Асфальт безлик. Часть 22. Едем в отпуск

Ирина Попович
На фотографии слева направо – мой папа, Виктор Иванович и егерь, с которыми папа ходил на охоту. До революции Виктор Иванович был настоящим помещиком, у него было три дома. После революции он отдал один из домов под школу, другой – под библиотеку, а третий – трем незамужним сестрам, а сам ушел в Красную армию. Дело было в такой глуши, что никто его никогда за происхождение не преследовал.

ПРАКТИКА

Строительную практику на звание «мастер» мы проходили на строительстве жилого поселка для строителей Щекинского газового завода. Часть домов уже была построена, и все студенты, кроме меня и Нонны, нашего и других потоков жили в новых домах. Мы с Нонной жили в деревне Кочаки. Дорога на работу шла мимо церкви и дальше, через поля гречихи. Гречиха цвела, над мелкими розовыми цветочками кружили пчелы. Пахло медом. В небе заливались жаворонки. Примерно на половине пути дорогу пересекал овраг, довольно глубокий, в дождь подниматься и спускаться было скользко. Стройматериалы подвозили по другой дороге. Нашу группу распределили по четыре человека на каждый дом. Дом возводили  четыре мастера-каменщика. Каждый мастер имел подсобницу. Дома строились из керамических блоков. Задача студентов была в проверке правильности геометрических параметров здания, при помощи теодолита и нивелира. Все рабочие были завербованы в основном из Сибири. Мастера-каменщики завербовались вместе со своими женами и работали вместе с ними. Жену моего мастера звали Катя. В деревне старятся рано, да и на стройке, где она работала со своим мужем, было совсем нелегко. Катю очень интересовала наша городская жизнь, но поговорить по душам нам было некогда. Некоторые свои наблюдения она высказывала громко прямо на ходу:

«Как твой тебя тихо бьет. А мы-то орем на весь поселок, и мой меня выволакивает по всему этажу и другие мастера так же».

Она приняла одного из наших студентов за моего мужа и сделала свои выводы. Несмотря на драки Катя считала, что стоит гораздо выше незамужних девушек, которые в одиночку добывали себе пропитание. Девушек-разнорабочих было много. Одна из них, Маша, была блондинкой со светлыми волосами и бровями. Лицо у нее от солнца краснело, через бровь по лбу шел шрам, который летом сильно выделялся. Маша была круглая сирота:

«Заработаю денег, накоплю и съезжу на могилку матери в Иркутск».

Девушки рассказывали:

«Маша несчастливая. Работала внизу, сверху упал какой-то острый предмет и распорол ей лоб. Взялась жить с парнем, а его посадили, и опять одна».

Жены каменщиков девушек в свое общество не допускали. Семейные получали квартиры в новых домах, одинокие девушки – койку в квартире. Мужская часть нашей группы располагалась в квартире на первом этаже. Дверь в квартиру была всегда открыта, и можно было наблюдать, как на второй этаж поднимаются козы, цок…цок…цок. Приучить деревенских жителей пользоваться ванными комнатами по назначению администрация так и не смогла. Ванны по-прежнему наполнялись силосом, остальное пространство занимала коза. За водой ходили на колонку. Белье стирали в местном болотце.

В заводоуправлении был проектный отдел. Он был целиком сформирован из выпускников Киевского строительного института. Сотрудники отдела жили и работали в деревне Кочаки. Нонну возмущало, что статные девушки с Украины не обращают на нас внимания. Она считала, что это из-за того, что мы одеты как разнорабочие. Ни касок, ни комбинезонов в то время не было, ходили в старой одежде. На самом деле, киевлянки обиделись на папу за его вопрос о клопах. Зная специфику жилья, на оперативке папа спросил:

«Убий-Батько, у вас в общежитии есть клопы?»

Нежная блондинка Леночка Убий-Батько покраснела, на глазах у нее выступили слезы, она ничего не ответила. Она приняла папин вопрос на свой счет – решила, что он подозревает, что это именно она развела клопов.

Еще одна киевлянка распределилась вместе с мужем. Мужа назначили прорабом. С ними приехала мать мужа, чтобы помочь устроиться. Она каждый вечер устраивала «семейные советы».  Папа сказал:

«Эта дама просто генерал, она на стройке могла бы заменить всю свою семью».

