Обыкновенное чудо

Александр Викторович Зайцев
Заняв место в пустом ещё купе, Алёшка закинул рюкзачок на багажную полку, аккуратно повесил своё модное пальто и сел за столик. За окном была ночь и фонари вокзала. Через пару минут свет их медленно поплыл, а вслед за ним двинулись и фонари. Алёшке как всегда показалось, что поехал не поезд, а вокзал вместе с фонарями.

«Сколько лет езжу, а привыкнуть никак не могу. С самого детства», - усмехнулся он, и принялся смотреть в окно.

Вслед за вокзалом в окне промелькнуло несколько слабо освещённых  улиц и улочек, и под ровный, уже устоявшийся перестук колёс, наступила тьма. Делать стало совершенно нечего, и Алёшка, как и планировал, собрался ложиться спать.
Разобравшись с постелью, парнишка лёг. Но сон почему-то не шёл, а за окном нет-нет, да и мелькали станции да полустанки, заглядывающие в окно купе редкими своими фонарями. Свет этот словно еловым лапником проводил по Алёшкиному лицу, заставляя каждый раз подниматься на локте и выглядывать в окно.
Смотреть, впрочем, особенно было не на что. Мимо окна каждый раз проплывал неизменный Ильич с кепкой снега на голове, да бледное кирпичное здание, освещаемое парой тех самых очередных фонарей, что не давали уснуть.
«Надо же, и здесь живут люди. Каково им тут живётся-то?» - поначалу думал Алёшка, а потом, когда сон стал требовать своё, но еловый лапник заоконного света в самый сладкий момент полузабытья снова начал елозить по лицу, решил-таки опустить штору. Но стоило только Алёшке встать и потянуться за ней, как где-то впереди ещё не уверенно мелькнул очередной огонёк.

«Ладно, последний, и - спать», – решил Алёшка, и сел поудобнее. Однако поезд не спешил прокатить мимо, а вдруг решил остановиться на станции. Вагон медленно проплывал мимо перрона, укрытого свежим снежком, словно покрывалом, на котором топталась только необъятных размеров дежурная с казённым фонарём подмышкой. Остальной мир вокруг был пуст, мёртв и холоден.

Поезд, наконец, остановился. Было слышно, как проводница хлопнула дверью, а потом через добрую минуту, пока она протирала тряпкой поручни, бухнула лестница вагона. Алёшка глянул на часы: два ночи. Спать оставалось четыре часа, а завтра трудный день – две пары лекций и лаборатория. Послышались шаги нового пассажира.

«Откуда он тут взялся? Или это дежурная решила сорваться с натоптанного места и уехать к новой жизни?» - едва успел подумать парень, - «Ох, только бы не ко мне!», как дверь купе поехала, и на фоне ночного освещения коридора перед ним предстал силуэт человека. Силуэт был невысокого роста, с головой странной, неправильной формы - слишком вытянутым темечком и с какой-то непонятной на  нём вмятинкой.

«Опа-на, планетянин пожаловал», - решил, было, Алёшка, но тут силуэт вошёл в купе и закрыл за собой дверь. Теперь, когда свет станционного фонаря осветил силуэт с другой стороны, стало видно, что это пожилой человек лет шестидесяти, невысокого роста с небольшими усами. А после того, как  старик снял свою каракулевую шапку с этой самой вмятинкой, именовавшуюся ещё до Алёшкиного рождения «пирожком»,стала заметна и его приличная лысина.

- Слава Богу, Вы ещё не спите, – сказал каким-то простуженным до хрипотцы голосом невесть откуда взявшийся попутчик.

- Да вот только собрался спать. Завтра трудный день, – почему-то раздражённо сказал Алёшка, хотя повода для раздражения пришелец, как он определил его сам для себя, ещё не дал никакого.

- Извините ради Бога, я быстро. Я сейчас вот пальтишко скину, к стеночке прислонюсь и баиньки, – затараторил, стесняясь беспокоить юношу, старичок.

«Баиньки» в его исполнении прозвучало настолько невинно, что Алёшка невольно улыбнулся, вспомнив детство и запах мамы. Тем временем поезд тронулся.

- Ну, с Богом, – пробормотал старичок, вешая своё пальтишко рядом с Алёшкиным.

- Вы что, в Бога верите?

- Верую, – старичок уселся напротив. – Куда ж без Спасителя-то? Ни шагу. А Вы, юноша, неужели атеист?

