Это происходило недавно или давно? Двадцать, десять лет назад? Нет ещё дальше. В прошлом веке.Тогда о наркотиках и наркоманах слыхом не слыхивали, а водку продавали в столовых на вывесках которых значилось:"Чайная". Хмельную влагу наливали из дубовых бочек,споласкивая стаканы в большом,двеннадцатилитровом ведре с мутной водой. Два раза в день воду в ведре меняли, выплёскивая мерзко пахнущую жидкость с высокого крыльца чайной на землю. На той землице,у крыльца, не росла даже лебеда.
С дня окончания Великой Отечественной минуло всего пять лет и фронтовики, ещё молодые и дерзкие, пили ту разливную водку,отчаянно матерились и, иногда, в их неразборчивом гвалте вырывался крик:"За что воевали!?" фронтовики пожилые, в основном, пили вино из бутылок с красивыми этикетками. Пили молча, сосредоточенно, полными стаканами. Изрядно захмелев, они добирались до своих телег, говорили "ннн-ооо" и падали в те телеги навзничь, а умные лошадки покорно везли своих беззаботных пьяных хозяев в хутора, села, деревни из районного центра,куда по выходным съезжались крестьяне на базар и, после распродажи своего незатейливого товара, "баловались" вином у подвала тёти Груни. (В подвале у продавщицы Груни вино на полках красовалось разное, в основном, по теперешним меркам, очень дешёвое). И пофигу тогда им была ругань жён, которые после продажи мужьями поросят, кур, гусей, выуживали из карманов своих спутников жизни сущие копейки. Правда, жён фронтовики ещё маленько побаивались, но к председателям, всяким уполномоченным,секретарям и разному другому начальственному люду, они испытывали мало кому понятную неуважение и даже злость. Зато и фронтовиков власть не жаловала и после войны ещё долго катилась волна посадок защитников отечества за самые малые провинности.
Видавшие море крови, много раз раненые,в первые годы мирной жизни фронтовики отличались независимыми суждениями и поступками. Работая в колхозе "за палочки", они считали своим правом взять у колхоза то, что было необходимо их голодным детям. На них тут же доносили завистливые, трусливые доброхоты и скоро кавалеры боевых орденов и медалей оказывались на тюремных нарах.
Алексей Разымов помнит рассказы односельчан, о том, как на суде в сорок девятом году, фронтовик Волков рванул на себе рубаху и обнажив грудь с глубокими шрамами,следами от осколков вражеских снарядов и мин, крикнул: "Сажайте фронтовика, крысы тыловые!" Его отправили за колючую проволоку на девять лет. Говорили, что работая в райпотребсоюзе шофёром он присвоил для себя бутылку водки и килограмм пряников для детей. Власти успокоились только тогда, когда воины страны- победительницы не были приведены в первоначальное,довоенное, состояние глухой покорности.
В середине пятидесятых школьник Разымов не раз наблюдал, как поздним утром выпятив живот важно шествует по центру посёлка первый секретарь райкома товарищ Макаричев. В руках он несет свёрток центральных газет "Правда", "Известия". И так неспешно несёт своё чиновное брюхо сельский властелин к реке Медведица. Там у берега, прикованы на цепях лодки любителей рыбалки и охоты. Товарищ первый секретарь располагается на корме одной из понравившейся ему лодок, и начинает просматривать прессу. Читает долго, шевеля жирными губами, то ли шёпотом кроет матом авторов статей, то ли читает по слогам. Тут появляется хозяин лодки с удочками и вёслами. Смотрит он, а на его плавсредстве расположился боярин районного масштаба. Мужичку срочно надо плыть через протоку на озеро, ловить карасей пока день вовсю не занялся и клёв ещё будет. Но вот недолга - читает газеты на его лодке партийный бездельник и не торопится уходить. И, с рабским терпением, сидит на бережку рядовой советский человек, курит самокрутки и ждёт, когда гражданин- товарищ-барин соизволит сойти с его утлого судёнышка.
Хорошо,беззаботно жилось тогда чиновникам всех рангов в лучах Хрущёвской оттепели,так хорошо, что позже захотелось им послать к чёрту советскую власть и стать миллионерами и миллиардерами. И послали, и стали...
