7 мая 1903 года родился Николай Алексеевич Заболотский, выдающейся русский поэт XX века, раннее детство которого прошло в окрестности Казани, в Кизической слободе. Он вышел из русской крестьянской семьи. Отец Алексей Агафонович Заболотский — агроном, а мать Лидия Андреевна (урождённая Дьяконова) — сельская учительница.
В 1910 году семья Заболотских переехала на родину предков — в Вятскую губернию. Поселилась она в Уржумском уезде в марийском селе Сернур, где отец опять стал работать агрономом. Николай от души полюбил природу Сернура, и здесь он написал свои первые стихи. В доме родителей был большой шкаф, наполненный книгами. Еще учась в начальной школе, будущий поэт не случайно пристрастился к чтению.
В 1913 году после окончания Уржумского реального училища поехал в Москву. Но продолжил учиться не в Москве, а в Петрограде, где поступил в 1921 году на литературный факультет Педагогического института им. А. И. Герцена, закончил его в 1925 году. С этого времени фамилия его стала Заболоцкий.
В эти годы он сближается с группой молодых поэтов, называвших себя "обэриутами" ("Объединение реального искусства").
Так называли себя представители «левого» искусства, создавшие литературную группу поэтов серебряного века.
Датой образования ОБЭРИУ считается 24 января 1928 года, когда в Ленинградском Доме печати состоялся вечер "Три левых часа". Именно на нём обэриуты впервые заявили об образовании группы, представляющей "отряд левого искусства". В ОБЭРИУ вошли И.Бахтерев, А.Введенский, Д.Хармс (Ювачев), К.Вагинов (Вангейнгейм), Н.Заболоцкий, писатель Б.Левин. К обэриутам были близки художники К.Малевич и П.Филонов.
Обэриуты попытались в конце 1920-х годов вернуться к некоторым традициям русского модернизма, в частности футуризма, обогатив их гротескностью и алогизмом. Они культивировали поэтику абсурда, опередив европейскую литературу абсурда, по крайней мере, на два десятилетия. Обэриутская эксцентричность и парадоксальность, а также антиэстетический эпатаж в полной мере проявлялся во время публичных выступлений. При всём различии творческих манер, они обладали общей чертой - старались убедить, что только абсурд передаёт бессвязность жизни и смерти в постоянно меняющемся пространстве и времени.
Их редко и мало печатали, но они часто выступали с чтением своих стихов. Участие в этой группе помогло поэту найти свой путь.
В 1926 — 1927 Заболоцкий служил в армии. По окончании службы получил место в отделе детской книги ОГИЗа, активно сотрудничал в детской литературе, в журналах для детей "Еж" и "Чиж". Выходят его детские книжки в стихах и прозе "Змеиное молоко", "Резиновые головы" и др. В 1929 вышел его первый сборник стихов "Столбцы". Всего в сборник вошли 22 стихотворения. Книжка вызвала ажиотаж, через месяц невозможно было достать даже экземпляр. Вот одно из стихотворений книги:
НА РЫНКЕ
В уборе из цветов и крынок
Открыл ворота старый рынок.
Здесь бабы толсты, словно кадки,
Их шаль невиданной красы,
И огурцы, как великаны,
Прилежно плавают в воде.
Сверкают саблями селедки,
Их глазки маленькие кротки,
Но вот, разрезаны ножом,
Они свиваются ужом.
И мясо, властью топора,
Лежит, как красная дыра,
И колбаса кишкой кровавой
В жаровне плавает корявой,
И вслед за ней кудрявый пес
Несет на воздух постный нос,
И пасть открыта, словно дверь,
И голова, как блюдо,
И ноги точные идут,
Сгибаясь медленно посередине.
Но что это? Он с видом сожаленья
Остановился наугад,
И слезы, точно виноград,
Из глаз по воздуху летят.
Калеки выстроились в ряд.
Один играет на гитаре.
Ноги обрубок, брат утрат,
Его кормилец на базаре.
А на обрубке том костыль,
Как деревянная бутыль.
Росток руки другой нам кажет,
Он ею хвастается, машет,
Он палец вывихнул, урод,
И визгнул палец, словно крот,
И хрустнул кости перекресток,
И сдвинулось лицо в наперсток.
А третий, закрутив усы,
Глядит воинственным героем.
Над ним в базарные часы
Мясные мухи вьются роем.
Он в банке едет на колесах,
Во рту запрятан крепкий руль,
В могилке где-то руки сохнут,
В какой-то речке ноги спят.
На долю этому герою
Осталось брюхо с головою
Да рот, большой, как рукоять,
Рулем веселым управлять.
Вон бабка с неподвижным оком
Сидит на стуле одиноком,
И книжка в дырочках волшебных
(Для пальцев милая сестра)
Поет чиновников служебных,
И бабка пальцами быстра.
А вкруг - весы, как магелланы,
Отрепья масла, жир любви,
Уроды, словно истуканы,
В густой расчетливой крови,
И визг молитвенной гитары,
И шапки полны, как тиары,
Блестящей медью. Недалек
Тот миг, когда в норе опасной
Он и она - он пьяный, красный
От стужи, пенья и вина,
Безрукий, пухлый, и она -
Слепая ведьма - спляшут мило
Прекрасный танец-козерог,
Да так, что затрещат стропила
И брызнут искры из-под ног!
И лампа взвоет, как сурок.
Имя Заболоцкого постепенно становится известным. Стихи из «Столбцов» пародируют время НЭПа, являются сатирой на мещанский быт. Стихами восхищались, их переписывали, но в определённых кругах они вызвали и взрывы негодования.
