Молочный зуб

Андрей Дёмин
НОРВЕЖСКИЕ ХРОНИКИ


Из окна в гостиной открывался просторный вид на можжевеловый сквер; взгляд скользил по кронам деревьев, сливающихся в зыблющее от ветерка зелёное озерко. Впечатление было такое, словно дом – их домик, а не съёмная квартира на третьем этаже – находится в лесу, на краю сказочного озера, только за которым и начинался город, причудливые очертания которого в сумеречной дымке казались скалистым берегом фьорда.

Ей нравилось смотреть в окно. Сквер, берёзка, с шелестящей под окном верхушкой, напоминали ей родину. Она любила московские парки с их островковым умиротворением, просторные, чистые, она скучала по ним.

Улыбнулась, заметив как из аллеи, ритмично двигая лыжными палками, вышла пожилая женщина в спортивном костюме. Nordic Walking, скандинавская ходьба. Недавно, когда она общалась с матерью по Скайпу, та похвасталась, что они с подругой тоже поддались этому веянию, даже в клуб какой-то записались. Может быть, в эту самую минуту мама тоже ходит по их парку, по скандинавски. Ничего, скоро увидимся: Серёжа сказал: монтаж оборудования почти закончен, с приёмкой проблем не должно быть, в начале зимы вернёмся в Москву. Новый год в Москве, всю зиму дома – как хорошо!

– Мама, страшно, у-у-у?

Лена оглянулась. Её шестилетняя дочка, Машенька, с серьёзным выражением лица сосредоточенно смотрела на мать. Непонимающе улыбнулась, но Маша скосила глаза вниз: между плотно сжатыми губами торчал кончик зуба.

– О-о, очень страшно! Не девочка, а волк клыкастый… Давай посмотрим, что у тебя там? – Присев на диван, посадила дочь к себе на колено. – Ну-ка, пошевели его языком… Да он у тебя только на честном слове и держится, чуть дёрнуть – сам и выскочит. Попробуем?.. Боишься?

Дочка, испуганно округлив глаза, кивнула.

– Я тоже боюсь, но вытащить надо, а то новый зуб может из-за него в сторону начать расти и другие за ним сикось-накось… Ты же не хочешь быть кривозубой?

– Нет, не хочу. Внизу же сам выпал, и этот выпадет.

– А если опять ночью, во сне. Хорошо, что тот ты проглотила, а если бы не в то горло попал?

– А что будет, если не в то горло попадёт?

– Поперхнёшься и дышать больше не сможешь. Поняла? А яблоко грызла?

– Грызла.

– Точно? Вот тётя Катя, когда была такою же девочкой, как ты, и у неё тоже зубик шатался, ела яблоко – и зуб выскочил, она даже не почувствовала.

– Я грызла, а он не хочет – подгибается.

– Какой он нехороший: подгибается, не хочет яблоко грызть! – Лена рассмеялась, поцеловала дочку в лоб. – Ну ладно, ты тётю Катю хочешь увидеть? Как я по ней соскучилась!..

– Да… А мы скоро домой поедем?

– Скоро, скоро. Как белые мухи полетят – мы и начнём собираться, Новый год будем с бабушкой и тётей Катей встречать.

– А белые мухи когда прилетят?

– Белые мухи – это снежинки, зима начнётся – они и полетят.

– А бабушка меня обещала на двухколёсном велосипеде научить ездить… А зимой на велосипеде не ездиют…

– Ничего, на следующий год научишься, успеешь коленки поразбивать. А бабушка сейчас на велосипеде не ездит, она у нас теперь лыжница. Приедем в Москву – будете с ней на лыжах ходить.

– А в Москве уже зима?

– Нет, конечно; там, как и здесь – осень. Вот когда вернёмся – будет зима, и будете с бабушкой по снегу на лыжах бегать.

– А бабушка как по земле на лыжах ездиит?

– У неё специальные летние лыжи, увидишь.

