь перебор. Кстати, по этой причине я не фанатка экстрима.
Когда сносит крышу, трудно соблюсти пропорции.
... Полет должен быть тщательно подготовлен и возникать постепенно – из чертежей, бумаг, размышлений и догадок.
И только потом уже готовое шасси побежит по взлетной полосе, с каждым оборотом приближая тебя к мечте...
И если все возникает в голове, может быть, стоит сперва проиграть там от начала до конца весь процесс?
Вот эта дисциплина и будет именоваться «Теория полета».
... В человеке могут летать две вещи: то, что легче воздуха (душевные порывы), и то, что обладает подъемной силой (деньги).
"Теория полета" изучает первый вариант, как наиболее романтический.
Душа рвется летать, когда ничем не озабочена. Голод, холод, неудобство позы и жизненной позиции сильно притягивают к земле и почти не дают шансов.
Поэтому перед полетом надо утоптать взлетную полосу. Создать для себя необходимый комфорт.
... Итак, вы должны быть готовы. Ведь самое важное – плавность переходов: от состояния покоя – к разбегу, от быстрого бега – к окончательному отрыву от земли.
… Свободу не так уж часто удается почувствовать. Я столько раз опускала руки в отчаянии, столько раз сталкивалась с внутренними неодолимыми препятствиями, что могла бы уже написать диссертацию «Как смиряться с обстоятельствами и не претендовать на большее».
Сюда входят: уйма невозможностей, неспособностей, потерянных шансов и просто потерянных мною хороших людей.
Я думаю, что человек должен быть любим и нужен.
Это – необходимое условие полета. Все равно, что шасси.
Да и куда и зачем лететь, если никто не ждет тебя на земле? Так, пустое колыхание воздуха.
… Однажды я решила, что меня не любят. С этого момента все и пошло наперекосяк. Мне пришлось искать любовь в другом месте.
Но там ее не было.
Потом еще в одном. И еще.
Вся моя жизнь прошла в поисках.
Я, как путник с котомкой за плечами, шла и шла пешком, спотыкаясь, и почти не поднимая головы. Вдруг любовь попадется по дороге?..
Но она не попадалась. Никто меня не любил. Или я этого не чувствовала. Что для человека одно и то же.
И теперь я думаю, откуда это взялось, буквально вчера, из какого ниоткуда. Я сидела дома и смотрела телевизор. То есть, никуда не летала и практиками не занималась. Просто вдруг больше не захотелось искать там, где ничего нет. Уйму лет хотелось – а вчера не захотелось.
И теперь я думаю, что Господь милостив ко мне, по крайней мере, уже целые сутки, и даже еще четыре часа.
… И я вдруг поняла, что хочу жить своим умом. Своими чувствами. Как бы ни было трудно и непонятно.
Что я уже готова к самостоятельному полету. Может быть, я тут же окажусь в пропасти.
Но я не боюсь. Ведь я там уже была.
Пропасть – не смерть.
Ну, а смерть – так тому и быть. Вдруг я уже сделала все, что могла, и мне пора уходить.
Но почему-то я уверена, что здесь у меня еще много дел.
Самоуверенность, может быть. Или потребность в большой высоте.
… Я лежу на полу, как на ладони у Бога. Маленькая фигурка, которая ищет благодати. Никто ведь не знает, что это такое, и как приходит.
Мне кажется, это когда тебе ни радостно, ни грустно. Нет ни желаний, ни мыслей. Ты просто здесь есть. И нет преград между тобой и миром.
Я не знаю, как других медитирующих, а меня в лучшие моменты всегда посещает мысль: «Человеку не может быть так хорошо. Это противоестественно».
... Таким образом, я подошла к новому этапу своей жизни, который можно было бы назвать: «созерцательный».
Тот, кто умеет созерцать, в жизни не пропадет. Пока другие машут кулаками и локтями, выбивая себе место под солнцем, созерцающий уже купается в потоке солнечного света, причем в любую погоду.
Друзья мои, долой зависимость от чужих взглядов и слов! Долой принципиальную важность, что сказал начальник, и в каком он сегодня настроении!
... Отныне я буду выбирать себе свое место, исходя лишь из одного параметра: материальной выгоды.
Ну, потому, что внутренний комфорт у меня уже в кармане.
... Нет. Нет. Нет. Нет. Я опять ошиблась. В кармане оказалась дыра.
И я проигрываю, безнадежно проигрываю со счетом 2:00 ночи. Я не настолько сильна, чтобы расслабиться.
Очередная фантазия, уходи от меня. Я больше не хочу в тебя играть.
Я проиграла.
