«Быть другим не только возможно, но и гораздо проще, чем быть самим собой».
Глава 1.
Само представление снежных гор и мороза, приводили Евгению в ужас.
Ее - любителя жары, моря и нежного бриза, собираются везти в горы, покрытые снегом, льдом, пронизывающие морозами и душещипательными ветрами! Бррр!
Ее – маленькую солнцеедку, в ужасающий мороз!
Ее – хрупкую кошечку, эти противные дядьки и тетки, хотят засунуть в ледяной мешок!
И чем больше она капризничала, тем сильнее раззадоривала мужа, Дэниэля, делать ей самые невероятный подарки. Так продолжалось несколько дней.
- Что это? – скривив мордашку, изображая равнодушие, спросила Ев, пальчиками отодвинув пакетик.
- Это?! – Дэн взял презент в руки, развернул оберточную бумагу, стараясь не порвать смешливых зверушек. – Супермодные, горнолыжные очки! Ты в них будешь – неузнаваема!
Ев опять скривилась и, отвернувшись от него, даже не открыв коробочку, поблагодарила:
- Спасибо!
На следующий день – новый подарочек.
- Ну, а это что, тоже очки?
- Я не повторяюсь. Открой!
- А надо? – нехотя развернула, на миг загоревшиеся глаза, потушила индифферентностью. – И куда я в этом пойду?
- Зая! Это новейший, из каталога, комбинезончик. Считай, единственный! И твоего цвета. Инструкторы и спасатели – все твои!
- Вот именно – спасатели! На заклад тянешь, да еще и в супермодном прикиде!
- Ев, ну почему сразу на заклад?
- А как еще все это называется?
И так неделю: капризы – новая атрибутика. Новая супер-пупер амуниция – очередной вычур.
Дэн даже для азарта, на стену календарь повесил и флажками отмечал: красненьким – ее причуды, синеньким – его приношения. Она срывала, не выбрасывала, а бросала на его рабочий стол, а он, улыбаясь, возвращал на место, добавляя красненький флажок, и к полдню следующего дня привозил очередную покупку.
- В конце – концов, жена, если ты боишься, стать на лыжи, я тебя на санках, под дубленкой и кучей шкур, возить буду. Или просто, полюбуешься на меня из окошка.
- Как остроумно! В горах и в окошко. Сейчас, разбежалась! Пока я буду под тулупчиком, он всех лыжниц будет попкой привлекать. Нет, не поеду! Без меня крути задом.
- Ну, какие лыжницы? Что ты такое выдумываешь. Если бы я этого хотел, то сослался бы на командировку и был таков. Ев, чесслово, самые лучшие сани куплю!
- Не поняла…. Сани? Это что же ты предлагаешь, что бы я в горах и на лыжи не стала? Так зачем ехать? Не поеду!
- Ев, во-первых, это надо Виен. – устав уговаривать, Дэн решил довить на совесть.
- Да кто же спорит. Жан ее везет. А вот на совесть давить не стоит – она у меня в роддоме осталась.
- Пусть там и лежит. Только им без меня туго будет. Виен очень слаба. Ей сейчас очень нужен горный воздух, но не наш крымский, она в нем живет, а тот.
- Да. – подняла Ев бровку, показывая, что понимает и тут же пикировала: – А Вел что, не может?
- Они студенты. У них Занятия.
- Это не излечимый диагноз!
- Зачем так нервничать? – Дэн мило улыбнулся, всунул одну руку в карман, второй махнул, произвольно, так, акцентируя ее внимание на себе. – Пожалуй, я прислушаюсь к твоим словам и предложу Вел, оторваться от своего зануды. Собственно, чего я тебя уговариваю? Можешь отдыхать от меня. Сама пожелала. Я же, совмещу приятное с полезным. За одно, свои косточки разомну. Полвека не был. Все у юбки. Пора отделяться!
Ев сощурила глаза.
- Я-то думаю, что так ужом извивается. На романтику потянуло, горячих ощущений не хватает? Так я устрою тебе романтику! Я тебе покажу – ощущения! – схватив, что первое попало в руки, понеслась к нему.
- Кошечка! Всего две недели, и я буду ягненком, или преданным псом. А ты, ты можешь поехать со старшими, покорять Питер! – уклоняясь от ее ударов и бегая вокруг стола, говорил Дэн, поняв, что она мысленно уже в дороге.
- И ладно! – резко затормозила Ев. Даже не посмотрев на него, ушла.
****
Подарочки закончились, правда, в доме появились горные мужские лыжи. С супер наворотами, сноуборд и еще одни лыжи, проще, на всякий случай. И ничего женского. В скорости Дэн надел комбинезон, обнявший его, как собственная кожа, подчеркнувший выточенный стан. Прошелся по комнате, присел пару раз, покрутил тазом:
- Я не сильно пафасно выгляжу, в мои годы?
- Что ты, родной! Все старшеклассницы твои!