– А летние санки есть, с горки кататься?

– Про летние санки я ещё не слышала, это надо у бабушки спрашивать… Хотя, стоп! В центральном парке есть аттракцион, горка, должна быть. С неё катаются на ватрушках, санки так называются – ватрушки… Точно, на выходные сходим – ух, накатаемся… Ну ладно, скоро уже папа с работы придёт, а у меня ужин не готов. Папа быстренько тебе зуб вырвет, легко, даже не заметишь – он волшебное слово знает. Скажет – зуба будто и не было вовсе.

– А ты скажи?

– Откуда я могу его знать? Слово-то волшебное.

– А папа, что ли, волшебник? Ведь волшебники только в сказках бывают…

– А в сказках они откуда появились? Хорошо, я расскажу тебе про волшебников. Садись поудобней, вот так, и слушай… Давным-давно, в те времена, когда люди жили в сказках…

– Как – жили в сказках? Сказки были, что ли, вправду?

– Да-да, вправду, только очень давно… Не перебивай, а то я не успею рассказать. Так вот, в те сказочные времена по всему миру жили волшебники. Люди про них знали, и когда нужна была их помощь, к ним обращались, и они всем помогали –  никому не отказывали. Но среди людей нашлись такие, которые позавидовали их искусству. И задумались они: если изучить действия волшебников, то можно, как и они, творить чудеса. И тогда на людской благодарности можно ох как обогатиться и никогда ни в чём не нуждаться. А то, что другие ещё больше беднеют, так им и надо: раз они так легко на обман поддаются – значит, они глупы, пусть голодают, пока не поумнеют.

И тогда люди стали делить волшебников на добрых и злых, хотя настоящими были только те, которых они называли добрыми.

Когда волшебники увидели, что, сколько бы они чудес не творили, в мире, наоборот, больше зла становится, – они решили перестать заниматься волшебством и стать самыми простыми людьми, чтобы никто не смог использовать их искусство для обмана. Дар свой они решили открыть всем людям, но так, чтобы нельзя было воспользоваться им в злых делах, но только в добрых. А для этого нужно выполнить три условия. Первое, тайна: никто не должен знать, что ему кто-то помогает. Потом, бескорыстие: нельзя за доброе дело ничего брать, ни копеечки. И ещё, доброе дело должно делаться какому-то человеку здесь, а не чему-то далёкому или воображаемому…

– Или какому животному нужно помочь…

– Да-да, или животному какому-нибудь, умничка, слушай дальше… Ещё, чтобы плохие люди не смогли использовать волшебство в злых делах, волшебники его закодировали, – заколдовали, значит, так, что в своё время, в своём месте нужно произнести только своё, неповторимое волшебное слово. Слово слетает с губ само, если только доброе дело делается с любовью. Его нельзя знать заранее или запомнить на потом, потому что в следующий раз оно будет самым обыкновенным словом, а что оно когда-то было волшебным, никто ни за что не догадается.

О волшебниках не стало слышно, потому что они делают все дела скрытно. А злые, наоборот, хвастаются, что они всё могут, всё знают, что они самые умные. А если и сделают что на копеечку, то потом обдерут глупца на рубль… Ты что, спишь?..

…Не знаю, как вы, но когда щёлкнул замок входной двери – это вернулся папа, – Маша, заслушавшись маминой сказки, дремала. Лена осторожно положила под голову дочки подушку и потихоньку пошла встретить мужа, чтобы сообщить ему о важной проблеме, которая возникла в их семье, пока его не было дома.



… – Ну что, принцесса, проснулась?

Маша открыла глаза. Папа сидел с ней рядом на диване и гладил её по щеке.

– А я не спала, я всё слышала, и как ты пришёл слышала, просто не хотелось вставать. Папа, правда, что ты знаешь, когда можно говорить волшебное слово?

– Правда.

– А ты волшебник?

– Нет, просто я знаю некоторые секреты, которыми волшебники поделились со всеми людьми.

