Вечернее ласковое море слизывало песок с ног Ев, набегая и уносясь. Она сидела, наблюдая за волнами и тем, как побережье облегченно вздыхало, освобождаясь от засмоленных тел. Затем легла на живот, прикрыла глаза и постаралась дремать. Солнце уже не палило, людской гомон не донимал, а море дышало, убаюкивая. «Как же хорошо!» - подумала она, - «даже очень, очень хорошо. Мама радостно поглядывает и не задает лишних слов. Жан старается угодить, побаловать вкусненьким, даже ИВ, старый дружище, как отец, заботится, суетится. Ах, хорошо дома!» Волна добежала до ее щиколоток, освежила и умчалась опять, а Ев, переместившись немного дальше, опять легла, но, уже подставив солнышку животик и надев очки, вновь прикрыла глаза. Рука зазудела, мокрый шнурок доставлял неудобства, а разгоряченный металл жег кожу, Ев решительно подняла руки над лицом, в намерении снять неизвестно когда и кем завязанный оберег, однако все прошло, как будто и не волновало. Поискала узелок, поцарапала и опять отложила, до прихода домой. А солнышко скрылось за крышами, от чего кожа сразу же покрылась пупырышками. Села, набросила на себя полотенце и взгляд зацепился на парочке чаек, не поделивших рыбу. «Хорошо!» - Повторила она еще раз, улыбаясь своим воспоминаниям, пролистала пару десятков лет назад, к моменту знакомства с Гаями.
- Ев! – послышалось за спиной, и она оглянулась – на всем их пляже никого.
- Послышалось! – сказала она в голос и, потеряв связь воспоминаний, задумалась о муже.
- Ев! – шептал песок у ее ног.
- Ев! – дразнилось море, устраивая гонки волн к ее пяткам.
- Ев! – шелестели деревья на их утесе.
- Так и свихнуться можно. Почему это я слышу свое имя, а не нечто другое, приятное и ласковое? - поправила волосы рукой и засмеялась. Дэн всегда подбирался так тихо, так неожиданно и со спины, что она ругалась с ним, грозясь, стать заикой. Не стала, впрочем, как и сам Дэн куда-то делся. – Вот именно! – бурчала она. – Я вот, о нем все время думаю, а он и не вспомнит. Значит, не нужна ему я, не нужна! Да у меня и сомнений не было, вон как задницей крутил-то, перед пигалицами. Я там мерзла, шею себе чуть не свернула, а он и звоночка не сделал, даже для отмазки. Все! Такая красота, как я не должна прозябать в одиночестве. Пойду и напьюсь. А ведь, правда, что это я монашкой жизнь свою трачу. Давно не была в ресторане Эда, прогуляюсь-ка я, а там и флирт наметится, самый сезон. – Ев поднялась, красуясь точенной фигуркой, побежала к дому. Напевая, собиралась выполнить родившееся желание.
- Ты куда-то собралась? - заглянула к ней Виен.
- Да. Мам ты же слышала.
- Ев, я давно ничего не слышу. И ты это прекрасно знаешь.
- Прости, только ты и, не слыша моих мыслей, всегда появляешься вовремя и с нужным вопросом. – подкрасила губки, повернулась к матери. – Да, муличка, я решила немного прогуляться. Пройдусь до ресторанчика, может выпью чашечку кофе и домой.
- Пройдешься? А чего не машиной? Вечер, еще час и потемнеет. Ев, что ты как ребенок.
- А что ты как нянька. Мам, мне сколько лет?!
- Да сколько бы не было, я все равно твоя мать и волнуюсь. Хочешь идти пешком по трассе, пожалуйста, самое время! – Виен сразу же ушла, даже хлопнула дверью.
- Ну вот, перебила мне все настроение и еще дуется! Веселкова кулька! Не слышит она, да мужу своему говори, он поверит. Самое страшное, мамочка, это потерять веру! Вот так-то. А я повод тебе не давала. – Ев сердилась, ходила по комнате, ища «вчерашний день», и бурчала на мать, старалась погасить собственные сомнения. – А самое страшное неверие – это неверие в себя! Что ты сейчас и сделала. Ты, мамочка, зародила зерно сомнения, но я все равно пойду и погуляю. И как хотела, выпью чашку кофе, а потом приду домой и как алкоголичка, напьюсь в одиночестве! А все вы виной, со своим красавчиком, Казановой! – и так же хлопнув дверью, побежала по ступенькам. У самой двери столкнулась с Сергеем, тот от безделья сидел прямо на ступеньках и считал ворон. – Чего расселся? Бездельник!
