ЧАСТЬ 1
Портрет. 2008 год.
Евдокия Ивановна второй год оплакивала погибшего мужа, изо дня в день разговаривая с его портретом.
Портрет был выполнен самым лучшим фотографом министерства, пожилым опытным мастером, снимавшим в своё время самого Сталина.
Иван Иванович выглядел здесь настолько правдоподобно, словно смотрел через стекло. Казалось, что настроение изображенного постоянно меняется. То он улыбается, то хмурится. Вдова порой забывала о времени, жалуясь портрету на одиночество и ругая мужа за преждевременную смерть.
Так и проводила она около портрета дни и ночи, пока однажды в дверь её не позвонили. На пороге стояла пожилая женщина. Говорила что-то совсем невразумительное для Евдокии. Не сразу услышала она гостью.
А та между тем пришла просить какую-нибудь фотографию для внука.
Чью фотографию? Зачем? Для какого внука?
Когда до Евдокии дошёл смысл сказанного, она молча сняла со стены портрет мужа и протянула женщине, и так же молча ушла в спальню, оставив незваную гостью одну.
В этот же вечер Евдокия побрезговала спать в своей широкой супружеской кровати. И весь дом стал ей неприятен. Всего через неделю она нашла покупателей на хоромы, в которых прошла вся её жизнь с Иваном. Вместе с жильём она продала всё, абсолютно всё, что было нажито, что могло лишний раз напомнить ей о муже. Сама же переехала в небольшую квартирку и решила пригласить священника, чтобы освятить её.
В прощёное воскресенье Евдокия собралась в храм помолиться, а заодно спросить про освящение.
Службу она отстояла легко, словно это было привычным для неё делом. Попросила матушек посодействовать в освящении жилья, оставила свой адрес и номер домашнего телефона.
Из храма возвращалась умиротворенная, а в голове звучали только что услышанные слова: «Бог простит, и я прощаю!» Так она и шла, продолжая твердить слова прощения. На автобусной остановке она увидела ту самую гостью.
Пожилая женщина кинулась к ней, словно караулила её, словно была готова к этой встрече. Не обращая внимания на посторонних, старушка заверещала:
— Простите! Простите меня! Я виновата перед вами! Напрасно я оговорила покойника. Не он отец ребенка! Не он! Я потом к вам приходила, а мне сказали, что вы переехали.
— Бог простит, и я прощаю, — произнесла Евдокия то, что вертелось в мозгу, и поторопилась прочь.
Поверила ей или не поверила Евдокия, сказать трудно. Ей хотелось верить, что Иван Иванович всю жизнь был верен. Столько времени она плакала и мысленно упрекала мужа в предательстве! А оно вон как!
Но мысль, что Иван Иванович предал её, укоренилась в ней намертво. И чтобы она теперь ни делала, в мыслях она перечеркнула всё своё прошлое.
— Вы простили меня? — спрашивала при случайных встречах с ней бабушка неизвестно чьего внука.
— Бог простит, и я прощаю, — неизменно отвечала Евдокия и опять торопилась прочь.
ЧАСТЬ 2
Найдёныш. 2010 год
Евдокия Ивановна полюбила ходить в храм. Только там она переставала вспоминать прошедшую жизнь и считать её неудавшейся.
Однажды во время воскресной проповеди, а это был праздник Сретенья, кто-то маленький обхватил её за ноги и тихо сказал:
— Мама! Я нашёл тебя!
Евдокия вздрогнула от неожиданности и посмотрела на говорившего. Это оказался маленький мальчик лет четырёх. Что-то в его облике показалось ей знакомым. А мальчик сообразив, что принял за маму чужую женщину, хотел двинуться дальше, но его не пропустили, зашикали. Послышалось ворчание, адресованное уже ей самой:
— Смотреть надо за детьми! Стоишь тут!
Евдокия приложила палец к губам, показывая малышу, чтобы молчал. И, наклонившись, шепнула ему:
— Стой тут. Мы найдём твою маму.
Ребёнок доверчиво посмотрел в её глаза и послушно кивнул.
Он стоял рядом, маленький и тихий, а Евдокия прислушивалась к чувству, которого никогда прежде не испытывала. Счастье материнства обошло её стороной. И вот, благодаря ошибке маленького ребёнка, она впервые ощутила себя ответственной за кого-то маленького. И это ей очень нравилось.
Мысль о том, что её жизнь не удалась, покинула её. Появилось что-то, подобное эйфории, как если бы внезапно сбылась её давняя мечта, и она стала мамой.
