Терпеть не могу самолёты. Чертовски высоко. Потряхивает, да и вообще страшно. Одно радует – выпивку здесь приносят. А если ещё на земле пару стаканов потянуть, то и в небе легче. Но этот пир во время чумы спасает от страха, но не от риска. Терпеть не могу самолёты.
Мы взлетели. Я расстегнул свой ремень безопасности. Перегнулся через ручку кресла и требовательным взглядом стал высматривать стюардессу.
Всегда беру место у прохода. Иллюминатор кажется мне чьей-то насмешкой. Летим и без того высоко, это чувствуется, зачем смотреть туда, куда вскоре сможешь рухнуть?!
Стюардессу я так и не разглядел. Пассажиры самолёта занимались ерундой, видимо, тоже пытаясь отвлечься. Среди скучных потребителей и ожиревших офисных крыс с бумагами, внимание привлекали только шумные туристы и недовольная своей соседкой молодая девушка. Она постоянно откидывала назад пышные непослушные волосы, крашеные в каштановый цвет. Морщила носик, ёрзала в кресле. Возможно, ей было тесно, привыкшая к просторным салонам больших авто, она, скрипя зубами, делила пространство самолёта с людьми.
Сидевшая рядом с девушкой старушка улыбалась уголками морщинистых губ. Хорошо ухоженная, движения её, хоть и были скованы артритом, но где-то ещё оставались по-юношески лёгкими. В тени этого человека пряталась молодость. Непобеждённая годами молодость. В прошлом эта смешная дама могла быть актрисой. Невероятно добрая. Она наблюдала за ребенком, сидящим перед ней, и на лице не было зависти. Только радость.
– Вам что-нибудь нужно? – спросила стюардесса.
– А? – вздрогнул я и засуетился. – Да, да. Что-нибудь алкогольное.
– Вино, ром, виски, коньяк…
– Коньяк, – прервал я её.
Бортпроводница взяла с тележки бутылку, непринужденно открыла её, раз, наверное, в стотысячный, и налила мне пол бокала.
– Полный, – моя трясущаяся ладонь открылась, показывая какой объём нужен.
Она наполнила бокал доверху и осторожно передала его мне. Несколько больших глотков и глубокий вдох. Ещё бы покурить.
Интересно, какие дела несли этих людей в Москву. Зачем летели туда молодая старушка и девушка с каштановыми волосами. Много ли приятных мелочей встретится им по пути или же, как меня, их ждали лишь память, неприятные разговоры и малознакомые люди.
Я сделал пару глотков. Потом ещё пару. Коньяк, оставшийся на дне, показался одиноким, брошенным. Пришлось допить и его. В последний раз я шумно глотнул и встал.
В туалетах самолётов чертовски тесно. Сидя на унитазе можно мыть руки не испытывая при этом неудобств. Пришлось стать ровно по центру.
Шагов за дверью не было слышно, поэтому я смело зачиркал зажигалкой. Кончик сигареты залился красным, и я выпустил первое облако дыма. Тип в зеркале выглядел неплохо. Щетина на лице. Причёска растрёпана. Но пиджак дорогой, а сигарета в руке прибавляла ему мужества.
*****. Я открыл кран умывальника, смочил свободную руку и провёл ей по лицу. Нарциссизм просыпался во мне, когда алкоголь пленил разум.
– Вы скоро? – послышалось из–за двери.
– Да. Уже выхожу.
Выкинув сигарету в унитаз, я нажал на смыв. Дым тут же высосало из помещения.
Всё. Теперь нужно вернуться в кресло и заснуть.
***
– Просыпайтесь, – услышал я сквозь сон. – Скоро мы будем заходить на посадку.
– Хорошо, – промямлил я стюардессе и выпрямил затёкшие руки.
И, правда, хорошо. Хорошо, что я проспал весь полёт.
Когда на мониторе высветило «Пристегните ремни», от сна не осталось и следа. В иллюминаторе появился город. Он был ещё далеко, но уже успокаивал. Скоро ноги коснутся земли, и можно будет расслабиться. Я выдохнул и закрыл глаза.
Самолёт сел. Нас хорошенько тряхнуло, и сердце забилось сильнее.
