Пролог.
Дорогой читатель, события, описанные мною в рассказе «Анастасия», подтверждены архивными документами. Это было тяжелое время испытаний: с одной стороны - война, фронт, героизм солдат и тружеников тыла; с другой – предательство, саботаж, позор. Но кто может сказать, где находится грань между героизмом и предательством, если речь идёт не о собственной наживе и благополучии, а о сохранении жизни детей, стариков и женщин. У каждого своё мнение. Однозначного ответа нет. Только время всё расставит по своим местам.
Глава 1. Заговорщики.
Поздний вечер, в дом постучали. Анастасия накинула на плечи старенькую шаль, приоткрыла занавеску на окне и, прижав руку ко лбу, пристально посмотрела в окно. Ночь тёмная, ничего не видно. Приглядевшись, женщина увидела силуэт мужчины. «Должно быть это председатель колхоза», - подумала Настя. Выйдя на крыльцо, женщина шёпотом спросила: «Андрей Васильевич, это Вы? Что случилось? Что так поздно?»
Андрей, молча подойдя к Анастасии, сказал: « Насть, хватит трястись. Обсудить надобно дело одно. Впустишь в дом?»
Настя, сильнее натянув шаль руками на груди, как будто она единственное её спасение, ещё тише прошептала: «Ну, что мне с тобой делать, Андрюха, входи уж. Да, только, не боязно ли тебе, к незамужней бабе, по ночам ходить?»
На, что Андрей Васильевич ей ответил:
- Настя, дело серьёзное к тебе, не до шуток. Слышала, что в соседней деревне, снова двое детей от голода умерли. К весне все помрём. Есть то, уж, и сейчас, нечего. Клеверную кашку едим, ботву, да картофельные очистки. Разве можно детей этим кормить?! Им бы хлебушка, молока, - и немного помедлив, продолжил, - да, только, и это не весь вопрос, главное, что же весной-то сеять будем. По плану, мы всё отдать должны. А как же дальше. Ты же, вроде, власть у нас, покрепче председателя будешь, сама понять должна, негоже всё отдавать, что-то и колхозу, колхозникам оставить надо».
- Ох, Андрей Васильевич, что же я, не понимаю, что так нельзя делать, да, что я могу! Это же постановление правительства: «Всё для фронта, всё для победы! Представляешь, что будет, если мы невыполним план по поставке хлеба государству? Нет, по-другому нельзя. Иди, Андрей, мне спать надо. Завтра надо ехать с докладом о проделанной работе».
- Да, я же, понимаю, Настя, что всё для победы и всё для фронта, но и у нас люди! Бабы же из последних сил тянуться. Так скоро и в поле некого будет посылать. Падают от усталости, от голода. Настя, давай, может, что придумаем? Вот и счетовод Вера Павловна с нами. Она же член правления. Мы же о колхозниках и колхозе тоже заботиться должны. Ты же коммунист с 1939 года, секретарь партийной организации, депутат областного совета, обкомовский работник!
- Хорошо, ну решим мы, а как с кладовщиком договариваться будем? Она же может не поддержать нашу инициативу? Да и в обкоме на меня многие зуб имеют за тот случай с партийными документами. Я уже и так один выговор имею. Боюсь я, Андрюха!
- Да, не бойся, никто до поры не узнает, а с ведомостями, что-нибудь придумаем. Я поговорил уже с Катей. Она тоже думает, как мы. Другого выхода нет! Если всё зерно отдадим, сеять нечего весной будет. Да и в семьи немного надо дать. Дети пухнут от голода, мрут, как мухи.
- Андрей Васильевич, ты меня стыдишь, что ли? Если коммунист, так и не понимаю людских бед? Я всё понимаю, но нас, если узнают, по головке не погладят, право же говорю, лишимся головы.
- Да, не узнает никто. А если и узнают, то за нас будут, мы же на стороне народа и для них же стараемся! Меня в колхозе и в районе уважают, я уже семь лет председательствую, авторитет, опыт работы есть!– всё больше повышая голос, говорил Андрей.