- Старшеклассницы едут с папочками. Мне же хватит парочки романтичных училок. – Ев закусила губку, но отвечать не стала. Дэн же словно издевался: – Да, Я Бог и мне это идет! Спасибо, тебе, радость моя, я и сам думал, что все в норме, теперь же уверен. Не вычурно, не крикливо. В самый раз! – Ев хлопнула книгой, бросила ее на сиденье кушеточки, подошла к холодильнику и налила себе сок. Одарила мужа многозначительным взглядом и уселась на место, обняв собственную ножку, согнув ее в коленке, пила маленькими глотками, смотря за окошко. Дэн словно не замечая ее настроения, говорил, проверяя снаряжение: – Зая, милая! Хватит вредничать. Там тепло, правда, тепло. И загар, знаешь какой необычный! Зайчонок, пожалей нас. – присел рядом, сняв с себя комбинезон и оставшись в одной футболке. Горячие, сильные ноги, коснулись ее ступни, Ев отодвинулась, но уходить не стала. – Ты нам нужна, очень, очень! Всего две недели. – Ев молчала. – Котенок, ты же так скучала по маме. Там у тебя будет целых две недели побыть с ней, без всех! Ну, не считая нас с Жаном. Мы же у вас такие покладистые, будем делать все-все, что вы прикажите!
- Вы злые, тетки – дядьки! Десять дней и…- это одолжение!
- Несомненно! Я так и понял. Ни какого интереса, желания или ревности. Просто необходимая поездка. – Серьезным голосом закончил Дэн. Забрал пустой стакан, поставил на пол. Провел носом по ее затылку, вдыхая аромат, нежно чмокнул: - Так примеришь, все, что я приобрел? Может поменять придется.
- Неси уже, изверг! И оденься, бегает тут, без портков.
Чуть позже, она любовалась собой в зеркале, довольная своим внешним видом, умело сдерживая на лице равнодушие.
****
Изможденное тельце Виен примостилось в уголке небольшого авиокресла.
- Ну что ты, дорогая. – провел Жан по ее плечу. – Всего три часа и мы на месте.
- Все хорошо, хорошо! Я просто жду взлета. – проговорила она, не повернулась к нему, уткнулась в стекло, прикрыв глаза до щелок, смотрела на белый кусочек трапа.
- Не надо маленьких дурить! – проговорил Жан ей на ухо.
- Жан, словечки!
- Я же говорю – маленьких! – он взял ее руку и опять прикрыл глаза от сострадания, насколько рука жены стала худенькой, изможденной, с прозрачной кожей. – Как только воздух салона всколыхнет оптимизм младших, лейнер всунет нос на взлетную.
Виен кивнула:
- Лайнер! Всего десять мест. Скорее уж - кукурузник!
Жан отпустил ее руку, почувствовав, что она хочет именно этого и откинув голову, ушел в себя.
Две недели, прошло всего две недели с того дня, когда в нем, впервые за долгие годы его длинной жизни, проснулась ненависть. Жестокая, зверская и безжалостная. Он не чувствовал такого ни в одну из пережитых войн. Даже не видя тех двоих, доведших жену до плачевного состояния, он хотел их убить. Собственными руками, сомкнуть кольцо вокруг шеи этой…. Я зык не поворачивался назвать тем, кем оказалась их горничная, а воспитание, тем – кого из себя представляла. Его мозг, упрямо игнорировал ее как-то вообще называть. За эти две недели он спускался в подземные галереи поместья всего два раза. Первый - через три дня после заточения. Открыл бронированную дверь, за которой была решетка со скрытым механизмом замка. Стал в тени, сомкнув руки на груди – заблокировав свои чувства, ноги раздвинуты на уровень плеч, и смотрел. Слегка опущенные веки, суженные в тонкую полоску губы и полуоборот головы, так, чтобы видеть обе камеры. Смотрел, молчал и не ждал от них ничего. Главное увидеть страх, а лучше ужас, от неизвестности будущего, от не знания происходящего, от не ведения кары, которая будет, обязательно будет. Карлик сразу «подполз» к решетке. Уже не визжал, не просил, а испуганными глазами, полными страха за собственную шкуру, смотрел на силуэт, лишь интуитивно догадываясь, кто скрывается в тени.
Вода и хлеб! Таково было его приказание, и карлик съедал, все до крошки, три раза в день.
Она. Она была безумна. Не больна, а испорчена, извращена. С прогнившей душой, с заполняющим воздух душком. И вела себя так же – истерично, не обдуманно, вызывающе. Первую порцию воды она сразу же выплеснула Михаилу в лицо и растоптала хлеб. Тот глянул на нее, ухмыльнулся и в этот день больше к ней не подошел. Просидев сутки без еды и воды, немного остудила заносчивость, но не язык. Угрожала, пугала, оскорбляла. Затем принялась соблазнять Михаила, «открывать» глаза на бездушных хозяев, ни во что ставящих людей. Врала, что не виновна, что стала жертвой, но не может понять кого именно.
