Глава четырнадцатая.
Дар Кострубоньки.
Борюше казалось, вон тока сомкнул очи, кадыличи его ужо сызнова разбудили, то Крас несильно потряс отрока за плечо. Мальчик со трудом раскрыл свои глазёнки и глянув на парня, вяло ворочая непослушным языком поспрашал:
-Чавось?
- Ты пойдёшь со мной або востанишьси, покочемаришь?- вопросом ответил Крас и снял руку со плеча мальца.
- Пойду... пойду,- мгновенно выдохнул малец, и абие вскочив с охабня, вочутилси на ногах, да размашисто расставив руки потянулси, абы наверняка изгнать из тела сякий сон.
- Ну, раз пойдёшь,- вусмехаясь молвил Крас и кивнул у сторону темнеющего леса.- Тады потопали, занеже невдолзе Ра выдеть на небушко и нам надоть торопитьси.
Оправив на себе рубашонку, Борила поднял с охабня плетёный пояс, да обхватил им свой стан, связав евойны концы, меже собой, небольшим узлом, а опосля оглядел вже собравшихся иттить Сеслава и Краса, на поясе последнего висели ножны с мечом. Былята, сидящий у костерка, слегка приподняв главу, посотрел на вскочившего мальчонку, да тихонько загреготал, по-видимому, будучи довольным сице прытко собравшимся Борилкой. Сеслав меж тем шагнул к костру и поднёс к пламеню самодельный светоч, мастерённый из пучка бересты, и кады ж вона, у та береста, зачалась огнём, пояснил мальчику:
- Возьмём светоч с собой, абы у там сразу костёр развесть.
- Агась,- понятливо изрёк Боренька, точно у него спрашивали совета, аль требовали ответа.
Малец торопливо наклонившись над охабнем поднял с него котомку, идеже таились два дара духов, и, протянув её Быляте, перьдаваючи из рук у руки, прокалякал:
- Дядька Былята ты посторожь мову котомку.
Старшина воинов, принял драгоценну котомочку, и, пристроив её подле поваленного ствола древа, на коем восседал, усё ищё широко осклабившись да еле слышно роняючи у ночну темень смех, произнёс:
- Оно конча... пригляжу... ступай спокойно Борюша.
Сеслав и Крас ужесь уходили по взгорью у лесны дубравушки, освещая себе светочом тропку и старясь ступать бесшумно так, шоб не разбудить почивающих соратников. Борилка обойдя костерок, поспешил следом за воинами. Одначе успев, при ентом, бросить взгляд на Гушу, который нонешней ноченькой улёгси спать осторонь Сома, за трентим костерком. Вон упёрси в мощну спину воина своим нависающим над ликом лбом и резко подёргивая ногами да руками, чуть слышно поскуливал и постанывал, верно наблюдаючи какой-то весьма неприятный сон. Мальчик вулыбнулси эвонтому вельми потешному виду шишуги и прошёл мимо дремлющих, нагоняючи Краса да Сеслава вже вошедших у гай.
Ночное чернолесье, у каковое углубились странники, было чуток ано жутковато, у нём жили не токась звери и птицы, но и як у любом лесу- духи. А поелику из глубин дубрав долетал: звериный вой або едва различимый окрик, уханье сов и какой-то непонятный, точно чуждый, не человечий возглас, сопровождаемый тихим шерудение - то може перькликались дедко Лесовик со своими помощниками, вызнавая у тьме ночи, усё ль ладно во лесных краях. Асур Месяц проплывая у чёрном небушке на серебристом ушкуйнике, уже правил им к окоёму небосвода, жёлаючи уступить место старшему братцу Богу Ра, усё ж продолжая обдавать теми, всяк сиг бледнеющими, лунными лучами оземь. Деревья, промеж которых шли путники, были малорослыми, оттогось под ногами добре зрелась землица, покрытая порушенными ветвями, аки крупными так и паче мелкими. Иноколь встречались и вовсе сломленны стволы молодых деревов, погибших от непогоды али ветра. Всё энто, прилёгшее на оземь, было густо перьплетено ползучими травами, да низкими стланиками, посему приходилось продвигатьси у леску неспешно.