- А есть, что делать? Скажи, не буду маяться.
- Жану помоги.
- В чем? Они с Виен гулять ушли.
- Гулять? – Ев удивилась, чего это мама и словом не обмолвилась. Но тут же махнула рукой и пошла к выходу.
- Ев, а ты куда?
- На Кудыкину гору, воровать помидоры.
- А возьми меня с собой.
- Еще чего, мне сообщники не нужны! – проверила в кармане мобильный телефон, наличные, хотя они ей не нужны были в данном заведении, и бойко пошла вперед. Пройдя пару кварталов, удивилась тому, как за два сезона изменилась их местность, поежилась, совсем опустевшей дороге, всунула руки в карманы и пошла дальше. Еще несколько метров и ей показалось, что за ней следят, оглянулась – пусто. Опять зашагала, смеясь над собою, но уже через два дома, юркнула в открытый магазин. Наклонилась над лотком мороженого. Слегка развернула голову и косилась на витринное окно, рассматривая улицу. Никто не показался, не прошел мимо, не зашел за ней следом. Купила мороженное, вышла и, глазея во все стороны, решала, что ей делать дальше.- Ну, мама, спасибо тебе огромное, все испортила! – Стоя на ступеньках, съела мороженное, не поняв его вкуса, вернулась в магазин, взяла еще, но уже ведрышко кофейного с шоколадной крошкой, бутылку белого вина и пошла домой. Забралась в свою комнату, достала стакан, ложку, уселась в кровать и принялась утолять хандру. Выпив на половину, посетила душевую, надела пижаму, вернулась к своему необыкновенному ужину.
Сон опять накатился, тревожащий, в черно белых тонах, без звуков и следа, как только она открыла глаза. От вечернего пиршества не осталось и следа, только Ев это не удивило, мама вполне могла зайти и проверить дома она или нет, увидеть таявшее мороженной в кровати и полупустую бутылку, все убрать и приоткрыть окно. Вот только небольшая тяжесть в голове говорила о том, что Ев, слегка, злоупотребила. Поднялась и первым делом дошла к бару, бутылки и там не было, но и это осталось вне ее внимания. Она достала плитку черного шоколада, укусила его и улеглась на диван, укутавшись, как зимой. Второй укус, включила телевизор, третий и ее опять начало морить в сон. Отдалась этой неги, совсем не долго, минут пятнадцать, проснувшись окончательно, отбросила вчерашнее недовольство, как можно дальше. Общий чай пропустила, но спустилась на завтрак, одарив всех молчаливым приветствием, ела с аппетитом.
- Чем думаешь заняться, дочка? – нарушил ее задумчивость Жан.
- А пока не думала.
- Нам надо съездить на день в город, не хочешь с нами?
- Не-а! Только оттуда. Дня два, так точно не поеду.
- Ну, как знаешь. Мы будем поздно. – закончил Жан разговор и трапезу. Улыбнулся ей, поцеловал жене руку и ушел собираться. Виен допивала чай.
- Мам, ты чего губы дуешь?
- Вовсе нет. Все хорошо, просто пью чай.
- Я вижу. Ну, давай, дуйся дальше, ты только это и можешь.
- А еще приставать с советами, влезать не вовремя с заботой и мозолить глаза. Ладно, дочь, приятного тебе дня. Если вдруг, ну так, для разнообразия, понадоблюсь, ты знаешь, где и как меня найти. – скорчила лицо в улыбке и оставила Ев одну, за большим круглым столом.
- Ну и замечтательно! Кажется, день начинает вырисовываться! – Оставив на тарелке и в чашке, впрочем, как всегда, практически половину, потопала к себе и быстро собравшись, проскользнула не замеченной для всех. Шла быстрым шагом, пока не удалилась на достаточное расстояние, затем сбавила скорость и рассматривая новые постройки, заглянула в кафе, которого год назад еще не было, выпила чашку кофе, не оставив чаевые, как делала всегда, если ей нравилось заведение, обслуживание и продукт, пошла дальше. Погуляла по магазинам, ничего не покупая, просто глазея, зашла на местный рынок, значительно разросшийся. Съела горячий чебурек, подумав, взяла себе и беляш, говоря: - Уж если травится, так окончательно. – и, не доев его даже до половины, пошла дальше. Сбежала к берегу, продвигалась пляжем, до самого последнего подъема. И нагуляв аппетит, вошла в их семейный ресторан, а вернее собственность Эдгара.