Слов службы она уже не слышала, в голове только билась одна фраза:
— Слава тебе, Господи, слава Тебе!
Потом она наклонилась и сказала ребёнку:
— Иди ко мне на ручки, и мы пойдём искать маму!
Взяла мальчика на руки и пошла вместе с ним в сторону алтаря, где настоятель благословлял прихожан. Подойдя к батюшке, она сказала, что нашла потерявшегося ребёнка. Ласково посмотрев на мальчика, настоятель пробасил:
— Здесь где-то была его мама. Найдётся!
Священник велел встать справа от него и ждать, а сам обратился к присутствующим:
— Чей ребёнок? Мамочки! Кто потерял мальчика?
Люди пожимали плечами.
Все разошлись, а мальчик продолжал сидеть на руках у Евдокии Ивановны.
Пришёл охранник и сообщил, что около часа назад на ступеньках храма одна прихожанка потеряла сознание, и скорая помощь увезла её в больницу.
— Звать тебя как? — спросили мальчика.
— Ваня.
— А маму как звать, знаешь?
— Оля.
— А где живёшь?
Мальчик оказался смышлёный, умненький. Выяснилось, что он знал точный свой адрес и фамилию.
Привезли его туда, а дверей никто не открывает. Соседи дружно подтвердили:
— Наш мальчик! Наш! Правильно, из 36 квартиры. Олька с ним одна живёт. Куда ж она подевалась?
Все разводили руками, пожимали плечами. А между тем время шло, и мальчика нужно было кормить и укладывать спать. Он молча плакал, слёзы текли из его глаз, но он не проронил ни слова. А соседи, охая, разошлись по своим квартирам.
— Ну, что, Евдокия, согласишься присмотреть за ребёнком? Сможешь? — вздохнув, спросил настоятель.
— Смогу, батюшка, — кротко ответила Евдокия, — благословите!
Пропавшую Ольгу нашли в одной из больниц города. Причиной потери сознания оказался аппендицит. Ольге сообщили, кому поручили присмотреть за мальчиком, и спустя время в дверь Евдокии позвонили. На пороге стояла бледная женщина.
— Здравствуйте! Я — мама Ванечки. Спасибо Вам! Ваня, сыночек, пойдём домой!
Ваня обрадовался маме, но ему стало жаль покидать Евдокию. За неделю он успел полюбить её. С детской искренностью Ваня выпалил:
— Мама! Давай жить вместе с этой тётей. Она хорошая. И у меня теперь будет две мамы.
Чтобы Ванечка не плакал, Евдокия предложила проводить их. Ольга согласилась.
Пришлось ехать две остановки на автобусе. Когда они подъезжали к дому, Ванечка уснул.
Ольга попыталась разбудить его, переживая, что Ваня тяжёлый, да ещё и в тёплой шубейке, сапожках, и ей его не донести.
Евдокия уверенно сказала:
— Уж я-то донесу! Всю жизнь мечтала о такой тяжести.
Так и шли они от автобусной остановки по заснеженной аллее: высокая статная Евдокия с мальчиком на руках, а рядом точно такого же роста и даже точно в такой же дублёнке Ольга налегке.
Внесли Ваню в квартиру, раздели, уложили в кроватку. Он и не проснулся, счастливый от мысли, что у него теперь две мамы.
— Чаю хотите? — предложила Ольга.
— Да! В горле всё пересохло, — согласилась Евдокия.
Женщины вошли на кухню. На стене Евдокия увидела тот самый портрет Ивана Ивановича, который тогда сгоряча отдала неизвестной гостье.
ЧАСТЬ 3
Мамочки
В феврале темнеет рано. Евдокия Ивановна возвращалась домой в час, когда улицы ещё не переполнены спешащими домой прохожими, и в общественном транспорте ещё есть, где присесть, и тем более свободно стоять.
В былые времена женщине доводилось ездить в самое пиковое время, когда стоять удавалось только на одной ноге, уткнувшись носом в чей-то кусачий пиджак, и не иметь возможности уклониться от этой пытки ни на миллиметр. Но никогда не страдала так её душа, как сегодня, после встречи с Ольгой.
Евдокия ощутила, что мир стал тесен, что куда бы она ни шла, всюду на неё давит невыясненная тайна.
И ругала себя за нерешительность, за попытку отгородиться ото всего, что могло выбить почву из-под её ног.
Увидев на стене кухни портрет своего покойного мужа, тот самый необыкновенный портрет, Евдокия Ивановна словно разведчик затаилась, не зная, что делать, и остаток общения была словно деревянная.