Нередко его называли реакционным поэтом формалистом, «обывательским болотом». В обстановке травли Заболоцкий занялся переводами. Переводил «Витязь в тигровой шкуре», адаптировал для детского чтения книги западноевропейской классики: «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле, «Тиля Уленшпигеля» Ш. де Костера, «Путешествия Гулливера» Дж. Свифта.
В юности Николай Заболоцкий был, по воспоминаниям очевидцев, ярым женоненавистникам. Именно ему принадлежит утверждение, что «курица – не птица, а баба – не поэт». Выглядел он как важный чиновник. Но «важность» его была бутафорская, прикрывающая озорные мысли. В феврале 1928 года он сделал предложение, а в 1930 году , неожиданно для многих друзей, женился на Екатерине Клыковой, студентке того же института, в которую влюбился до беспамятства. Друзьям очень понравилась привлекательная, скромная молодая женщина. Она полюбила человека, рождённого поэтом. А это означало, что он всегда буден честен, правдив, никогда не сможет изменить себе. Вскоре у Заболоцких рождается сын Никита.
19 марта года 1938 Заболоцкого арестовывают
Жена Заболоцкого Екатерина Клыкова остается с 5-ти летним Никитой и 5-ти месячной дочкой Наташей.
Заболоцкий осуждён по делу об антисоветской пропаганде. Органы пытались сколотить группу антисоветских контрреволюционных писателей.
В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали злопыхательские критические статьи и клеветническая обзорная «рецензия», тенденциозно искажавшая существо и идейную направленность его творчества. От смертной казни его спасло то, что, несмотря на тяжелейшие физические испытания на допросах, он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации, куда якобы должны были входить Николай Тихонов, Борис Корнилов, Д. Хармс (Ювичёв), Александр Введенский, задавали вопросы о С. Маршаке и других. Кстати, во время следствия Николай Тихонов произнёс речь во славу великого Пушкина, чей юбилей широко отмечался. Умело возвеличив поэта, он сравнил его величие с величием Сталина. После этого отношение к Тихонову в корне изменилось. Но не выпускать же заключённого?
По просьбе НКВД критик Николай Лесючевский написал отзыв о поэзии Заболоцкого, где указал, что «творчество» Заболоцкого является активной контрреволюционной борьбой против советского строя, против советского народа, против социализма».
Позже Заболоцкий опишет время страданий в книге «История моего заключения» (опубликованы за рубежом на английском языке в 1981 году, в последние годы советской власти напечатаны и в СССР, в 1988). Вот фрагменты из мемуаров:
«Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом — сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…»
После бесконечных допросов, его бросили в камеру, избили ногами. Психика поэта не выдержала. На 18 дней он впал в беспамятство, некоторое время провёл в судебно-психиатрической клинике, в поезде для заключенных. В течение нескольких месяцев несчастных везли на Дальний Восток — все это достаточно подробно описал Заболоцкий в своем автобиографическом очерке «История моего заключения» (Заболоцкий Н. А. Не позволяй душе лениться: стихотворения и поэмы. М., 2009, с. 352-372).
Срок он отбывал с февраля 1939 года до мая 1943 года в системе Востоклага в районе Комсомольска-на-Амуре, затем в системе Алтайлага в Кулундинских степях. Частичное представление о его лагерной жизни даёт подготовленная им подборка «Сто писем 1938—1944 годов» — выдержки из писем к жене и детям.
А что же жена и дети? Вначале их выслали. В 1939 году вернули в Ленинград. Положение было отчаянным. Ни постоянного жилья, ни работы, ни средств. Екатерина Васильевна вязала на заказ кофточки, шила. Этим и жила, да умудрялась посылать посылки мужу. Семья – Екатерина Васильевна с детьми - были в Ленинграде и в годы финской войны. Та зима была особенно суровая, холодная. 1941 год. Началась отечественная война, блокада. Семьи заключенных не эвакуировали из города три года.
Дочка спрашивала мать: «Неужели ты когда-то упрашивала меня есть?»
Однажды, Екатерина Васильевна во время обстрела осталась с детьми дома. Снаряд попал в стену квартиры. Когда через несколько месяцев Евгений Шварц спросил у Наташи о том, что делала мама и где были дети, когда разорвался снаряд, Наташа ответила, что мама бегала по лестнице, а они были на руках матери. Наконец, по Ладоге их эвакуировали.
Два месяца добирались до Кирова, потом попали в Уржум.
С марта 1944 года после освобождения из лагеря Николай Заболоцкий жил в Караганде. Там только они встретились. В конце военного 1944 года Заболоцкому разрешили жить вместе с семьей, и Екатерина Васильевна вместе с детьми переехала к нему в Алтайский край, откуда потом объединившаяся семья перебралась в Караганду.
После своих мытарств, Заболоцкий не раз вспоминал о том трудном времени. Но вспоминал спокойно, без особых эмоций. Кроме одного случая.Когда рассказывал он об этом случае, лицо его передёргивалось судорогой. Однажды начальник лагеря
спросил его непосредственного начальника:"Ну что там Заболоцкий, пишет ещё стихи?"
На отрицательный ответ последовало значительное "То-то же!"
В это время он закончил переложение «Слова о полку Игореве» (начатое в 1937 году), ставшее лучшим в ряду опытов многих русских поэтов. Это помогло в 1946 г. добиться разрешения жить в Москве.