- Ев! – услышала она голос повара. – Ты приехала! Вай, какая красавица! И не изменилась! Не знал, не знал. Как давно в этих краях?
- Только - только.
- У меня сегодня блюдо от шефа – пальчики оближешь! Нести?
- Спрашиваешь! Как у вас, посетители есть?
- Сама посмотри, это еще не вечер. Зал ваш свободен, пройдем, сам тебя обслуживать буду. – Мужчина был рад встрече, суетился, обсыпал комплиментами, расспросил о детях и сестре, но ни словом, почему одна, без мужа. Ев поначалу это обрадовала, но оставшись одна, съев солянку и в ожидании обещанного, загадочного угощения, она задумалась над этим:
- Странновато! Хотя с другой стороны, почему людей должно волновать мое появление без свиты? Не должно! Мы сами старались оставлять тех, кто не сует свой нос. А маэстро у нас уже не первый десяток. – отвернулась к окну, слушая музыку, опять припомнила первые годы замужества. Как Эд, гонимый ревностью, строил это заведение, как устроили ей сюрприз, на ее день рождения и как подарили первый ларец. С него-то и начались их приключения.
- Сидишь! – раздалось в ее голове, Ев даже вздрогнула, оглянулась назад, она по-прежнему была одна. – Да не крутись, это я, твое второе «Я», или совесть, как угодно называй, только послушай! – Ев залпом выпила вино и пошла в женскую комнату. Внимательно рассмотрела себя в зеркале – немного побледнела, скорее от испуга. Да и кто бы ни испугался, услышав такое! Может, кто бы списал на «белочку», только Ев была трезвой. И ее напугало то, что случилось это в момент воспоминания о шкатулке.
- Неужели «псе» не исчезла, а затаилась? – спросила она у своего отражения. – Нет, такого не может быть! Зеленый ларец получил свое содержимое и спокойно лежит в хранилище. Стоп! А что говорил Жан, когда мы летели в горы? Он, кажется, вскользь обмолвился, что достал хрустальную…. Вот же - «Вера»! Вера у нас всех под сомнением! Нет, девочка, не под сомнением, а в проверяющих! Именно так. Только я веру не теряла. Не теряла! И двойник мой, далеко – далеко, и за рамой. – выпрямилась, подкрасила губки и пошла на место. – Вера! Да, я верую мужу, верю! Только немного заставлю задуматься.
- С кем ты тут говоришь? – Повар появился с дымящейся сковородочкой. – Твое, любимое! Пробуй!
- Спасибо! – искренне поблагодарила и не меньше обрадовалась. – Это великолепно. А говорила с собой. – мужчина улыбнулся. – Вы правы, я люблю беседовать с умным собеседником.
- Тогда не буду тебе мешать! Приятного! – Склонил голову и скрылся за шторой. Ев усмехнулась и вдохнула ароматы.
Кусочек, второй, следующий. Ев прикрывала глаза, от удовольствия, дула на горячую картошечку, жевала не спеша, запивая холодной водой, и все чаще поворачивала глаза к стеклу. Звуки уносились, слегка кружилась голова, а слезки подступали к горлу. Мотнула головой, нашла самый аппетитный кусочек и ела, отдавая ему все внимание, отгоняя тревоги.
-Еввввв! – зашелестело в приоткрытую дверь. Вилка упала из рук, прошлое набросилось на нее с такой силой, что она задрожала и вцепилась в скатерть. Чье-то присутствие не вывело ее из транса. Ев не моргая смотрела на себя со стороны и кадры отматывались в обратном направление. – Ев! – мужская рука легла ей на плечо и она, вздрогнув, потеряла связь, повернула голову. Маэстро стоял, испуганно смотря на нее. – Ев! Голуба моя, ты…
- Простите, я кажется, задумалась.
