Вижу в духе: Автор в подпоясанном кушаком тулупе стоит в притворе своего скита, обращенного на восток, где восходит новый росток. Кругом грядки, овечки, козы с козлами, курочки клюют по зернышку. В центре двора бочонок, откуда порой черпает Автор ковшиком брагу, чтобы выливать на голову посетителей-паломников.
Там за огородом, где узкие пики деревьев царапают небо, по узкой тропинке идут паломницы числом восемь, а за ними магрибинец с сумой, доверху набитой разнообразным алкоголем, который он только что наполовину выпил с этими праведными женщинами. Что характерно, ступает, ничуть не поскальзываясь, по дороге в рай, спутницы же его постоянно оглядываются по сторонам в поисках пастыря. Завидев бадью, немного стихает магрибинец. Примеривается, как бы сделать в ней дырочку, а женщины его приголубливают: Охальник, игрец ты ненасытный, нет на тебя управы и возмездия справедливого!
Вижу далеко в огороде натруженную спину Автора в окружении коз, едва заметную сквозь дым махорки, что клубами и кольцами исходит из пасти дракона, который пытается высунуть из сарая свою бородавчатую рогатую голову. Прополет Автор наш сорняки, подойдет к репе, поправит ее листья – и вновь стоит во вратах – недвижно с посохом в руке, в больших сапогах, воплощая незыблемое спокойствие утонувшего в вечерних сумерках мира. Нежно примечает он приближающихся паломниц и резвых козочек, но строго взирает на магрибинца, предвкушающего продолжение пиршества и покушающегося на доверчивых овечек.
Вижу: За огородом, ближе к лесу, где острые пики елей раздирают небо, располагается глубочайшее озеро, которое совсем вручную вырыл Автор и наполнил хрустальной водой из родников. А на том пруду, подобно отражению облака небесного, скользит золотой гусь, прилетевший из сказки, где теперь его нет. Перелетные лебеди-хамсы с помощью риддхи странствуют по небесам. Утки-мандаринки несут золотые яйца, из которых вылупляются огневые существа-саламандры, ликом похожие на магрибинца. Наш пострел везде поспел!
Вся эта картина освещается как молниями вспышками огня, нет, не языками пламени из пасти Огнедышащего, а вышним светом, причем в тот момент, как Автор затягивается махоркой. Стремится он выкурить из хранилища-алаявиджняны семенные формы нетленных слов. Готовится к предстоящей проповеди – для паломниц, коз, овечек, курочек, дракона, и даже для навзничь лежащего магрибинца, дорвавшегося наконец до бочки судьбоносного нектара.
Окна закрываются, люди и животные прячутся в отведенных помещениях, вся деревня сверкает сполохами, отраженными от вспыхивающей цигарки. Горят телевизоры, плавятся спутниковые тарелки, сельхозтехника покрывается толстым слоем копоти и перегара. А у магрибинца обгорают волосы и превращается он мигом в буддийского монаха, что в огненно-желтой рясе.
Это все я хотел написать серьезно и душеполезно, но пришел громыхающий глаголами Веденеев и получилось что получилось – что вызывает вашу зависть, восторги и скорби, а у тех, кто пытается управлять миром, – истерический смех и скрежет зубовный.