Вечер памяти Заболоцкого был одним из последних вечеров, организованных мною в клубе при Доме Медиков. Среди выступавших был сын поэта Никита Заболоцкий, замечательный поэт Семён Липкин, литератор Лев Шилов, демонстрировавший записи голоса Николая Заболоцкого и рассказы Николая Чуковского о поэте.
Семен Липкин рассказал о знакомстве с поэтом, когда тот вернулся из ссылки. Его привлекало в Заболоцком не только поэтическое мастерство, но и то, что Николай Алексеевич являлся мыслителем, которого волнуют философские проблемы мироустройства, тайны жизни, смерти и бессмертия. Склонность к философским размышлениям о мире и человеке, проявлявшееся у него в школьные годы, получила свое дальнейшее развитие. Читал он научные труды К. Тимирязева, В. Вернадского, Ю. Филипченко, А. Эйнштейна и др. Знаком был и с «Философией общего дела»Н. Фёдорова. Среди прочитанных книг Заболоцкий выделял труды украинского философа Григория Сковороды, работы К. Э. Циолковского, с которым Николай Алексеевич переписывался.
Заболоцкий увлекался и живописью Шагала и Брейгеля. Умение видеть мир глазами художника сказалось на его поэзии. Он от души позднее призывал: «Любите живопись, поэты!».
К Заболоцкому Семёна Липкина привел Николай Чуковский.
Николай Чуковский, знакомый с Заболоцким еще по Петрограду, узнал, что из Караганды вернулся в Москву и живёт без прописки, на птичьих и очень опасных правах у Николая Леонидовича Степанова. Был 1946 год. В то время человек, объявленный «врагом народа», а потом все-таки вернувшийся из лагеря, был странной, страшной, диковинной редкостью. Многие остерегались возобновления знакомства с таким человеком. Но не испугался Степанов приютить у себя поэта.
И вот Николай Корнеевич Чуковский вместе с Семёном Израилевичем Липкиным появляются на пороге у квартиры Степанова.
«Липкин недавно перед тем демобилизовался, но все еще носил флотскую шинель. Был декабрьский день с мокрым снегом на улицах. Степановы жили тогда на Моховой, в доме Литературного музея. Они занимали крохотную чуланообразную квартирку, вход в которую был прямо со двора. Мы постучали. Дверь открыл Заболоцкий. Увидев нас, он вышел на крыльцо и осторожно прикрыл дверь у себя за спиной.
Вид двух мужчин в военной форме, по-видимому, смутил Николая Заболоцкого. На нем была вылинявшая цветная рубаха поверх брюк, и на дворе ему было холодно; однако впустить незваных гостей он не спешил. Липкин объяснил, что знает и любит его стихи. Поколебавшись, Заболоцкий пригласил нас войти. Помню, выяснилось, что он спал у Степановых на обеденном столе. Николай Алексеевич немного оттаял, благодарил нас за посещение, но мы продолжали чувствовать себя неловко и поспешили уйти». Н. Чуковский.
Всю зиму с сорок шестого по сорок седьмой год прожил поэт в Москве без жилья. После Степанова приютил его у себя Ираклий Андроников. Житье по чужим комнатенкам не давало ему возможности выписать из Караганды семью и делало его положение безвыходным. И вдруг весной 1946 года писатель В.П.Ильенков разрешил ему поселиться в своей просторной даче в Переделкино
Это был отважный и удивительный поступок, ведь Ильенков не был с ним даже знаком. В конце весны Заболоцкий с семьей поселился даче Ильенкова.
Не надеясь на редкие литературные заработки, Николай Алексеевич вскопал весь участок и засадил его картошкой.
За прошедшие годы поэт безумно устал, надеялся обрести мир и покой. Он не знал, кончились ли уже его испытания. Боялся надеяться, но надежда на счастье росла в нем неудержимо. Жил он на втором этаже, в самой маленькой комнатке дачи, почти чулане, где ничего не было, кроме стола, кровати и стула. Чистота и аккуратность царствовали в этой комнатке — кровать постелена по-девичьи, книги и бумаги разложены на столе с необыкновенной тщательностью. Окно выходило в молодую листву берез. Березовая роща неизъяснимой прелести, полная птиц, подступала к самой даче Ильенкова. Николай Алексеевич бесконечно любовался этой рощей.
***
В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей,—
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
Пролетев над поляною
И людей увидав с высоты,
Избрала деревянную
Неприметную дудочку ты,
Чтобы в свежести утренней,
Посетив человечье жилье,
Целомудренно бедной заутреней
Встретить утро мое.
Но ведь в жизни солдаты мы,
И уже на пределах ума
Содрогаются атомы,
Белым вихрем взметая дома.
Как безумные мельницы,
Машут войны крылами вокруг.
Где ж ты, иволга, леса отшельница?
Что ты смолкла, мой друг?
Окруженная взрывами,
Над рекой, где чернеет камыш,
Ты летишь над обрывами,
Над руинами смерти летишь.
Молчаливая странница,
Ты меня провожаешь на бой,
И смертельное облако тянется
Над твоей головой.
За великими реками
Встанет солнце, и в утренней мгле
С опаленными веками
Припаду я, убитый, к земле.
Крикнув бешеным вороном,
Весь дрожа, замолчит пулемет.
И тогда в моем сердце разорванном
Голос твой запоет.
И над рощей березовой,
Над березовой рощей моей,
Где лавиною розовой
Льются листья с высоких ветвей,
Где под каплей божественной
Холодеет кусочек цветка,—
Встанет утро победы торжественной
На века.