Упереди топал Крас, вон держал у руках светоч и освещал им путь, приклоняя егось то низко к землюшке, а тось, наопак, подымая ввысь сице, шоб ветви деревов на повредили соотчичам, шагающим позадь него, кожу лица да глаза. Пройдя ащё немножечко по гаю наткнулись на заросли какой-то травы, у энтой небольшой прогалинке, освобождённой от деревов, вона так резво застлала землицу, шо не было видать под ней ни веток, ни стволов. Крас вдругорядь приклонил светоч к долу и осветил им те травы, оные от вогня слегка затрепетали, будто по ним пробежалси задорный Асур Полуночник, а може то ужось огладил их своей добренькой рученькой Бог Догода. Парень обвёл огнём светоча поляну, направив его уперёдь, управо да улево, и Борила шедший следом за Сеславом, ступив у сторонку от ихняго ходу, и созерцая евойны движения понял, шо у той траве и должна прятатьси ревяка.
- Здеся вона и растёть,- будто подтверждая мысли мальца, изрёк Крас, и, повернувшись к Сеславу, протянул ему светоч.- Вы побудьте туто-ва... я ж пройду уперёдь... надобно соблюдать тишь и слухать. А як она кликнить у то ж мгновение к ней бежать.
- Добре,- произнёс Сеслав, принимая из рук парня светоч.- Ты пройдись по кулиге... токась далече не лезь... мы с Борюшей тута обождём. А як вона.. энто колюк-трава гикать будеть?
- Ук, ук! Она загамить,- заместо Краса вответил Борила, и сделав два шажочка по густой травине поравнялси с Сеславом.
А Крас вжесь уходил от Сеслава и Борилки, и усё также неспешно ступая по землице-матушке прошёл по поляне, миновав её почти до серёдки и удруг резко востановилси. Вон медленно достал из запазухи ручник, и, развернув егось, выронил оттедась на длань левой руки листок калюк-травы. Засим небрежно скомкав ручник вернул ево на преждне место, под рубаху, и тады ж замер... затих на месте, слегка выставив уперёдь руку с лежащим на ладони листочком.
Темнота неба вяло... вяло... точно не желаючи стала менять свой цвет с чёрного на серый, звёзды также вяло, с явной не охотой начали гаснуть, а маленько погодя край небосвода, порозовел на встоке. В гае же окромя далёких окриков зверей да ауканья духов ничавось не раздавалось. Полуночник резвый, задорный и бойкий сын СтриБога, вже отправилси на покой, он може притаилси за каким-нить соседним древом, а може схоронилси у узкой рытвине, перьжидаючи летний долгий дянёчек. Да тадыкась же по лесу промчалси Догода, неслышным и порывистым дыханием вон пригнул травы к оземи, закачал ветви деревов отчаво затрепетали листочки на них. И Борила повернув главу налево увидал, як у невысокой, со кривеньким стволом берёзоньки, стоящей поодаль, сорвались с веточек, и, зашуршав, будто завздыхав, закручинившись полётели вниз к землюшке листки. В воздухе, напитанном свежестью и ароматом сочной зелени, выдыхаемой травами да деревами, пронеслось далёкое раскатистое: "Ук! Ук!". Крас немедля развернулси управо, и мальчик узрел як на его вытянутой длани, задвигалси лист ревяки, замахав резными краями. А мгновение спустя с той сторонушки, куды и верталси парень, послышалси явственный человечий окрик: "Ук! Ук!".
Крас резво сорвалси с места и прыгнул у заросли трав, вон приземлилси на оземь и опустившись на присядки воглядел прозорливым оком травы округ собя. Таче порывчато поднявшись с корточек, выпрямилси и отступив на пару шагов назад, скорёхонько вынул из ножен свой меч, да вуткнув евойное остриё у землицу принялси очерчивать им коло.
Борилка, абы чётче рассмотреть чавось делаеть парень, привстал на носки сапог и вытянул высоко шею. А парень меже тем начертал круг, да сомкнул остриём его концы, а опосля отступивши назадь от того края, встал верно супротив ревяки и притаилси. Там идеже вон описал круг було много травы, она зрелась густой, доходя парню до колена, и узреть саму колюк-траву было неможным.
