Она явилась на рассвете. Ироническая проза

               

                Она явилась на рассвете. Тихо тронула мое лечо, шепнула на ухо:
                – Проснись…
                Я дернула плечом:
                – Отстань, я  ночью не спала.
                – Знаю. Я тоже. Ты только запиши первую фразу, а дальше – сама уж…Как обычно.
                Голос был женский, вроде бы знакомый.  «Я еще в больнице?» – удивилась я, а вслух спросила:
                – Ты – кто?
                Не хотелось открывать глаза.
                – Вот это номер, – раздалось над ухом. – Сначала зовет, потом спрашивает. – Муза я.
                «Приснится же такое? – подумала я с закрытыми глазами. – Хороший сон. Муза явилась. Нашла куда…  В больницу!»
                – Эй, – нетерпеливо  повторила Муза . – Запиши первую фразу. Вот тебе листок и ручка.
                Я осторожно перевернулась на спину. Грудь болела, словно ее только вчера  убрали,  навсегда оставив безобразный шрам. Глаза открылись сами.
                В  размытом свете начинающегося утра только и можно было рассмотреть фигуру женщины. Почему-то была она в ночной сорочке, похожей на ту, что недавно была куплена  с подругой в секонд-хэнде.
                – Новенькая, еще и эксклюзив, – похвалила подруга.
                – Ну, узнала? Ты дома, а не в больнице, а я Муза. Твоя, персональная.
                – С ума сойти, – сначала испугалась я, но тут же трезво решила: раз это сон, игру можно продолжить. А чем не сюжет для рассказа? Вчера только убивалась, что…
                – Вот-вот, – подхватила Муза. – Вчера только жаловалась, что твоя Муза куда-то испарилась! А теперь гонишь. Приболела я. Устала от твоих больниц! Таскаться за тобой  по этим сомнительным заведениям,  терять части тела – это же кошмар!
                – Не ты же теряешь, а я! – возмутилась я.
                – Как это? Как это? Ты теряешь то зубы, то грудь, то суставы, а я, значит, целенькой остаюсь? Показать?
                Муза спустила с плеча сорочку и продемонстрировала свеженький рубец на месте левой груди.
                – Полюбуйся. Я, может, к тебе еле-еле приползла, а ты…
«Нет, точно я где-то видела эту ночнушку и это лицо», – подумала я, протягивая руку к женщине. Хотелось убедиться в ее материальности. Но таковой не оказалось. Рубашечка с кружевами была, женщина  –  тоже, а материальности – ноль. Рука моя проходила сквозь  чужое тело, как это бывает во сне.
                «Значит, все-таки  – сон, – успокоилась я. – А то можно и свихнуться от такого визита. На кого же моя Муза похожа?».
В комнате стало светлее, и теперь было видно, что у пожилой Музы, с лицом уставшим, но почти   красивым ,  глаза синие, волосы крашены под каштан… Густые. Следит, значит, за собою… А губы…губы  полные, сочные, выразительной формы, и тоже подкрашенные.
                «Ишь ты, молодится бабуля,  без груди, а туда же!» – усмехнулась  я и неожиданно взбодрилась:
                – Что писать? – спросила, принимая из бесплотной руки плотный белый лист. – Ручка где?
                – Держи. Совсем отвыкла писать! Компьютер ей подавай! Ворд! Пиши: «Она явилась на рассвете».
                – Я запомню. Дальше что?
                – Нет, ты совсем разленилась, голубушка!  Дальше – сама.  Я же говорю: как обычно.  Ты всегда искала первую фразу, а потом строчила, строчила, не спрашивая меня, что дальше! Герои подскажут!
                – Какие герои? Да у меня в голове сейчас одна героиня – Смерть. Вот она и является на рассвете! Но если о ней писать, никто читать не будет! Всем подавай хэппи-энд!  Все хотят сладенького на закуску. А я, а я…
                Я приготовилась заплакать, но почему-то не получилось. В голове щелкнула вторая фраза, вцепившаяся в первую: «…тихо тронула плечо…».
                – Во-от, – засмеялась Муза. – Поехали дальше! Ты же у меня послушная девочка. Ты хоть знаешь, сколько городов  своими героями населила! Они, конечно, где-то там витают,  в четвертом измерении, но живут своей жизнью, поверь!  Ты их родила, потом бросила – ради других, а они-то…живут! Пусть даже в чужом воображении, не способном никого родить, но способном удержать яркий образ! Так что давай, дерзай! Населяй  пространство дальше, а я пойду. Не буду мешать.
                Муза хотела сорваться с постели, но я крикнула:
                – Стой! Как это – не буду мешать?! Ты чего тогда пришла? А поговорить?
                – Спрашивай, любопытная ты моя.  Тебя не убьешь болячками. Горжусь.
                – Тебе сколько лет?
                – Я на шесть лет тебя моложе.
                – А взялась… откуда?
                – А ты – откуда? Никто этого не знает. Все на небеса сваливают: оттуда, мол, все и берется. – Муза задумалась, помолчала. – Мы же с тобою…росли рядом. Только ты меня не замечала. Я была сначала слабой, на мир смотрела твоими глазами, а когда заметила, что ты в себя не веришь, обидно стало. В общем,  вдохнула в тебя  свою веру, когда почувствовала, что мне есть что тебе сказать! Я  быстрее тебя развивалась.