- Я уж скорее в инопланетян поверю, – усмехнулся Алёшка, вспомнив, как только что принял собеседника за «зелёного человечка».

- Понятненько, - снова сказал старик и улыбнулся, - Чуда, значит, ждёте?

- Какого чуда?

- Того самого, что Господь должен явить, чтобы Вы в Него поверили.

- Ну…, - многозначительно начал Алёшка, но старик не стал ждать ответа.

- Хотите, я сейчас явлю Вам такое чудо?

Алёшка, повернувшийся, было, уже носом к стене, теперь снова смотрел на деда.

«Или чокнутый, тогда спиной к нему поворачиваться нельзя, или всё же инопланетянин, тогда чудо посмотреть стоит».

Увидев блеск в глазах паренька, старик несколько смутился.

- Ну, точнее будет, расскажу про чудо, которое…

- Эти сказки мне не интересны. Кто их проверит? – Алёшка начал жалеть, что потратил время на пустое ворочанье, да ещё вертясь туда-сюда, он успел сгайбать простынь. Пришлось вставать и поправлять постель. А дедок тем временем начал свой рассказ.

- Видите ли, Алёша, я, так же как и вы, был Фомой неверующим, пока сам не стал свидетелем, даже непосредственным участником чуда Воскрешения.

«Да, тут лучше спиной не поворачиваться… Он, видите ли, из жмуриков…».

- И, увы мне, только благодаря беде я уверовал в Бога, – старик замолчал, глядя на Алёшку и решая стоит ли продолжать, как до того дошло, что дед назвал его по имени, хотя они ещё не познакомились.

- А откуда…

Видимо, этот вопрос стал тем толчком, который заставил старика продолжить. Не давая Алёшке закончить, старик начал рассказ.

- Почти пять лет назад у меня умерла жена. К сожалению, если супруги живут долго и счастливо, то редко потом умирают в один день… - чудной дед замолчал, видимо, снова переживая давнюю трагедию. – Так уж случилось. Вроде не болела моя Зоя Ивановна, по врачам не бегала, а тут раз - и скрутило. Два месяца и всё. Похороны, – паузы у рассказчика следовали почти после каждого слова. Алёшка под такой нудный рассказ начал уже было засыпать, как старик вдруг затораторил:

- Вы, Алёша, не знаете, что такое супружеская жизнь. Пока всё нормально, оглядываешься назад и видишь, то недовольство, то ругань, а то и скандал какой. Иной раз и с применением посуды, – тут старичок даже хихикнул. – А когда остаёшься один, то видишь уже только светлые моменты той, самой счастливой жизни. И, кажется, что всё: твоя жизнь ушла вместе с тем человеком, которого ты любил и любишь до сих пор, хотя уже и позабыл об этом.

Вот так и я. В поисках бросился сначала пить. Знаете, как тяжело начинать пить на старости лет? Ох, Алёша. Я за всю предыдущую жизнь выпивал вино три раза. Раз на свадьбе, и два раза за рождение детей. А тут седьмой десяток и - водка. В общем, не сошлись мы с ней характерами. Как и с дамой одной. Поздно в нашем-то возрасте новую любовь заводить, особо, если старая за горло держит, дышать не даёт. Вот Вы, Алёша, любите?

- Сейчас пока нет. А так любил два раза.

- Ну, это пока ещё не любовь, так - тренировка. Чтобы вы разницу смогли почувствовать, оценить полностью то чудо, что вас скоро коснётся, – старик снова усмехнулся. Улыбка его в фонарях очередного полустанка, на котором поезд даже не сбавил хода, показалась Алёшке странной. Впрочем, это могло быть и от того, что по лицу старика слишком быстро пробежались две полоски уличного света, не давая разглядеть его внимательно.

- Затосковал я, Алёша. Ох, как затосковал. Старый друг и хороший врач назвал это депрессией и посоветовал попить вина. Узнав, что это уже пройденный этап болезни, он расстроился, но выписал таблеток. «Тогда их пей. Но лучше водку».  – Даже в темноте было видно, как старик поморщился.

