Глава 6. Возвращение мамы. Потеря мамы и брата

 
               Прошел уже месяц, после дикторского вещания о кончине И.В.Сталина,
 и мы радуясь апрельскому солнцу пропускали ручейки, пуская кораблики, балуясь и гоняясь за девочками, не заметили,  как вышла из корпуса наша воспитательница громко выкрикивая мою фамилию, затем подошла ко мне и взяв мою руку повела по склону тропинки к дому, в котором находился кабинет директорши.  Постучав, завела в кабинет и вышла, закрыв за собою дверь.
- "Мама, мама, мамочка, как я тебя долго ждал, зачем ты меня бросила?" - и не выдержав я  громко заплакал.  Мама, сидящая на стуле возле директорского стола, тоже обнимая меня и целуя всплакнула. Директорша перетерпев наши слезы и  показывая своё безразличие, выждав паузу молчания, предложила мне сесть на стул что на против мамы и положить руки  с  засученные рукавами  на стол директорши. Тыкая своим пальцем на наколки моих рук, она меня ругала  даже не стыдясь мамы, не забыла даже про плохую, отстающую учебу. Выходя из кабинета, мама даже не сказала ей "до свидания," я знаю ей было стыдно за меня. Покинув кабинет директорши, мама все дальше и дальше уводила меня уже к привыкшему тому времени, от второго родного дома. Озираясь назад с горькой душой, я не успел даже попрощаться с друзьями, с ребятами, с которыми прожили единой семьей, не расставаясь все эти три с половиной года. 

               Вечерним поездом мы прибыли на тот же полустанок-разъезд Волигово и заночевали у её уже хорошо знакомой женщины  воспитывающей двух близняшек. Ранее скитаясь по деревням я и не догадывался, куда мы пойдем на этот раз, но проснувшись с восходом солнца следующего дня пересекая железнодорожные пути и выйдя на лесную тропинку, преодолев нелегкий весенний путь, мы вошли уже в другое село, а та деревенька Волеги, что по ту сторону разъезда-полустанка осталась лишь в  начальной истории детства. Войдя в село "Токари", название которого я позднее узнал, мама направилась в сельсовет, пробыв там несколько минут вернулась и мы сойдя со ступенек крыльца сельсовет по тропинке пришли к пустующему, заброшенному, двухэтажному, деревянному дому. Первый этаж его был будто в подвале, подоконники окон касаясь земли, во  время дождей всегда были грязными. Рябина заросшая бурьяном, растущая возле заброшенного забора, со стороны торца дома загораживала весь дневной свет, создавая полутьму в избе, правда входные ворота двора по деревенски были исправны, а там за изгородью на отшибе за бурьяном виднелся дощатый туалет. Сельская дорога, ведущая куда-то вниз нескончаемого села, проходившая возле нашего дома, говорила нам о её жизнедеятельности.

               Мы поселились здесь на первом этаже, здесь печь была тоже большая русская, но как жаль, без полатей, лишь старая скамейка была прислонённая к печи, да напротив её через небольшой проход стояла старая, сколоченная  деревянная кровать. На втором этаже и на чердаке царил хаос, повсюду валялись керамические белые статуэтки разных фигурок, там были и собачки, и кошечки, и куколки младенцев, и даже бабы яги. Поселившись здесь, в этом доме пустующей избы, я ещё не мог догадаться, чего меня ждало впереди. Скоро мама устроилась работником на местную пекарню, что не далеко от дома, которая находилась на пересечении дорог. Отработав смену, я с нетерпение ждал её возвращения, а её все ещё нет и нет, уже поздним вечером при тусклом свете керосинки она явилась, явилась и не одна. И я не по детски взрослый уже истопил печь, приготовил из скудных запасов еду и тихо дремал на печи, на  валявшейся там на старой телогрейке.