– Папа, скажи волшебное слово. Видишь, зуб какой страшный…

– Так сразу и скажи… Нужно сначала подготовиться.

– Знаю, знаю, мне мама рассказывала.

– Тогда вот, я выйду в другую комнату. Чтобы меня не было видно. А твой зубик привяжем ниточкой к ручке двери, за которой я спрячусь.

– Зачем?

– А затем, чтобы зубик не улетел. Как только он выскачет, я его тут же за ниточку и поймаю. Если его не поймать, он может вернуться, кривым. Ты сиди тихонько, закрой глаза и считай до трёх. Как скажешь: три – я сразу же и произнесу волшебное слово. Поняла? Ну и хорошо…

И вот, все приготовления закончены: ниточка привязана – одним концом к зубу, другим к двери, за которую спрятался папа, и натянута так, чтобы не улететь. Маша закрыла глаза, а мама начала счёт: раз, два… Дверь резко распахнулась, нитка дёрнулась… Маша даже не поняла, что зуба больше нет, только почувствовала солоноватую влагу во рту, заплакала. Лена обняла её: «Разве больно?»

– Нет, кровь…

– Ерунда, кожица сейчас подсохнет – и всё. Прикуси пока ватку, только не соси. Ну, всё, всё, перестань хныкать.



Когда садились ужинать, Маша уже была в обычном для неё настроении – шаловливом и творческом. Она беспрестанно что-то бормотала себе под нос, видимо, сочиняя новую историю, крутилась на стуле и время от времени порывалась поделиться с мамой по секрету вдруг пришедшей ей на ум мыслью. Лена, понимая причину энергетического всплеска у дочери, не одёргивала её, только раз, улыбнувшись, не выдержала: «Маша, да угомонись же ты, наконец! Можешь хотя бы за столом посидеть спокойно, егоза!»

С отцом Маша не разговаривала – обиделась. Когда глядела в его сторону, то насуплено хмурилась: дескать, никакой ты не волшебник, а обманщик, вот.

Отца это забавляло, но нужно было мириться.

– О хорошем деле нельзя судить по тому – приятное оно или не приятное. Если, например, кто ушибся, он же не будет смазывать ранку мороженом, а помажет зелёнкой, а она щиплет. Больно, зато потом станет легко. А то какой-нибудь приветливый дяденька угостит девочку на улице вкусной конфеткой, а она, глупая, съест, а потом у неё живот заболит и вздуется. А конфетка-то такая вкусная, а дяденька такой ласковый…

Лена даже поперхнулась от неожиданности.

– Сергей, думай, что говоришь ребёнку. Ей рано ещё о таких вещах знать.

– О каких таких? Ничего никогда не рано, что бывает уже поздно. А кто по-твоему должен воспитывать нашего ребёнка, если не мы?

– Хм, – Лена на мгновение задумалась. – Маша, то, о чём говорил папа правильно, но это не значит, что конфеты вредны, и их нельзя есть. А чтобы у тебя не заболел от них живот, нужно запомнить следующее: никогда не бери конфет, в каких бы они в красивых фантиках не были, у незнакомых людей, тем более на улице, никогда не ешь их на пустой желудок и не забывай всегда мыть руки перед едой. Вот так, – довольно закончила нотацию Лена и посмотрела на Сергея.

– Да уж… Маша, ты всё запомнила, что тебе сказала мама? – обратился Сергей к дочке.

– Да, – кивнула та ему в ответ.

– Так что нужно делать, чтобы у тебя не заболел животик?

– Мыть руки…

– Правильно, мыть руки, умничка. Какая у нас замечательная дочка!

Примирение состоялось, и ужин продолжился в семейной идиллии.



С утра Сергей ушёл на работу, Машу Лена отвела в школу – начинался день, похожий на многие другие дни. Самый, казалось бы, обычный день.