                – Эй,  нечего хвастать, – я слегка обиделась. – Получается, нет моей заслуги в том, что я пишу? Это ты вроде бы мне…диктуешь? Так у меня и без тебя хватает фантазии. И мыслей.
                – Это да, иначе не стала бы с тобой возиться, когда ты вот так – вдруг  почву под ногами теряешь. – Пинок тебе нужен?
                – Странно, не похожа ты на классическую Музу, – задумалась я. – Какая-то деловая. Я заметила: как сяду за компьютер, так ты и являешься, А до того… вроде бы ни одной мыслишки в голове нету. Только как бы  окна помыть успеть до холодов… Еще какая-то хрень в башку лезет – из области домоводства и кухни.
                – Не прибедняйся. Тебя еще хватает на то, чтобы своего любимого Женечку послушать  (спасибо интернету!), видик про Андрюшку, правнука,  посмотреть – порадоваться. Ты еще новости по телеку смотришь и всякие политические шоу, а потом обсуждаешь их по мобилке с друзьями. Ты еще успеваешь на мужа обидеться и поплакать, чтобы тут же все забыть и помириться.  У тебя же с ним столько общих интересов!
                – Хватит, – скривилась я. – Ерунда все это. Я о творчестве говорю. Кризис у меня. А ты приходишь – на себя не похожая, и начинаешь…– Я себе Музу представляла как все: красивая женщина в легких одеждах, а не в ночной сорочке из секонд-хэнда.
                – Уймись. Мы не в Древней Греции, а в Украине. Забудь про ту, с крылышками…Ты же себе Музу с крылышками представляла? Так это штамп, дорогая. Между прочим, было девять богинь – покровительниц искусства. Там тебе и  поэзия, и музыка, и трагедия,  а вот покровительницы прозы, ха-ха-ха,  не было. Прозаики скромно  называли свою Музу  вдохновением. А мне больше нравится  – Муза. Коротко и ясно. И легко звать на помощь, когда я там где-то затеряюсь. Не будешь же орать: Эй, вдохновение, ты где? Куда проще:  Ау, Муза!
                – А ты тетенька с юмором, – улыбнулась я.
                – А как же! Без него сейчас – никуда! Кстати, – деловито добавила Муза. – Была бы ты не такой ленивой, стала бы богатой, я бы не ходила в сорочках из секонд-хэнда!
                – Я – ленивая?!
                – Ну, не пробивная. Прозевала свое.  Продвигать себя нужно было еще при  СССРе. Стала бы  членом Союза писателей, успела бы еще парочку гонораров получить, пока не развалилась держава. А ты сдалась быстро. Честолюбия мало в тебе.
                – А ты куда смотрела?
                – Так я же – как ты. Сама такая. У каждого Муза своя. Чтобы душа в душу, тело в тело,  иначе ничего не получится. Я на своей шкуре должна была все твои болячки и беды почувствовать, иначе – как  ты станешь описывать?
                Мне так о многом хотелось спросить, что я даже растерялась. Еще уйдет, ищи тогда ветра в поле!
                – Слушай, а чего это ты ни одного стишка мне не подсказала? Даже паршивенького?
                – Паршивенькие были, в твоем детстве, ты просто забыла. Так  у поэтов другая Муза. У них вообще все другое, они вроде инопланетян. А мы с тобой земные, сама понимаешь. В небесах не порхаем… Материальчик берем для строительства своих городов  крепкий: кирпич, булыжник, камень, дерево.  Пишем о том, что сами знаем, хотя и  привираем.
                – Ну да, мой муж обо мне говорит: ты как акын, что видишь, то и пишешь.
                –  Зато наши персонажи – живые, понимаешь? Мы их любим, оплакиваем,  помним, узнаем. Ты не жалей, что рифмовать не умеешь. Зато научилась слезу у читателя вышибать, улыбку вызывать и вообще…Поэзия – это волшебство, оно может очаровать, но  только при условии: надо быть гением, не меньше. А мы с тобою в гении не лезем.
                – Утешила…
                – Тебе жаловаться грешно. И тебя хвалят. За метафоры удачные,  диалоги, ну, долго перечислять.  Прочитай рецензии, которыми тебя балуют. Так что хныкать нечего, что стишата не идут. Талантливый прозаик дороже стоит, чем бездарный поэт. Не горюй. Ты лучше соберись с духом и – вперед!
                – А ты, ты?! Да мне без тебя не подняться! Не исчезай!
                – Да в тебе я, в тебе!
                С этими странными словами Муза вдруг растаяла, и я с колотящимся сердцем протянула руку к ночнику над головой.
                Потом  встала и подошла к зеркалу. Оттуда на меня  смотрела ночная гостья  – растрепанная, с припухшими веками, в сорочке с кружевами…
                И только в живом лукавом ее взгляде да   иронической усмешке притаилась робкая надежда – хлипкая, безымянная...
                – Нужно дописать, – сказала  я  себе , не удивляясь листку бумаги  на стуле  возле  кровати, на котором  моя  сонная рука уже начертала: «Она явилась на рассвете»…


8 августа 2015 г.