Теперь ни они, так их дети и внуки шляются по заграницам и тряся неистощимой своей мошной становятся там владельцами заводов, газет, пароходов,дворцов и замков.
В те далёкие годы Лёшка Разымов мучился в школе.Мукой его была алгебра. Не мог он взять в толк зачем нужна человечеству эта мутная наука.Любитель истории он часто мысленно ругал арабов, которые отняли у византийцев северную Африку, превратили её цветущие просторы в пустыни и мучаясь от лени в тени пальм, придумали сей невразумительный предмет - алгебру.
Удивляли Лёшку учителя математики. На школяров неспособных усвоить их уроки они действовали как пенициллин на вредные микробы; казалось они готовы были тупых в математике учеников уничтожить, растоптать, превратить в пыль.
Разымов удивлялся тому, что среди учительниц математики он не встречал красивых людей. Преподавание ими из года в год сей путанной науки и постоянная борьба с бестолковыми учениками отражалось на их челе самым неприглядным образом.И в характере их, и в облике постепенно формировались черты хронической злыдни.
Ученик, едва-едва перебивающийся с двойки на тройку, шёл к классной доске,как на эшафот, ощущая на себе брезгливый взгляд математической дамы, и едва несчастный совершал в решении задачи или примера хоть незначительную ошибку, как с училкой случалась истерика в припадке которой она выплёскивала, на бесталанного в точных науках учащегося, все помои своей неправедной ненависти.
Нынче, на склоне лет, Разымов не столь категоричен в своих мнениях о учителях математики, возможно среди них и есть добрые красивые люди, но вот ему лично не повезло и он таковых не встречал...
Окончив семилетку, в чаянии всё таки получить среднее образование,Алексей с грехом пополам преодолел ещё класс восьмой и с радостью отказался от дальнейшего школярства.Но радость прощания с школой - мачехой омрачалась только светлой грустью о той голубоглазой однокласснице в которую он был влюблен безгрешной, абсолютно платонической любовью, каковою поэт любит изящное произведение искусства, которое он боится оскорбить своим прикосновением, а чудесные и загадочные свойства которого будут долго оставаться в его памяти.
... Тут встал вопрос; какую рабочую специальность Разымову выбрать.
Старшие его двоюродные братья работали киномеханиками, младшие собирались ими стать. Пятеро его двоюродников наперебой хвалили специальность киномеханика. Уверяли, что интереснее на свете работы нет.
Учился Разымов в Саратовской школе киномехаников. Ему, деревенскому жителю, Город нравился.И любую свободную минуту он один,или с товарищами ехал в центр Саратова, к Крытому Рынку. Нравилась ему это уличное многолюдие, городская суета. Проспект Кирова - любимое место его прогулок. В выходные дни смотрел фильмы в кинотеатре "Темп", что располагался в одном здании с школой. Там перед сеансами студенты консерватории пели и играли на скрипке, что приводило душу Алексея в тихий восторг. Посещал Разымов театр имени Карла Маркса и, сколько раз позже он не смотрел спектаклей в театрах других городов, кажется ему,более талантливых исполнителей и постановщиков разных пьес, как в том Саратовском театре,1960 года, Алексей не встречал
Контингент учащихся школы разный по возрастным и социальным критериям - от внука знаменитых артистов Славика Белова, до "парня от сохи", дремучего хуторянина Петьки Лобова, от тридцатилетнего шофёра первого класса Владимира Редькина до вчерашнего школьника, пятнадцатилетнего салабона Мишки Попова.
Люди разных судеб,зачастую не очень счастливые, собрались под одной крышей школы киномехаников.
Больше всего запомнился Алексею Белов.Выходец из артистической семьи, он унаследовал от кого-то из предков аристократизм в облике и изящество жестов. Одевался красиво и со вкусом. Мы, дети рабочих и крестьян, ему не завидовали, мы ему удивлялись и с любопытством слушали его рассказы о артистах театра и кино.Высокий, статный симпатяга он не оставался без внимания соучениц, но ему, видимо, нужны были подруги более высокого интеллекта и не обращая никакого внимания на будущих киномеханиц, он с равнодушием наблюдал, как их глубокая к нему симпатия превращается в ползучую ненависть.