- Задумалась? – странно проговорил мужчина, сменил приборы и, пятясь, вышел. Рука опять зачесалась, и она опустила к ней глаза. Медальон горел и искрился, а вот кожаный шнурок, словно удавка, сдавливала руку настолько, что сил никаких не осталось. Ев в очередной раз, попыталась развязать, но узелок не поддавался. В ход пошли зубы – с тем же результатом. Тогда она взяла нож, просунула и пилила, растягивала, нанося себе боль, опять пилила шнурок. Он поддался, сначала нехотя, но пополз и, разматываясь, сполз на стол. Тут же все всплыло, все вернулось к ней. Она еще не видела, но уже по тому, как горели ее щеки и уши, знала – Вилен рядом, стоит и видит ее. Резко повернула голову и он, не успев сделать этого раньше, отпрыгнул в сторону. Она, не задумываясь, пошла за ним. У двери его не было, не было и вокруг ресторана. Случайно заметила, как он прячется за деревом, понеслась, угодила под колеса неизвестно откуда взявшейся машины, ударила по ней рукой, не соображая, что ей говорит водитель, крикнула:
- Да пошел ты! – сделала два шага вперед, но тут же затормозила. Доля секунды и она уже бежала в ресторан. Влетела, сметая все на своем пути, схватила медальон, побежала обратно, за Виленом. А он маячил впереди, нарочно оборачиваясь, зазывая за собой. То сам оглянется, то плащ его, темный как безлунная ночь, парусом вздувается меж деревьев. Ев задыхалась, сердце рвалось из груди, но она не оставляла свою идею догнать его. Выбежав на пустое пространство, догадалась – МАЯК! Все и всегда происходит там. Их судьбы, как корабли, тянулись к нему, не заботясь о том, разобьются о скалы или найдут пристань.
Ев постепенно перешла на быстрый шаг, зная уже наверняка, где его искать, продвигалась вперед.
****
Вилен стоял у самого края над пропастью, под ним бушевало море и шумели, ломаясь под ветром, деревья. Ев остановилась, еще не до конца веря, что видит именного его, наклонилась, уперлась руками в колени, восстанавливая дыхание. Щеки пылали, глаза горели и не выпускали его из вида. Шквальный ветер опять налетел, разметал полы его плаща. Ев заметила, что он застегнут на одну пуговицу, а под ним, голый торс. Джинсы и босые ноги. Вся элегантность парня испарилась, он был брутальный, притягивающее сексуальный. Он был желанным. Еще больше исхудавшие щеки покрылись легкой щетиной, глаза чернее – черного, купались в голубизне белков.
- Стой, где стоишь! – прогремел его голос поверх завывания ветра. Ев даже не выпрямилась, бег уморил ее на столько, что она смогла с трудом поднять к нему голову.
- Стою.
- Вот и отлично! – Вилен был зол, это было видно не вооруженным взглядом, но вместе с тем он был растерян, не знал с чего начать. Сердце Ев угомонилось, и не наигрывало симфонии на всю округу, что дало ей возможности расправить спину:
- И незачем на меня так орать!
- А как же мне до тебя достучатся, если ты не понимаешь тихих слов.
- Можно подумать, ты не этого хотел.
- Нет, не этого. Я просил тебя, умолял и угрожал – оставить меня в покое!
- Тогда зачем ходишь за мной по пятам?
- И не думал. – отвернулся, схватился за голову, стараясь удержаться от своих желаний, не подойти к ней, не взять за руку, хотя бы еще один раз. Ему удавалось с трудом. Несколько секунд и голос его был уже намного уверенней, когда он вернул к ней свое внимание: - Вот что ты за человек? Ев, Евгения! Разве можно так издеваться над теми, кто тебя окружает? Евгения! Ты сама, хоть на мгновение, задумывалась, что творишь?
- Довольно много и долго. Практически все эти дни.
- Плохо думала, эгоистично! – Ветер рвал на нем одежду, сдувал ее с ног, но они так и стояли на расстоянии многих метров и перекрикивались.
- Тогда ответь мне на простой вопрос, зачем тебе это все надо? Зачем ты преследуешь меня? Зачем неслась сюда, как голодная…
- Стоп машина! Давай без оскорблений, а то я и ответить могу!
- Не думал я тебя оскорблять! Ев, я очень прошу тебя, в сто первый раз, оставь меня в покое!
- Да и сделала бы, если б ты сам меня не дергал. Хочу заметить – это ты на моей территории, это ты без приглашения проник в мой дом, это ты мешал мне обедать!
- Не навязывался я, а всеми силами пытался выбить дурь из твоей головы.
- Мою дурь? Мою?! Ты, мальчик, не заговаривайся, я давно забыла бы о твоем существовании, если бы не это! – Она протянула руку вперед, из ладони выскользнул и повис оберег. – И пришла я, ведя себя, как ты сам заметил, не совсем красиво, чтобы вернуть его тебе! – Парень присел на землю, Ев смогла спокойно рассмотреть, что он выглядел очень – очень плохо. – Ты когда ел в последний раз?