               Скрипнули двери сенок, и  в  дом вошла мама с маленьким ребенком на руках. Я вначале думал, что её попросили поводиться с ним, тогда я спросил:
 - Мама, а что это за ребенок в такое позднее время? - и я получаю неожиданный для себя ответ:
 - Это дорогой мой, твой братик, рожденный там в неволе.
Я растерялся не зная что мне делать, и говорю:
 - Мой папа не вернулся с войны, тогда откуда он мог появиться? - но она меня не слышит и поцеловав его подает мне в руки приготавливая постельку ему на деревянной кровати. Я спросил:
 - Как его зовут? - на что она коротко ответила:   
 - Славик.

               Эта ночь у меня выдалась не спокойной, лежа на печи за шторкой, я тихо, чтоб мама не слышала, рыдал. Вернувшись из заключения, мама стала очень раздражительной, нет той мамы, что была раньше, любящей и заботливой, возвращаясь в очередной раз с работы ко всему придиралась:
 - Почему поесть ничего не приготовлено? - хотя картошка вареная в чугунке стаяла на плите и чай заваренный из трав стоял еще не остывший:
 - Почему дрова не наколоты? Почему у братика ничего не постирано?
И  ещё  заставляла обращаться к ней на Вы. Мне уже 11 и рано повзрослевший однажды спросил у мамы:
 - А какая у него фамилия? - она отвечает:
 - Как и у тебя, -  я ей говорю:
 - Моя фамилия от моего отца, а у него? - ей ничего не оставалось, как признаться, и сказала совсем не мою фамилию, но что делать, время идет, я опять вместо няни, колю дрова, топлю печь, варю кашу пестиковую, кормлю братика, покормив чищу картошку, прибираюсь дома, а прибравшись, ношу воду из колодца, чтобы потом
постираться. Я уже не пишу о других хозяйственных деревенских хлопотах. Ребятишки проходя мимо наших окон не раз стуча по стеклу окна, вызывали меня побегать вместе с ними, но увы. Проняньчившись с двухлетним Славиком, к которому я уже так привык, и не заметил, как пролетело лето, пора вновь собираться в школу. Мама моя, пока учусь в третьем классе, договорилась с соседями, к которым я приводил Славика каждое утро, на моё счастье жили они не далеко, лишь чуть наискосок, через дорогу на углу развилки перекрестка. На пекарне не было ограниченного времени труда и мама приходила домой лишь в полночь или за полночь, а утром вставая с петухами вновь уходила на работу, оставляя меня со спящим братишкой. У нас не было стандартных игрушек, и я делал то, чему научили меня в детском доме, делал ему бумажные хлопушки, самолётики, из тюричка на котором уже закончились нитки  смастерил самодельный трактор, с корабликом из древесной коры и бумажным парусом. Он с удовольствием брызгался в большом домашнем тазу наполненном теплой водой.

              Наши соседи были добрыми людьми и их сын мой ровесник Володя Токарев частенько прибегал ко мне, помогая пилить и колоть дрова, заготавливая на предстоящую зиму, после уставшие мы забирались на чердак дома, играя там со статуэтками, которые были хрупкими и все время ломали, за что мама меня ругала. Спасибо так же и Володиной старшей сестре, которая не сдав экзамен с одного раза в районный техникум города Верещагино, находилась дома.  Не раз она выручала меня когда мне хотелось побегать с Володей на улице, оставив на её попечение братишку.
 
             Однажды Володя со своими деревенскими ребятами позвали на ферму поиграть в прятки, но до фермы, которая находилась на краю деревни, надо идти километра два.  Играя и балуясь дорогой, не заметили, как нас догнал конюх дядя Степа, ехавший на телеге, подгоняя вожжами лошадку, и поравнявшись с нами говорит:
 - Ну-ка падайте ребятки, - и мы усевшись на  телегу  всей гурьбой весело доехали до фермы конного двора, спрыгивая с телеги, мы мигом скрылись в зарослях высокого лопуха-репейника, играя в прятки. Проиграв до заката солнца, спасаясь от назойливых мошек и комаров, возвращаясь домой, мы на ходу кидались репейными шишками лишь бы скорее добежать до села. Вернувшись с фермы и забрав братика, мы с ним пришли домой, но к нашему удивлению мамы еще дома нет, а так хочется кушать, но кроме вареной холодной картошки ни чего нет. Так быстро и незаметно пролетело лето, и каждый день, как обычно, прижав братишку к себе мы засыпали на печи не занимая мамину деревянную кровать. Пришла она лишь за полночь, а с  зарей следующего утра проснувшись с петухами сварила нам похлёбку из крапивы и пикана и вновь ушла на работу, захлопнув за собой дверь, от захлопнувшей двери проснулся и я, мне нужно было перед школой наколоть дров пока братишка спит, а после сна умыть, покормить и отправить к соседям, и от них прямиком бежать в школу чтобы не опоздать на урок.