1946
Если в раннем творчестве поэта сказывается влияние В. Хлебникова, стихам свойстенна предметность, то после восьмилетнего перерыва новые стихи, созданные в Переделкино, резко отличались от старых; они ничего не потеряли, кроме разве юношеского озорства, но приобрели пронзительность боли, и нежность, и, главное, необычайную музыкальность.
Этот период творчества можно назвать баратынско-тютчевским. Стихи Е. Баратынского иФ. Тютчева становятся для Заболоцкого главными образцами и ориентирами.
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей,—
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей…
Зиму 1947/48 годов семья провела на даче другого писателя — В. А. Каверина.
Заболоцкий обратился к художественным переводам, поскольку они давали возможность надежно и регулярно получать гонорары — деньги, столь необходимые для материального обеспечения семьи. Надо сказать, что в деле перевода Николай Алексеевич достиг великих высот мастерства, обращаясь к творчеству самых разных поэтов, многих стран и народов. Особое внимание Заболоцкий уделил грузинской поэзии. Он познакомил русского писателя с богатством этой поэзии. Это — «Витязь в тигровой шкуре» Ш. Руставели, стихи Д. Гурамишвили, Важа Пшевелы, Т. Орбелиани, И. Чавчавадзе и др. Именно за эти переводы Заболоцкий был награжден Орденом Трудового Красного Знамени в 1958 году.
В 1948 году Заболоцкий получил квартиру в Москве, в доме, построенном пленными немцами, на углу улицы Беговой и Хорошевского шоссе. Очень помог Александр Фадеев, который в то время занимал руководящую должность в Союзе писателей СССР. Он же способствовал изданию в том же году сборника новых стихов Заболоцкого. Соседом поэта оказался выдающийся писатель Василий Гроссман, работавший над главной своей книгой «Жизнь и судьба».
Казалось, жизнь окончательно наладилась.
Но впереди было ужасное испытание. Любящая, заботливая, терпеливая жена, выдержавшая все тяготы и лишения, влюбилась в Василия Гроссмана. Не помню где прочитала, но хорошо помню фразу, обращённую к Гроссману Екатериной Васильевной: «Вася, Вася, что же ты со мной сделал?» Ум и талант, ненависть к фашизму в любом его проявлении,настроения писателя покорили Екатерину Васильевну. Её прообраз- героиня романа Гроссмана Мария Ивановна Соколова – возлюбленная главного героя романа.
В отчаянии от предательства, Николай Алексеевич просил жену оставить его.
Трагический разлад с в семье произошёл в 1956 году, жена уходит. Слишком честными были их отношения всю сложную прожитую совместную жизнь.
МОЖЖЕВЕЛОВЫЙ КУСТ.
Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Аметистовых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине, мне понравился он.
Я почуял сквозь сон легкий запах смолы.
Отогнув невысокие эти стволы,
Я заметил во мраке древесных ветвей
Чуть живое подобье улыбки твоей.
Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
Остывающий лепет изменчивых уст,
Легкий лепет, едва отдающий смолой,
Проколовший меня смертоносной иглой!
В золотых небесах за окошком моим
Облака проплывают одно за другим,
Облетевший мой садик безжизнен и пуст...
Да простит тебя бог, можжевеловый куст!
А здоровье, подорванное жизнью, напоминало о себе. «…здоровье моего сердца осталось в содовой грязи сибирского озера» (Воспоминания о Заболоцком, с. 265).
Кем только не приходилось ему работать во время ссылки! Он работал лесоповальщиком, землекопом, чернорабочим при прокладке дорог, взрывником-добытчиком строительного камня и, наконец, техником-чертежником.
И просыпаются в поэте стихи об этой жизни.
Где-то в поле возле Магадана,
Посреди опасностей и бед,
В испареньях мёрзлого тумана
Шли они за розвальнями вслед.
От солдат, от их лужёных глоток,
От бандитов шайки воровской
Здесь спасали только околодок
Да наряды в город за мукой.
Вот они и шли в своих бушлатах –
Два несчастных русских старика,
Вспоминая о родимых хатах
И томясь о них издалека.
Вся душа у них перегорела
Вдалеке от близких и родных,
И усталость, сгорбившая тело,
В эту ночь снедала души их,
Жизнь над ними в образах природы
Чередою двигалась своей.
Только звёзды, символы свободы,
Не смотрели больше на людей.
Дивная мистерия вселенной
Шла в театре северных светил,
Но огонь её проникновенный
До людей уже не доходил.
Вкруг людей посвистывала вьюга,
Заметая мёрзлые пеньки.
И на них, не глядя друг на друга,
Замерзая, сели старики.
Стали кони, кончилась работа,
Смертные доделались дела...
Обняла их сладкая дремота,
В дальний край, рыдая, повела.
Не нагонит больше их охрана,
Не настигнет лагерный конвой,
Лишь одни созвездья Магадана
Засверкают, став над головой.
Безутешный, больной, в удивлении и горе Николай Алексеевич пытался доказать, что не несчастен. Сгоряча женился на приёмной дочери Гроссмана Наталье Александровне Роскиной.
Роман с молодой поклонницей его таланта был недолгим, но он нашел яркое отражение в великолепном цикле стихов Заболоцкого «Последняя любовь».
ПРИЗНАНИЕ.
Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!
Не весёлая, не печальная,
Словно с тёмного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.
Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжёлые,
В эти чёрные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.
Что прибавится – не убавится,
Что не сбудется – позабудется…
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится.