- Не важно. Уже ничего не важно. – Ев осторожно сделала к нему пару шагов и тот, поднял голову. – Я просил, не приближайся ко мне. Не приближайся! – повторил он, повышая голос, тут же сник до шепота. Ев с трудом слышала его слова. – Я, конечно же, виноват. Виноват. И все из-за тебя! Разбудила во мне человеческое. Волновался. Гения! Я просто волновался, все ли с тобой в порядке! Не заболела ли, дома ли. Волновался что… Евгения! Я просто переживал. Имею право?
- Имеешь. Но можно было позвонить и спросить, а не…
- Что «не»? Я позвонил, даже симку сменил, но ты же упертая, как овечка! Ты же скручивала меня по рукам и ногам, притягивала как магнитом, завязывала в узлы, мою свободу, мои взгляды на жизнь!
- Не правда!
- А что есть правда?
- То, что ты хотел стереть мою память! Нагло, хамски, себялюбиво! Зачем?
- Я не делал этого, хотя очень хотел. Ев, отпусти меня, пожалуйста. Я знаю, ты можешь. Просто пойди своей дорогой.
- Я не могу, мы теперь идем с тобой параллельно. Снега связали нас.
- Глупая, какая ты глупая! Не все идущие параллельно, идут к одной цели. Это не наш случай. Мы разные, во всем! Мы чужие.
- Но я, я так не могу. Я даже не сказала тебе спасибо! Вилен, забери свою вещичку и дай мне жить со своим багажом и свой памятью.
Он вскочил на ноги и подлетел к ней:
- Забудь меня, слышишь! Забудь!
- Забыть? Как ты можешь так говорить, ты, ты же спас меня. Для чего, чтобы выбелить мою память, чтобы вырвать во мне все хорошее? Нет, я не могу так и не хочу! Вы, мужчины, все собственники, все до одного! Вы только и делаете то, что бы вам было спокойно жить! Не обращая внимания на чувства других! Вилен, Вилен! Я-то надеялась, что ты лучше, а ты! Моя память – это моя память. Вы можете ее стереть, выбелить, закрасить белой краской, даже безжалостно вырвать! Но в сердце у меня, останется шрам. Вилен – у меня можно забрать многое, даже жизнь, но не прожитое, не прошлое, не воспоминания. Они всегда будут приходить ко мне во сне, накрывать в самые не подходящие моменты, бодрствования. Уж лучше убей меня, прямо сейчас, чем так издеваться…. Забери клеймо, дай мне возможность быть благодарной. – Их глаза опять встретились, и парень уже не мог контролировать себя, он замотал головой и попятился, она шла за ним, все еще держа руку протянутой. Вилен побежал, не разбирая дороги, вниз со скалы, она последовала за ним. Темнело. Она, то и дело, теряла его из вида, упала и не сдержала крик. Вилен подлетел к ней, поднял, выпуская из груди нечленораздельные звуки, прислонил к дереву, прижимаясь к ней, охлаждая своим холодным телом. Опять их губы замерли в миллиметре от поцелуя, но он тут же ударил кулаком по дереву, да так сильно, что-то лопнуло:
- Ты постоянно врешь! Бесстыдно, нахально врешь, бессовестно смотря в глаза. Что же ты за штучка такая?
- Вилен! Я не вру, я никогда и ни кому не лгу, а уж, зачем мне врать тебе?
- Лжешь! И сейчас, когда пытаешься быть близкой, и когда говоришь о дружбе. Ты дикая и ненасытная.
- А ты все время обижаешь меня! Я женщина, всего лишь, женщина!
- Ты – чужая женщина! Чужая!
- Вы только посмотрите – совестливый вампир! – Ев осмелилась, подняла руку, провела по его щеке. Он не возражал, стоял и ждал продолжения. Вторая рука пошла в ход, прогулялась по его шее, опустилась к плечу, и тут он дернулся, схватил ее за руку, на которой болтался оберег и зарычал, по-настоящему зарычал, сорвал его и бросил на землю, втоптал ногой в траву. Полы раздвинулись и Ев заметила свежий, еще красноватый шрам на его груди.
– Это что? – В глазах Ев была забота и неподдельный интерес.
- Это?! Это плод твоего вранья!
- Поясни, я не понимаю.
- Ты с первых минут лгала мне. О себе, о своей семье. Так у кого оборотни в роду?