                Дождавшись с нетерпением конца уроков я скорей бегу и забираю братика от соседей, после бегу к местному фельдшеру, здесь в светлой и уютной комнатке наша сельская ещё не старенькая фельдшер с аккуратной осторожностью обработала мой ещё немного ноющий палец, который я повредил при колке дров, а время шло, мой пальчик уже давно зажил, и играя однажды на чердаке дома мы с Володей нашли не большие колесики,после чего мы сконструировали тележку для братика постелив туда всякого рода подстилку, и теперь я возил его везде и всюду, мы играли то у Володи, то у нас во дворе или в доме и не замечали время, когда уже было пора расходиться по домам, а мамы всё нету и нет.

                Как-то однажды вечерней порой, когда уже нужно было  укладываться спать на своем излюбленном месте печи, почувствовав запах мы с братишкой обнаружили кадушку, накинутую на неё старую телогрейку.  Первые две ночи она не очень беспокоила нас, но на третью ночь, просто никакого спасения, шипит, бурлит, что-то там взрывается, стреляет, мышей на печи, как не бывало. Я раньше не замечал такое, тогда на следующий день в школе я поделился с Володей и он мне об этом объяснил, и вот уже на третий день недели в нашу избу ввалились гости, расположившись за столом своими гостинцами накрыли стол украшенной белой, цветной скатертью.  Скоро опьянев откуда-то взятой самогонки дяди и тети о чем-то громко беседовали, после отодвинув стол стали плясать под гармошку напевая частушки, я и не знал в то время, что моя мама могла играть и петь на балалайке, наплясавшись гости снова сели за стол, ещё долго они пели песни и играли на гармони, а двое, что сидели ближе к нам, играли в карты.  Мы с братиком сидевшие на печи свесив ноги радовались маминому праздничному настроению. Один из гостей встав из-за стола снял меня с печи и посадил меня на колени, начиная учить меня играть в карты, озабоченный братиком я все время вертелся оглядываясь назад, чтобы он не упал с печи, но неожиданно из кухни хлопотавшая у плиты возвратилась мама, увидев в моих руках карты наподдавала мне по рукам, пригрозив пальцем.  С тех пор и по нынешний день карты для меня не удел. Опустошив кадушку повеселевшие гости вышли из дома продолжая петь на все вечернее село. Проводив гостей мама помыла кадушку и поместила её опять же на печь сушиться, которая и без того нам с братиком изрядно надоела.

                В осенние не учебные дни мы с братиком не раз приходили к маме на работу, решили сходить и на этот раз, на следующий день после маминого дня рождения. Проснувшись с утренней зарей слегка скрипнула дверью, и я  проснувшись на мгновение лишь слегка подтянув братика к себе.

                В полдень выйдя из дома и поднимаясь по дороге в направлении нашей пекарни я заметил, что ворота её открыты настежь. Не задумываясь мы вошли во двор встревожив запоздалого стрижа гнездившегося здесь на каланче пристроенной к воротам, березы стоящие впритык к нему, закрывая её осенней желтизной кроны, исходил шумный воробьиный гам заглушая звуки пекарного труда.
   Во дворе пекарни возле самой эстакады стоит бортовой ЗИС-5 с раскрытым бортом, полон кузова мешков с мукой. Мешки тяжелые килограмм под 70, здесь работают всего две женщины, они и грузчики, они и пекари хлеба для села, сюда приезжали так же из других деревень, загружая повозку хлебной выпечкой до отказа.