- Андрей Васильевич, да знаю я всё - раздражённо сказала Анастасия, не кричи, люди услышат. Не могу я нарушить постановление партии и правительства. В саботаже нас уличат. Ты, понимаешь, что это не допустимо!
Андрей приблизился к Насте, взял её за плечи и, посмотрев в её красивые серовато-голубые глаза, сказал: «Настенька, милая, Богом прошу, помоги! Пропадём же! Не доживём и до весны. Все сгинем. И дети, и старики. И поле наше не засеяно будет. Кто останется? Кому победы дожидаться? Детишек жалко. Да, пропади же моя жизнь пропадом. Не себе прощу, ради колхоза, весной же сеять нечем будет!»
Настя посмотрела в его глаза, прижалась к нему. «Вот как сердце его стучит», - подумала она, и комок подступил к её горлу. Хотелось зарыдать, упасть к его ногам и стать беззащитной, хрупкой и нежной женщиной. Всю свою молодость отдала служению народу, партии и правительству. Хотела быть сильной. А вот теперь, так хотелось бы быть слабой и, что бы он, как раньше, обнимал и целовал её. Но нет, она выбрала путь сильной женщины, вступила в партию и всю жизнь в борьбе, то за урожай, то отчёты, поездки. А семью так и не создала. Зачем? Он вот рядом и ничего ей не надо. Она ещё сильнее прижалась к его груди.
« Андрей такой сильный, умный, добрый, но не её. У него семья, а она всё одна», продолжала думать Настя.
Андрей, чувствуя её горячее дыхание, рукой провёл по её голове.
Платок скользнул и упал на пол, открывая тем самым её волосы, заплетённые в косу и аккуратно уложенные на голове.
Чувство с новой силой возобладали над ним. Он, страстно поцеловав её, ещё крепче прижал к себе. «Настюха, дорогая, жизни не пожалею за тебя, но прими решение, помоги колхозу выжить!»
Тут в окно снова постучали. Настя быстро подняла платок и, завязав его, подошла к окну.
Луна уже вошла в своё величие, и гордо сияла на небе. Настя заметила силуэты двух женщин. Испугавшись, что это жена Андрея, она оглянулась. Андрей, совершенно спокойно сказал: «Это Вера с Катей. Открой им. Мы договорились здесь встретиться».
Настя вышла в сени, открыла дверь. Всё ещё ощущая его сильные руки, она, постаралась успокоиться и придерживая , сильнее натянула шаль руками.
Женщина подозрительно посмотрела на Андрея и подумала: «Может уже не любит, а так для дела, - но, взглянув на его, увидела его влюблённые глаза, которые горели страстью и нежностью к ней, - нет, он любит меня, а я люблю его».
Настя вышла на крыльцо. Вера Павловна и Екатерина Константиновна, оглядываясь по сторонам, стояли в тени дома. Настя шёпотом сказала: «Девчата, заходите, уж!»
Катя прошла вперёд, за ней Вера. Зайдя в дом, они посмотрели на Андрея. Было видно, что он взволнован. Андрей Васильевич подошёл к столу, сел и сказал: «Хозяюшка, сообрази, что ни будь. Чайку к примеру». Настя поставила чугунок в печь и приготовила к заварке листья брусники, насушенных в прошлую осень.
Андрей Васильевич, в пол голоса сказал: «Ну, что, бабы, делать будем»?
- Да то и делать будем, что надо часть зерна оставить на весну, часть колхозникам раздать, а остальное сдать, как велено, - твёрдо проговорила Вера, - бухгалтерские же отчёты, надобно спрятать до поры до времени.
- Я, завтра утром выдам зерно, а вы делайте, что надо,- сказала кладовщик Катя.
- Ну, вот и хорошо. Так и решим. Анастасия Алексеевна, Вы как, согласны?