Отрок затаив дыхание, сице и замер на носках, страшась спугнуть ту траву аль проглядеть ейное движение. Унезапно Борила вуглядел аки сызнова лёгонький ветерок промчалси по леску, и в едва различимой серости утра чья-та прозрачна рука тронула травы у прогалинке так, шо те несильно затрепыхалась. И тады ж из колыхающейся травы поднялси, вроде разом выросший, большущий вепрь, с коротким да плотным телом, толстыми и высокими ногами. Голова у вепря была длинная с острыми и стоячими ушами, крепкими, загнутыми назад клыками, расположенными по обе стороны от морды. Вепрь порос чёрно-бурой, короткой шёрсткой, коя на спине имела кудластый вид, а евойный хвост да ноги и вовсе были чёрными. Зверь на морг повернул голову и бляснул ярко-зелёными глазьми в сторону замершего мальца, а таче неторопливо двинулси к притаившемуся Красу, вернее к колу каковой вон очерчил. Борилка ужесь решивший загамить, сице виспужалси он того зверя, неторопливо приближающегося к парню, усё ж помедлил... Ово ль сердечком своим, ово ль знаком, оный на груди едва затеплилси, як всегда бываеть при встрече с духом, додумкав, шо то не вепрь... зане тады б его враз приметил Сеслав, не сводящий очей с Краса. Вепрь вже подошёл к краю круга, и, приподняв уверх свову удлиненну голову, повёл в сторону парня пятачком, будто принюхиваясь к нему, засим ретиво подпрыгнул высоко увыспрь, и, сиганув у сам круг, побежал по ево краю.
И у тот же морг травы, стоило вепрю обогнуть на раз энтово коло, полегли книзу, словно прижались к землюшке. Токмо водин невысокий росток, осталси стоять стояме, у серединочке того круга. Вепрь содеяв у том коло круг, аки сомкнув края своим бегом, абие покинул прижатые к оземи травы, и шагнув в густоту слегка колыхающихся растений, окрестъ зачурованного места, обернулси масеньким округлым камушком, ужесь укутанным во мхи, без головёшки, ручек и ножек. У тогось духа окромя тела, да пары зелёных глазьков ничавось не зрелось. А в верхушку того тельца- головёшки была воткнута пушинка оскоря, идей-то верно раздобытая.
" Моховик",- скумекал мальчоночка, глянув як самый маненький дух мшистых лесных болот нырнув у густы травы покатилси прочь от зачурованного места, и от евось движения едва заметно закачались растеньица, обильно поросшие у перелесье.
Ащё немножечко Борила наблюдал за удаляющимся духом, опосля ж перьвёл взор и вуставилси на колюк-траву, которая тяперича была оченно ладна видна, окруженная пригнутыми к землице травами, и стояла не шелохнувшись, будто чавой-то обдумывая. Ствол ревяки достигал в высоту, ужотко вяще локтя и на евойной вершине находились удлинённо-округлы листочки, их было не меньче пяти. Вони сходились своими черешками у едино место, образовывая устремлённу вверх мутовку, оная напоминала тонку палочку с несколькими рожками на конце.
Колюка-трава стояла помертвело як и Крас сжимающий у правой руке меч, да держащий на левой ладони листок ревяки. Прошло чуток времени, у котором Борила усё ж вопустилси с носков и встал на землюшку усей подошвой сапог, и тады багряным светом озарился край поблёкшего, сероватого небушка, а у гае смолкли усе звери, птицы и духи. Наступила така тишь, шо Борюша вуслыхал аки громко колотитси у него в груди сердце, звонко и торжественно выбивая наигрыш жизни.... А после долетело до него взволнованное дыхание дядьки Сеслава... и нежданно издалече донёсси еле различимый перезвон бубенцов. И як тока послышалась та погудка, ревяка дрогнула, затрепетали усе её листочки, и стебель купно с мутовкой низенько приклонились пред Красом. Парень без задержу, аки хищный зверь, желающий схватить свову жертву, сиганул у очерченный мячом, да прилёгшей травушкой круг, и, опустившись пред колюкой на колени, положив на землицу меч и листок ревяки, начал руками разгребать землюшку выкапывая сам корешок.