               Коренастая, крепкая, розовощекая  лет сорока женщина, разгружая машину с мукой, лихо уносила мешки в помещение пекарни. Мама по сравнению с ней худая, ослабленная, все пыталась не отставать от этой женщины, но, увы, мне видно было, как силы покидали её  Правда, водитель уже не молодой, перекуривая тут же рядом на заваленке тоже помогал разгружать машину, унося мешок за мешком внутрь помещения. Наконец, разгрузив машину эти две женщины расходились по домам, но на следующие утро просыпаясь вместе с зорькой,  ладом не отдохнув, слегка перекусив что бог послал, мама вновь бежит на пекарню, нужно вновь замесить тесто, а с замешенного вчера нужно разложить по формам и заложить в жаропышащую печь.

                В тот миг, когда я находился с братишкой на территории пекарни и внутри её, хотя мне и было 11 лет, я уже понимал, как все- таки было ей тяжело, а она ведь старалась для нас - безотцовых детей.
 
                Осенней теплой солнечной погодой  после школы все ребята бегут на конный двор и, при помощи конюха запрягая лошадей в волокуши, верхом мчатся на покосы полей  возить копны сена, заготовленные в июльский зной жары. Мужики и женщины еле успевали стоговать сено поднимаясь все выше и выше к небесам, а ребятня с веселым задором привезя  копну ко стогу мчатся уже за другой. А там на току края деревни работают молотилки, измолачивая рожь и пшеницу,  этот гул тракторный доносился с поля, вспахивая почву для озимых. Вся деревня в работе, рядом не души, лишь я один с грустью в душе вожусь с братишкой и никуда не хожу, спасибо соседу, другу Володе хоть котенка накануне подарил, чтобы мы не скучали, и уж очередной раз выйдя на улицу двора лежа на траве наблюдали за муравьями, которые готовясь к зиме трудились не жалея сил, сооружая себе большой муравьиный дом.

                Потеря мамы и брата.

               Глубокой осенью ноября 1954 года, когда уже слякотную землю припарашивал снег, и дни стали совсем короткими, как вдруг наша мама вновь заболела и слегла.  И вновь эти домашние хлопоты легли на мои плечи, правда приходили ребята кто чем помогали, кто-то пилили дрова, кто-то их складывал, а тем временем пока ребята занимались дровами, а братишка под столом играл безделушками, я сходил в чулан, открыл ларь, в котором хранилась когда-то мука, наскреб по сусекам остаток муки и занес в дом, а мама худая, с бледным лицом от болезни с трудом встала и постряпала лепешки, уложив их на противень, после того как наша большая русская печь протопилась, открыв заслонку осторожно уложила деревянной лопатой в печь, закрыв заслонкой.

                Уже декабрь, а снега всё ещё  мало, а так хочется покататься на санках. Ребята уже приготовили кто простые, деревянные, а кто и кованые из железных прутьев. И вот просыпаюсь как-то ранним утром и глазам своим не верю на улице белым бело, а на стеклах окна снежные узоры крепчающего мороза. Одев братика отвел к Володиным родителям и бегом в школу, чтобы не опоздать на уроки, попутно забежав на пекарню, что не далеко от школы, чтобы предупредить о болезни мамы, а учась в школе, я плохо воспринимал уроки, в школе думая о маме и братике, даже получая двойку за не знание предмета. Дождавшись с нетерпением конца уроков я вновь несусь домой думая лишь о семье. А ребята беззаботно собираясь у Володиного дома с санками и кованками паровозиком мимо наших окон уже мчатся по уклонной дороге вниз до конца деревни, я же сижу с братиком у окна и с грустью наблюдаю, мне тоже хочется покататься, как ребята, но а мне нельзя, нужно водиться с братиком, да и приглядывать за больной, лежачей мамой.