Настя посмотрела на Андрея и подумала: « Какой же он смелый, но всё же так нельзя. Это не правильно». А, вслух, она сказала: «Хорошо, но для всех это будет пока тайной, в общем, не распространятся».
Настя заварила чай, налила в кружки кипяток. Потом посмотрела на гостей и достала маленький кусочек лепёшки, приготовленный из прошлогодней муки и замешанной с какой-то травой. Андрей улыбнулся и сказал: «Ну, что пируем?» Все молча стали пить чай. Каждый из них понимал, что они могут пострадать за то, что намереваются сделать.
Настя посмотрела на женщин и подумала: «Молодые ещё. Жаль девчат, если, что не так пойдёт. Вон Катька, или как её сельчане величают, Екатерина Константиновна, кладовщик, а значит руководство колхоза, молодая баба, с двенадцатого года. Сколько же ей лет-то, тридцать один, кажись? А Вере, Вере Павловне - двадцать пять, с восемнадцатого года она, молодая совсем, жизни не знала. И если, …, нет, не прощу я себе, если с ними, что случится», - так размышляла Анастасия, но допив свежеприготовленный чай, сказала: «Ну, значит, так и решили, подробности потом сообщу, а теперь по домам и спать, завтра рано вставать».
Глава 2. У следователя.
Настя открыла глаза. Стены, пол, всё было серое и влажное. Маленькое окошко с решёткой находилось высоко, почти под потолком. Узкий лучик света еле проникал в камеру, создавая полумрак.
«Вот и всё. Всё кончено. Карьера, любовь, жизнь. Теперь пустота, позор и, неужели расстрел или каторга»? – размышляла Настя.
Она снова закрыла глаза и перевернулась на бок, к стенке. Вдруг застучали засовы и дверь открылась. Грубый, прокуренный голос сказал: «Неверова, на выход!» Настя встала, расправила помятое платье, накинула шаль.
«Хорошо, хоть шаль оставили, - промелькнуло у неё в голове, - тут так сыро и холодно».
Настя вышла из камеры. Стражник сказал, что бы она руки сцепила сзади и повернулась к стене. Женщина послушно выполнила все команды. Проверив её, он приказал следовать Насте за ним. Сзади женщины следовал второй охранник. Они шли длинным коридором. Это был уже не первый допрос, но она ничего не говорила. Просто молчала и всё.
В кабинете её вновь ждал следователь. Махнув рукой, он предложил Насте присесть на стул напротив него. «Вот почитай», - сказал он как-то очень сухо. «Видимо, решение принято», - подумала Анастасия. Она взяла документ, на котором стоял «гриф секретности», и стала читать: « Секретно. Возвратить через 10 дней в РК. Выписка из протокола № 20. Заседания бюро РК ВКП (б) от третьего декабря 1943 года». Настя подняла глаза, руки её тряслись, глаза застилали слёзы. Офицер посмотрел на неё и сказал: «Раньше надо было думать! Читай!»
Анастасия продолжала читать: «Проверкой в колхозе установлено невыполнение плана сдачи хлебы государству в количестве 489 центнеров. Вместо того, что бы мобилизовать всё в колхозе на сдачу хлеба государству, председатель колхоза Горбунов Андрей Васильевич, договорившись с заместителем председателя сельсовета, членом ВКП (б) Неверовой Анастасией Алексеевной, хлеб государству не сдавать, и организовали скрытие зерна в количестве 60 центнеров на двух квартирах Неверовой А.А. В данном колхозе было растранжирено более 100 центнеров зерна. Для скрытия своих преступных действий в колхозе был организован двойной учёт оприходования хлеба, документы которого прятались в земле под крыльцом».
Анастасия попросила попить. Следователь налил в гранёный стакан воды и дал его ей. Настя попила и продолжила читать вслух, стараясь, хоть и дрожащим голосом, проговаривать все слова: « Своими действиями Горбунов Андрей Васильевич и Неверова Анастасия Алексеевна обманули государство, организовали провал сдачи хлеба государству и Красной Армии, в угоду немецким фашистам и по существу, в условиях отечественной войны Горбунов А.В. и Неверова А.А. являются злейшими врагами нашей родины, то есть врагами народа».
