Отрывок.
Когда умерла мама при родах, в свои неполные сорок три года, отец не долго ходил во вдовцах. Он нашел себе женщину, чуть младше мамы по возрасту, которая одна воспитывала девочку-старшеклассницу.
Я тогда уже учился в ПТУ, при нем и проживал в общежитии. С отцом же в одной комнате щитового восьми квартирного дома остались два моих братишки восьми и девяти летнего возраста, и сестренка двенадцати лет. Отец по причине не возможности управляться с ними, смог пристроить их в школу интернат. Первое время они даже на выходные не приходили домой, отец загоревал и запил. Спасло его знакомство с той самой женщиной потерявшей также близкого человека и тоже пребывающей в тоске и печали, правда их она не пыталась утопить в алкоголе, в отличие от моего отца. Про обстоятельства их знакомства я знаю лишь то, что произошло оно с помощью общих знакомых.
Отцу через пару месяцев после похорон жены, дали трехкомнатную квартиру, о которой так мечтала наша мама. Находилась она в новеньком пятиэтажном доме, из тех, которые сейчас называют «хрущевками», и теперешние люди, подбирающие себе жилье, часто кривятся, рассматривая квартиры в таких домах, из-за их убогости. Тогда же собственная квартира в таком доме представлялась пределом мечтаний для любой семьи её получающей, а тем более ожидающей. В новом, строящемся городе, практически весь переезжающий в него люд, обязательно какое-то время ютился или во времянке, снимаемой у частника, или комнате в неблагоустроенном бараке, а кто и в квартире как мы, где в каждой из комнат её проживала отдельная, порой не маленькая семья.
Въезжали в неё одновременно моя семья, правда без меня, меня ждали в гости, но места мне не предусматривалось, живи в общежитие, и новая женщина отца с дочерью. Взрослые хотели с самого начала выглядеть перед соседями обычной семьей. Нам, детям было строго настрого наказано, не распространяться о перипетиях своей драматической судьбы.
Младшие дети, во время переезда находились в интернате, а я приехал по просьбе отца поучаствовать в переезде «на подхвате».
Вещи, в комнате отца, здесь я тоже пожил какое-то недолгое время, были уже в предыдущие дни максимально разобраны, посуда сложена в картонные коробки и деревянные ящики, валяющиеся в те времена совершенно доступные у любого магазина. Лишь несколько книг, оказавшихся не упорядоченными, мама любила читать, я лично увязал в удобную, для переноса стопочку, в ожидании приезда машины для перевоза вещей.
Машина, бортовой ЗИЛ зеленого цвета, приехала с вещами семьи Татьяны Игнатьевны, как звали женщину, выбранную нам в мачехи, а себе в жены отцом. Сама она вместе с отцом и водителем, доехала в кабине. Из кузова выбрались трое здоровенных парней-грузчиков, они ехали лежа на дне кузова: – «Чтобы гаишники не видели». Шофера тоже обязали начальники, помогать при погрузке вещей, что вызывало у того чувство протеста и обиды. Водители считали себя привилегированным сословием внутри прочего рабочего люда. И машина с шофером, и грузчики дали отцу на его работе, бесплатно в качестве помощи в трудной жизненной ситуации, одного из своих сотрудников. На производстве, в те времена, царила полу семейная атмосфера, работали в пол силы, все друг друга щадили и жалели.
– Пацана, – заявил водитель, как только увидел меня и узнал, кто я, появился прекрасный повод компенсировать свою обиду, – в кузове, не повезу! Там и для этих переростков, – водитель показал на уже примеряющих к самому тяжелому из вещей, шифоньеру грузчиков, – может не найтись места!
– Да я маленький, щелочку для себя найду среди вещей. – Предложил я свое видение решения проблемы.
– Еще не хватало чтобы, тебя вещами задавило! – Не уступал водитель.
– А давайте я поеду в кузове, – вступил в разговор отец, – а Витя в кабине поедет.
– Нет, – сказал, как отрезал водитель, – больше никого не повезу! Или оставлю двоих в кабине, будете настаивать, остальные идите на автобус.