- Мэйсон! – Ев догадалась, чьи следы хранит его тело, поняла, почему не заживает и уже стала понимать, что оберег не Вилена, как он опять застонал и попятился.
– Вилен! Он не оборотень, он человек!
- А я, я, по-твоему, кто?! - Бросился от нее, не задумываясь, сможет выбраться она самостоятельно или нет наверх утеса, побежал. Ев понеслась за ним, видела, как он на бегу раздирает свою грудь. Как рванул дверь маяка, скорее всего стараясь от нее спрятаться. Ветер подхватил эту дверь, стал ее разбивать, открывая и закрывая с силой. Ев уже не торопясь пошла к нему, даже не задумываясь, зачем. С порога заметила - сидит на ступеньках, съежился, как маленький мальчик, боящийся темноты. Но едва она появилась в проходе, Вилен встал, прижимаясь к стене, поднимался все выше и выше, не сводя с нее глаз. Ев догнала его на самой верхней площадке, взяла руку:
- Прости меня, прости! Я не думала, что все так обернется. Мы расстанемся, раз ты этого хочешь. Главное живи, живи! – Вилен взял ее руки, окунул в них свое лицо, Ев почувствовала слезы, но тут же губы его коснулись ладоней, переместились на запястья, дошли до локтя. Он прижался к ней, опустил голову к шее:
- Я сам виноват. Сам, сам! Все, что я говорил, это была глупая защита от чувств. Но мы никогда не будем вместе, мы никогда не сможем дружить. Здесь и сейчас наши пути разойдутся. Да, мы не сможем этого забыть, но мы сможем все оставить в прошлом. Береги себя, береги семью, береги мужа – он очень тебя любит! Он любит тебя так, как ни дано, ни кому! Прощай, моя, Гения!
- Вилен…
- Прощай! – метнулся вперед, запрыгнул на ограждения. Она и понять еще не смогла, что он делает, как Вилен бросился вниз и растворился в ночи. Ев схватилась двумя руками за перила, боясь смотреть в низ, голос пропал, хотя она рыдала, не сдерживая себя, запрокинув голову назад, широко открыв рот. Ноги подкашивались. Присела, не отпуская рук, опустила голову в колени и продолжала рыдать. Ветер носился вокруг, завывая. Пробегался крутыми лестницами, ища кого-то, или заметая следы. Вырывался наружу, с силой хлопал дверью и возвращался к ней, чтобы поднять ее волосы, чтобы пронизать насквозь, чтобы высушить все слезы. К нему присоединились летучие мыши, шуршали крыльями, делая круг за кругом. Попискивали, разрывая слух. Дрожащей рукой достала мобильный, муж ответил сразу.
- Привет, Казанова! Как гуляется без меня?
«Плохо».
- Тогда забери меня отсюда.
«Только не исчезни опять, я иду».
Прежде чем подняться на ноги, все еще сжимая пальцами поржавевшие перила, Ев закрыла глаза. Только сейчас до нее дошло, что так и не сказала мужу, где она, а он не спросил. Ветер утих. На его смену пришел яркий луч, с перерывами ударяющий по черному горизонту, цепляя верхушки деревьев и заставляя воду отражать его. Если бы не летучие мыши, она бы радовалась молчанию ночи. «Надо позвонить, надо позвонить» - стучало в висках, но она этого не делала. Она дрожала, все сильнее стуча зубами и цепляясь за пучок света, выскакивающий поминутно. Дэн тихо подошел сзади, обнял двумя руками и прижал к себе, уткнувшись носом в макушку. Тепло его побежало во все ее члены, и кровь с новой силой заструилась по венам.
- Как же я люблю тебя… - проносясь, сообщил ветерок, или это мысли мужа стучались в ее голову, только она ничего не ответила, она принялась плакать. Дэн ждал, Дэн давал ей возможность оставить все здесь, и вернуться домой без единого упрека, недосказанности или сожаления. Слезы всегда заканчиваются, какими бы они не были – горькими или радостными. Ев пошевелилась, повернулась к нему лицом и они заговорили оба, не перебивая друг друга, а просто вместе, стараясь сказать все – все, что было на душе:
- Прости меня.
- Это ты прости меня, я не успел.
- Дэн, я просто поспешила, а сейчас хочу многое тебе сказать. Ты о многом должен узнать.