1957
Через небольшой период бывшие супруги поняли, что они не могут жить друг без друга. Семья воссоединилась уже до конца жизни поэта.
Клялась ты – до гроба
Быть милой моей.
Опомнившись, оба
Мы стали умней.
Опомнившись, оба
Мы поняли вдруг,
Что счастья до гроба
Не будет, мой друг.
Колеблется лебедь
На пламени вод.
Однако к земле ведь
И он уплывёт.
И вновь одиноко
Заблещет вода,
И глянет ей в око
Ночная звезда.
1957
Посреди панели
Я заметил у ног
В лепестках акварели
Полумёртвый цветок.
Он лежал без движенья
В белом сумраке дня,
Как твоё отраженье
На душе у меня.
1957
В течение 50-х годов авторитет, признание, известность Заболоцкого как крупнейшего поэта и переводчика неуклонно росли, и Николай Алексеевич вдохновлялся новыми творческими планами. Он мечтал перевести на современный язык русские былины и создать из них целый поэтический свод. Однако, сказались тяжелые жизненные испытания и перенесенные удары судьбы
В 1955 году у Заболоцкого произошел первый инфаркт, после которого он выжил и даже вместе с делегацией советских писателей в 1957 году съездил в Италию.
Стремясь восстановить здоровье, летние месяцы двух последних лет Заболоцкий провел в Тарусе, тихом, маленьком городке на берегу Оки, окруженным лесом.
Городок
Целый день стирает прачка,
Муж пошел за водкой.
На крыльце сидит собачка
С маленькой бородкой.
Целый день она таращит
Умные глазенки,
Если дома кто заплачет -
Заскулит в сторонке.
А кому сегодня плакать
В городе Тарусе?
Есть кому в Тарусе плакать -
Девочке Марусе.
Опротивели Марусе
Петухи да гуси.
Сколько ходит их в Тарусе,
Господи Исусе!
"Вот бы мне такие перья
Да такие крылья!
Улетела б прямо в дверь я,
Бросилась в ковыль я!
Чтоб глаза мои на свете
Больше не глядели,
Петухи да гуси эти
Больше не галдели!"
Ой, как худо жить Марусе
В городе Тарусе!
Петухи одни да гуси,
Господи Исусе!
В последние 5-7 лет своей жизни он располнел и вел малоподвижный образ жизни.
Пристрастился слушать музыку дома. Он собрал довольно большую коллекцию грампластинок с симфонической музыкой (в то время уже появились долгоиграющие пластинки) и, включив проигрыватель, слушал часами произведения Бетховена, Моцарта, Шуберта, Чайковского, Прокофьева, Шостаковича и других композиторов.
По мнению Заболоцкого, формула художественного творчества должна быть выражена так: «Мысль — Образ — Музыка». Сын поэта Никита предложил конкретизировать эту формулу применительно к творчеству отца следующим образом:
: «мировоззрение Циолковского — живопись Брейгеля — музыка Бетховена» (Воспоминания о Заболоцком, с. 204).
В 1957 году вышел четвертый сборник стихов поэта, последний из прижизненных изданий. Николай Алексеевич решил подготовить к публикации полное собрание своих стихов — так называемый «Заключительный авторский свод 1958 года». Его рукописный текст включил в себя 170 стихотворений и 4 поэмы. За пределами этого свода осталось более 100 стихов (это в основном детские и шуточные стихотворения и поэма «Птицы»). На последней странице «Заключительного свода» было примечание о том, что не включенные в него стихи автор считает неудачными и случайными, и поэтому их помещать в книгу ПСС не надо. По существу, «Заключительный свод» стал литературным завещанием Заболоцкого, в котором проявились критическая строгость поэта к своим стихам и желание четкого порядка столь для него характерного.
Второй инфаркт оказался смертельным. 14 октября 1958 года, выходя утром после бритья из ванны своей квартиры в Москве, Николай Алексеевич Заболоцкий упал и через 10 минут скончался.
Похоронен он на Новодевичьем кладбище.
ЗАВЕЩАНИЕ.
Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя
И, погасив свечу, опять отправлюсь я
В необозримый мир туманных превращений,
Когда мильоны новых поколений
Наполнят этот мир сверканием чудес
И довершат строение природы,—
Пускай мой бедный прах покроют эти воды,
Пусть приютит меня зеленый этот лес.
Я не умру, мой друг. Дыханием цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьет, печален и суров.
В его больших листах я дам приют уму,
Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,
Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли
И ты причастен был к сознанью моему.
Над головой твоей, далекий правнук мой,
Я в небо пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.
Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил — томление пустое.
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.
Не я родился в мир, когда из колыбели
Глаза мои впервые в мир глядели,—
Я на земле моей впервые мыслить стал,
Когда почуял жизнь безжизненный кристалл,
Когда впервые капля дождевая
Упала на него, в лучах изнемогая.
О, я недаром в этом мире жил!
И сладко мне стремиться из потемок,
Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок,
Доделал то, что я не довершил.
СОВРЕМЕННИКИ О НИКОЛАЕ ЗАБОЛОЦКОМ.
Жена поэта Екатерина Васильевна считала характерной чертой облика своего мужа просветленность. Деликатность, выдержанность, отзывчивость, терпеливость — все это было присуще характеру Заболоцкого. Ему были чужды позерство, актерство, богемность, жажда славы. Это был скромный, спокойный человек.