- Жан! Это ты, я знаю. – проговорила Инна, и голос ее передернул Жанна, настолько стал отвратителен. - Я узнаю тебя в полной темноте, на любом расстоянии, даже если ты появишься беззвучно. Жан! Почему ты не хочешь услышать и понять меняя? Почему ты не примешь того, что ради тебя могут делать поступки? Жан! Я вынесу твое наказание, я, молча приму любую кару, что бы ты только понял – это я, а не она любит тебя! Жан, Жан! Молчишь? Слушаешь. Презираешь. А я всего лишь твое отражение – дерзкое и смелое! Ты загляни, загляни в себя? Неужели тебе не хотелось, ради люби, делать поступки? Хотелось! И ты бы сделал все, чтобы добиться своего. И я делала. Жан! Я все делала ради тебя! Милый мой Жан, не понятый, не обласканный. Ты слишком честолюбив, чтобы поступить, как требуют окружающие. А ты вспомни, вспомни, как она вела себя, как переступала через тебя и твои желания. Как эгоистично требовала своего. Я хотела спасти тебя, возвысить, расправить крылья твоей любви. Я спасала тебя от ее не любви. Жан! Она не достойна тебя! – Жан молчал и не шевелился. Бичуя себя ее словами, принимая их всем своим существом, как наказание за недостаточное внимание к любимой женщине, как унижение в том, что дал повод такому низкому созданию думать о нем, хотеть его. Да еще, какой ценой! Он проглатывал тот зловонный запах смерти, поднимающейся из глубины его сути, к той, что возможно и не заслуживала ее. Как же он хотел убить ее! Руки начинали подрагивать. В ушах шумело. Слюна заполнила рот. Глотнув ее, он почувствовал новый прилив ужасной жажды – УБИТЬ! В данный момент ему было уже не важно, зачем он должен это сделать – мщение, или просто заткнуть рот, чтобы не показывала ему самого себя. Главное было – УБИТЬ, и как можно скорее. Рука Михаила вывела его из транса:
- Мазохизма в жизни не хватает? Так возьми розги, исполосуй себе спину. Может веры прибавится. – Резанул жестко, но попал в точку. – Уйди ты, от греха подальше. Дай себе время.
И Жан ушел. На две недели.
А сегодня, ровно за два часа до отъезда, он повторил свой визит и на это раз не прятался, стал на свету. Карлик не проронил ни слова, даже когда понял, что Жан изучает его. Карлик – его возраст невозможно было установить, из-за сморщенного лица и всего его образа. Возможно, он был еще совсем молодым мужчиной, но не на первый взгляд. Единственное, что Жан для себя отметил – это глаза, полные понимания, ответственности и раскаяния. Созерцая его, Жан начал проникать в его голову и оборвал себя – он еще был не готов прощать, или хотя бы понять, кто виновен, а кто находился рядом, в не введении сути. Карлик же, обделенный физически, был очень внимательным и начитанным. Еще в первый день их нежданного знакомства, он видел силу, мощь и власть этого человека. В первый раз посещения Жаном их тюрьмы, минуты три сомневался, затем решился и подошел к решетке, взялся за прутья и ждал своей участи, готовый принять ее прямо сейчас. Жан словно прочел его, приподнял брови, затем сомкнул их. Верхняя губа, против его воли, скривилась, но тут же легла на место. Жан отвернулся от него и его взгляд упал на женщину, лежавшую на кровати. Она не была обессиленной, за эти сутки, она все еще была вызывающе – соблазняющей.
Сегодня коротышка позволил себе заговорить:
- Простите! – тихо подал голос коротышка. Жан вернул к нему взгляд. – Я не заслуживаю прощения, но попросить хочу. Нет, нет! Я не жду снисхождения и готов нести любое наказание. Я хотел, что бы Вы это знали. – Жан выслушал и ждал реакции женщины, но та промолчала, потянувшись. Внимание Жана придало карлику сил, и тот продолжил: - Осмелюсь попросить, пожалуйста, нельзя ли немного овощей, хотя бы сырых. – Жан опять ничего не ответил, но жизнь промелькнула в его удаляющемся взгляде.
Женщина подошла к решетке и, просунув руки наружу, обняла прутья:
- А я не ошиблась в тебе, Жан. Это все тебя здорово заводит! Но и я не так проста, как ты думаешь. Я подожду, с большим удовольствием, твоего созревания. Твоя, рано или поздно, все равно исчезнет, и ты заполнишь мной созданную ею пустоту. Жан! Как бы ты не сопротивлялся, а все эти дни, ты живешь со мной, параллельно! Ты принимаешь мою игру, увлекаешься ею, потому, что ты сам такой же, как и я! Ты сам, часто, очень часто, приносишь в жертву, ради собственного желания!
Жан захлопнул ее дверь:
- Михаил! – Его голос скрипел, как не смазанная телега. Мужчина появился сразу. – Корми их, но без излишеств.
- Ты возвращаешься! – Обрадовался друг.
- Я всего лишь хочу, что бы они дожили до моего возвращения. И спроси, что еще надо этому…. Только не выпускай их!
Карлик склонил голову в благодарности и не отошел от решетки, пока Жан не покинул подвал.
(фото из интернета)