Угроза подействовала. В те времена личным автомобилем владели единицы, такси пользовались кто-то из высших сфер. К коим мы однозначно не принадлежали, а вариант с автобусом очень растягивал во времени переезд. Меня отправили добираться на автобусе к месту новоселья, решив, что здесь обойдутся без меня, а там я еще пригожусь.
– Светочку мою встреть там! – Сказала мне напоследок ТИ. – Она после школы уже по новому адресу придет.
Я не когда не видел дочь ТИ, но наводящих вопросов задавать не стал, решив, что по месту разберусь.
Так оно и получилось.
Двор, образованный двумя стоящими друг против друга совершенно одинаковыми крупноблочными, четырех подъездными пятиэтажными домами, в котором предстоял теперь жить моему, обновленному семейству, резко делился пополам. На одной стороне его, половине примыкающей к дому, сданному несколько месяцев назад, доминировал в основном, зеленый цвет травы. На ней уже виднелись пролысины, её пересекали протоптанные тропинки, среди неё стояли столик, с лавками вокруг, сбитая из досок песочница, посреди пятна разбросанного, уже грязно желтого песка. Хилые топольки, уже все прижились и стояли покрытые листвой.
А на второй половине, возле нашего только сдаваемого дома, всю поверхность, вот еще несколько дней назад, присыпали свежим черноземом, и на нем ничего ещё не успело вырасти.
Несколько воткнутых, не по времени, саженцев тех же самых топольков, торчали не живыми жердочками. Песочница среди чернозема, еще держала почти весь песок внутри себя, так немного просыпалось за бортики во время разгрузки с кузова машины. Да и песок выглядел непривычно ярко желтым.
Половина тротуарной дорожки проложенной по двору в виде буквы «о», примыкающая к дому, сданному несколько месяцев назад, выглядела серой и заезженной, тогда как вторая чернела, недавно накатанным асфальтом, на котором возле каждого подъезда стояло по грузовику под разгрузкой. Счастливчики, получившие ордера на заселение, в новые квартиры, спешили делать это незамедлительно.
Дома двора, выглядели уже тоже чуть по-разному, старый не так красиво как наш. И разбивка, стен под побелку на полосы и прямоугольники, на нашем доме казалась более удачной чем на соседском, да и краски использовались более яркие на нашем доме, а может на соседском они уже успели выцвести? А вот жильцы, наблюдающие за заселением с многих балконов, соседского дома представлялись мне чуть ли не буржуинами выглядывающими из своих роскошных хором.
Напротив подъезда, в котором, как я знал, располагалась квартира моей семьи, строго на границе черной и зеленой половины двора, стоял грибок, сделанный из свежевыстроганной древесины. Под шляпкой, раскрашенной под «мухомор», на низенькой лавочке, опоясывающей всю ножку гигантского гриба, сидела девочка с портфелем, на коленках, который придерживала двумя руками. Одетая в «рабочую» школьную форму, то есть в этом случае в темно-коричневое платье с короткими рукавами с черным фартуком поверх, она явно не тянула на старшую сестру, ровесница – или даже чуть младше меня по возрасту. Я привыкший быть старшим, среди своих братьев и сестер, порадовался такому обстоятельству, мною никто не будет пытаться помыкать.
– Привет, – сказал я, приблизившись, – ты Светка?
Девочка недоуменно смотрела на меня синими глазами.
– Ну, Светка, Игнова, – стал уточнять я., – я Виктор, сын ЕА…
Светка, я, конечно же, не ошибся, встала, поставила портфель на столик, так же как лавка опоясавший весь грибок, столешницей восьмигранником, на уровне талии девушки, причем она успела оценить её взглядом, не грязная ли она, и сделала мне книксен.
– Очень приятно, – сказала она. – Светлана Игнова.
Вот что её смущало, она не принимала обращение: – «Светка!».
– Ты что это, – удивился я, и вновь увидел не понимание в глазах цвета небес, в них я уже похоже начинал тонуть, – ну это,…, – я в карикатурной форме изобразил поклон.