«Нет! Не хочу! Не хочу ничего знать, не хочу ничего выяснять. Старуха сказала, что это была ошибка, просто она не смогла отдать мне этот портрет. Да, но почему, почему этот портрет тогда висит здесь, как если бы это был дорогой человек?».
Наскоро глотнув чаю, она заторопилась. И уже не глядя в глаза Ольги, быстро оделась и покинула чужой дом.
Ночью Евдокия долго не могла уснуть. Вновь и вновь размышляла о том, ну, почему, почему она такая нерешительная; почему она не выяснила ничего в первый раз; не выяснила потом, когда к ней подходила на улице эта старуха?
«Вот! Так всю жизнь я! Прячусь, прячусь как страус от опасности, — упрекала себя Евдокия, — Надо было выяснить. Надо! Вот завтра же пойду… Не пойду… Надо идти! Надо, иначе ты сойдёшь с ума. Надо!» — приказывала она себе.
Под утро Евдокия забылась тяжёлым сном. Во сне она видела ту старуху, которая плакала и что-то пыталась ей объяснить.
Видела во сне женщину, похожую на Ольгу. Но это была явно не Ольга, потому что Ольга находилась рядом и смотрела на всё отстранённо. Или это Ольга вдруг стала у неё двоиться во сне?
А потом пришёл Иван Иванович. И так явственно сказал ей:
— Дуся! Ну, что ты так расстроилась? Ну, ты же хотела иметь ребёнка? Неужели ты не дашь этому ребёнку, — голос его прервался от волнения, — неужели ты не дашь этому мальчику своего нерастраченного тепла? Ду-у-ся-я! Вставай! Иди к Олечке! Иди!
Это прозвучало так явственно, что Евдокия проснулась, резко села и огляделась.
Комнату мягко освещало февральское солнце. В этой комнате не было ничего от её любимого мужа, зато на столе лежали разбросанные карандаши и книжки, которые она успела купить для мальчика. И ей вдруг стало так пусто без этого ребёнка!
Она посидела ещё немного, пытаясь понять, что означал сон. Потом встала. Оделась. И поехала.
Когда она позвонила в дверь, ей открыла Ольга.
— Как я вам рада! Вы вчера ушли от меня такая расстроенная. Я не могла понять, в чём дело. Что? Что случилось?
Евдокия собиралась спросить у Ольги: «А скажите, на портрете ваш папа?», — но поняла, что не сможет хитрить, и выпалила:
— А скажите, на портрете Ванин папа?
Ольга честно посмотрела ей в глаза и ответила:
— Если бы я знала! Эта квартира и Ванечка в том числе достались мне от мамы и от сестры. Дело в том, что моя сестра прижила его неизвестно от кого. Я всегда была против того, что навязывала нам наша мама, и поэтому я рано ушла из дома. Понимаете, мы с сестрой никогда не видели своих отцов и не знали, кто они. Знали только от мамы, что эти мужчины помогали нам. И мы жили очень хорошо. Но меня всегда, всегда мучил вопрос, кто, кто мой папа? Почему, почему у всех есть папы, а у меня нет? Почему у меня есть какие-то красивые подарки, вещи, которых ни у кого нет из моих одноклассниц, но при этом у них есть папы, любящие, заботливые. А у меня нет никакого папы. А мама говорила, что только так и нужно жить, что если женщина хочет устроиться в жизни легко, то она должна выбрать… Ну, в общем, вы меня понимаете. И вот когда я едва подросла, я уехала от них. И не общалась. Знала только так, краем уха, что у сестры родился ребёнок. А потом они с мамой вместе умерли. Я, конечно же, сразу приехала, и оформила все документы на Ванечку. Разве я могла, разве я могла оставить этого ребёнка? Одного! Вы понимаете меня?
Слёзы Ольги были настолько искренни и неподдельны, что Евдокия поверила ей и тоже заплакала.
— И что? Ничего не осталось? Никаких бумаг? Кто же отец Ванечки? — всё ещё надеясь на быструю разгадку, спросила Евдокия Ивановна.
— Я не знаю, кто отец Ванечки. Я не знаю, кто на портрете. Вот висит этот портрет, — Ольга всхлипнула, — откуда он здесь взялся, я понятия не имею. Вы мне верите?
— Верю.
— А кто вам этот мужчина?
