Дежавю

Евгения Зуева
          До моего места назначения километры костлявой железной дороги, двое суток в поезде, час в электричке, 3 километра пешком (15 песен в плеере, 6 сигарет, 3 спотыкания и несколько причин для сквернословия). Я проделывала этот путь сотни раз – выбор, который всегда как в сказке – неоднозначен: направо пойдёшь – тайга сибирская, непроходимая…; налево – всё то же самое. Позади остались пройденные дороги, поиски и потери; впереди – Сибирь-Матушка – объятия от Красноярска до Байкала… А в центре – я – маленькая точка в коробке вагона, запертая в скафандре этого моего железнодорожного выбора…  Стою на перроне под этим безмозгло-промозглым дождём и пытаюсь сделать  привычный шаг в этот мирок зелёного вагона. Всё это было сотни раз – моя одинаковая повседневность. Через всю Сибирь состав мучительно несётся туда, откуда все люди стараются уехать при первой же возможности и куда пытаются вернуться всю свою жизнь. Ещё будет сквозняк в окне, рысканье фонарей по ночным вагонам, чтобы осветить то, что мучительно хочется спрятать, проводник, заливающий мое нутро чаем и эта вездесущая Сибирь…
          Поезд стоял недолго. А хотелось, чтобы стоял ещё меньше. За время стоянки я успела купить пирожков у перронной старушки, выдав ей в обмен на яства не только деньги, но и какое-то количество моего здоровья,  успела разгадать сканворд и заплести косу. И поезд тронулся. В смысле, поехал, а не сошёл с ума, как это постепенно происходило со мной… Каюсь, разгадывала сканворд и плела косу я одновременно, поэтому поезд стоял ещё меньше, чем я об этом повествую. Моим собратьям по палате, то есть по плацкарту, не хватало водки и зрелищ. И если с водкой вопрос худо-бедно решился, то со зрелищами было туго. Что могла им предложить коробочка вагона? Гладиаторские бои? Корриду? Страстно-выдержанный танец Гейши? Шоу восточных факиров? Что? И вот тут, когда ничего нет, а хочется многого, на помощь приходит старая прописная истина: «Помоги себе сам». Вот «пациенты» моего поезда и помогли. Выдумывание зрелищ зависело от количества выпитого: кто-то мерился силой на руках, а особо предприимчивые делали ставки; кто-то блеющим голосом пытался петь Битлов, к нему тут же присоединились голоса хрюкающие, свистящие и шипящие – получился хор имени Зверьевского, то есть Зверьевских… Джон Леннон там, на небесах, наверное, заткнул уши и спрятал голову в белый балахон (почему-то мне кажется, что небесная мода нынче предложила своим обитателям белые балахоны…), он дал обет молчания и больше не станет петь для своих тамошних слушателей;  кто-то проигрывал в карты честь, совесть и деньги, а кто-то всё это выигрывал… Интересно, что будет делать человек с выигранной совестью, особенно если раньше её у него не было? Это же бесполезный предмет для него, так только, похвастаться перед друзьями и не более. В общем, зрелищ хватало.