Ей нравилась Норвегия, она уже жила здесь – училась в местном университете. Получилась так, что её близкая подруга, ещё во время их учёбы в МГУ, познакомилась с норвежцем, вышла за него замуж и уехала в Норвегию на постоянное место жительства. Она и уговорила Лену перевестись в Тромсё. Но окончив университет, она не осталась в Норвегии – просто хотелось вернуться домой.

С Сергеем она познакомилась уже в Москве, они поженились, у них родилась Машенька. А когда ему предложили долгосрочный контракт на работу в Норвегии, колебаний не было.



…После занятий некоторых учеников – по договорённости с родителями – школьный автобус развозил по домам. Лена прождала десять минут, двадцать. Автобус не приходил. Странно, если должен позже приехать – предупредили бы, сломался или что ещё случилось – уже бы позвонили. Лена ввернулась в квартиру, но тут же снова вышла на улицу. Немного подождала и позвонила машиной учительнице. «Маша у нас, к вам подъедут и всё объяснят» – «Что случилось?» – «Будьте дома, скоро к вам подъедут», – сухо сказали в трубке и дали отбой. Лена сразу же сообщила о случившемся Сергею и попросила его срочно ехать домой. Его недоумённые вопросы, на которые она не могла ничего ответить, взволновали её ещё больше. Потихоньку стала колотить мелкая дрожь. «Она жива, здорова, иначе бы они сказали об этом, – значит, она просто что-то натворила. Ничего страшного, ничего страшного», – успокаивала она саму себя, но чувство тревоги не проходило.

В ожидании прошло с полчаса, когда раздался сигнал домофона. «Сергей», – подумала она и кинулась к двери. Но это был не Сергей. Кто-то, назвав её по имени, представился какой-то службой и попросил разрешения войти.

Их было двое – мужчина и женщина, похожие скорее на каких-нибудь миссионеров, чем на представителей социальной службы. Высокие, строгие, с тонкой улыбкой на сухощавых лицах, оба в тёмно-синих костюма, похожих на униформу. Поинтересовались, хорошо ли Елена владеет норвежским языком, смогут ли они говорить без переводчика. Поскольку это предварительный разговор, то они не видят смысла в каких-либо посреднических структурах. Говорила женщина; мужчина же, время от времени, соглашаясь с ней, кивал головой и что-то вполголоса подсказывал. Последующая их беседа походила на какой-то кошмарный сон или дурной розыгрыш.

Гости ещё раз представились: служба по защите детей. «Почему так официально, удостоверения зачем-то показывают, прямо из органов каких-нибудь», – обескуражено подумала Лена. Пригласила пройти в гостиную.

В комнате гости, присев рядом на кушетку у окна, с каким-то странным любопытством осмотрелись вокруг, будто искали что-то, и, как показалось Лене, разочарованно переглянулись.

– Скажите, что с Машей, она что-то натворила? – в нетерпении спросила Лена.

– Она? О нет, с ней всё нормально, но мы были вынуждены оставить её у себя – до уточнения деталей случившегося и того, насколько оно систематично.

– Оставили? Оставили Машу? Что это значит? Что с Машей?

– Что? Утром к нам, в нашу службу позвонили из школы, где учится ваша дочь, и сообщили, что Маша рассказывала своим одноклассникам, как вчера относительно неё со стороны родителей был совершён акт насилия. Мы не могли проигнорировать сигнал, поскольку защита прав ребёнка – наша прямая обязанность. Сейчас Маша в интернате, отношение там к детям на должном уровне, так что можете не переживать – внимание к ней повышенное, особенно сейчас, после случившегося с ней.

– Маша пожаловалась? Ей не на что жаловаться, да и не могла она на нас жаловаться – не в её характере, она не такая…

– Может она боялась поделиться с вами своими проблемами? Она же ребёнок… Вы вчера вырвали у неё зуб?

– Зуб? Ну да… При чём тут зуб?