- Привели они меня в чувство, таблетки эти, ничего не скажешь… Да разве можно душу химией вылечить? Тут надобно что-то другое. Вот так вот, Алёша, и пришёл я в церковь. «Иди, дурак, Богу молиться!» - прокричал мне вслед какой-то юродивый в подземном переходе, которому я бросил мелочи. Ни до, ни после я его там больше не видел. «Иди, Иди! Зойку свою вымаливай!». После этих слов я, даже не оглянувшись, побежал в ближайший храм, накупил свечей и стал их под всеми иконами тыкать. Спасибо прихожанам, объяснили, что к чему. Батюшка меня выслушал, совет дал, да велел почаще в церковь заходить молиться. Вы, Алёша, не поверите, но именно в ту ночь мне Зоя моя приснилась. Впервые за два года после смерти приснилась. Плакала. Обо мне. А я - о ней.

 С тех пор я бывал в храме каждый день. Молился и просил вернуть любовь. Батюшка даже ругался иногда: эвона, мол, чего захотел. Но я стоял на своём. Каждый день молился, а ночью мне снилась Зоя. Но я… - тут старик запнулся, помолчал и начал говорить так же, как в начале – перемежая паузы редкими словами, - но я чувствовал, что это не всё, что возможно большее, что Зоя может вернуться. И я отдался на милость Божию.

Старик снова замолчал. Алёшка смотрел на деда хоть и с интересом, но и, не доверяя ни одному его слову. Мало ли сказок есть на свете. А ещё больше сказочников.

- Но это Вы всё равно пока не поймёте. Всему своё время. И дело тут не в возрасте… Так вот, на следующее утро я, как обычно, проснулся рано, – теперь наступал приятный момент воспоминаний, и голос старика стал мягким, почти незаметным в полутьме купе. – Проснулся и лежу. Спешить некуда, а сон с Зоей был сегодня такой хороший, нежный. Таких снов мне ещё никогда не снилось. Так его приятно вспоминать, что кажется - и сейчас Зоя меня по запястью гладит. Господи, хорошо-то как! Только комар какой-то всё пищит над ухом. Откуда он посреди зимы взяться мог и именно сейчас? Ни раньше, ни позже. Так и пришлось открывать глаза... – тут старик замолчал. Это не была пауза на зрителя. Алёшка, хоть не больно и верил деду, но сам рассказ  слушал с интересом, невзначай позабыв про грядущие уже совсем скоро пары и лабораторию. Старик замолчал, потому что снова переживал главный момент своей жизни.

- А перед кроватью на стульчике сидит моя Зоя в белом халате и гладит моё запястье. Наши взгляды встретились. И я понял, что она теперь всегда будет со мной. Я её  вымолил. Вот она – сидит живая и здоровая, немного поседевшая, а я чувствую тепло её руки. Тепло её взгляда...

Потом набежали врачи, выключили своего комара, поставили капельницу, а мы с Зоей всё смотрели друг на друга и не могли насмотреться.
 
Так случилось, Алёша. Я был в коме три года. И все эти годы мне казалось, что жив я, а умерла она. Все это время, каждую его минуту, я хотел только одного: быть вместе с ней. Мне казалось, что я хочу вернуть её, а вернулся сам. Но для меня это самое настоящее чудо Воскрешения. Ведь Бог вернул её мне. Пусть и таким вот способом. Но пути Господни неисповедимы…

Старик встал и, сняв с вешалки своё пальто, принялся его надевать.

- Вот такое вот обыкновенное чудо, Алёша. И не поверить в него не можете даже Вы, атеист в третьем поколении, – старик надевал свою шляпу, явно собираясь уходить, а Алёшка лежал и ничего не мог сказать. Мысли его смешались. Старик уже взялся за ручку двери, но остановился.

- Пары, Алёша, ты можешь проспать, - старик на прощанье перешёл на «ты». - Но не проспи свою первую и единственную любовь, которая забежит на две минуты в
лабораторию. Это - твоё чудо. Самое что ни на есть обыкновенное чудо любви.  Так что не проспи его,– заметив, что поезд замедляет ход, старик открыл дверь и снова стал силуэтом в ночном свете коридора. - Прощайте, Алёша.

Дверь закрылась. Алёшка спохватившись, бросился следом и секундой спустя вылетел в пустой коридор. Пробежал до тамбура, где зевающая проводница стояла у закрытой двери.

- Какой дед? – удивилась она Алёшкиному вопросу и добавила. – Иди спать, лунатик.

Алёшка вернулся в купе, когда вокзальные фонари уже скользили своим светом по окнам вагона. Он выглянул в окно и увидел, что на платформе стоят старик и его жена. Алёшка припал лицом к окну, и старик, помахал ему шапкой со вмятинкой...