          Все эти люди ехали из пункта А в пункт К, из пункта В в пункт Ш, из пункта М в пункт Ч… Был оригинал, ехавший из пункта Ю в пункт Я. Букв в родном алфавите не так много и пассажиры разобрали их моментально. Я не обладаю проворностью урвать, ухватить, вытащить, поэтому, как и положено, мне букв не досталось, и я ехала просто – умолчу пока о пункте своего назначения. Молча смотрю в окно. Капли дождя устроили на вагонном стекле гонки – кто быстрей по скользкой поверхности окна скатится вниз. Стекло представлялось мне треком Формулы-1 – вот капелька Шумахер гонит свой болид к победе, вот Рубенс Баррикелло пытается его догнать. А это что за большая медлительная капля, которая так долго запрягает? Я решила, что это будет русский гонщик Иванов, например. Такого в Формуле-1 не было, но ведь хочется. На проезжаемом вокзале объявляется прибытие очередного поезда. Эх, сотрудники и автоответчики, неужели нельзя во всеуслышание объявить, что Иванов обогнал Шумахера и первым скатился в неизвестность.  Удивляюсь тому, как быстро я схожу с ума. А дождь стал лить как-то по-парижски... О, Париж! Там сейчас именно такой дождь. Всё вокруг серое-серое, одетые в тёмные тона парижанки под яркими цветными зонтами спешат к своим привычным делам. Нет в их глазах неизвестности, всё до боли знакомо, понятно и просчитано – именно поэтому грустит дождь – его убивает европейская предсказуемость. Зонты, как ракеты на старте, колышутся в воздухе. Чтобы унылое парижское пространство стало чуточку весёлым, надо, чтобы все зонты одновременно взлетели в воздух – тогда мир станет похож на детский праздник. Парижские мостовые, дорожки и аллеи уже давно привыкли к боли, испытываемой от уколов женских каблучков. Эх, женщины, женщины – коварные существа, не жалеющие себя, мужчин и дорог. От монотонности дождя парижане бросаются кто куда: одних греет горячий суп или ароматный кофе, других приютили старенькие кинотеатры с их французской романтикой, а третьим самое место под карнизами. Я бы, скорей всего, была в числе третьих под этим французским дождём. Что-то в глазах завертелся калейдоскоп – грязный Париж, сигаретный дым француженок, окна, стены, музеи, снова музеи, толпа бегущих людей, метро и дождь. Почему я думаю сейчас о Париже? Это закон подлости – вдали  от дома, на чужбине, за 30 морей ты вспоминаешь селёдку, чёрный хлеб, берёзки и баню. А дома мечтаешь о Париже, Вене, Амстердаме… Странно… В Амстердаме сейчас 2 часа дня и дождь, этот вездесущий дождь – существо внепространственное и внеконтинентальное – Король мира и мое вечное наказание.
          Старушка не подкачала с пирожками – оказались вкусными, свежими – приятно встретить исключение из правил. Хотя голод не тётка, я бы сейчас скушала всё то, что по общепринятым канонам может именоваться пищей. Ну вот, опять они со своими картами.
– Девушка, сыграем в карты?
Молчу.
– Ну, давайте, скоротаем время.
Приходится снова говорить заготовленную бредятину, которая уже не первый раз выручала в поезде.
– Я не играю. Не люблю. Мама не разрешает (это в мои-то 25). И вообще я член племени, где игра в карты считается великим грехом.
Отстают. Думают, что я сумасшедшая. Так оно и есть. Верят. Верят во что? В мое сумасшествие или в то, что я член странного племени? А впрочем, пусть верят в то и в другое.
          Картинки за окном меняются. Ощущение, что поезд нас привёз на дикий Запад и сейчас начнется такое…
– Вы наглец, Джонни!
– Сдаётся, Билли, вы хотите меня обидеть? Мой дружище кольт самый шустрый в этой округе. Ещё слово, и Крошка Кэт будет оплакивать Ваше тело долгими осенними вечерами. А потом утешится в моих объятиях.
Что-то не нравится мне такое развитие событий: Билли жаль, Кэт – тем более… Куда смотрит местный шериф? Фу, какая чушь.
Открываю глаза.
          Что-то не так. Сколько прошло времени с момента произнесения фразы «Поезд стоит недолго»?  Целая жизнь – десятиминутная… Люди рассаживаются по местам, проводник проверяет билеты, поезд готов к отправке. То есть, всё это ещё только будет? Пирожки, сканворды, заплетённая коса, парижский дождь, возмущенный Леннон, Билли  и дорога домой.
Дежавю…
Тутуу
Домой, срочно домой.
Поезд стоит недолго…
          Дом – моя начальная-конечная точка, оберег и талисман жизненного полотна, наказание и спасение бродяги… К дому, как к богу и чёртовой матери бегут ноги, летят мысли и стремятся спицы сибирских железных дорог.