Анастасия побледнев, выронила листок из рук. Она посмотрела на следователя и сиплым голосом проговорила: «Не ради себя, ради людей и колхоза»!
Следователь посмотрел на женщину и приказал: «Читай дальше!»
Женщина продолжила читать: « Бюро РК ВКП (б) постановляет: за провал хлебо-заготовок, за обман государства Горбунова А.В. и Неверову А.А. из партии исключить, арестовать и отдать под суд.
Подпись: Секретарь РК ВКП (б) Кунгурцев. Настя замолчала.
Она не слышала, как её вывели из кабинета, как она шла по коридору, как оказалась в камере. «Кто же их выдал? – вертелось у неё в голове, - наверно это уже никогда не узнать».
На следующий день её снова вызвали в кабинет следователя.
«Вот ознакомься со свидетельскими показаниями. Зря Вы, Анастасия Алексеевна с нами не стали сотрудничать и ничего не рассказали. Может быть, Ваши чистосердечные признания, смягчили бы приговор».
Настя взяла документ и прочитала: «Свидетельское заключение».
Надеясь, что в этом документе она найдёт ответ на свой вопрос: «Кто их выдал», она начала читать: «…та шайка предателей интересов Родины по легальному учёту в колхозе сумела уменьшить валовой сбор урожая культур ржи, овса и ячменя на 193 центнера, введя данную цифру в нелегальном учёте, продолжала тайно расходовать этот хлеб на нужды колхоза».
Анастасия остановилась и, посмотрев на следователя, крикнула: «На нужды колхоза, не для себя!»
Следователь раздражённо закричал: «Читай, дрянь!»
Настя продолжила читать: «На день вскрытия преступления и ареста преступников установлено, что 127 центнеров зерна не оприходовали по официальному учёту, и 66 центнеров ячменя по сговору было скрыто в доме Неверовой. Причём, она проявила активное содействие в даче совета и обсуждения вопроса, как лучше скрыть хлеб, предложив его скрыть у себя в доме и в доме своей сестры Чумаковой Александры Алексеевны, заверив руководство колхоза, что тут будет надёжно, и никто не подумает на неё, учитывая её авторитет в партии. Таким образом, Неверова А.А. всецело влилась в шайку преступников и услужила их делу в готовящемся преступлении перед Родиной».
Анастасия резко отодвинула документ и отказалась читать дальше. «Как же так, преступница, враг народа? За что? Кто? Для них же старались. Хорошо, у меня нет семьи, а как же Андрей Васильевич, у него же семья, двое маленьких детей, старые родители, жена. Жена, неужели она решила отомстить. Возможно это так. Но лучше об этом не думать. Что сделано, то сделано».
Эпилог.
Через год, в 1944 году военным трибуналом все четверо были осуждены. Анастасию, на основании ст. 58-14 УК РСФСР приговорили подвергнуть лишению свободы с отбыванием в концлагерях сроком на восемь лет с поражением в правах по п.п. «Б» и «В» ст. 31 УК РСФСР, сроком на три года и с конфискацией лично принадлежащего ей имущества в доход государства.
Преступные действия Горбунова, Неверовой, Алёхиной и Мезенцевой были расценены, как предательство интересов Родины и Красной Армии, как пособничество врагу – фашизму.
В 2015 году я случайно узнала, что Анастасия, отбыв наказание, больше не вернулась к себе на малую родину, а доживала свой век в одном из городов Северного Урала.
Родилась Неверова Анастасия Алексеевна, по одним сведениям в 1900 году, по другим – в 1903 году, умерла в восемьдесят девять лет.
Встретилась она с Андреем или нет, мне не известно, но только знаю, что любовь свою к нему она сохранила на всю жизнь. И ничто не смогло сломить эту, поистине сильную, мужественную женщину.
21.07.2015 г.