- Борюша, держи светоч,- обратилси Сеслав к мальцу, похлопав его по плечу.- Стой туто-ва,- добавил вон, кады отрок взял у руки деревянну рукоять светоча.- Никудысь не уходи, я сберу сушняк.
Отрок послушно кивнул главой, а Сеслав тут же пропал у предрассветной серости, каковая днесь не токмо парила у вышине, но и подымалась от землице-матушки плотной насыщенной водами пеленой. Мальчоночка вгляделси в энтов словно плавающий туман, который вроде по волшебству, стоило Красу начать откапывать колюк-траву, выпорхнул с под оземи и насытил березняк и перелесье. Даже скрезе тако марево мальчик смог узреть склонившегося над ревякой парня выкапывающего евойный корень. Вон торопливо ковырял плотну почву пальцами, и выгребал её из образовавшейся рытвины ладонями наверх. Иноредь колюка чуток наклонялась уперёд, малозаметно помахивала из тудыличи-сюдыличи мутовкой, и вроде як подбадривая парня копать быстрее не громко покрикивала: " Ук! Ук!". У то всё времечко её листочки лягохонько трепетали, а мутовка инолды аж вздрагивала, особлива кады вона касалась своими рожками лица вьюноши.
Наконец, Крас откопал растеньице, потомуй как наклонившись над образовавшейся рытвиной опустил туды руки и бережно вынул усё ту сказочну траву. Вже тутась вон положил колюку на оземь, а сам взял листок подаренный духом и кинул евось на донышко ямы да стал ту рытвину засыпать землюшкой.
- Борюша, давай сюды светоч,- произнёс вынырнувший из белёсой пелены Сеслав.
Воин сжимал у руках цельну охапку тонкого сушняка, присыпанного сверху, малешенькими капельками водицы, коя садилась на серовату кору ветвей, кадысь вони соприкасались с парящим туманом. Сеслав порывисто бросил хворост на землицу-матушку и тот, примяв густы травы, улёгся на них свёрху, посем вон торопливо принял протянутый отроком светоч. Вопустившись на корточки воин, расшерудив ветви, положил светоч прямёхонько у их серёдку, да тут же прикрыл его сверху сушняком. Ветви не мешкаючи чуть слышно затрещали и неспешно начали разгоратьси, огнь ярким плясом вскочил на их высохшу кору, и резво запрыгал на них, рассыпая окрестъ собя мелкими крапинками искорки, да выбрасывая уверх густоватый дым, разгоняющий у разны стороны парящее утреннее марево. Огонь набираючи силы и разгораючись принялси похрустывать ветками, словно Гуша поедающий рыбьи кости.
- Крас!- зычно крикнул Сеслав, поднявшись с корточек да вобращаясь к парню.- Поспешай, у ны усё готово.
Крас тем времечком закончил закапывать рытвину, он слегка прибил ладонью оземь, а вуслыхав призыв Сеслава, вскочил на ноги, при энтом не забыв пояти у леву рученьку длинноватое растеньице, а у праву меч.
- Уйдите подальче от костерка,- изрёк парень и Борилка разглядел на лице евойном не свойственну Красу сурьёзность и каку-то грусть, будто колюка касаясь кожи, чавой-то нашептала ему до зела неприятное.
Сеслав и малец вуслыхав указание Краса поспешно отступили назадь, и тадысь парень чуть ли не бегом подскочил к костерку. Вон протянул уперёд леву руку, у которой сжимал сказочну колюку, расположив её над приплясывающим рыжим пламенем костра, да нанова на миг замер. А Борилка бросив взгляд на вытянуту руку, узрел лежащее на ладони растеньице кые оканчивалось веретёнообразным, морщинистым, сероватым тельцем с хрупкими, изломанными, витыми корешками, отходящими от него у разны сторонки, да схожими с тонюсенькими ручками и ножками. Там же идеже зачиналси стебель, у корня ревяки, находилась така же морщинистая круглая, с рубцами по поверхности, головёшка, и тощенькая шейка перьходящая у тельце. Бориле ано почудилось, шо на головёнке колюк-травы находятся два глазка такусеньких, малюсеньких, ярко-красных и словно ротик - тонка щелочка. Корень ревяки смахивал на маненького человечка... старенького и усплошь покрытого морщинами... и вжесь исхудалого, тощенького, замарённого жизтью.
