С физикой у Алины взаимоотношения складывались непросто, с переменным успехом. В школе она рьяно пыталась в ней разобраться, докопаться до сути. Не получилось. Вроде и формулы знала, кое-какие задачки решала, в схемах разбиралась, но с мудрёными заданиями справиться не могла. Это знаете ли, как когда плохо плавать умеешь: пока дно ногами достаёшь — нестрашно, как только дно недосягаемо — от внезапной паники и утонуть сподручнее. А ведь хуже плавать не стал. До этого на воде как-то держался? В школьные годы получалось и подсказать, и контрольную дать списать. Искренне удивилась, когда с её подачи пара одноклассников умудрилась пятёрки на выпускном экзамене по физике отхватить. Да, это вам не Единый Государственный! Тут главное вовремя разыграв заинтересованность в физических величинах перед учителем, завоевать к себе снисходительное расположение. Сломалась розетка? Сумей подчинить сам! Торчащие проводки соединить слабо? Голыми руками попробуешь? Один раз? А успеешь? Алина даже пыталась как-то патрон в настольной лампе в чувство привести. Удавалось, но ненадолго: пока реанимировала, вроде дышал. «Подышал» и «отошёл». Сыграть единомышленника преподавателя проще, чем оказаться один на один с физикой. Шапочное знакомство не переросло в дружбу.
— Узнаёте меня, девушка?
— Да-да, припоминаю. Вот только использовать, простите, не научилась.
Зато, покончив со школой, Алина зафиксировала в памяти набор физических формул необходимых для внедрения в институт. Знание их при поступлении в Ленинградский институт киноинженеров, вызвало нескрываемое восхищение преподавателя и четвёрку на экзамене. Всеми этими «второстепенными» формулами их учительница физики «валила» «лишних» абитуриентов по указанию приёмной комиссии какого-либо благовещенского вуза, куда её частенько приглашали. Балла для поступления в Ленинградский вуз Алине всё-таки не хватило. А уж когда отправилась штурмовать медицинский институт, физику помнила отрывочно и туманно. Два года минуло после окончания школы. Поступила. Сама. Не поняла как, сдав два экзамена, биологию и физику, на проходные девять баллов для отличников. Задание по физике в местном вузе оказалось легче, чем в ленинградском.
Физику в медицинском изучали на первых курсах. Как она умудрялась находить своё применение в медицине, ещё предстояло узнать. Заведующий кафедрой физики — кандидат физических наук, детально разработавший метрологию. Мужчина среднего роста, крепкого телосложения, серьёзный, педантичный в отутюженном чёрном костюме, однотонной рубашке, идеально завязанном галстуке, торчащим уголком платка в нагрудном кармане, начищенных ботинках. Седые коротко остриженные волосы, гладко выбритые скулы, престижный парфюм «Шипр» завершал образ идеального человека. Свои неоспоримые разработки по метрологии он издал отдельной методичкой, безоговорочно входящей в набор наиважнейших книг для прочтения, зубрения и использования неизвестно где всеми студентами. Лекции преподносил безупречно приготовленными фирменными блюдами с выверенным рецептом. Успевали записать весь материал, основные тезисы и формулы вынести на поля, собственноручно очерченные красной линией. Это были лучшие лекции за весь период обучения в медицинском: идеальны по форме и содержанию. Что читать к экзамену? Смотрите выше. All inclusive.
Остальные лекции были либо нудны, тихи, безлики, либо интересны и неуловимы. На них торжествовал бардак: преподаватели читали быстро, не предоставляя возможности записать или временно зафиксировать в памяти текст. Если и останавливались для повтора предложения, так лишь для того, чтобы унять, беснующийся от негодования, народ. Тот, дёргая друг друга, переспрашивал, нервничал, не успевал. Видимо врачебный почерк, «как курица лапой», не поддающийся в дальнейшем ни расшифровке, ни тем более прочтению зарождался именно здесь. Большая часть материала, не запечатлённая рукой студента, оставалась потерянно блуждать в пространствах аудиторий. Лекционная тетрадь по физике являла собой эталон. Опрометчиво пропускавшие лекции, выстраивались в очередь к её владельцам в предэкзаменационный период. Заведующий кафедрой требовал на экзамене стопроцентной отдачи.
Алина лекции добросовестно посещала, имея на то вескую причину, — числилась старостой. А с них, как водится, спрос вдвойне. Старосты за пропуски лекций членами группы отчитывались на «ковре» у декана курса. А уж если староста пропускать соизволит – будьте уверены – казнь состоится. Отчислят либо замучают проверками и допросами.
