Фрау с собачками

 
Она вселилась в наш дом, когда мы в нём уже жили.
Выбрала квартиру на „эрдгешоссе». По-немецки — нижний этаж. Мы жили этажом выше. Новая соседка представляла из себя даму трудно определяемого возраста. Молодило её тщательно умащиваемое кремом лицо с живыми серо-голубыми глазами, а также осанка, стройная и горделивая - она умела "держать спину". В любую погоду она надевала экстравагантные шляпки. Но особенно выделялась она своими двумя чёрной масти болонками. С ними никогда не расставалась. Выводила их на прогулку три раза в день в любую погоду.
Она ни с кем из соседей тесно не общалась. Всегда мило всем улыбалась тем, кто бросал умилительные взгляды на деловито семенящие по тротуару два комочка иссиня-чёрной шерсти - хоть пряди из них кудельки.
Случалось, когда я выходил из подъезда, а она в это время со своими четвероногими приближалась к дому, я широким жестом распахивал перед ней дверь, в которую, обгоняя хозяйку и перепрыгивая через ступени, влетали еёсобачки Мы с их хозяйкой улыбались друг другу. И я вместе с её улыбкой, я получал своё «данке!». Это мне нравилось. Скажу честно, я иногда высматривался в окно, не возвращается ли она с прогулки. И если видел её, спешил спуститься, чтоб раскрыть перед ней дверь и обменяться улыбками. С некоторых пор это для меня стало некой эмоциональной подзарядкой.
Не могу сказать, что так уж я следил за ней. Но мне все же было интересно знать, чем живёт эта одинокая симпатичная женщина, чем занимает себя вечерами. Я никогда не видел, чтобы кто-то к ней заходил, будь то мужчина, или молодые люди, которые могли бы быть её детьми, или же соседи по дому.
Она впускала к себе - я это изредка видел - только представителей коммунальных служб и раз в неделю поставщика ящика воды в бутылках от какой-то фирмы. Иногда я помогал ей поднять через ступени тяжёлую сумку на колёсиках, набитую продуктами. Оставлял её у двери квартиры и получал в благодарность улыбку и «данке!».
Так продолжалось довольно длительное время. Я не решался заговорить с ней - комплекс эмигранта. А улыбка - она же как эсперанто.
Однажды после того, как я помог ей в очередной раз поднести к её двери сумку с продуктами, она попросила меня («если не трудно, конечно») занести сумку в дом. «С радостью!", - откликнулся я и выполнил её просьбу. Правда, её обычно спокойным и флегматичным собачкам визит чужака пришелся не по нраву, и они дружно, задрав головы, залились незлобным лаем. Хозяйка на них незло цыкнула, и они быстро, опережая друг друга, скрылись в соседней комнате.
- Они у меня родственные — мать и сын. Та, что покрупнее — мать. Зовут Бэтти. А её сын — Аргон. Мои лучшие друзья, целители моей души... - она сделала паузу, взглянула на меня и продолжила: - и слушатели.
Я промолчал, увидел, что она готова поделиться со мной чем-то личным и побоялся неосторожным словом спугнуть эту её готовность.
- Если у вас есть время, пройдёмте в гостиную, я вам кое-что покажу.
Ещё проходя с сумкой в кухню, я обратил внимание на многочисленные театральные афиши, которыми были увешены стены коридора. И на всех были изображены женщины в разных сценических костюмах и позах. Приглядевшись к ним, я понял, что везде на фото - хозяйка дома.
А в гостиной на стенах в рамах висели её изображения — живописные, графические, фотопортреты. Она — анфас, в профиль, на сцене. В углу комнаты на тонкой деревянной подставке, покрытой черным лаком, небольшой скульптурный её же портрет из белого мрамора.
- Когда-то я пела в опере, - начала она. - Играла в разных спектаклях, пела и заглавные партии. Самыми любимыми были у меня партии Аиды в опере Верди и Изольды в опере Вагнера «Тристан и Изольда». У меня было лирическое сопрано.
Тут я осмелился вставить слово:
- Было? А сейчас?
- Что вам сказать, вы можете не поверить. Но так бывает. По крайней мере, так стало со мной. Профессия актёра, кто не знает, опасная профессия. (Она, очевидно заметила моё удивление.) Если не соблюдать технику безопасности. (Здесь она грустно улыбнулась.) Чему не всегда учат в театральных заведениях. Попробую объяснить на примере знаменитого в прошлом итальянского тенора Беньямино Джильи. В одной из постановок оперы «Кармен» он в роли дона Хозе настолько самозабвенно изобразил на сцене свою страстную любовь к Кармен, что сам и зрители в зале обливались слезами. Эмоции настолько завладели им, что он не в состоянии был дальше петь. Кое-как он довёл партию до конца. За кулисами его отпаивали коньяком. Он понял тогда, что есть предел сопереживания своему герою, который актер не в праве перейти. Джильи об этом писал в своих воспоминаниях. Я же на сцене этого предела не знала. Как не знали его и многие мои коллеги. Мы были молоды, мы жили театром. Мы хотели играть ярко, так, чтобы зритель поверил создаваемым нами образам. Иначе к чему всё это лицедейство. Вы понимаете, о чём я?
- Конечно же. Я тоже читал об одном знаменитом певце. Тот своим исполнением умел доводить зрителей до экстаза. Среди чувствительных барышень даже случались обмороки. А он в такие моменты отворачивался к кулисе и незаметно подмигивал стоявшим там коллегам, мол, вот как надо работать. -
 Да, я знаю, о ком вы говорите.
- Не могу его судить. Он экономил себя, берег свои нервы. И мы с коллегами после спектакля «лечились» алкоголем и сигаретами в нашем театральном кафе. И всё это затягивалось далеко заполночь. С каждым разом дозы алкоголя  увеличивались, «лечение» продолжалось годы, и постепенно мои голосовые связки стали, как у нас говорили, "ржаветь", и моё лирического сопрано сошлось на нет.
Она помолчала, а затем продолжила:
- Я заработала на сцене хорошие деньги и много их потратила в дальнейшем на лечение от зависимости. Лечилась у одного крупного натуропата. Слава Богу, успешно. На оставшиеся деньги купила эту квартиру. О моей личной жизни скажу просто — не сложилась. В артистическом мире такое не редкость. А мои собачки меня лечат. От одиночества. Хотя вернее было бы это назвать уединением. Но сцена... она ж, как наркотик. Не отаускает. Мечтаю вернуть голос. Тренирую связки. Есть специальные методики. Пою по нескольку часов каждый день. Дома - негромко, вполголоса. А по утрам во время прогулки ухожу с собачками в луга. Благо, они близко. И там даю волю своему голосу. А Бэтти и Аргон с удовольствием слушают меня и подпевают. Да-да, это уморительно, как мы поём в три голоса. Кстати, совсем недавно прочла в интернете, что в Новой Гвинее есть порода поющих лесных собак. Может быть, мои болонки с ними одной крови, - с усмешкой сказала она и добавила: - а когда я почувствую, что мой голос вернулся, я приглашу вас с женой в гости и устрою для вас небольшой концерт...
Уже поднимаясь к себе, я вспомнил, как часто, проходя мимо её квартиры, я слышал доносящиеся оттуда оперные арии. Тогда я думал, что они - из телевизора или радио. Теперь-то я знаю, что это не так.