Лекарство от горечи

 
 Мой дедушка воевал где-то под Сталинградом.
 Хотя я могу ошибаться, потому что, по малолетству, не очень внимательно слушала его рассказы.
 Да дед и не любил много разговаривать. Он, в основном, молчал, строгал, копал, поливал.

 Даже на единственной военной фотографии, из госпиталя, не было никакой надписи - просто три раненых безымянных бойца. Но два шрама по сторонам спины бывшего солдата ясно рассказывали о том, что ему довелось испытать. Пуля прошла навылет.

 Дедушка не тратил время на размышления о том, сильно ли она подорвала его здоровье. Он просто жил и работал.
 Только после смерти старшего сына и младшей снохи вдруг слёг.

 Первый инсульт случился при мне.
 Это произошло в летние каникулы. Тётя забрала меня из детского дома на весь июль, и, в счастливом неведении, я радовалась домашней жизни, полагая, что это будет длиться вечно.
 Я просто летала на крыльях, путалась под ногами стариков, постоянно щебеча разную чепуху.

 В тот день, бабуля с утра копошилась в огороде – полола, прореживала, подвязывала.
 Дед читал газету на кровати и велел мне помалкивать, поэтому я развлекалась тем, что шлёпала мух, соскребая их с побелённой печки.

 - Принеси очки, - вдруг попросил дедушка – Я плохо вижу.

 Подав ему футляр, я продолжила увлекательное занятие.
 Но, через минуту, с кровати послышалось бормотание, что ему ничего не видно в этакой темноте и что лучше перейти поближе к свету. Дедушка как-то неуверенно встал и двинулся к окну, через шаг, рухнув на пол кухоньки, служившей старикам жильём.

- Бааабаааа! – с диким криком, я вылетела на крыльцо, размахивая мухобойкой как саблей.
 Наверное, пыталась прогнать несчастье прочь. Но напугала я только бабушку, а беда уже прочно обосновалась в нашем доме и уходить не собиралась.

 У деда парализовало всю правую сторону: отнялась нога, рука, не слушался язык.

 Было очень страшно видеть любимого дедушку беспомощным и не узнающим никого из окружающих.

 Вскоре, меня увезли в детский дом, а, через несколько дней, из больницы забрали обездвиженного и онемевшего деда.

 У бабушки началась трудная пора. В неполных восемьдесят лет ей пришлось ухаживать за тяжело больным супругом.

 Она, впоследствии, рассказывала, как, в бессильной ярости, старик бросал в неё подушку здоровой рукой, как скидывал на пол одеяло. Он не мог объяснить ей чего ему хочется, а она не понимала его и не могла выполнить просьбу.

 - Дай! – говорил дед – Пить!

 - Воды? – спрашивала бабушка.

 - Да нет! – крутил он головой.

 - Квасу? – предлагала она.

 - Нет! – у старика заканчивалось терпение, и он начинал хвататься рукой за привязанный к спинке кровати ремень, чтобы подтянуться и присесть.

 - Молока? – предлагала бабуля последний, из имеющихся в доме, напитков.

 - Нет!!! – больной, обессилено, падал на подушку.

 - Воды? - опять протягивала она ковшик.

 - Да, да, – яростно кивал головой дед, показывая, что, наконец-то, его поняли.

 Это было нелегко.

 Когда, через год, я снова приехала на каникулы, дедушка уже мог приподниматься и свешивать ноги с кровати.
 Так он и встретил меня в начале июля тысяча девятьсот восьмидесятого.

 Вбежав в комнату, я, первым делом, уткнулась в старенький несвежий фартук бабушки.
 Затем, с опаской, подошла к несвязно мычавшему деду. Один глаз его не двигался, веко не моргало.
 Я затаила дыхание.

 Здоровой рукой, старик погладил меня по голове, и я увидела, как, из левого его глаза, выкатилась крупная слеза.
 Одна, вторая…

 Мой суровый, несгибаемый и, с некоторых пор, «страшный» дедушка плакал.

 Слёзы хлынули и у меня.

 - Наталья, загляни под подушку - сказала бабуля. Он целый год не дает мне наволочку поменять. Всё думает – я выкину его запасы. Постоянно жалуется, что у него во рту горчит, поэтому я каждый раз покупаю ему карамельки, а он по две-три штуки тебе откладывает.

 Дедушка сам откинул подушку.
 Под ней оказалась большая куча конфет в разноцветных фантиках - ирис «Кис – кис», «Золотой ключик», «дунькина радость», «Дюшес», подушечки и ещё много других недорогих сортов.

 Целое богатство…
 О конфетах я успела забыть за год, проведённый в детском доме.
 Улыбаясь кривым ртом, дедуля, осторожно, сложил в подол моего платьица сладости. Потом пошарил по всей кровати – вдруг какая затерялась.

 В тот июль, пока жила дома, я объедалась дедовыми гостинцами.

 Когда же, в порыве щедрости, предлагала старику конфетину, он почему-то отказывался.

 - Странно... Почему?.. Ведь это же было его лекарство от горечи…


на фото мой дедушка- Иванов Авдей Сергеевич