Эта семья получила сразу отдельную квартиру в новом доме. Молодую хозяйку звали Эра. Она была брюнеткой с зелеными глазами, при своей необыкновенной красоте держалась очень строго.

ОТПУСК

Когда закончилась практика, начался отпуск. Я каждый день ходила в Ясную Поляну, в музей и парк, там у меня были любимые места. По дороге было поле клевера, у самой усадьбы поле очень крупных ромашек.

Папа предложил мне поехать в Харьков, где изготавливалось оборудование для Щекинского газового завода. Мы поехали на легковой машине. Ехали через Орел, Курск, Белгород. В Харьков прибыли рано утром и ни в одной из гостиниц, где мы пытались разместиться, нас не приняли. За стойкой сидели молоденькие девочки, и на нашу просьбу ответ был один и тот же:

«Нет, нет, вот придет Катерина Ивановна и вас заселит».

«Когда же она придет?»

«Шо я знаю, так в девять, в десять».

Выйдя из очередной гостиницы, я увидела ограду, ворота и вывеску «Зоопарк». Ворота к нашему удивлению были открыты, и мы пошли искать туалет. Освежившись, я предложила все же осмотреть животных. Зоопарк был маленький, крупных зверей не было. Мне понравился степной кот с густой короткой шерстью и желтыми глазами. Он был намного больше своих домашних родственников. Из зоопарка папа поехал на завод, а меня отвезли в сельскую гостиницу.  На первом этаже была большая новая вывеска «Ресторан». Во второй половине дня папа приехал с сотрудником завода, и мы пошли в ресторан. Подошел официант, смахнул со стола крошки белоснежной салфеткой и начал перечислять, чем нас здесь могут угостить.

«Предлагаю бефстроганов и, если пожелаете, местные закуски».

Принесли большой поднос с закусками: маленькие соленые огурчики и помидорчики, квашеную капусту, маринованные сливы и смородиновый сок, вишневую настойку. Бефстроганов тоже был отличный – из вырезки с луковым соусом и жареной картошкой. Перед отъездом мы получили приглашение в гости к этому сотруднику. В деревенском поселке, где жила его семья, следов войны уже не было видно. Кустарники разрослись. Были посажены молодые плодовые деревья. В доме необыкновенная чистота. Белый пол, половики ручной работы. Дом деревянный, как в России, вглубь Украины уже шли мазанные хаты. Пожилая женщина молча уставила стол домашними яствами. На прощание можно было произнести папину пословицу:

«И сыт, и пьян, и нос в табаке».

Мама уехала в Ленинград. Конец своего отпуска я провела с папой. Наступило время охоты на зайцев. Зайцы меняют окраску, начиная с задних лап. Охотники говорят:

«Зайцы надели белые штаны и подбирают остатки зерна с убранных хлебных полей».
Мы выезжали на машине. Дорога на Воронеж была ровной, вокруг были обширные поля. Быстро темнело. Когда становилось совсем темно, мы съезжали с дороги и гнали по полю. Если заяц попадал в свет фар, то папа всегда в него попадал. Он стрелял, стоя на заднем бампере машины. Наша охота завершалась добычей одного зайца и на этом всегда заканчивалась.

На следующее утро я шпиговала зайца салом, укладывала в большой сотейник и заливала маринадом. Через несколько часов сотейник помещали в духовку. Темное мясо дичи тушилось очень долго. К зайцу полагался традиционный гарнир. Вареная свекла, натертая на мелкой терке, заправленная распущенным сливочным маслом, моченая брусника или кислое варенье из брусники, специально приготовленное как гарнир для мяса.

До войны папа ездил на охоту в местечко под названием «Аксочи», которое находилось ровно на середине пути от Ленинграда до Москвы. Там был дом у Виктора Ивановича Крутикова, работавшего на стройках Ленинграда. В Аксочи было охотничье хозяйство, профессиональный егерь и заводчик охотничьих собак. Во время войны там были немцы, шли ожесточенные бои. Все дома сгорели. Потом Крутиков приехал в Щекино и поступил на строительство Щекинского газового завода.