Русский язык за свою долгую историю сложил свою «Песнь песней», в которой он воспел Библию
во всех её частях и достоинствах, как Соломон свою Суламифь. Читаем ли А.С. Пушкина, и у него
«Книга сия называется Евангелие, - и такова её вечно новая прелесть, что если мы …
случайно откроем её, то уже не в силах противиться её сладостному увлечению.»
Обратимся ли к первому самобытному русско-украинскому философу Григорию Сковороде, и у него найдём
восхитительный образ:
«Лежит львица и царица наша, чистая дева Библия и о ней то … Христос сказывает:
«Не умерла, девица, но спит». Блажен не смежающий очей перед блистанием её».
Откроем ли Василия Розанова, и его устами русский язык продолжает свою несмолкаемую песнь:
«Сердце всемирной истории, - говорит он, - её неизъяснимое тепло её даже
неизъяснимая горячность и есть Библия. «Иов», «Руфь», «Псалтырь» -
около всего этого Парфеноны и Капитолии — всего лишь квартира,
и притом нетопленная... Голоса не слышишь: все Демосфены и тем паче Цицероны
около пророков обращаются в безгласых». «Да в чём же тайна очарования Библии, -
задаётся вопросом Розанов и отвечает, - около Библии все книги кажутся ложью.
Просто ненужное, пустое, и не то, чтобы объективно ложное, но в смысле вот
«раскрытого сердца» они конечно суть все пустые».
Как здесь не вспомнить слова Соломона:
«Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами» (Песн 2; 2).
И это только у одних светских писателей, а что у духовных! Иные языки полны глубоких исследований,
научных изысканий по библеистике, но ни один другой язык, кажется, не сложил такой пламенной духовной
песни о своей избраннице, которую он положил как печать на своём сердце.