– Почему вы стали дёргать его дома, сами? Вы разве не знали, что нужно было отвести ребёнка в стоматологическую клинику? У нас замечательные детские клиники. Ей там совершенно безболезненно в прекрасных антисептических условиях удалили бы зуб. И никакой моральной травмы, что очень важно.

– Клиника… Зачем усложнять? Зуб еле держался, пару секунд – и всё. Старый дедовский способ, мне самой в детстве один зуб так же выдернули…

– Какая дикость, неужели вы не понимаете?! Допустим, в России такое и возможно. Но Норвегия – цивилизованная страна, страна европейской культуры, а тут – просто возрождение средневекового варварства.

– А моральную травму-то какую мы нанесли, если ребёнок остался доволен, даже счастлив, что избавился от больного зуба?

– Не понимаете? Во-первых, теперь ребёнок запомнит на всю жизнь, что любая проблема, связанная с болью, решается только насилием. И когда у него в следующий раз возникнет подобная ситуация, он побоится её разрешения из-за страха перед насилием; а с любой проблемой, какою бы сложной она не была, он свыкнется – человек привыкает ко всему. Проблема становится нормой жизни, а сама жизнь – невыносимой. И чтобы жить дальше, боль загоняется вовнутрь – изменяется психика, появляются комплексы, развивается неврастения, возможно даже заболевание мозга…

– Так серьёзно? Видимо, это не всё, что-то ещё в более жуткой перспективе?

– Зря вы так, Елена Владимировна, вы же окончили университет, у вас прекрасное гуманитарное образование, а то, что мы сейчас говорим, – азы психологии.

– Только что азы. Психология…

– Да, а во-вторых, поскольку зуб ей вырывал отец – так ведь? – насилие теперь у неё будет ассоциироваться с мужчиной, с тем, что мужчина имеет право на насилие, что ставит его в привилегированное положение относительно женщины. Тем самым, ребёнку прививается примитивно-патриархальный взгляд на устои общества, что совершенно неприемлемо в современном обществе, где половое неравенство рассматривается как узурпация прав личности и основа тоталитарного государства и деспотии. Как правило, таких детей мы отдаём в однополые семьи, нахождение в которых перевоспитывает их должным образом и формирует из них граждан с мировоззрением, свободным от каких-либо предрассудков, в том числе и половых.

– Вы что, хотите сказать, что вы собираетесь отдать Машу в такую семью?

– Никуда мы её ещё не отдаём, должно быть решение комиссии…

«Сергей, слава богу!» – кинулась Лена на звонок к двери в надежде, что сейчас всё разрешится, что Сергей объяснит этим людям, что они ошибаются, и Маша вернётся домой.

Представители социальной службы сухо повторили Сергею причину, по которой они оставили Машу в интернате.

Лена торопливо и сбивчиво попыталась передать их разговор, но Сергей сразу понял, что произошло.

– Лена, не волнуйся, это просто недоразумение. Мы пойдём в консульство, нам помогут, думаю, даже помощи адвоката не потребуется. Успокойся, всё будет хорошо…

– Да, конечно, вы можете обратиться в консульство, – это ваше право, но не забывайте, что вы находитесь на территории Норвегии, и никакой адвокат здесь не сможет отменить действительность закона.

– Закона? По-вашему, отбирать ребёнка у родителей – законно?

– Законно защищать права ребёнка от произвола родителей.

– Ну да, ну да, вот только произвол у вас – уж очень расплывчатое понятие.

– Думаем, в вашем случае – довольно конкретное. До свидания, скоро встретимся. Закон рассудит, кто из нас прав.

Проводив незваных гостей, Сергей вернулся в гостиную. Лена сидела в кресле и, опустив голову в руки, слегка покачиваясь, что-то бормотала. Сергей, подсев на подлокотник, обнял её:

– Ничего, ничего, успокойся… Потерпи, ну глупость же: из-за зуба отбирать ребёнка! Их ещё накажут, разберутся – и накажут. А Маша завтра уже будет дома, вот увидишь! Всё будет хорошо! Мы же люди...