В предметах далёких от искусства Славик понимал мало. Устройство кинопроекторов на все месяцы учёбы оставались для него большой загадкой и, терпеливо объясняя Славику схему движения киноплёнки в работающем киноаппарате, Разымов мысленно недоумевал, зачем этот ярый поклонник Мельпомены оказался в стенах абсолютно чуждой его менталитету ремеслухи. Питались будущие киномеханики на фабрике- кухне. Так называлась столовая огромных размеров, в которой завтракали обедали и ужинали все холостяки и работяги вокруг лежащих предприятий. Блюда там стоили, по нынешним временам, удивительно дёшево, на пятьдесят копеек можно было наесться до отвала (По нынешнему курсу это рублей пятнадцать). Полные большие тарелки с мясным борщом, и котлета во втором блюде с ладонь взрослого мужика величиной,а хлеб вообще бесплатный.
Когда, после службы в армии Разымов оказался в городской столовой, то он увидел какие-то тарелочки в которые насыпали половник первого- полпорции, а два половника - порция, а котлетки с указательный палец величиной и очереди в продуктовых магазинах доказывали, что начиналась полоса искусственного дефицита талантливо организованного ненавистниками советской России.
... Десять месяцев учёбы пролетели незаметно и расставание с учителями и выпускниками школы не оставило в душе Алексея Разымова заметных эмоций.
И вот уже молодой начальник киносети Степного района разглядывая удостоверение киномеханика Разымова говорит ему:
- Это хорошо, что ты окончил школу киномехаников. У нас не хватает квалифицированных киномехаников. Везде самоучки.Есть одно хорошее село, большое - тысяча населения. Там новый клуб недавно построили с зрительным залом на четыреста мест и киноустановка новая. Поедешь туда работать?
- А почему в таком хорошем месте киномеханика нет? - спрашивает Разымов.
- Понимаешь, там население, в основном, не русское, горячее, с ними ладить надо, а киномеханик лаялся с ними по матушке. Ну они его и зарезали. Ты не бойся. Тебя они не тронут. Пацанов они не режут, не матерись там только.
"Эх ты,- думал Разымов, слушая начальника,- а вдруг в меня влюбится какая нибудь узкоглазенькая красавица и я с ней задружу по ответному чувству и что? Тогда её родичи меня тоже резать будут?" И мало ли что ещё не понравится тем нацикам.
... В те годы добрые идеи интернационализма отравлялись щедрыми инъекциями в их хрупкое созидательное начало либеральными отравами, яды которых варились на кухне хрущёвской "оттепели" шестидесятых и брежневского застоя семидесятых годов прошлого века. Они разъедали прежде прочный фундамент страны советов. Фрагментарная несправедливость чиновного сословия по отношению к работягам всех наций постепенно превращалась в хроническую и постоянную формулу бюрократического беспредела и, на такой основе, в национальных окраинах СССР реставрировались идеи басмачества, начинались движения масс в сторону религиозного фанатизма, крайние стороны которого обнажаются теперь с всей своей кровавой беспощадностью...
- Нет, не поеду я туда,где киномехаников режут,- и Разымов решительно выхватил из рук начальника киносети района свой документ.
Пришлось Алексею отправляться на должность помощника киномеханика в другое село в ином, типично русском районе. Оклад сорок семь рублей с какими то копейками.(По нынешнему состоянию платёжных средств,это около пяти тысяч)
Село, в котором Разымов очутился волею начальства районного отдела культуры, называлось Мокрой Ольховкой. Когда-то это село было районным, но в середине пятидесятых годов, когда Хрущёв необузданными экспериментами своими начинал издеваться над государством, постановлениями об укрупнением районов, Мокрая Ольховка превратилась в обычное колхозное село, и крестьяне вокруг лежащих деревень и хуторов,вдруг оказались за тридевять земель от районного центра с его больницами, раймагами,милицией, прокурорами, воскресными базарами и средними школами. Разумеется это являлось большим неудобством для сельских тружеников, но гопников от политики, очутившихся у власти после смерти Сталина, такие печали сельского народа абсолютно не волновали. Тогда шла борьба за кремлёвские кресла и смысл таких преобразований заключался в непонятных для рядовых граждан интригах.