Друг поэта, литературовед Н. Л. Степанов: «Меня всегда поражало исключительно серьезное, уважительное отношение Заболоцкого к своему творчеству. Он относился к нему как Высшему Долгу, священной обязанности, во имя которой он всегда готов был пожертвовать и любыми удобствами, и материальной выгодой» (Воспоминания о Заболоцком, с.100).
Писатель В. А. Каверин подчеркивал, что «ощущение высокого призвания было для него было эталоном жизни. Он был честен, потому что он был поэтом… Он никогда не предавал друзей, потому что был поэтом. Все нормы его существования, его поведения, его отношения к людям определялись тем, что, будучи поэтом, он не мог быть одновременно обманщиком, предателем, льстецом, карьеристом. Прекрасно понимая, что ложь и поэзия «две несовместимые вещи», он не мог писать то, чего не думал» (там же, с. 110).
Поэту Давиду Самойлову при знакомстве с Заболоцким показалось, что тот похож на главбуха какого-то солидного учреждения или даже на гоголевского Чичикова. Но потом Самойлов почувствовал то, что перед ним милый чеховский «очень российский интеллигент», доброжелательный, умный и шутливый. Под впечатлением от общения с Заболоцким Самойлов записал, что тот «мудр, добр, собран, несуетен и прекрасен» (Воспоминания о Заболоцком, с. 303).
В 2003 году, в связи со столетием поэта, Татьяна Бек провела анкетирование среди современных российских стихотворцев о том, как повлияла поэзия Заболоцкого на их собственное творчество. Более 90% из числа опрошенных подчеркнули ее положительное влияние. По результатам анкетирования Бек сделала такой вывод: «Заболоцкий в нынешней поэзии «живее всех живых», влияние его многообразно, парадоксально и всегда креативно.
*Примечание: судимость была снята с поэта в 1951 году, а реабилитирован полностью он был только посмертно.
30 октября 2015 года в книжном «Москва» на Воздвиженке состоялась очередная лекция в рамках Кафедры литературы «Новой газеты», которую прочитал поэт Дмитрий Воденников. Самый читаемый поэт своего поколения рассказал об одном из немногих обэриутов, доживших до старости. Каким образом стихотворения М. Цветаевой, А. Пушкина, А. Введенского, Г. Державина и других связаны с творчеством Николая Заболоцкого? Что такое перевязанный узел судьбы?
Читателям,заинтересовавшимся судьбою и поэзией Николая Заболоцкого, рекомендую
познакомиться с этой лекцией. Автор глубоко раскрывает поэзию первой части жизни
"Столбцы". Становится ясно, что поэт стал писать по-другому.Перевязанный узел судьбы поэта- ссылка.
СТИХИ.
Стихи Заболоцкого глубоко философичны, музыкальны. Ему принадлежат строфы, влекущие к себе философов.
А …Что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
***
Два мира есть у человека:
Один, который нас творил,
Другой, который мы от века
Творим по мере наших сил!
***
И возможно ли русское слово
Превратить в щебетанье щегла,
Чтобы смысла живая основа
Сквозь него прозвучать не могла?
Нет! Поэзия ставит преграды
Нашим выдумкам, ибо она
Не для тех, кто, играя в шарады,
Надевает колпак колдуна.
Тот, кто жизнью живет настоящей,
Кто к поэзии с детства привык,
Вечно верует в животворящий,
Полный разума русский язык.
***
Я воспитан природой суровой,
Мне довольно заметить у ног
Одуванчика шарик пуховый,
Подорожника твердый клинок.
Чем обычней простое растенье,
Тем живее волнует меня
Первых листьев его появленье
На рассвете весеннего дня.
В государстве ромашек, у края,
Где ручей, задыхаясь, поет,
Пролежал бы всю ночь до утра я,
Запрокинув лицо в небосвод.
Жизнь потоком светящейся пыли
Все текла бы, текла сквозь листы,
И туманные звезды светили,
Заливая лучами кусты.
И, внимая весеннему шуму
Посреди очарованных трав,
Все лежал бы и думал я думу
Беспредельных полей и дубрав.
***
Все, что было в душе, все как будто опять потерялось,
И лежал я в траве, и печалью и скукой томим.
И прекрасное тело цветка надо мной поднималось,
И кузнечик, как маленький сторож, стоял перед ним.
И тогда я открыл свою книгу в большом переплете,
Где на первой странице растения виден чертеж.
И черна и мертва, протянулась от книги к природе
То ли правда цветка, то ли в нем заключенная ложь.
И цветок с удивленьем смотрел на свое отраженье
И как будто пытался чужую премудрость понять.
Трепетело в листах непривычное мысли движенье,
То усилие воли, которое не передать.
И кузнечик трубу свою поднял, и природа внезапно проснулась.
И запела печальная тварь славословье уму,
И подобье цветка в старой книги моей шевельнулось
Так, что сердце мое шевельнулось навстречу ему.
СЛЕПОЙ.
С опрокинутым в небо лицом,
С головой непокрытой,
Он торчит у ворот,
Этот проклятый Богом старик.
Целый день он поет,
И напев его грустно-сердитый,
Ударяя в сердца,
Поражает прохожих на миг.
А вокруг старика
Молодые шумят поколенья.
Расцветая в садах,
Сумасшедшая стонет сирень.
В белом гроте черемух
По серебряным листьям растений
Поднимается к небу
Ослепительный день...
Что ж ты плачешь, слепец?
Что томишься напрасно весною?
От надежды былой
Уж давно не осталось следа.