- Я знаю ровно столько, сколько хочу, не больше чем нужно. Но и ты знай, я шел за тобой следом, я всегда буду прикрывать твою спину, не как в горах. Там я был неповоротлив…
- Он спас меня. Он стал мне дорог. Эти снега, они предательски холодны и бескрайние. А он, он научил меня жить, он научил меня видеть оттенки, он открыл мне любовь, к тебе, сызнова.
- Я знаю, знаю. Ты всегда любила только меня. Я же не успел, я не успел всего на минуту. Я даже заметил твой комбинезон, но… Ты не хотела, а я не мог нарушить твоего желания…
- Хотела, я очень хотела, ты просто не догадался. Но я так сильно тебя люблю, что…
- Слова, родная, не важны. Главное помни, я всегда рядом, я всегда за тобой. Даже если ты меня прогонишь, я не отстану, буду отводить беду, буду прогонять болезни, буду твоим зонтом, или теплым шарфом. Я все равно буду любить тебя, с новой силой, с новым рвением.
- Я не прогоню тебя, но и держать не буду. Это так болезненно, не ругаться с тобой, не видеть тебя, не любить тебя…
Вместо послесловия:
Мэйсон открыл перед Мирославой дверь, пропустил вперед, смеясь ее шуточке, взял сумку и зашел в дом, где они жили уже больше года. Мира побежала вперед, радуясь возвращению Ев, а он, с каждой ступенькой, понимал, что возвращается тот недуг, о котором он практически забыл. Ночь прошла тяжелая, грудь разрывало, а он все старался не показать любимой, что волчонок проснулся, что волчонок начал проявлять характер. Днем все пропало. Не мудрено – его «друг», существо ночное. Но и ночью он не продолжил атаку – Ев, не понятно зачем, возила их по клубам. Приехали под утро, легли спать. И волчонок засуетился. Боль в грудной летке не давала возможности даже лежать и Мэйсон, согнувшись в три погибели, поспешил выбраться из комнаты. Как ни странно, в комнате Агнии все еще не спали, а Ев бормотала во сне, довольно громко. Мэйсон, удивляясь самому себе, сидя в холле между этажами, отметил, что с болью, которую он подавлял, пришло много хорошего – усилился слух, зрение, обоняние. Язык прилип к небу, горло горчило от пересыхания. Сделал шаг к кухне, как мимо кто-то проскочил. Мэйсон не ошибся, не придумал в темноте. Он был слишком молод, чтобы сталкиваться с подобным, но его второе «я» уже определило и сигналило - ХЛАДНЫЙ! Мэйсон последовал за ним. Он почти догнал его, как упал в горячке и потерял сознание. Охранник нашел парня под утро, проверяя сбой камер, и позвал Сергея. Придя в себя, Мэйсон даже не обмолвился жене о своей не удавшейся охоте, он поехал на работу, пошептался с Сергеем и оба решили - не напрягать Гаев, не проверенными фактами. Но к вечеру Мэйсону опять стало скверно и Мирослава, от греха подальше, от боязни за прислугу, увезла его в квартиру бабушки. Все шло хорошо, он совсем оправился, даже происшествие с ночным гостем ему показалось больной фантазией, как с Ев случилось непредвиденное и они вынуждены были остаться ночевать в доме. Тут-то они и столкнулись. Тень пронеслась мимо, но тут же вернулась обратно. Мэйсон увидел глаза – ледяные, смотрящие вглубь него. Оба принюхались и тот исчез. Парень взвыл от боли – его грудная клетка трещала пополам. Опустился на колени, собираясь уже отдаться своему инстинкту и выпустить волчонка, как эти глаза опять повисли над ним. Затем его с легкостью подхватили и понесли куда-то вверх:
- Обманула… Оборотень…. Ну давай, сделай свое дело!
- Ты кто? – Мэйсон терял силы, а парень, он уже четко видел, что это совсем молодой парень, отчего-то не убегал больше, а даже наоборот, стоял и ждал.
- Что же ты медлишь? Выпускай коготки, помоги мне. Ну, давай!
- Я человек, человек! – твердил Мэйсон, не понимая, кто перед ним, что от него хотят. Чувствуя лишь одно – связь между парнем и его сущностью. – Здесь люди… - прохрипел Мэйсон и ногти его вонзились в грудь стоявшего перед ним. Яркая вспышка, упал на пол. Сначала услышал, а затем уже увидел Евгения. Тот проверил его пульс, рассмотрел ногти, провел по щетине, открыл широко глаза и пропал. Мэйсон лежал, уставившись в одну точку на потолке. До него донеслись голоса, и он осознал, Дэн здесь, Дэн дает распоряжение:
- Его срочно надо увезти из этого дома.