... Автобус остановился в центре села.
Алексей с интересом рассматривал панораму центральной части бывшего районного села. Здесь прошло его детство и почти ничего тут с тех пор не изменилось. И почта находится там же где и была, и школа, и продуктовый магазин, и торговая точка под названием "Детгиз". Удивляло только малолюдство на улице и отсутствие клуба. Штакетник с клумбой есть, а клуба нет. Тут, в центре села, находился добротный и просторный деревянный очаг культуры, переделанный в конце двадцатых годов из церкви. Двухэтажный. На первом этаже располагался зрительный зал, а на втором библиотека и помещения для репетиций художественной самодеятельности и прочих творческих кружков.
- Бабушка,- обратился Алексей к старушке, которая шла мимо него с двумя буханками хлеба в багажной сетке одной руки и клюкой в другой,- куда делся клуб?
Бабуля долго подслеповато всматривалась, в Алексея и, переменив в руках сетку с хлебом, которую взяла в правую руку,а клюку в левую,ответила неожиданно молодым голосом:
- Сгорел клуб. Нету яво.
- А где же теперь кино показывают?
- Вона где,- старушка указала клюкой на приземистое одноэтажное здание,- тама, в бывшей бане, кино кажуть.
Киномеханика Разымов нашёл в кинобудке. Он просматривал на свет начальные кадры плёнок присланного кинопрокатом кинофильма.
Алексей поздоровался и протянул киномеханику направление. Тот бумажку смотреть не стал.
- Знаю. Из района звонили. Как говорится "добро пожаловать".
Хорошо, что тебя прислали. Кино крутить каждый день надо и от простуды или с похмелья лечиться из-за этого некогда. Он протянул руку Разымову,- Сергей Иванович, можно просто - Серёга.
- Алексей,- представился Разымов.
-Ты,Лёша, перемотай пленки на начало,а я покурю пока.
Алексей управился быстро.
Сергей Иванович спросил своего помощника:
- Жить тебе здесь есть где?
- Нет.
- Пойдем, я тебе к одной старухе на квартиру определю.
... Работа киномеханика действительно нравилась Алексею. Братья его не обманули. Работа интересная и в селе уважаемая. Однако Алексей для себя решил до армии, так и быть, перекантоваться в киномеханиках, а после службы в рядах вооружённых сил, приобрести другую, рабочую специальность, более заработную. Юный Разымов быстро сообразил, что киномеханики с их минимальными окладами обречены на бедное существование...
Его старшой киномеханик - мужчина средних лет, фронтовик. Воевал под Сталинградом. После ранения, в сорок третьем, был комиссован вчистую. Рассказывал, что в срок первом из Мокрой Ольховки Родина призвала на фронт 300 человек. Домой, из того призыва,вернулось трое - он и ещё один весь израненный солдат после войны прожил не долго, а у третьего военная судьба счастливая;всю войну возил генерала. Ещё рассказывал он, что на фронте у стен волжской твердыни красноармейцы голодали. С своим боевым другом они на нейтральной полосе заметили убитого козла. Ночью, рискуя жизнью, приволокли его к своим окопам, закопали тушу в снег и целую неделю, тайком от всех, их отделение втихаря насыщалось сырым мороженным мясом. Но однажды сугроб, где оно сберегалось, оказался пустым. Кто-то шустрый приметил, чем и как балуют свои желудки бойцы третьего отделения и спёр остатки козлика. Тем временем посетил передовую член Военного Совета фронта товарищ Хрущёв. Защитники Сталинграда пожаловались генералу Хрущёву на окопный голод. Порядок в снабжении войск продовольствием был наведён по сталински быстро и беспощадно: был расстрелян интендатский полковник, его замы и помы отправлены в штрафбаты. Так кончилась голодовка на сталинградской передовой. Хрущёва фронтовик Серёга крепко уважал и анекдотов о нём не терпел.
