http://www.proza.ru/2015/07/25/690
Я провела в пирамиде трое суток, почти всё это время я была в одиночестве. Моё состояние... оно было таким, как и надлежит жрице, готовящейся к обряду. Я изгнала из души все страсти, стремилась обрести ощущение полного равновесия и холодного бесстрастия. Мне это удавалось. Лишь одна мысль выбивала меня из этого идеального равновесия: ожидание встречи с Гермесом Трисмегистом. Я знала, что обряд посвящения он проводит сам. Мне очень хотелось его увидеть!
Думала ли я об Аурасе? Скорее - нет. А если мысли и приходили, моего покоя они не смущали. В эти дни я как никогда была обязана держать свои чувства в железной узде, и я с успехом держала.
В последнюю ночь меня привели в Зал Посвящения, одели в белую длинную рубаху, завязали глаза полоской ткани и уложили на плиту, едва выступающую над полом. Потом я почувствовала холодные, скользящие прикосновения, они обвили мои запястья и щиколотки упругими кольцами, теперь я не могла пошевелиться. Я не знала, что именно приковало меня к плите, одним лишь смутным ощущениям доверять не стоило - я знала, как пирамида искажает реальное, а иллюзии выдаёт за действительное. Потом я осталась одна.
В полночь пирамида запела. Я думаю, это была полночь. Сначала до меня донесся едва различимый звук, такой тихий, что он почти прошёл мимо моего сознания, потому что в запредельной тишине пирамиды слишком громким был стук моего сердца и шум струения крови. Но звук, привлекший всё же моё внимание, не исчезал, только менялся его тон. Я попыталась определить, откуда он идёт ко мне - и не смогла. Звук испускали каменные стены, и свод, и звучала плита под мной, и само пространство. Он был очень тихим, такого свойства, что казалось нить его вот-вот потеряется, нужно усилие, чтоб держать эту нить... Он заставлял напряжённо вслушиваться в него, ни на что больше не отвлекаясь. В результате я впала в странное состояние, сродни гипнотическому.
Звук понижался, вибрировал на таких низких нотах, что всё во мне начало отзываться этим вибрациям, входить в резонанс с ними. В какой-то миг с низким рокочущим звуком соединился странный, змеиный свист. Плита подо мной качнулась и... исчезла. Я, по-прежнему недвижная, висела в пространстве между... что-то неясное было надо мной и подо мной... и я должна была понять, в этом содержался важный смысл. Я всмотрелась в то, что громоздилось сверху. Нет, я помнила про повязку, но я не чувствовала её, я СМОТРЕЛА. До боли, до слёз, застилающих глаза.
И вдруг - будто поменялся фокус зрения - я увидела! Гигантская пирамида, прозрачная, как хрусталь в воде. Я - её основание. Но меня нет, я не существую, как нет у этой пирамиды основания, потому что она переходит в такую же пирамиду, только перевернутую, в зеркальное своё отражение. Я - между ними двумя. И между двумя источниками света. Один - похоже, это само Солнце! - в вершине пирамиды надо мной. Второй - ослепительно белая звезда - горит подо мной, на острие нижней пирамиды.
Но известно, пирамида вершиной вверх - символ Жизни. Пирамида вершиной вниз - символ Смерти, потустороннего мира. Ни к этому ли ослепительно белому свету стремятся души людей в момент умирания? Мне не хотелось больше ничего знать, открывающееся пугало... но нечто неодолимое влекло меня неверной тропой интуитивного познания. Я шла по ней ощупью и знала, какая хрупкая опора подо мной. Между двумя вершинами меня держит Истина. Ошибись я хоть чуть-чуть, ступи один шаг мимо - сорвусь вниз, в пространство нижней пирамиды, и будет ли моя смерть символической, я в этом совсем не была уверена.
Бесконечно долгие часы сознание моё бродило запутанными ходами верхней пирамиды и спускалось в опасное пространство нижней, не зная, найдёт ли путь вверх. Нет, не часы... путешествие мое длилось годы. Каждый шаг был мучительным, каждый шаг - новое проницание в истину и страх: а истина ли то?
Но была в этой бесконечности времени минута наивысшего счастья и восторга, освобождения от всех страданий и страхов. В какое-то мгновение я почувствовала, что не одна. И что всё это время со мной рядом был кто-то, кто хранил меня. Я почувствовала его силу, заботу, доброту, нежность... и всем сердцем своим поняла, что всё это - Любовь! Любовь шла со мной рядом, и какой другой хранитель мог бы быть надежнее?!
Я пришла в себя, когда первый утренний луч коснулся вершины пирамиды - хотя я этого знать не могла. Повязки на глазах не было, но я не почувствовала, когда её сняли. И петель на запястьях и щиколотках не было тоже. Мне помогли подняться - вокруг стояли люди, жрецы пирамиды Понимания. Одеты они были в белые полотнища, обернутые вокруг бедер и скрепленные одной заколкой в виде чёрного жука-скарабея в золотой оправе. Полотно спадало до пола наподобие длинных юбок. Больше на них не было ничего. Взгляд скользнул, не различая лиц, и прямо напротив себя я увидела человека, в таком же одеянии, но на плечах и груди его лежало широкое лучистое ожерелье, набранное из золотых полосок - поверх него застыла цепочка агатовых скарабеев. Голову его украшал высокий ритуальный убор. Взгляд мой скользнул ниже...
