Нет, все не так. Была в ее жизни тайна.
Та самая, которая мешала ей жить, как все. Спокойно жить.
Конечно же, любовь. Глупо, безнадежно, смешно, банально.
Все, что угодно, она и сама себе говорила, но... тайна была.
Она была, как бывает рассвет, и снег, и дождь, и солнце.
Она просто – была. Сидела в груди котенком, напоминая о себе теплом и улыбкой – просто так.
Они встретились в сети. В Интернете. Просто, болтали, но тем для болтовни оказалось так много, что в первый же раз оба просидели до рассвета, обо всем позабыв. Потом были еще ночи, и еще дни. И месяцы. И годы. Оба не искали встречи: он был прочно и давно женат, счастлив. Она никогда не согласилась бы даже ненадолго быть с ним рядом: разница в восемь лет уже лежала между ними непреодолимой преградой. Правда, он уверял, что не чувствует этих лет.
Он – ладно, может быть, но она-то не могла не понять, что это не просто годы. Это – пропасть. Если б они были моложе.... кто знает. Но: сорок пять и пятьдесят три. А через пять лет? Через десять?!
Нет, нет и нет. Не ему – себе говорила она.
А он был... родной, близкий. Одной крови. Тот, кому ничего не надо объяснять, и они смеялись и сердились одинаково, и молчали, и ссорились. Все, все было взаправду, кроме – настоящего.
Уходить от него – смешно: как можно уйти от того, кого нет?
А его тянуло к ней, наверное, не меньше. И они называли это дружбой. И были друзьями. И оба чувствовали, что да... но немного – или много? -больше...
Это было ее тайной, которую никто не знал. И не должен был знать, чтоб не назвать ее просто сумасшедшей.
Наташка даже не мечтала о нем. Незачем было. Ей было довольно того, что он – Есть. Все. Все равно, лишь бы был.
И эта тайна меняла многое в ее жизни. Ей было все равно, потому что – если не он, то какая разница. Пусть будет Слава КПСС. Чем бредовее, тем лучше. Все равно, никто не будет – Он.
И бывает в жизни только то, что бывает. А не то, что хочется.
И надо это принять, и не только смириться с этим, но подтащить себя за шиворот и ткнуть носом в те хорошие вещи, которые можно найти и в том, что просто – бывает. И быть счастливой ими – этими хорошими вещами, быть счастливой здесь и сейчас, потому что время идет, убегает просто, и ничего не оставляет взамен, кроме новых болячек, проблем, связанных с этим, морщин, лишнего веса и прочих радостей женщин немолодого возраста.
А как Наташке хотелось иногда сказать ему – который и не догадывался сам о себе, а может, только смутно чувствовал что-то, сказать: "Мы с тобой половинки. Те самые, затерявшиеся. И ни с кем тебе не будет так свободно и легко, как со мной, так разговаривать, и сердиться, и ругать меня за то, в чем ты сам виноват, и я никто не станет так как я, покорно и спокойно соглашаться, а ты будешь ловить мои интонации и сердиться, что я не спорю и не доказываю свое. И тогда ты раскричишься, и мы будем ругаться, а потом смеяться, а потом, может, ты даже бросишь все и уйдешь курить, и будешь курить долго, глядя в мокрую темноту сада, где бродячие коты тенями шмыгают между деревьев и заборов, а ель, которая под окном, вздыхает, раскачиваясь от мокрого ветра, и капли с нее падают тебе на голову, как холодный душ". И он вдруг, внезапно, так испугается, что пока он тут стоит, она уйдет, и навсегда – у них, у баб, такие бывают взбрыки, что из ничего сделают трагедию, а оказывается, ты просто что-то не так сказал. Хотя он знал наверняка: это вот – не про нее. Она понимает и ждет его всегда. А все равно – страшно, и, бросив сигарету, он бежал обратно в ярко освещенную кухню, к компьютеру и ней, а она на самом деле ждала и не сердилась. И он снова брал ворчливый тон, и опять говорил не то, и не так, но голос у него дрожал и она чувствовала, как нежность, страх и чувство вины заставляют его говорить не так и не то. И снова, она не сердилась на него. Потому что было – больше, чем какие-то обиды, неверно сказанные и неверно истолкованные слова.
Он, словно, бежал к ней навстречу, со всеми своими событиями, воспоминаниями, рассказами и фантазиями, и захлебывался словами, и его так было легко заставить говорить о другом, и спросить, ел ли он нынче хоть что-то, а он, чаще всего, забывал, и тогда он шел к холодильнику и «в прямом эфире» выискивал свою любимую колбасу и варил кофе, и ел, попутно объясняя ей, как лучше готовить котлеты, потому что он всегда все знал лучше – или хвастался. Вот эту мальчишескую черту она в нем и любила больше всего.
Интернет-роман. Нет, все уже давно ушло за рамки таких вот романов. Были два нечужих человека. И две судьбы рядом. И то, что день друг без друга казался потерей. И то, что даже встречи они никогда не искали.
Может быть... в далеких ночных фантазиях. А наяву – нет.