Ходил Сергей Иванович в военной Фуражке с лакированным козырьком.Высокий, худой, длинноносый, с хромой, раненой на фронте ногой, он совсем не являл собою образец мужского обаяния, но женщинам он нравился и тургеневский мальчик Разымов не мог понять отчего женщины млеют даже от случайной встрече с Сергеем. С некоторой частью женщин Сергей здоровался так:"Привет. С Новым Годом!", - говорил громко односельчанке, хоть на дворе стояла полуденная жара середины лета, и при этом энергично делал рукой неприличный жест. Приветствуемая таким нахальным образом женщина притворно негодовала возмущённо махала на него руками, как машет курица крыльями на негодного петуха, а в глазах такой бабы стыла едва заметная надежда смешанная с неистребимой тоскою. Ещё не старые вдовы и, лишённые женского счастья невесты, мужья и женихи которых давно укрылись в сырой и холодной земле, освобождая свою страну и весь мир от фашистского нашествия. Одинокие женщины,молодые вдовы так нуждались хоть в малом мужском внимании здесь, где светит жаркое летнее солнце и кипит жизнь.
Квартировал Алексей у бабы Дарьи.Крепкая семидесяти летняя старуха жила своим натуральным хозяйством. Корова,куры, огород составляли её небогатое хозяйство. Каждое утро она с серпом шла в лесопосадки, что находились примерно в полукилометре от дома,жала там траву, утрамбовывала её в огромную вязанку и, взвалив её на спину, согнувшись под её тяжестью шла домой.
Разымов как-то попробовал поднять такую вязанку и не смог оторвать её от земли...
Траву баба Дарья расстилала во дворе,и когда трава высыхала на солнце она убирала её в сарай. Так вязанками запасала она корове на зиму сено. Ещё,днями, она обихаживала огород, пропалывала и окучивала картошку, поливала огурцы, помидоры, лук, вёдрами из колодца, который находился на улице против её дома.
У бабы Дарьи жили ещё два постояльца,Василий и Иван, курсанты Мокроольховской школы сельских механизаторов широкого профиля,располагающейся в бывшем здании райисполкома. Проучившись в школе два года, её выпускник становился комбайнёром, трактористом, слесарем-ремонтником сельхозтехники.Принимали в школу всех умеющих читать писать и знакомых с четырьмя действиями арифметики. Кормили и одевали курсантов бесплатно, за счёт государства. Те квартиранты бабы Дарьи были земляками, приехали учиться из одного села. Молодые, допризывного возраста парни, были полной противоположностью друг другу. Василий высокий, статный симпатяга из замечательной породы первых парней на деревне, а Иван неказистый, нескладный, замкнутый.
Василий говорун, балабол любил рассказывать о своей девушке, которая осталась скучать за своим милым другом в родной деревне. Бабушке нравилось слушать рассказы Василия в которых он красочно повествовал,о девушке которая беззаветно любит его, а он её.
Василий всё время подтрунивал над Иваном, а тот реагировал на подкалывания земляка с усмешкой мудрого человека.
Учился Иван трудно но старательно и всё время корпел над учебниками. Василий же постигал премудрости изучаемых предметов с лёгким небрежением хронического отличника.
Дарья испытывала к Василию душевную слабость и часто говорила:"Васька большим человеком станет" О Иване отзывалась так:" Ванька глупой, как малое дитя".
Василий большим человеком не стал. Он всю трудовую жизнь провёл у кузнечного молота и ему, по горячей сетке рано вышедшим на пенсию, не долго довелось радоваться заслуженному отдыху.
Ивана жена увезла на жительство в Германию, где он надорвался созидая экономическое чудо чужого государства и тоже долгожителем не стал.
Два сына и муж бабы Дарьи погибли на фронте. Отрадой бабули оставались два внука. Она в них души не чаяла и не проходило дня, чтоб она не вспоминала о них в мыслях, словах и молитвах.