Крас вздел голову и посотрел у голубеющее небо, озаряемое красным солнышком, а як тока роть- щелочка растянувши уголки, широкось раззявившись, издало громкое, прокатившееся по гаю: "Ук!Ук!" парень, без задержу, бросил растеньице у пламя костра. Ревяка упавши в костер, чичас же вспыхнула, будто пропитанная смолой береста, и тады ж в огонь положил вьюноша свой меч. Раздалси пронзительный окрик: "Квик...квик....!" то кричала не ревяка, а ктой-то другой, судя по сему, прячущийся за деревами у березняке, посем послухалось громко шипение и из костра увысь вырвалси густой серый дым. Вон был таким плотным, шо абие окутал своей хмарью и Краса, и Сеслава, и Борилу.... И напитав собой поблизости усё, кажись застлал сами дерева, травы и небушко, оттово ничегошеньки не стало видать. Обаче дым тот был не просто серым, у нём поблескивали масенькие крупицы голубых искорок, тех самых (як показалось мальцу) которые выдохнул из собя, при прощание с Кострубонькой, Крас.
Густой дым усё ищё парил околот мальчика кады раздалси страшный треск, точно ломалси ствол дерева, и Боренька взволновавшись, огляделси, да увидал, як нежданно осела хмарь к долу, вопустившись на травяны заросли, и, впитавшись в их зекрый цвет, оставив на тонких стеблях да листах растеньиц лишь крупны капли прозрачной росы. А там иде стоял Крас днесь ни зрилось, ни вогня, ни ревяки, ни даже места от огнивища сице будто и не було усего того николи. На зелёной же, почти смарагдового цвету, густой травушке с немножечко склонёнными стеблями покоилси лишь овый меч. Он достигал у длину локтя два с половиной, по полотну плоского клинка меча шли долы, кои занимали вжесь не меньче трети евойной ширшины и немного суживались к его оконечности. Сам клинок имел закруглённый конец, а грибовидное навершие, рукоять и перекрестие были украшены каким-то чудным узором из серебра. Но больше сего, нонче, поражал своей необычностью клинок меча, вон был покрыт свёрху тонким слоем голубоватой изморози, чуток поблескивающей, при свете пробивающихся сквозе дерева леса, подымающихся широких лучей красна солнышка. Крас маленечко любовалси энтой перьливающийся, поигрывающей изморозью, а опосля опустился пред мячом на одно колено и с усем почтением взял в руки зачурованной меч. Вьюноша также неспешно поднялси с колена и выпрямившись провел ладонью, вроде як оглаживая, по голубоватой поверхности клинка да вусмехнувшись, молвил:
- Кажись инеем покрыто, а лезвие тёплое як живое, будто дышить.
Сеслав подошёл к парню ближее, не сводя очей с зачурованного меча, и также аки и Крас нежно провёл, несколько раз ладонью по клинку меча да кивнув, произнёс:
- Точнёхонько гутаришь... тёпленькое лезвие...но може воно тепло сухраняеть занеже лёжало у костерке, усё ж у самом пламени было. А чаво Кострубонька сказывал ащё?
- Балякал,- пояснил Крас и вставил свой дивный меч у деревянны ножны, обтянутые сверху тёмной, бычьей кожей.- Шо тяперича вон защитить меня у любой битве... не важно со людьми, духами аль Асурами. А посему должон я днесь беречь нашего Борюшу... поелику токмо Борюша и сможеть добыть тот меч Бога Индры и защитить наш народ от зла.