Практические занятия по физике в Алининой группе вёл преподаватель интеллигентного вида Евгений Павлович. Рост под метр девяносто, подтянут, многозначителен, волосы светлой волной, как у Есенина, глаза туманно-карие, голос тихий бархатный. Какой-то уж очень утончённый — не физик, а лирический литературный герой. С физикой никак не ассоциировался. Симпатизировали ему многие девочки. Алина не была исключением. Таила симпатию в себе тихо, чисто платонически. Своими чувствами ни с кем не делилась. Кому охота на язык однокурсникам попадать? Вполне хватало испытаний статусом старосты.
Студенты, беспардонно игнорировавшие физику, времени на неё не выделяли. Его катастрофически не хватало. Жалкие остатки часов от молодёжных развлечений и любовей кроили на изучение медицинских наук. А тут ещё физика, как назло, шла в один день с кафедрой фармакологии, изучающей состав лекарственных средств и их взаимоотношения с остальными химическими собратьями. Тёмный лес с множеством лабиринтов и неизвестных, приправленный латынью. Там без зубрёшки никуда. Раз не ответишь — отработочка, пока от зубов не отскочит, нечаянно забытая в учебнике, цепочка химических формул и латинских наименований. Игнорируешь отработку? Продлят удовольствие на неопределённый срок в зависимости от стараний.
Физика ждала внимания месяцами до кризисной ситуации. Выкручивались, кто как мог: выуживали остатки школьных знаний, совестливые подчитывали лекции, добрая половина надеялась на авось. На практических занятиях по физике занимались выполнением лабораторных работ на разнообразных «инопланетных» приборах. «Инопланетная» действительность наяву угнетала, особенно девочек. Каждое занятие — новые «космические пришельцы». Евгений Павлович начинал занятия с проведения письменного опроса по теме лабораторной. В зависимости от свалившегося на подопечных набора приборов, давал по два вопроса каждому испытателю. «Пытали» «инопланетных» парами. Алина — с подругой Жанной — рыжей, конопатой представительницей урожая медучилища с нулевым содержанием физики. Дома напишет шпоры-ответы на предстоящий опрос и сдаёт. Вопросы по каждой лабораторной Евгений Павлович не менял, о чём Алина до этого дня не догадывалась. Студенты от прибора к прибору передвигались по замкнутому кругу. Поэтому у Жанны всё было в ажуре: узнав у предыдущих вопросы заранее, обеспечивала себе бесперебойное поступление пятёрок. Причём писала она две шпоры за двоих, не зная, какой вариант достанется. Алина воспроизводила остатки школьных знаний и лекций. Результат безнадёжно хромал: четыре, пять, удовлетворительно. Спасала добросовестно выполненная лабораторная, вытягивая среднеарифметическую четвёрку. Алина проводила испытания. Жанна снимала показания приборов.
В один из нефартовых дней староста явилась с абсолютным вакуумом в голове по теме. Евгений Павлович, продиктовав им вопросы, перешёл к другой паре студентов. Разнервничавшись отсутствием каких-либо необходимых крупиц знаний, Алину осенило:
— Дай шпору на мои вопросы!- стала она дёргать Жанну.
— Чё орать? Услышит! Подождать не можешь? — шипела та. Воровато оглянувшись, сунула аккуратно исписанный листок. Алина, спрятав его под чистый лист бумаги, замерла в ожидании возможности списать. Обычно Евгений Павлович за студентами пристально не следил. Или им так казалось. К Алине относился благосклонно. Всегда помогал с проведением лабораторных работ. А тут, повернувшись на шёпот, сразу заметил торчащий угол шпоры. Выхватив её, молча направился к своему столу. Долго рассматривал листок. Разочарованно приподняв брови, глядя Алине в глаза, спросил:
— Алина, так это вы, оказывается, дома пишите ответы и сдаёте?
Голос окатил Алину ледяным душем. Длинные музыкальные пальцы Евгения Павловича выбивали по столу барабанную дробь. Группа притихла в предчувствии предстоящей «казни», с интересом наблюдая происходящее.
— Не пишу и не сдаю, — возмутилась Алина, ни разу до сегодняшнего дня не державшая шпору в руках. Она их вообще никогда не писала, презирала, руководствуясь: «Выкручусь сама!» Ещё время на них тратить, писать. Но сегодня доступное готовое спасение лежащее в полуметре победило принципы. «Шпора Жаннина» — думала она, отыскав убедительное оправдание своему опрометчивому поступку. Успокаивая себя этим, нагло смотрела на Евгения Павловича.
— Нет, пишите и сдаёте! — скрутив «голову» шариковой ручке, возмутился он, растерянно рассматривал листок со знакомым почерком.
