Быф

Михаил Поторак
Позавчера Спиридон хотел укусить осу, но оса не захотела и сама укусила Спиридона. За губу. Губа слегка припухла и напрочь испортила собаке всю дикцию.
– Габ! – жалуется бедный Спиридон – Габ-габ!
Оса затаилась, сволочь, под застрёхой, подглядывает оттуда и мерзко хихикает.
А мы не хихикаем, мы жалеем Спиридона – и я, и Гёргиваныч, и лошадь Гёргиваныча.
Мы только что привезли мешки с зерном и теперь отдыхаем в тенёчке, пьём воду и жалеем Спиридона. Лошадь пьёт полезную колодезную воду, а мы с Гёргиванычем – магазинную буратину, вредную, но бесподобно вкусную. Она прохладненькая, кисловатая, она шипит и щекочет горло, и шибает в нос. Я от буратины икаю густым, благостным баритоном, Гёргиваныч, стесняясь, шепчет «От зараза!», а лошадь вынимает морду из полезной своей воды и мелодически молчит. Закуриваю. Фухх, недурственно!
Когда-то любил я посидеть в кафе с коньячком и хорошей сигарой. Но никакие, никакие, даже самые распрекрасные коньяки и сигары не могут сравниться с дешёвой сигареткой под вредную буратину на чурбачке в тени столетнего ясеня жарким августовским днём, когда плечи, спина и ноги ещё гудят от таскания мешков, а пыльный зной колючими, горячими мурашками отделяется от кожи и улетает с западным ветром.
Спиридон почти перестаёт опасаться лошади, подползает к самым моим ногам и кладёт мне на колено смешное, трогательно-ассиметричное лицо.
– Быф! – говорит он тихонько, – быф!
Мне не видно, но я знаю что там, за моею спиною спустился ненадолго с ближних небес некий огромный прекрасный Быф и смотрит на нас, и нам от этого чуточку легче живётся на свете.