Черной бездны твоей
Не укроешь весенней листвою,
Полумертвых очей
Не откроешь, увы, никогда.
Да и вся твоя жизнь —
Как большая привычная рана.
Не любимец ты солнцу,
И природе не родственник ты.
Научился ты жить
В глубине векового тумана,
Научился смотреть
В вековое лицо темноты...
И боюсь я подумать,
Что где-то у края природы
Я такой же слепец
С опрокинутым в небо лицом.
Лишь во мраке души
Наблюдаю я вешние воды,
Собеседую с ними
Только в горестном сердце моем.
О, с каким я трудом
Наблюдаю земные предметы,
Весь в тумане привычек,
Невнимательный, суетный, злой!
Эти песни мои —
Сколько раз они в мире пропеты!
Где найти мне слова
Для возвышенной песни живой?
И куда ты влечешь меня,
Темная грозная муза,
По великим дорогам
Необъятной отчизны моей?
Никогда, никогда
Не искал я с тобою союза,
Никогда не хотел
Подчиняться я власти твоей, —
Ты сама меня выбрала,
И сама ты мне душу пронзила,
Ты сама указала мне
На великое чудо земли...
Пой же, старый слепец!
Ночь подходит. Ночные светила,
Повторяя тебя,
Равнодушно сияют вдали.
ГРОЗА.
Содрогаясь от мук, пробежала
над миром зарница,
Тень от тучи легла, и слилась,
и смешалась с травой.
Все труднее дышать, в небе облачный вал
шевелится.
Низко стелется птица, пролетев
над моей головой.
Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую
ночь вдохновенья,
Человеческий шорох травы, вещий холод
на темной руке,
Эту молнию мысли и медлительное
появленье
Первых дальних громов - первых слов
на родном языке.
Так из темной воды появляется
в мир светлоокая дева,
И стекает по телу,
замирая в восторге, вода,
Травы падают в обморок, и направо бегут
и налево
Увидавшие небо стада.
А она над водой, над просторами
круга земного,
Удивленная, смотрит в дивном блеске
своей наготы.
И, играя громами, в белом облаке
катится слово,
И сияющий дождь на счастливые рвётся цветы.
Прохожий
Исполнен душевной тревоги,
В треухе, с солдатским мешком,
По шпалам железной дороги
Шагает он ночью пешком.
Уж поздно. На станцию Нара
Ушел предпоследний состав.
Луна из-за края амбара
Сияет, над кровлями встав.
Свернув в направлении к мосту,
Он входит в весеннюю глушь,
Где сосны, склоняясь к погосту,
Стоят, словно скопища душ.
Тут летчик у края аллеи
Покоится в ворохе лент,
И мертвый пропеллер, белея,
Венчает его монумент.
И в темном чертоге вселенной,
Над сонною этой листвой
Встает тот нежданно мгновенный,
Пронзающий душу покой.
Тот дивный покой, пред которым,
Волнуясь и вечно спеша,
Смолкает с опущенным взором
Живая людская душа.
И в легком шуршании почек,
И в медленном шуме ветвей
Невидимый юноша-летчик
О чем-то беседует с ней.
А тело бредет по дороге,
Шагая сквозь тысячи бед,
И горе его, и тревоги
Бегут, как собаки, вослед.
Много раз я проделывала этот путь от станции, вглядываясь в окружающее, но прочитав стихотворение «ПРОХОЖИЙ», поняла его философский смысл .
Избранная библиография
Столбцы / Обл. М. Кирнарского. — Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1929. — 72 с. — 1 200 экз.
Таинственный город. - М.-Л.: ГИЗ, 1931 (под псевдонимом Я. Миллер)
Вторая книга: Стихи / Пер. и титул С. М. Пожарского. — Л.: Гослитиздат, 1937. — 48 с., 5 300 экз.
Стихотворения / Ред. А. Тарасенков; худ. В. Резников. — М.: Сов. писатель, 1948. — 92 с. — 7 000 экз.
Стихотворения. — М.: Гослитиздат, 1957. — 200 с., 25 000 экз.
Стихотворения. — М.: Гослитиздат, 1959. — 200 с., 10 000 экз. — (Б-ка советской поэзии).
Избранное. — М.: Сов. писатель, 1960. — 240 с., 10 000 экз.
Стихотворения / Под общей редакцией Глеба Струве и Б. А. Филиппова. Вступительные статьи Алексиса Раннита, Бориса Филиппова и Эммануила Райса. Washington, D.C.; New York: Inter-Language Literary Associates, 1965.
Стихотворения и поэмы. — М.; Л.: Сов.писатель, 1965. - 504 с., 25 000 экз. (Б-ка поэта. Большая серия).
Стихотворения. - М.: Художественная литература, 1967
Избранное. - М.: Детская литература, 1970
Змеиное яблоко. - Л.: Детская литература, 1972
Избранные произведения: В 2 т. — М.: Худож. лит-ра, 1972.
Стихотворения и поэмы. - М.: Современник, 1981
Собрание сочинений: В 3 т. — М., Худож. лит-ра, 1983—1984., 50 000 экз.
Стихотворения. - М.: Советская Россия, 1985
Стихотворения и поэмы. - М.: Правда, 1985
Вешних дней лаборатория: Стихотворения (1926—1937 годы) / Гравюры Ю. Космынина. — М.: Молодая гвардия, 1987. — 175 с. — 100 000 экз. (В молодые годы).
Журавли / Худ. В. Юрлов. — М.: Сов. Россия, 1989. — 16 с.