– Я поприветствовала…, – она явно хотела сказать «вас!», но передумала. Для будущего родственника, выбрала местоимение в единственном числе, – тебя, в знак знакомства.
В своем дворе я бы вдоволь поиздевался над девчонкой, так разговаривающей со мной, но в этом случае не стал, этого делать.
Да мне и не до того было вовсе, я с изумлением рассматривал стоящую передо мной девушку, чуть ли не сестру. Таких девочек, до этого дня мне не приходилось еще видеть. Будучи типичным дворовым мальчишкой-хулиганом, открыто презирающим глупых девчонок, я, конечно, ничем не отличался от любого парня своих лет, и хотя пока еще тайно, с интересом, а порой и замиранием сердца посматривал на некоторых девчонок в своем дворе, еще недавно в школе, а теперь и в училище. С некоторых пор, их отличие от себя, и себе подобных, стало волновать меня все сильнее и серьезнее.
В фильмах, я теперь с интересом следил за развитием любовной линии, а во время любовных сцен, я теперь не свистел и не отворачивался, а внимательно присматривался к «технологическим моментам», например, меня крайне интересовал сам процесс поцелуя мужчины и женщины. А уж разницу между красивой и не очень, представительницей слабого пола я сразу улавливал.
Красота Светы, мне сразу стало нравиться называть ей Светланой, не вызывала сомнений, даже не так – она просто завораживала. Она, обладала стройной, довольно высокой фигурой, сейчас стоя, мы почти прямо смотрели в глаза друг другу. А узкие плечи, тонкая талия подчеркнутая завязанным пояском, широкие бедра, округлые коленки, выглядывающие из-под края фартука, вместе с, грудями уже заметно возвышающими соответствующие места школьного платья вместе с фартуком как будто принадлежали и не старшекласснице вовсе, а взрослой отлично сложенной красавице. Да, еще не дойдя в своих описаниях лица, Светланы, я уже правомерно использовал это слово.
А уж головка девушки, несомненно, представляла второй шедевр, не тутошней красоты.
Таких, золотых волос, обрамляющих её и заплетенных у Светланы в две косички с бантами, я больше не встречал никогда и не у кого. Кожа и рук и лица боялась, не видело много солнца, она не из тех людей, что любят загорать.
– Не надо так! – Сказал я совсем не то, что хотел.
– Почему? – Искренне удивилась Светлана.
– Ты ведешь себя как…. – Я не решился произнести последнее слово, его после небольшой паузы сказала Светлана:
– Дура?
– Нет, – вдруг, опять неожиданно для себя сказал я, то, что хотел сказать, и что надо было сказать с самого начала, – ты очень красивая!
Светлана испытывающе посмотрела на меня, не шучу ли:
– Спасибо! – Наконец сказала она, – обычно мальчишки только думают так, а говорят то, что я сказала! Почему?
– Я тебе, никогда не буду говорить ничего плохого!
Светлана молча смотрела на меня, и я добавил:
– Обещаю!
– Посмотрим! – ответила она и чуть заметно улыбнулась, как будто хотела, приободрить меня в решимости .
Мы замолчали. Светлана снова села на скамеечку у грибка-мухомора, а я, решившись, задал ей вопрос, возникший во мне почти сразу после того, как я хорошо рассмотрел девушку.
– Светлана! – Робко сказал я, удивляясь одновременно своей робости. – Я тебя точно никогда не видел…. Я сейчас понял это. Но почему тогда у меня такое чувство, что ты мне очень хорошо знакома? Ну, очень хорошо!
Светлана, светло улыбаясь, спросила меня:
– Витя, – мне очень понравилось мое имя в произношении девушки, – ты книжки любишь читать?