… Полет хорош тем, что постоянно меняешь высоту. Взмываешь вверх – и тут же камнем вниз. Но не до конца. Всегда можно оставить несколько сантиметров, чтобы опять уйти вверх.
... Когда только начинаешь заниматься созерцанием, узнаешь много нового.
Никто на тебя плохо не смотрит. Ну, или почти никто.
Слева в ноге бьется жилка. Справа – не бьется.
У соседей на восьмом этаже капает кондиционер. И это часто создает иллюзию дождя.
Мошки перед глазами то яркие, то так размыты, что почти не видны. От чего это зависит, непонятно.
Шкаф настолько искусно сделан под дерево, что я уже начинаю думать, не дерево ли это и в самом деле.
И так далее…
Впрочем, созерцать можно все, что происходит: звуки, мысли, события… собственные победы и поражения…
Все пойдет в ход.
… Если вы думаете, что полет – это сплошное очарование и радость, то вы сильно заблуждаетесь. Самое трудное, – это оторваться от земли. Там – всё. Ваш дом, ваша работа, ваша жизнь.
А что в небе? Всего лишь небо. Подумаешь, синее с белым. Поэтому сильно подумайте, прежде чем пускаться в полет. Может, не так оно вам и надо. Может, на земле приятнее и надежнее.
Не говоря уже о том, что на земле вы создали все сами, своими ручками, а в небе пока ничего вам не принадлежит, и вряд ли будет принадлежать.
Что там можно вообще присвоить?! Облака? Солнце? Другие самолеты?
Вот то-то и оно. Небо – общее. Имейте это в виду.
Все ваше самовыражение будет заключаться лишь в каких-нибудь «бочках» или «штопорах», и еще вопрос, увидит ли их кто-нибудь, кроме вас.
... Ну, а насчет меня – вопрос решенный.
Я – уже в полете.
… В голове каша. Или в животе? Все перемешалось.
Меня любили. Как умели, но любили. И значит, любят и сейчас.
Разве родительская любовь заканчивается с их уходом? Это значило бы: расставание навсегда.
По-моему, этого не может быть. Иначе любовь принадлежала бы не всем.
А она принадлежит всем.
И вот чему я научилась за последнее время.
Хочешь удержать равновесие, – маши крыльями.
Хочешь полететь, – начинай идти, и постепенно ускоряй шаг.
Хочешь от чего-то отказаться, – просто скажи себе об этом.
Хочешь попробовать что-то новое, – в решающий момент дай этому случиться.
... Еще я думаю, что люди слишком привязаны друг к другу. Всем необходимо общение. Неважно о чем, неважно как – лишь бы поговорить.
По-моему, общаться можно с чем угодно в этом мире, если рядом нет живого собеседника. С водой в ванной, ковром в комнате, музыкой в радиоприемнике…
Почему нельзя взять у предметов и явлений энергию для дальнейшей жизни? Погулять в парке – для меня это уже общение.
Поэтому у меня уже давно нет острой потребности в разговорах с людьми. Что они могут мне дать? Чего я такого не знаю, что у них на уме и в сердце?
Все уже сказано, изучено и разложено на слоги.
Может быть, я не права, и я просто пока не готова открываться. Может быть.
Я никогда ничего не знаю наверняка.
Но я знаю, что способна жить одна, и по большей части хорошо жить. Значит, где-то что-то я получаю от этого мира? И что-то мне удается дать?
Мне кажется, хорошая жизнь – это хороший взаимообмен. Ты входишь в контакт со всем, что тебя окружает, и это дает тебе жизненную силу. Важен только хороший контакт.
А так, – разговаривай с чем хочешь, хоть с лейкой от душа. Лишь бы она тебе отвечала.
... Еще бывает такая штука, когда ты и правда вроде бы кому-то немножечко нужен.
Я не могу сказать наверняка, но, кажется, – да, бывает.
... Может быть, вся прелесть жизни в том и заключается, что ты не меняешься. Остаешься для себя – собой. Если б я вдруг стала другим человеком, что бы я с собой делала?! Вот именно. А так – все спокойно и надежно. Я - есть, и такая, какой себя запомнила с прошлого раза.
Пусть другие меняются и летают над крышами. А меня не влечет сегодня серое небо.
С какой стати я должна меняться? Я никому ведь не должна. Самой себе, говорите?
Чушь. Я и себе не должна.
Более того, себе я нужна такой, какой себя знаю. Мне нужен проверенный собеседник.
Пусть идут в пень все идеологи самосовершенствования. Я прекрасна, с детских лет – и по сю пору.
А идеал нельзя улучшить, от него можно только благоговеть.
… За что они так со мной? Я ведь просила разобраться!!!
Но никто и не думал разбираться.