                Запыхавшись и весь в снегу к нашему окну прибегает Володя и завет меня, чтобы я присоединился к ним, и я подойдя к маминой кровати преодолевая свою стеснительнусть  я попросился у мамы пообещав, что отлучусь на один раз, чтобы прокатиться с ребятами, и мама мне разрешила. Радости не было придела, я тут же оделся и братика одев, вышел к ребятам, а они как раз в это время ложась на санки выстраивали паровозик. Володя дал мне свои, я лег на них и, когда на спину мне вскарабкался мой братик, я говорю ему:
 - Держись Славик крепко за меня, -  а он не то что держаться ножками и ручками сидя на мне, он вовсе улегся на моей спине вцепившись за бока. Наконец мои санки зацепил другой мальчик и, когда Володя сел на него, и мы паровозиком в санок шесть помчались с криком и визгом вниз, но находясь хвостовым меня мотало из стороны в сторону, забивая глаза приятным снежным вихрем. Обратной дорогой в гору шли пешком везя на санках братишку, волочась  сзади ребят. Ему уже два годика и он запинаясь в словах просился ещё и ещё, но я думал и о маме.  Когда мы вернулись домой, то заметил, что нашей маме становится все хуже и хуже, ничего не кушает, а только просит пить, попьет воды с ковша и тут же обратно, я только и успеваю выносить из тазика.  Оставив братика за игрушками, я побежал за местным фельдшером, которая скоро пришла  и  посмотрела на её желто-серое лицо и говорит:
 - Я уже ничем не могу помочь, её нужно срочно вести в районную больницу.

Оставив братика с фельдшером, я побежал на конный двор, но конюха там не оказалось, я ещё подумал наверное он накормил лошадей и ушел домой спать, темно ведь уже на дворе, а завтра поутру вставать, но все равно я побежал к нему домой, и к моему разочарованию он еле стоял на ногах, держа в одной руке стакан самогонки, а в другой дымящую самокрутку махорки. Вернувшись обратно взволнованным я не успевал по дому ни чего, а нужно снова затопить печь на ночь, чтоб в доме было тепло, наносить воды из колодца, сварить братику кашки из крупы, которую отсыпали Володины родители, а после накормить Славика, ежечасно  поить маму теплой водой, которую так часто просит, а после эту желтую воду выплескивать на улицу. О себе мне некогда было думать, всю ночь просидев возле мамы давая ей пить, я то и дело поглядывал на братика, чтобы переворачиваясь  во сне не свалился с печи, а котенок наш тихо безвинно мурлыкал у его изголовья иной раз пошевеливая ушами прислушиваясь к шороху мышей. Рано утром следующего дня пришла фельдшер, а я прихватив с собой кусок черного хлеба и жуя на ходу помчался к конюху прямо домой, к моему счастью он уже встал, но не совсем проснулся и не понимает, о чем я говорю, тогда я громко кричу:
 - Дядя Степа, наша мама умирает, фельдшер сказал её нужно срочно везти к поезду для от правки в районную больницу. 
Протрезвев от этих слов мы побежали на конный двор и скоро подъехали к нашему дому, там в санях на сене находился тулуп и погрузив маму в сани, обернув тулупом Фельдшер и конюх двинулись в путь. Мы же с братиком провожая маму со слезами на глазах ещё не догадывались, что это был её последний путь, а мы ждали и надеялись что вылечившись она вновь вернется к нам.  Когда они скрылись за поворотом крайнего дома деревни, мы вошли в дом и встав на скамейку, забрались на печь, чтобы после изнурительной ночи немного поспать, братика утолкал вглубь чтобы не выпал, сам же повернувшись на бочек лег с краю, но ещё не уснув поглядываю с грустью на мамину помятую постель, а под тиканье настенных часов уснул, а проснувшись возмутился:

 - Ого, сколько я проспал! -  Я резко обернулся боясь за братика, а братик тихо спал под мурлыканье котёнка.   В школу эти дни я не ходил волнуясь за пропущенные уроки  в то же время зная, что мне опять перепадёт от директорши школы.
   Скоро вернулся и конюх Степан, подъехав к нашему дому и войдя в дом заявил:
 
 - Ваша мама умерла не доехав до разъезда.
Я не знал, что мне делать, услышав такое, я плакал, я бесился, братик проснувшись от моего рева, тоже заплакал. Усевшись на скамейку и взяв братика на руки, мы оба плакали навзрыд, как вдруг двери избы открываются и входит Володя со своей сестрой Леной и успокоив нас пригласили к себе, а мы, взяв котёнка, подаренного ими же, пошли следом за ними. Комок в горле, неся братика на руках еле сдерживаю себя, чтобы вновь не разрыдаться.