- Но что с Мэйем? Дэн, что тут вообще происходит?
- Увози его! Ему надо быть вне этого дома, а вот с Ев…. Дай я пойму сначала сам, пожалуйста.
И Мэйсону действительно стало легче, как только они вошли в квартиру Виен. Часа два и он уснул, уложив голову на колени Мирославы.
- Ну, блин, у нас и семейка. Мира! Ты можешь мне пояснить? – Евгений уже не ждал ответов, он их требовал.
- Могу, но боюсь, что ты не сразу поймешь. Не потому, что глуп, а потому, что я сама с трудом во многое поверила. Женька, я даю тебе слово, Мэйсон придет в себя, мы сядем за стол, обязательно выпьем и все – все тебе расскажем. Ты больше ждал, потерпи еще немного.
И Евгений ждал, не смерившийся, но и не настаивая. Проведывал Ев, заезжал к Мэйсону, забирал Агнию и вез ее домой. Был настолько задумчив, что она несколько раз пыталась с ним поговорить, но парень останавливал ее:
- Потом! Мы сядем за стол, выпьем, когда все поймут, что я не прохожий, уселся на лавочку отдохнуть, а такой же Гай, пусть и с двойной фамилией.
****
Виен не смогла поговорить с дочерью, как не смола позвонить старшей, попросить бросить все и приехать для назревшего разговора. Вместо этого она оставила Ев одну в комнате, понимая, что та назло может осуществить свою ночную прогулку и увела мужа на берег. Шли не долго. Виен развернулась и, сбросив всякую учтивость, спросила:
- Ну что, ты хоть теперь видишь, что сделал?
- Вилена, я сделал, что было необходимо.
- Кому?! Мне, детям, или внукам? Жан, ты меня не удивляешь, ты меня поражаешь! Ты чуть нас всех не убил. Ну, хорошо, я не в счет. А Ев чем тебе не угодила? А бедный Мэйсон? Это же все отголоски твоего необдуманного шага. Жан, Жан! Как же ты мог, так преступить все учения собственной матери и открыть наши спины? Что мы есть по отдельности? Ничто! Глупые, слабые людишки, загоняющие себя к исчезновению. Неандерльтальцы и те держались племенем, чтобы выжить, чтобы мамонта завалить. А мы, перешли к распаду, толкая детей к присущей человечеству дикости. Не хочу ругаться с тобой, ох, как же я не хочу ругаться.
- Я этого не хотел!
- Не хотел он. – покачала головой и пошла назад. – С Евгенией сейчас бесполезно говорить, старших вызывать не будем. Мы завтра едем в город, и ты сам сообщишь это дочери.
- Надо, значит надо.
- Не надо, а нужно! Ты сядешь с Мэйсоном и Евгением за один стол и все, все им расскажешь. Не Эд, ни Дэн, а это сделаешь ты. Только так мы с тобой сможем загладить то, что чуть не убили собственными руками.
- И Дэн тоже меня во всем обвинил.
- А ты с ним не согласился.
- Согласился, конечно же. Только не знаю, как их с Ев помирить.
- Не влезать!
Из дневника Вилен:
«Мы столько раз умираем, не замечая. Как же часто мы умираем! Когда уходит любимый, хлопнув дверью перед лицом. Когда обожаемые до безумия дети перешагивают через твое "Я", через твои желания, когда смотрят на тебя, как на нечто привычное рядом. Когда перестаем смотреть в зеркало, говоря себе - "так удобней". Когда....
Этих "когда" сотня, а то и больше. За что мы так не любим жизнь? За что не ценим ее мгновения? А ведь надо-то всего немного, крикнуть в голос: "Хватит! Мне больно! Да оглянитесь назад! Оглянитесь! Вы же сами себе готовите фундамент, утрамбовывая все хорошее, что может быть. Беря за основу безразличие и грубость. Безучастие и дерзость встретят вас, уже за первым поворотом. Не ждите, когда близкий вам человек побледнеет «уходя». Спешите проявлять мизерное внимание пока рядом. Добавляйте в свою копилку простую улыбку, даже когда собрались проститься. Не бросайте обещания напрасно. Не выбрасывайте ключи от дома родителей - всегда будет местечко, куда вернуться. Сохраните в своем сердце маленькую искорку любви..."
Мы столько раз возрождаемся, как птица феникс, чтобы гореть вновь и вновь – любя, от любви и во имя любви…»