Помню я Колю ещё с детства, когда ватагой пацанов мы дразнили его дурачком, а потом убегали что есть духу, когда он гнался за нами.
Иногда он догонял кого-то одного и отвешивал ему чувствительный пендель.
Других приёмов борьбы с нами у него не было. Ударить человека кулаком он не мог никогда. Но большей частью мы жили мирно и дразнили Колю только в тех редких случаях, когда уже вообще делать было нечего.
Иногда Коля предлагал показать нам пистолет. Посмотрев один раз, мы больше не велись на эту лажу, потому что вместо пистолета Коля доставал из дыры в кармане свою колбасу, огромного, надо признать, размера, но никакого другого оружия у него там не было.
Он был старше нас на семь лет, и учился в спецшколе после того как переболел чем то в детстве и остановился в умственном развитии.
Он был на две головы выше нас, крепок сложением, но слегка тяжеловат. Внешне Коля отличался от других людей разве только тем, что его лицо почти никогда не покидала улыбка. Мы любили ходить с ним на речку через лес, купаться. Благодаря его большому росту местные мальчишки опасались нас задирать .
Коля часто сидел на лавочке во дворе задумавшись, шевелил губами, улыбался и что-то рисовал прутиком на земле. Скоро дразнить нам его надоело, мы к нему привыкли и вообще перестали обращать на него внимание. Вскоре мы переехали на новую квартиру и про Колю я больше ничего не слышал.
Как я потом узнал, Коля жил в соседнем доме с мамой в коммунальной квартире. Папы у него не было, как впрочем и у многих в то время. Окончив школу, он поучился в училище полгода, но не осилил профессию слесаря, зато преуспел в вождении электропогрузчика. Для слесаря Коле не хватило сосредоточенности, но с моторикой и глазомером у него всё было в порядке.
Очередной раз встретил я Колю в колхозе, куда наши цеха направили от завода на помощь сельскому хозяйству. Коля меня узнал, как и я его. На удивление, он почти не изменился за шесть лет. Только нежная, не знавшая бритвы растительность появилась на его подбородке.
Поубавилось искренности в разговоре, повысилась раздражительность на великовозрастных балбесов обоего пола из своего цехового окружения. Эти товарищи по труду считали себя много выше и умнее Коли. Они глупо и пошло подшучивали над ним и показно громко смеялись.
Шуточки эти я описывать не стану. Всякий взрослый человек легко может их себе представить, даже вспомнить, как и сам, бывало, подшучивал над такими людьми.
Коля видимо привык к подобному обращению, которое, несомненно, ему не нравилось, но которое он был вынужден терпеть, пряча свою обиду под натянутой улыбкой.
Работник Коля был идеальный. Первый начинал и последний заканчивал. Честность и трудолюбие были его основными качествами. Такими видимо должны были стать все люди по задумке коммунистов.
Однажды после трудового дня на поле, где мы все дружно скирдовали сено, я присел на лавочку рядом с нашим общежитием. Мимо проходил Коля, я окликнул его и пригласил сесть рядом. Он огляделся, быстро подошёл ко мне и сел.
Я стал расспрашивать его о жизни. Кратко ответив на первых два вопроса, он постепенно разговорился, и я узнал много интересного о нём, о его работе и жизни. Несомненно, во мне, уж не знаю за какое долгое время, он нашёл благодарного слушателя, который не перебивает, не учит и не издевается.
Мама его умерла год назад, он почти каждый день по ней плачет. Одному ему жить очень тяжело, хотя в деньгах он недостатка не испытывает. Он только тратить их не может научиться.
После получки у него много денег забирают в долг, который некоторые не отдают, но Коля их боится и снова даёт. Я попросил его назвать этого человека. Он ещё раз опасливо огляделся и сказал, что это их бригадир.
Ещё Коля сказал, что у него есть друг, но он не работает, а ходит каждый день собирает бутылки и сдаёт. У него маленькая пенсия. Живёт он, как и Коля в коммуналке, и у него тоже двое соседей. Я спросил Колю, считает ли он меня другом, на что он охотно закивал головой.
Разговор с бригадиром при всём народе возымел действие. Над Колей, хотя и издевались многие, на защиту встали все. Чуть не попортили сгоряча бригадирову фотографию и вытрясли весь долг.
Три дня спустя Коля нашёл не только благодарного слушателя, но и приятного собеседника. Девушку, примерно его возраста, из колхоза доярку.
Они часто сидели вечерами на лавочке у её дома и вели только им понятные беседы. Коля шептал ей на ухо, а она покатывалась от хохота, прикрывая ладошкой почти беззубый рот. Почему-то отрицательно мотала головой и отворачивалась. Но в десять вечера мама загоняла её домой.
Наши пути снова разошлись надолго. Встретил я Колю уже седого. Он шёл по главной улице города с радиоприёмником на шее и как всегда улыбался чему-то внутри себя. Рассказал мне, что уже два года на пенсии, коммуналку их расселили. Живёт он в однокомнатной квартире с той самой подругой из деревни. Она ещё работает в больнице нянечкой и ездит иногда в деревню к брату. Не знаю почему, но в тот миг мне показалось, что более счастливого человека я не встречал давно.