— Ещё и нагло врёте! — он откинулся на спинку стула, пытаясь разглядеть в ней червоточину, испортившую впечатление вроде до этого случая честной прилежной студентки.
— Не пишу и не сдаю, — спокойно повторила Алина.
Где-то внутри Алины её другая половина — совестливая и правдивая намекала, что шпорой она таки хотела воспользоваться. И не важной чьей. Но ведь она не врала? И сомнительная правда сейчас ей больше нравилась, чем осознание вины. Не признаваться же ей, что шпора Жаннина?
— Нет, пишите и сдаёте! Рыба тухнет с головы! Какой пример вы подаёте группе? Какая староста, такая и группа! — звенящим голосом, с трудом сдерживаясь, чтоб не закричать, произнёс Евгений Павлович. Лицо его залил густой румянец. Камень в огород старосты Алине не понравился. Да, староста. Подневольно назначенная. Такой же человек, как остальные, но не пионер — всем ребятам пример! Мало того, что за проступки одногруппников приходится отдуваться, так ещё она и во всём виновата! Алина, ненавидела в этот момент всю бессовестно развеселившуюся развернувшимся представлением группу.
— Не пишу и не сдаю! — дерзко повторила она. Группа нервно ржала. Время на письменный опрос стремительно заканчивалось.
Между преподавателем и Алиной повисло молчание. Евгений Павлович, ещё раз взглянув на листок, вышел из кабинета. Вернулся с парой Жанкиных ответов на предыдущие контрольные. Вынес вердикт:
— Все ясно! Это у нас Жанна Кучеренко дома пишет и сдаёт!
Жанна, пол семестра получавшая пятёрки почти единственная в группе, к такому повороту событий была не готова. Впрочем, как и к близким взаимоотношениям с физикой. Все её старания «коту под хвост»? Учить физику? Поздновато начинать непочатое. Алина в красках представляла своё удушение в её тонких пальцах густо посыпанных конопушками с красным маникюром острозаточенных ногтей. Неподтверждённая Алиной догадка преподавателя о Жанниной причастности к производству шпор никакой роли уже не играла. Тайное стало явным. Жанна занудно бухтела на Алину, переживая, как теперь покончить с физикой с положительным исходом. Остальная группа чувствовала себя превосходно, лишившись контрольной.
В приборах Жанна знакомых черт и кнопочек не находила, и как себя вести с незнакомыми железными монстрами не понимала. Надежда была только на Алину. Приборы вещь серьёзная, твоим желаниям не подвластная. На предыдущих занятиях Алина часто обращалась за содействием к Евгению Павловичу. Но после инцидента он их просто вычеркнул из списка нуждающихся. На их жалкие позывы о помощи не реагировал. Подразумевалось: раз такие умные на пятёрку знаете, то сами и мучайтесь, делайте. А уж я постараюсь оценить ваши жалкие потуги по заслугам. Так рассуждали Жанна с Алиной, с обидой косясь в его сторону. Кто скажет, о чём думал он в минуты их жалобных просьб, отказывая?
Игнорировал Евгений Павлович их несколько занятий, пока в один из дней у Алины с Жанной не отказались работать приборы. Они не включались. Лампочки и экран не загорались. «Монстров» было три. Один из них — осциллограф. Алина его где-то встречала, в отличие от Жанны. Видимо на межгалактических станциях. Пришлось ей к Евгению Павловичу за помощью топать. Он нехотя подошёл. Присев на стул рядом с Жанной, стал проверять соединения. Алина, стоя за их спинами, наблюдала. Приборы работать не хотели. Время на лабораторную таяло. И тут Алина случайно заметила, что осциллограф просто не подключён к остальным приборам. Поэтому и не работает! Довольно улыбаясь, ляпнула: «Ну, ладно я, Евгений Павлович, но вы-то должны были заметить, что приборы разъединены!» Алина сама ужаснулась нахальному тону своего голоса. Обида за долгое игнорирование их пары? Дерзость - молодость? Евгений Павлович, молча, подключив приборы, ушёл. «Язык мой — враг мой! Недаром знакомый парень меня язвочкой дразнит за острые шутки», — вздохнула Алина. А Жанна? Пилила без устали. С Алининой подачи они теперь гарантированно остались без помощи Евгения Павловича до конца семестра.
Занятия занятиями, а экзамен по физике был не самым лёгким. Принимал его заведующий кафедрой в паре с одним из преподавателей. Преподаватели выслушивали студентов в разных концах аудитории. К доктору наук никто попасть не стремился. Бывало, добрая половина группы выходила от него с двойками. А уж если лекции не посещал, будь уверен, двойка почти обеспечена. Пощадой могло послужить знание методички по метрологии. Стрессующие выучивали её от корки до корки, вымаливая прощение. Выбирать кому сдавать не приходилось. Тут уж как повезёт!