Стихотворения. Поэмы. - Тула, 1989
Столбцы и поэмы: Стихотворения / Оформление Б. Тржемецкого. — М.: Художеств. лит-ра, 1989. — 352 с., 1 000 000 экз. — (Классики и современники: Поэтич. б-ка).
Столбцы: Стихотворения. Поэмы. — Л.: Лениздат, 1990. — 366 с., 50 000 экз.
Избранные сочинения. Стихотворения, поэмы, проза и письма поэта / Сост., вступит. статья, примеч. Н. Н. Заболоцкого. — М.: Художеств. лит-ра, 1991. — 431 с. — 100 000 экз. (Б-ка классики).
История моего заключения. — М.: Правда, 1991. — 47 с., 90 000 экз. — (Б-ка «Огонек»; № 18).
Как мыши с котом воевали: Стихи / Худ. Н. Шеварев. — М.: Малыш, 1992. — 12 с.
Столбцы. - СПб., Северо-Запад, 1993
Огонь, мерцающий в сосуде…: Стихотворения и поэмы. Письма и статьи. Жизнеописание. Воспоминания современников. Анализ творчества. — М. Педагогика-Пресс, 1995. — 944 с.
Столбцы и поэмы. - М.: Русская книга, 1996
Меркнут знаки Зодиака: Стихотворения. Поэмы. Проза. — М.: Эксмо-Пресс, 1998. — 480 с. — (Домашняя библиотека поэзии).
Поэтические переводы: В 3 т. — М.: Терра-Книжный клуб, 2004. — Т. 1: Грузинская классическая поэзия. — 448 с.; Т. 2: Грузинская классическая поэзия. — 464 с.; Т. 3: Славянский эпос. Грузинская народная поэзия. Грузинская поэзия ХХ в. Европейская поэзия. Восточная поэзия. — 384 с. — (Мастера перевода).
Стихотворения. — М.: Прогресс-Плеяда, 2004. — 355 с.
Не позволяй душе лениться: Стихотворения и поэмы. — М.: Эксмо, 2007. — 384 с. — (Золотая серия поэзии).
Лирика. — М.: АСТ, 2008. — 428 с.
Стихи о любви. — М. Эксмо, 2008. — 192 с. — (Стихи о любви).
Я воспитан природой суровой. — М.: Эксмо, 2008. — 558 с.
Стихотворения и поэмы. — М.: Де Агостини, 2014. — (Шедевры мировой литературы в миниатюре).
Источники
Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М.: РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.
«В моём лице нанесён ущерб всей советской поэзии»: Арест Николая Заболоцкого // Коммерсантъ. — 2015. — В. 13 марта.
Н. В. Лесючевский «О стихах Н. Заболоцкого».
Даугава. — 1988. — № 3 ; Знамя. — 1989. — № 1
Чуковский Н. О том, что видел. — 2005. — ISBN 5-235-02681-0.
Колкер, 2003
Чуковский К. И., Юдина М. В. PRO DOMO SUA. chukfamily.ru. — Комментарии Евгения Ефимова. Проверено 5 февраля 2013. Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013.
Дёмина Н. «Этические принципы в науке повсюду одинаковы». polit.ru (22 апреля 2008). — Интервью с Н. В. Кавериным. Проверено 5 февраля 2013. Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013.
Слово о полку Игореве — Перевод Заболоцкого..
Литература
Тарусские страницы. Калуга, 1961;
Македонов А. Николай Заболоцкий. Л., Сов. писатель, 1968;
Лотман Ю. М. Н. Заболоцкий. Прохожий. — в кн.: Ю.Лотман. Анализ поэтического текста. Л., Просвещение, 1972;
Воспоминания о Заболоцком. М., Сов. писатель, 1977;
Заболоцкий Н. Н. Н. А. Заболоцкий после создания «Столбцов». — «Театр», 1991, № 11, с.153-160.
Заболоцкий Н. Н. Жизнь Н. А. Заболоцкого. — М.: Согласие, 1998.
И. Лощилов. Феномен Николая Заболоцкого, Helsinki, 1997.
«И ты причастен был к сознанью моему…»: Проблемы творчества Николая Заболоцкого. М.: РГГУ, 2005.
Колкер Ю. Заболоцкий: Жизнь и судьба // Новое русское слово (Уикэнд). — Нью-Йорк, 2003. — № 17 (354), 19—20 апреля. — ISSN 0730-8949.
Альфонсов В. Н. Заболоцкий и живопись // Альфонсов В. Н. Слова и краски. СПб., 2006.
Кекова С. В. Метафизика вещи. Предмет у Заболоцкого и поэтов-обэриутов // Кекова С. В. Мироощущение Николая Заболоцкого: Опыт реконструкции и интерпретации. Саратов, 2007, с. 57-70;
Гусельникова М. В., Калинин М. Г. Державин и Заболоцкий. Самара, 2008.
Чуковский Н. О том, что видел. — 2005. — ISBN
Дополнение:
1.На прозе есть замечательный рассказ Галины Алининой о Николае Заболоцком.
Очень рекомендую познакомиться тем читателям, кто не читал его.
http://www.proza.ru/2012/11/11/604
2.Дорогая Майя Владимировна!
С великим удовольствием я прочёл Вашу статью о замечательном поэте Николае Заболоцком, одним из моих любимых поэтов. Хороша подборка его стихов. Я всё ждал:
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Но не дождался. Поместите его, пожалуйста, хотя он самый известный у поэта.
С уважением,
Олег Маляренко 11.08.2015 19:35