Старший её внук учился в танковом училище и уже перед самым выпуском на манёврах, в кромешном тумане ранней весны, на полном ходу столкнулись два танка. В одном из них на месте механика- водителя находился внук бабы Дарьи. Его ноги оказались раздроблены до колен и обе ноги хирурги ампутировали. В селе жила невеста внука. Молодые влюблённые мечтали поженится после окончания женихом училища.Из госпиталя вчерашний курсант писать подруге не стал не желая отягощать её жизнь присутствием рядом инвалида. Но она узнала от бабушки внука о беде его постигшем, тут же, не откладывая, поехала в город, где находилось то танковое училище, разыскала его в госпитале и настояла на регистрации брака с любимым. После госпиталя молодой муж не растерялся, не опустился стеная о своём несчастии,а быстро освоив ходьбу на протезах, поступил на заочное отделение политехнического института, успешно окончил его и после работал где-то в Подмосковье, радуя своими талантами и прилежанием руководство закрытого НИИ. Такова не выдуманная история о чудодейственной силе истинной любви.
Младший внук бабы Дарьи, окончив военное училище, служил где-то в Закарпатье. Летом лейтенант приехал погостить к бабушке с красавицей женой. Он произвёл на Разымова впечатление мягкого, интеллигентного хорошо воспитанного человека.
Погибшие родные люди бабы Дарьи имели разные воинские звания. Муж её воевал в звании сержантском, старший сын был офицером, а младший отдал свою молодую жизнь за родину рядовым солдатом. Вот за младшенького и платило государство солдатской матери пенсию в сумме пяти рублей. Ещё правление благодетельствовало старуху колхозной пенсией раз в году, осенью - тремя мешками с зерном и один мешок с просом. Не избалованная государевым вниманием вдова радовалась и таким оскоплённым щедротам Отечества. И только,кажется, с семьдесят пятого года, когда вдов потерявших на фронте сыновей и мужей оставалось самая малость государство раздобрилось и стало выплачивать им ежемесячно пенсию в 35 рублей.
По вечерам, перед сном, баба Дарья кряхтя и охая становилась на колени и, обратив взор свой на икону с ликом богоматери, долго молилась крестясь, кланяясь и вышёптывая молитвы. В эти минуты квартиранты должны были вести себя тише воды и ниже травы.
В редкие минуты отдыха Дарья сидела у окна, смотрела на улицу и о чём-то думала. Однажды Разымов спросил её:
- О чём вы сейчас думаете, баба Дарья.
- О грехах своих думаю и каюсь.
- Какие же у вас грехи бабушка? Живете трудами своими, сыновей и мужа на защиту Родины отдали безвозвратно, внуков воспитали достойными, хорошими людьми...
- У каждого человека грехов - как камушков на берегу нашей речки Беженки. Сегодня с Матвеевной поругалась. Куры её через плетень перелетели и огурцы в огороде поклевали. Всё некогда ей крылья им подрезать. Разозлилась я на соседку, а это грех. Вот счас смотрю я на улицу, а там, напротив, целую машину сена сосед коровке своей на зиму привёз, я и позавидовала,а это тоже грех. Вот видишь, Лёшка, день ещё не кончился а я уже нагрешила... Или вот в страшном тридцать третьем, когда умерших от голода сбрасывали в погреба, у живых сил не оставалось хоронить на кладбище, я с семьёй жила впроголодь,но никто у меня не умер. Тогда родственница проводницей работала на московском поезде и я через два дня выходила к железнодорожному полотну и она выбрасывала мне из окна вагона буханки с хлебушком, в Москве голоду не было. Тем хлебушком кормила я деток своих, мужа, сама ела, а вокруг умирали люди вот и думаю я; могла бы я кусочек хлебца дать какому либо умирающему,хоть перед смертью порадовать его хлебным духом,наверно могла,но спасти я его не спасла бы, а от детей своих тот кусочек отняла б... Думаю я теперь был ли в том мой грех...
Так и жила баба Дарья в трудах каждодневных без особых радостей и печалей и, иногда, в тяжких раздумьях о прожитых годах. Гордилась внуками и ждала правнуков.
Причиной больших огорчений бабы Дарьи была негодная, худая крыша.Тесовая кровля когда-то добротная, прочная, давно превратилась трухлявую и худую.Хозяин собирался обновить её, но тут началась война и крыша так и осталась старой и негодной.Прошли ещё годы тесовые доски на кровле окончательно сгнили.
Дожди и ливни становились для старушки настоящим горем. Тогда чугунки, тазики, горшки стояли по всему дому и быстро наполняемую обильно льющейся с потолка воду, старушка едва успевала, с громким плачем и причитаниями,выливать на улицу и ставить снова их под бесконечные дождевые струи. Шифер, самый доступный по цене укрывной материал для крыш доставался по распределению передовикам производства и прочим заслуженным людям.