                Находясь какое-то время у них и уже успокоившись, мы с братиком вернулись домой, а дома не задолго до рассвета к нам пришла фельдшер говоря, что нужно ехать в районную больницу и попрощаться с матерью.  Пришедшая с фельдшером  Володина сестра забрала к себе братишку, и мы той же дорогой поехали на разъезд, часа через три мы приехали в районный центр, она знала куда надо идти и скоро мы попали на территорию больницы и подвела меня к не большому полон света деревянному домику отдельно стоящего посреди двора больницы и говорит:

 - Иди дружочек попрощайся с мамой. - Я боязненно зашел в тамбур домика и, приоткрыв дверь комнатки, чуть не упал, из комнаты той исходил жуткий запах и молниеносно выскочив, я не поверил, что это исходило от моей мамы.  Волнуясь я осторожно подошел к окну снаружи, а там и правда была моя мама, но почему то со швом на животе, а вошедшая женщина бесцеремонно натягивала одежду, временами усаживая её в сидячее положение на кушетке. Наблюдая за мной со стороны, фельдшер тихо подошла ко мне и успокаивающе гладя по голове говорит:

 - Ну что мой дружочек попрощался с мамой? Пора нам с тобой в обратную дорогу.

                Отдаляясь все дальше и дальше от этого домика я продолжал оглядываться назад не понимая, что это раз и на всю оставшуюся жизнь, лишь оставив это в памяти глубокой, вернувшись домой, - и вновь за работу, уже привычно затопив остывшую печь сварил похлебку, сходил за братиком, а котенок, как всегда, плетется где-то сзади. Управившись с делами мы сидим одиноко в опустевшей избе хлебая похлебку, покушав залезли под стол поиграть козьими косточками, а этот котенок пушистик еще и тут гоняется за косточками ломая нам фигурки. Неожиданно послышались людские голоса за окном, за дверью и вдруг стук в дверь.  Вздрогнув и обернувшись, увидел директоршу школы и с ней ещё два незнакомых человека, я подумал, что она будет ругать за пропущенные уроки и от волнения взял братика на руки сев на скамейку стоявшую у печи, запрыгнул к нам и котенок запрыгнув мне на плече. Не раздумывая к нам подошла наша высокая и строгая директорша школы и говорит:

 - Твоего брата отдаем на усыновление вот этим людям,  -  показывая на мужчину и женщину стоящих возле порога, у меня произвольно накатились слезы, но говоря сквозь них я сказал:
 
 - Лучше отдайте нас в детдом, мы хотим быть вместе.

Вмиг столпившись  у дверей народ тоже просят, чтобы нас не разлучали, но она не слушая их забирает из моих рук братишку передавая его незнакомым людям.

            Что было дальше у меня ни слов не слез не хватило, но помню, когда его увозили, он сильно плакал пытаясь вырваться из чужих рук, протягивая ко мне свои маленькие детские ручонки. Увозившая его не молодая семейная пара даже не оглядываясь понужала свою кобылу, а я бежа за санями, плача, просил, умолял, чтобы вернули моего братика, а он, удаляясь, все плакал и плакал, но моя мольба была бесполезной, сани мчали все дальше и дальше теряясь за деревьями лесной дороги.

            Я не знал его пути назначения, не знал его дальнейшей судьбы, но мне было очень одиноко потеряв в одночасье близких сердцу мне людей, и пережив это мне предстоял еще не завершенный путь не легкого скитания по жизненным дорогам судьбы.