Вызывали, не спрашивая, кому ты любезный желаешь исповедоваться. У Алины вторым преподавателем, принимавшим экзамен, был Евгений Павлович. Совпало. Все стремились отвечать ему. Заведующий кафедрой экзамен принимал быстро, ловко отцеживая застрявшие знания в баллах, будто стрелял по мишени: два, четыре, удовлетворительно. Пятёрки отсутствовали. Пятёрку олицетворял он. Частили двойки, занимавшие, по всей видимости, центр мишени, подтверждая пристреленность автора, не терпящего панибратского отношения с предметом. Двойку не хотелось никому. Евгений Павлович меньше тройки обычно не ставил. Воспитание не позволяло перечеркнуть зыбкое втягивание в процесс медицинского образования.
Кое-как подгадав, Алине удалось таки попасть именно к нему. Вроде и билет знала. По крайней мере, она так думала до ответа. Чем больше говорила, тем больше он улыбался. Через пару минут стал останавливать неуправляемый словесный поток Алиных речей. Она не реагировала, торопилась выложить всю имеющуюся информацию. Не без удовольствия. Не каждый раз удаётся блеснуть ответом на билет. А тут счастливое совпадение знаний с вопросами. Голос Алины явно превышал привычно-допустимые регистры. Самоуверенность в ответе прибавляла звуковых колебаний. Она никак не могла взять в толк, почему ей не дают досказать материал? Словно по мановению волшебной палочки всплыли в памяти фамилии физиков с какого-то конгресса, заданная формула сложного вещества… В чём дело, в конце концов? Её брови исчезли под чёлкой, от возмущения, глаза округлились. Знанием билета ей хотелось загладить прошлый инцидент. Как-то оправдаться за ту пренеприятнейшую ситуацию на семинаре. А он: «Хватит, хватит! Тише, тише. Не правильно отвечаешь», — шепотом с улыбкой на лице. «Он ещё над ней смеётся!» — возмутилась про себя Алина, но замолчала. Оказывается, она перепутала фамилии учёных, задачку решила неверно, применив не ту формулу. Евгений Павлович выставив оценку, выпроводил. За дверью аудитории, Алина долго не решалась заглянуть в зачётку. С барабанившим в ушах от страха сердцем открыла: Пять!
Она оказалась единственной обладательницей высочайшей оценки её весьма сомнительных знаний в группе. Отлично по физике на курсе заимели редкие счастливцы.
Физика закончилась для кого-то хорошо, для кого-то не очень. Жанна была вполне довольна тройкой. Уж лучше, чем два. А Алина ещё долго мусолила воспоминание о незаслуженной пятёрке от Евгения Павловича. Простил ей хамство? Почему? После экзамена она встречала его редко. Студенты, сдав очередной предмет, на этой кафедре больше не появлялись. Сердце при редких встречах с Евгением Павловичем бешено колотилось, лицо заливало румянцем. Они здоровались и шли каждый в своём направлении. Вскоре он перевёлся из медицинского института в какой-то другой вуз. Больше их пути не пересеклись.
Так и остался Евгений Павлович в памяти Алины недоступным загадочным романтиком, не обделённый чувством юмора. Отсутствие юмора в человеке для неё было целой катастрофой. Она не знала, как с такими людьми себя вести: терялась, натыкаясь на непонимание, холодную рассудительность и расчётливость.
Интересно, стихи из школьной программы помнятся до сих пор, а физические формулы стёрлись… Ищут себе добросовестных хозяев…
Ирония жизни явилась спустя лет пятнадцать после окончания института, когда Алининому сыну было четырнадцать лет. Он учился наряду с общеобразовательной школой в художественной, занимался лёгкой атлетикой и шахматами. Как его занесло в педагогический университет на факультативные занятия по физике, Алина не знает. Но сын с удовольствием их посещал и даже оценку на выпускном экзамене получил за счёт какой-то научной работы по физике. Видимо в физике он научился разбираться лучше Алины. Учиться поступил на дизайнера, но объявил, что сначала станет художником, а потом обязательно физиком. Алина пыталась объяснить, что это будет сложно сделать: одно их двух. Уж больно объём у каждого увлечения огромен. Пока сын дизайнерствует. Может физика и дождётся его внедрения и всепосвящения. Кто знает? Fantastic имеет право быть.
22 июня 2015 г.
опуб-но в 2013 г.