В аэропорту меня никто не ждал. Включив сотовый, я отправился в кафе аэропорта. Там было немноголюдно. Трое мужиков сидели за столом, ещё один за барной стойкой. Официантка разглядывала ногти, а бармен пялился в телевизор. Показывали наркотики и проституток. Ни одно, ни другое не вдохновляло, но это жизнь на земле. Привычная и всё ещё моя. Хотя бы частично.
– Что будете заказывать? – оживился бармен, когда я сел у стойки. Совсем ещё молодой, вылизанный и попсовый, он улыбался мне, демонстрируя ненастоящие зубы. Настоящие не такие белые.
– Бутылку пива, – я положил сотовый перед собой.
– Именно бутылку?
– Да. Стеклянную бутылку пива.
Раздался лёгкий хлопок и шипение. Передо мной появился напиток.
Кампания за столом шумно обсуждала автомобили и гонки. Человек справа от меня тупо смотрел в свой стакан.
– Ну, красивая же девка! – сказал бармен, всё так же глядя в ящик. – Зачем в проститутки пошла.
– Может потому и пошла, – пробурчал я.
Он кинул на меня короткий взгляд.
– Могла бы и в модели.
– Могла бы и в юристы.
– Она же наверняка тупая, – медленно сказал парень.
– Потому и проститутка. Хотя и это не показатель.
Мой телефон зазвонил. Это был отец.
– Да.
– Я не смогу тебя забрать, – промолвил он.
– Хорошо.
– Приезжай на «Новодевичье» кладбище.
– Я помню на какое.
Он положил трубку. Я сунул телефон в карман и достал кошелёк.
– А что показатель? – спросил бармен.
– Что? – удивился я, отдавая ему деньги. – А, понял о чём ты…
– Ну и?..
– Не знаю, – я слез с табурета и ушёл.
В такси было душно. Должно быть, кондиционер не работал. Освежитель воздуха бил в нос запахом сосны. Слишком сильный аромат, даже водитель старался быть ближе к открытому окну. Возможно, недавно здесь кого-то стошнило.
– На «Новодевичье», пожалуйста, – обронил я.
Дорога была длинной. Курил я дважды. Это несколько притупляло сосновую вонь, которой нипочём были два открытых окна.
Свою мать я не знал. Несмотря на то, что прожил с ней семнадцать лет. Часто я не мог её понять. Ещё чаще она не могла понять меня. Наше родство затерялось где-то между окружающими её людьми и моим собственным миром. Глядя на меня, она хотела видеть себя. Удавшуюся и смелую. Такую, которой не была. А я… А что я? Я был маленьким пареньком, любящим мяч, друзей и стройки. И чем старше я становился, тем меньше мне хотелось потакать слабостям этой женщины. И где-то по пути к своим желаниям мы забыли, кем приходимся друг другу. Она не была плохой матерью, нет. Она ей просто не была. А сейчас её самой просто не стало. Может это сделает нас хоть на шаг ближе.
Такси остановилось. Отец ждал меня у входа на кладбище. Ни слова не говоря, мы пошли вдоль могил. Ещё издалека я слышал плач. Множество людей стаяло в траурных одеждах. Головы опущены. Отец провёл меня до самого гроба, где мы и остались. Рядом с глубокой, сырой ямой.
Лицо матери было спокойным. Словно вся жизнь прошла по плану, и сейчас можно было отдохнуть, оставив суету молодым. Она была красива. Могла бы стать моделью или актрисой… или юристом... Раньше я этого не замечал.
Люди по очереди прощались с ней, потом подходили к нам и приносили свои соболезнования. Одна женщина, захлёбываясь в рыданиях и постоянно сморкаясь, долго не могла что-то сказать нам с отцом. Мужчина, подошедший с ней, попытался увести её, но та повисла у меня на шее. Очень захотелось обратно в самолёт.
Так продолжалось час. После гроб закрыли и опустили на дно.
– Ты надолго? – спросил меня отец уже в машине.
– Нет. У меня рейс обратно вечером.
– Она просила передать, что любит тебя.
– Спасибо.
Он крутанул стартером, и машина тронулась.
– Какой она была? – спросил я.
– Доброй, – он замолчал. – Её многие любили…