Жалея бабу Дарью Разумов пошёл к председателю сельсовета:
- Почему вдова солдата и мать погибших за родину сыновей мучается своей одинокой жизнью в доме с худой крышей?
Председатель, мужик добрый, фронтовик, не стукнул кулаком по столу и не топнул на пацана ножкой, а терпеливо стал объяснять юноше, неразумному, что существуют на свете разные правила,законы и постановления по которым шифер распределяется только колхозным передовикам-ударникам, инвалидам войны,специалистам сельхоз производства.Закончил председатель свои длинные объяснения словами:
- А Дарья ни по каким статьям под такую льготу не подходит.
- Чтож, так и будет солдатская мать доживать свой век под дырявой крышей?
- Ты вот что, парень, не умничай,а пока ещё на нашем складе шифер есть,напиши заявление в райвоенкомат в самых жалостливых выражениях от её имени. Может толк и выйдет.
Алексей такое заявление написал; жалостливое, проникновенное. Старушка под ним расписалась и поехало оно в район к людям в погонах.Но чугунные сердца чиновников хоть военных, хоть гражданских ничем не прошибёшь. Недели через две из военкомата пришёл бабе Дарье ответ из содержания которого Разымов помнит только,что в стандартной отписке содержались слова "по мере возможности". Такое, леденящее душу просителей, сочетание слов Разымов не раз считывал позже в бумагах которые ему присылали столпы чиновного равнодушия, когда он бедовал с малыми детьми в трущёбах Сибири без крыши над головой. И конечно мифическая "возможность" во всякие времена ещё никогда и никому не предоставлялась.
В начале осени Родина Разымова призвала на службу в вооружённых силах.
Через два года службы Алексею командованием части был объявлен отпуск но Родину "за отличные успехи в боевой и политической подготовке".
Солдатский отпуск пролетел очень быстро и вот уже позади сердечное расставание на перроне с родителями, сестрой, и прощальные взмахи рук из тамбура вагона отъезжающего пригородного поезда, ставит окончательную точку в грустной церемонии. Пригородным сообщением отпускник доберётся на узловую станцию из которой он, семьдесят седьмым скорым, поедет до Новосибирска и дальше.
В этом пригородном поезде Разымов встретил Катю. Катя. Она иногда на выходные приезжала из Камышина домой, к родителям. Катя не могла заслонить своей точёной фигуркой и римским профилем классически красивого лица, ту голубоглазую одноклассницу при мысли о которой у Алексея содрогалось сердце. Всё ж Катя ему нравилась и он провёл с ней несколько вечеров, но каждый вечер она прощалась с ним холодно и Алексей понял, что в Камышине у ней дружок есть и он всякие встречи с ней оставил. А может она своим мудрым женским чутьём услышала, что на сердце его вовсе не она?
...Голубоглазый взор девочки Нины долго заслонял от Алексея всех красавиц,вплоть до волшебной встречи его с будущей женой....
Случайная встреча с Катей оказалась без радости, а расставание без печали. Говорить им особенно было не о чем На расспросы Разымова о Мокрой Ольховке она рассказала, что в селе построен новый клуб, большой и красивый. Киномехаником по-прежнему работает Сергей Иванович. Киносеансы,как и было, идут каждый день кроме понедельника. Иногда киномеханик болеет и тогда кино крутит завклубом, а помощника теперь у Сергея нет. Кинозрителей становится всё меньше, потому что у многих теперь есть телевизоры. А бабушка Дарья померла ещё около года назад, осенью. "Крыша у её дома сильно текла. Вот под дождями она и померла". От такого известия тяжёлая тоска легла на душу Алексея. Представилось ему, как одинокая старушка мечется в своём доме и не успевает она выливать на улицу горшки,чугунки, чашки и тазики быстро наполняемые тугими струями стекающего с потолка холодного осеннего дождя, плачет в голос, поскальзывается на мокром полу и падает, встает и снова падает, с остановившимся от усталости и горя сердцем, теперь уже навсегда.
2015 год.Июль