— Это мой покойный муж. Вы знаете, когда ваша мама пришла и сказала, что мой муж был неверен мне, что у него была любовница, которая родила сына. Как же мне тяжело было. Я с трудом сдержалась. А ваша мама просила какую-нибудь фотографию для мальчика. И я отдала ей этот портрет. Я с этим портретом разговаривала, он для меня был какой-то отдушиной что ли… А потом, потом я так рассердилась на мужа. Продала нашу квартиру. Избавилась ото всех-всех-всех вещей, которые могли напоминать мне о нём. А потом я на улице увидела вашу маму. И она сказала, что это была ошибка. А я почему-то побоялась у неё всё расспросить. И постоянно убегала от неё. Господи! Как же мне жить-то? Как?
Они стояли в прихожей и плакали.
Потом они услышали шлёпанье босых ножек. В прихожую выскочил Ванечка и звонко закричал:
— Мамочки! Как хорошо, что вы уже проснулись. Я вас так люблю!
ЧАСТЬ 4
Апрель. 2012 год.
Апрель весело звенел капелью, на душе Евдокии Ивановны было по-весеннему хорошо. Теперь каждое утро пожилая женщина вставала с мыслью, а какой сегодня день недели? Если будни, то она заберёт Ваню из садика, погуляет с ним, приведёт домой, накормит, поиграет с ним, а потом уложит спать. Дождётся Ольгу, и если она возвратится слишком поздно, то Евдокия Ивановна останется ночевать в их доме. Когда это случалось в первые времена их странной дружбы, Евдокию Ивановну посещала обида, что может быть именно на этом диване и был зачат Ваня. Проведя первую бессонную ночь в чужой квартире, Евдокия Ивановна между делом решила навести сведения, пообщавшись с местными сплетницами. Для посторонних Ольга и Евдокия договорись, что будут представлять Евдокию как няню, приглашённую для Ванечки.
Со слов соседок получалось, что Лариса никогда не приводила в дом никаких мужчин. Никто и на улице не встречал её с мужчинами, поэтому все удивились, увидев её с животом.
«Порядочная девушка!», — с удовольствием отметила про себя Евдокия, и мысль, что Ваня — продолжение её погибшего мужа, перестала причинять ей боль, а с каждым днём всё больше радовала Евдокию.
«Вот было в библейские времена у мужчин по две жены, и хорошо, никто не оставался бездетным, — размышляла она, и тут же противоречила себе, хмурясь, — окажись теперь Иван Иванович и мать ребёнка живы, не приняла бы, не простила бы, — и вновь спорила сама с собой, — приняла бы. Только б Иван Иванович остался со мой, вернулся ко мне живым!
В середине дня зазвонил телефон, это была Ольга.
— Евдокия Ивановна! Я хочу обрадовать вас! Иван Иванович не был отцом Вани.
— Хочешь обрадовать, а голос что-то совсем не радостный. Что-то случилось? — спросила Евдокия.
— Сейчас звонил какой-то человек и… Короче, он теперь собирается отобрать у меня Ванечку.
— У нас отобрать Ванечку? Спрячем! Не отдадим!
Ванечка за свои неполные шесть лет успел узнать, что такое любовь мамы и бабушки, что такое сиротство, детский приют, затем возвращение домой. Не понимал он пока, что рядом с ним теперь не его родная мама Лариса, а её родная сестра Ольга.
После детского приюта у мальчика появилась жажда иметь как можно больше матерей, чтобы не быть сиротой. И когда в его жизнь волей случая вошла Евдокия Ивановна, он почувствовал себя счастливым.
Когда мама-Ольга стала водить Ваню в детский садик, то мальчик быстро сообразил, что помимо мам у детей бывают папы. А в жизни Ванечки папы не было. И у Вани появилась новая мечта — заполучить папу, а лучше двух. На всякий случай. Поэтому, когда незнакомый человек пришёл за ним в садик и сказал:
— Привет! Я — твой папа!
Ваня смело шагнул к нему и гордо объявил воспитательнице:
— За мной пришёл папа! Я ухожу домой!
Обрадованный ребёнок ухватился за руку мужчины, поэтому воспитательница ничего плохого не заподозрила. Ну, папа и папа.
Ваня всю дорогу весело рассказывал, как хорошо они живут с мамами. И только попав в чужой дом, стал спрашивать, а где же мамы.
Окончание:
http://www.proza.ru/2018/01/25/1720
Рассказ можно послушать в авторском чтении:
http://www.stihophone.ru/works.php?ID=19079
http://www.stihophone.ru/works.php?ID=19100
http://www.stihophone.ru/works.php?ID=18935