Я смотрела в лицо жреца, в его глаза... и со страхом обнаруживала, что под пеплом - долгие годы - сберегался нестерпимый жар. Жрец вытянул руку ладонью вперёд, и я ясно почувствовала прикосновение этой ладони ко лбу. И не имело никакого значения, что рука его была далеко от меня - я её чувствовала. Она успокаивала, остужала, давала мне силы стоять.
- Ты с успехом прошла путь посвящения, верховная жрица храма Изиды. Нарекаю тебя именем Амен-Ра. Подойди ко мне.
Он протянул мне золотую чашу. Я приняла её обеими руками, и по телу моему прошла волна дрожи, когда ладони наши соприкоснулись.
- Пей.
Я выпила, не чувствуя вкуса. Голова закружилась - от напитка или от слабости, не знаю. Обряд ещё продолжался, но со мной происходило странное: как будто тело моё оставалось в том зале и выполняло всё, что велели. Но меня в нём не было. Где я была? Не знаю. Я потом ничего не могла вспомнить.
В себя пришла в другом помещении. Я даже не знала, нахожусь ли всё ещё внутри пирамиды. Я лежала на мягком ложе, но едва лишь вспомнила предыдущее - быстро села и встретила устремлённый на меня взгляд. В маленькой комнате я была не одна. Помедлив, я спросила:
- Как велишь называть тебя?
- Так же, как прежде.
- Как будто всё, как прежде... - я усмехнулась. - Но ты и впрямь, ничуть не изменился. Гермеса Трисмегиста называют богом долголетия и владыкой жизни. Но как странно воочию видеть эту власть над временем. Пожалуй, теперь я выгляжу старше тебя.
- Это не так. Ты выглядишь непозволительно красивой. Опасно красивой... Как ты чувствуешь себя?
- Устала.
- Теперь уже всё позади.
- Когда я должна отправляться назад?
- Не спеши. Ты нанесёшь визит во дворец?
- Я обязана это сделать?
- Нет.
- Мне открылось слишком много такого, что я ещё не могу осознать до конца. Я хочу вернуться поскорее к себе, я тоскую по своему уединению.
- Если осталось непонятное - спроси меня.
- Нет, не непонятное... странное, к чему надо привыкнуть. Скажи, а подземелья пирамиды, действительно, не просто норы, проложенные в земле? Там, внизу - отражение верхней пирамиды?
- Да. Пирамидой люди её называют потому, что видят такой. На самом деле это октаэдр, содержащий две пирамиды - прямую и перевернутую.
- А тогда, самонадеянной девчонкой, в какую часть пирамиды я забрела?
- К счастью, ты была в верхней. Внизу опасно, теми пространствами владеют духи мертвых. Сейчас ты можешь туда входить, но не тогда.
И тут рухнули все преграды, возведённые рассудком, они были слишком условны.
- Ты знаешь, что все эти вопросы - не то, о чём я тысячи раз спрашивала тебя и себя! Я думаю, что знаю всё, кроме одного. Почему, Аурас? Почему ты так поступил со мной? Чем я провинилась?
В его лице ничто не дрогнуло. Глаза смотрели прямо и долго. Потом вздох вырвался из его груди - мне показалось - помимо его воли. Он заговорил:
- Лоиса... девочка, которая в короткие минуты сумела зажечь пожар в моём сердце, которую я полюбил с первого взгляда, однажды... и навсегда. Я хотел, чтобы она стала моей женой. А она... слишком торопилась.
- Слишком любила тебя... - прошептала я. - В этом её преступление?
Помолчав, Аурас заговорил:
- Ты, конечно, знаешь о законе первородства. О законе первого самца. Если породистую кобылу первым покроет беспородный жеребец, её убивают. Порода испорчена, от неё уже никогда не получить чистокровный приплод. Любой из её жеребят, пусть он родится хоть через десять лет, хоть через двадцать - он будет нести частицу того, первого. И всегда она может проявиться - в тяжёлой поступи, вислом заде, коротких ногах или коротком уме... Ни второй самец, ни третий уже не оставляют такого следа, как первый - один раз и на всю жизнь. Так же поступают с породистыми суками, голубицами - их убивают, если первым был беспородный.
- И ты убил меня...
- Я умер вместе с тобой. Теперь ты знаешь, кто мы. Моя судьба определена не мной, и выбора мне не дано. Мой сын продлит себя в моем внуке, правнуке. Я не мог позволить... чтобы в них присутствовал тот недалёкий малый.
- Прости меня...
- Я простил.
Он протянул руку и снял с моей щеки капельку горькой влаги.
- Спасибо, что пришёл ко мне...
- Я был с тобой рядом с самого начала.
- Я чувствовала...
- Мне стоило трудов уговорить отца, чтоб разрешил провести твоё посвящение, - улыбнулся Аурас. - Сказать по-чести, я бы предпочёл не делать этого.
- Почему?..
- Боюсь, это ускорит ход событий - отец в ближайшее время объявит меня преемником. Он устал и жаждёт покоя.
- Скажи... твои отец и мать... тоже были сердиты на меня?
Аурас покачал головой:
- Это касалось только нас двоих.
http://www.proza.ru/2015/07/27/655