Тихий Дон, скорый

Юра Ют
(Sergey Trayne photo)



Пантелей, по кличке Картавый, спрыгнул на рельсы, бросился под платформу. Поезд обдал его ветром с обоссанных шпал. Шел вагон за вагоном, и колеса казались какими-то разными.

Возвращала машина в столицу привычки шастать в обуви на босу ногу, свежие плевки в тамбурах, хромированные бойлеры, запах торфяных брикетов в выключенной вентиляции, пыльные одеяла, влажные простыни, камушки и ракушки в отдельных пакетах, связки ключей от квартир на дне чемоданов, яйца и мятые пироги, фрукты в пластмассовых ведрах, теплое подарочное вино, которое можно не довезти – хочется пропустить стаканчик-другой за знакомство с новыми уставшими, или потерянными, попутчиками.

Романтичным парам и голодным мужчинам вагон-ресторан предлагал жирную солянку в ассортименте, редкие салфетки на соседних пустых столиках, черные оливки, чипсы, орешки, бодяжное местное пиво, бронзовые лица с конопушками и выцветшими волосами, белые полоски от лямок снятых лифчиков, шелушащуюся кожу на обожженных ляжках и тоскливые виды приближающейся родины.

Пантелей перешел за овраг и попал в свой любимый лес с редкой травой и шикарным обзором. Двигался он мягко в перине опавших иголок и мха, хрумкая мелкими веточками под резиновыми сапогами. Не понимал он теперь возбужденных людей за закрытыми окнами, тех, кто стремился скорее проехать дикий край, чтобы показывать фотографические изображения, взахлеб говорить о местах и приколах, которые никого не сделали тише или правдивее.

Пантелей, как померла мать, соорудил себе укрытие у лысой горы, ни с кем не встречался, разучился делать многие умные вещи, к примеру, сидеть в интернете или отстаивать свое превосходство. Правда, нашел у себя дар – шутки ради раскачивать кроны высоких деревьев, петь без слов и подбрасывать срезанные грибы под ноги редким хорошим людям. Был ли он до сих пор картавым, или этот дефект покинул его, нам уже не узнать. В магазине его не видели. Чем питался? Мерз ли зимой? Да и был ли он жив до сих пор?

Низкое солнце – рыжая белка – прыгало по стволам елок. Там, на коротком дощатом полу полустанка, как сухота, обрушились воспоминания, - Пантелей перепугался чего-то, стало трудно дышать. Он не собирался испытывать судьбу, - просто так вышло.