Все осталось, как было. Те же стулья, те же папки, те же цифры.
Никто и не подумал ничего поменять, хотя бы местами.
Хоть бы какой один стул подвинули к окну!!
Так нет же. Все там же, как будто привинчено к полу.
Бывают истории, когда нужен маленький ломик. Скромный такой, но весь железный.
Подходить с ним не спеша – и бить, бить, бить по всему, что видишь. Крушить направо и налево всю систему, которая портит тебе кровь который месяц.
Ах, не пересчитываете мою квитанцию? Нате, получите!
Ах, руки не доходят? Вот вам по рукам, чтоб удлиннились и дошли!
Ах, голова плохо соображала? Тогда и по голове, чтоб связались все нужные мысли в правильную цепочку!!
Я – сторонник крайних и кровожадных мер. Если меня кто-то обидел, я и насмерть забить могу. Потому как душевная рана. Жалко ведь себя, ой, жалко!
Из раны сочится кровь. Или желчь. Или гной. Пока непонятно. Но сочится.
И вызывает дикое желание прек-ра-тить!!! это безобразие!!! немедленно!!!
Я хотела быть доброй и нежной всегда. Но у меня не получилось.
Запишите это куда-нибудь: у нее опять не получилось.
Она опять пролетела с буддизмом.
И Далай Лама помахал ей вслед.
А уж сколько это калорий забирает – это же ужас просто! Я думаю, не один килоджоуль.
Вот так и получается, что в два часа ночи я сижу и подъедаю все, что осталось в доме. С отвращением даже.
Но что тут сделаешь? Организм истощен неравной борьбой с бюрократизмом и наплевательством. Вот, понимаете ли, власть захватили бюро и плевательницы. Мебель правит миром!
Жители Тибета спят на полу и едят на полу. Потому что знают: дай мебели волю – и она тебя постепенно сожрет. Это еще Ильф и Петров заметили.
А они были не дураки.
Я вообще всегда была против бюро и всяких там секретеров. Есть в них что-то отталкивающее, чуждое моей натуре.
Закрываемость дверцы? Запираемость на ключ? Нет в них этакого простора и свободы самовыражения. Не то, что стол и полка – открытость, доступность и простота в обращении.
И пусть автор тяжел и неповоротлив, но его тексты должны летать, порхать, носиться в пространстве! Ну, или хотя бы бумаги, на которых они написаны.
… А потом я вдруг себя увидела. Вот странность. Никогда раньше не видела – а тут вдруг увидела.
Это почему так происходит? Раз – и ты становишься для себя видимой. А раньше словно в шапке-невидимке была.
... Человек должен жить так, как будто у него уже все есть.
«Море, пальмы, белый пароход». Любовь, уважение, признание.
Вот он, мой богатый расшитый ковер жизни, и мое занятие – лишь добавлять детали.
В этом смысле, нет ничего, без чего я не могла бы обойтись. Нет оранжевой краски? Будет желтая. Все взаимозаменяемо.
И пусть получается немножко другой узор, чем я рассчитывала. Но рисунок остается моим, и он всегда хорош.
Чего мне еще просить и у кого? У меня уже все есть.
… Через пять дней я улетаю в другую страну, другой мир, другое измерение. Возможно, я не изменюсь, но там все будет иначе.
А пока, пока, пока… я признала свое поражение перед родным государством. Ничего нового, нечего обсуждать, незачем думать.
... Может быть, все мои беды – от моих же влюбленностей. Да, мне думается, любая привязанность – это влюбленность. Приписывание чего-то чему-то, чего в том нет.
А потом держишься, держишься за собственную иллюзию изо всех сил.
Уже и неохота, а надо.
Потому что, кажется, иначе рухнет все, как в каком-нибудь блокбастере.
Миг – и несутся вниз этажи небоскребов.
Нет больше Нью-Йорка.
А хочется, чтоб был.
… Наверно, я совершенно не приспособлена для этого мира. Даже мои друзья так считают. Ну что ж, буду дурой. Кто-то ведь должен заполнять эту нишу, так почему не я?
Пусть я – "лохушка". Зато у меня лучшая в мире кошка. Эдак зароешься в нее – и ничего больше не надо.
Стойкость, терпение и сострадание. Далай Лама сказал, вот что мне надо.
Еще бы знать, где все это взять.
Что говорите? Я сказала на той странице, что у меня уже все есть?
Нуууу… я была не в себе.
… Однажды я начала создавать свою жизнь, как литературное произведение. И чтобы не было скучно, пришлось постоянно что-то сочинять в своей реальности…
Движение должно быть, движение! Пока не победишь сопротивление воздуха!
Я не буду сопротивляться. Я полечу.