Я еле удержался, чтобы не соврать, мне почему-то первый раз захотелось понравиться другому человеку, но я уже тогда интуитивно стремился быть всегда искренним с людьми, которых я считал «своими». Их к тому времени оставалось всего трое, на всем белом свете:
брат мой младший Лешка, сестричка, тоже младшая Валька, да друг мой по двору и по школе, мы учились в одном классе, мой почти ровесник, – Саня Мирошниченко. До недавнего времени первой в этом списке я бы назвал свою маму, но она устала жить и ушла от нас. Еще у меня где-то далеко, в Сибири имелась старшая сестра. Она боролась за выживание с мужем алкоголиком и двумя, мелкими детьми, девочкой и мальчиком. Мы не виделись с ней несколько лет, и хоть изредка переписывались, я пока не понимал «мой», она человек или нет. Отца, я уже разобрался в своем отношении к нему, я не понимал и не любил. Взрослее я все больше понимал его, но так и не полюбил до конца дней его жизни, да и сейчас мое отношение к нему не изменилось. Почему? На этот вопрос сможет, ответить эта моя история. А в тот момент, похоже, Светлана становилась четвертым, «моим» человеком.
– Нет! – Сказал я честно. – Не люблю!
– А в библиотеку ходишь?
– Нет! – Тоже сказал я, но тут же поправился. – За учебниками ходил, и в школьную библиотеку и в училищную хожу. – Подумал и еще раз поправился. – Иногда!
– А ты сходи!
– Зачем, это?
– Чтобы узнать ответ, на свой же вопрос!
Разговаривая, мы, не отрываясь, смотрели друг на друга. Наверное и я становился ближе для Светланы. В последние минуты на её лице я видел попеременно: доброжелательное любопытство, удивление, и кажется, даже сострадание. На моем же лице я предполагаю, мелькали попеременно такие эмоции: умиление, сомнение, удивление, сомнение и последнее радость: – «Я понял! Я вспомнил!»
– Точно, – вскричал я с энтузиазмом,– я видел тебя на картине!
– На какой, это? – с озорным теперь лицом спросила Светлана.
Я изо всех сил напрягал свои извилины, казалось сейчас, из головы моей посыпятся искры.
– Ну, такая девушка ты там, – я показал жестом вдоль своего тела сверху вниз, – без одежды!
Вначале я собирался сказать «голая», но подобрав другое слово, очень обрадовался, оно гораздо больше мне нравилось при описании девушки Светланы. Вдруг я вспомнил, как зовут ту девушку на картине и до меня дошла очевидная истина, которую я тут же выпалил, – но это не ты, ту девушку зовут Венера, и она древняя!
Сейчас я хорошо представляю, каким кретином тогда выглядел в глазах Светланы, но на её лицо я лишь миг видел глубочайшее изумление, а затем оно исказилось гримасой безудержного и веселейшего смеха.
– Она древняя! – Такими словами она завершила свой смех. – Да я очень похожа на Венеру с картины одного итальянского художника.
– А где её найти? - Тут же спросил я.
– В читальном зале центральной детской городской библиотеке, знаешь, где это?
– Да! А как спросить её? – Хоть сейчас я стал задавать правильные вопросы.
– Запомнишь? Или потом я тебе напишу на бумаге все что надо?
– Я запомню! – решительно сказал я.
С улицы, во двор въезжала наша машина, с полностью загруженным кузовом. На тротуаре, у подъезда, где будет теперь жить моя семья, все-таки чувствовал себя я отрезанным ломтем, как раз недавно отъехал разгрузившийся автомобиль, и мы двинулись навстречу выруливающей на его место машине, но Светлана мне успела сказать все что надо. Говорила она очень медленно, как заправская учительница, старающаяся, чтобы её слова запомнили ученики.
– Спроси второй том, истории искусств средних веков, издание 1962 года, ищи иллюстрацию картины, Сандро Боттичелли «Рождение Венеры», запомнишь?
– Должен! – уже не так категорично сказал, я. Несколько слов из услышанных сейчас я будто не понимал, никогда не слышал. И хоть я всегда гордился до того момента своей хорошей памятью, подводила она меня именно с незнакомыми мне понятиями и словами.
– Я найду позже карандаш и запишу тебе все что сказала. – Успокоила меня Светлана.
2005 г. Республика Казахстан, город Рудный.