Парень закончил калякать и по-доброму взглянул на стоящего осторонь Борилку, вон протянул руку и потрепал его по светло-пошеничным волосам. И тока чичас мальчоночка, може оттогось нежного прикосновения руки Краса, вуслыхал як наполнилися зелёны нивы развесёлым щебетанием и долгими песнями птиц, а Асур Ра ужо вышедший на голубу гладь небушка, едва повернул у бок свову божественну голову, тряхнул златыми завитушками волосьев, и оглядев столь любимый им Бел Свет, ласковенько улыбнулси.
- Ну, тадысь...,- скузал Сеслав и стряхнул с длинной рыжей брады капли росинок, осевших тама кады, улёгси дым и туман на оземь. - Можно отправлятси к нашим... оно чуя я ны там дюже заждались.
Кадысь Сеслав, Крас и Борила возвернулись к месту ночлега, то узрели, шо окромя Быляты, дозорившего сон странников, вжесь пробудились Щеко, Сом и Гордыня да расположившись окрестъ костра негромко балабонили. Волы Бога Ра неторопливо повлекли златой воз по небосводу и Борилка глянув на них снизу уверх заметил аки тяжелёхонько вони перьступають по голубой тверди, словно тягостен им тот извечный труд... словно силы у них уже не те... словно старость коснулась их своей корявой рукой. И малец, днесь вызнав, шо усё смертно на Бел Свете, да и у самой Поселенной, востановившись усмотрел, шо и у златой шерсти тех волов вроде як мелькають белы тонки паутинки-волоски, величаемые седыми, да присущие усему стареющему. Отрок ищё миг всматривалси в изумительное, чарующее своей теплотой и светом красно солнышко, а засим поспешил вслед за Красом и Сеславом. Краешком глаза увидав, шо над болотными землями, продолжаеть висеть разрозненная, редкая пелена, какого-то бледно-зеленоватого цвета, а волшебная, жёлтая тропка ярко светится на поверхности мхов, и кажись точно поверх буроватой водицы.
- Ну, чавось? - вуслыхал мальчоночка взволнованный голос Быляты.
Старшина воинов, лишь тока путники вышли из гая, поднялси на ноги и торопливо направил свову поступь навстречу к ним. Крас подойдя к отцу, встав супротив няго, извлёк из ножен свой меч, и протянул евось Быляте. Меч ярчайше полыхнул голубоватой посеянной по его полотну мельчайшей изморозью, и в свете дня казал дивный узор, будто плетёная паучиная сеть. Старшина воинов, принял от сына меч и осмотрел его, при сём том издавая тихие, восторженные возгласы, на вродь "о...о...о" и "а...а...а". Щеко, Сом и Гордыня, также як и Былята, поднявшись от костерка, подошли и обступили свово соотчича, да не мнее пленённые зачурованностью меча, восхищенно разглядывали да оглаживали пальцами его изумительный клинок.
- Да, ужось,- прогутарил Былята, возвращая меч Красу.- Выходь не зря тя сын, нонче ночью сон не брал. Видал како чудо, як дар получил от Кострубоньки.
- Агась,- довольно молвил Крас и вуставилси глазьми в родненькое лицо свово отца.- Ну, сице тады можно у стёженьку отряжатьси... вже пора, утречко у самом разгаре.
- Не-а...,- покачивая главой ответствовал Былята.- У нонешний денёк ни кудысь не пойдём.
- Чавось сице?- вопросил Сеслав и тронулси к костерку, абы присесть подле негось да вотдохнуть.
Соратники зараз двинулись следом за ним, не токмо воины, но и малец, а Былята негромко закалякал так, абы не разбудить поколь почивающих путников:
-По болотным землям дух сказывал шагать нам не меньче дней пяти... А може он- энтов путь будёть и паче долгим, кто ж знаеть то? Зане и Лихо там жавёть и нежить... А посему, мы сице порядили, надобно допрежь, чем тудысь отправитси, на всяк случай, запастить снедью... Вжесь каки те места и чавось у там водиться и вовсе не ясно. Ну, воно и побудем ныне тутась, наловим, зажарим, а завтры с восхода красна солнышка и у дороженьку отправимся.
- Оно то верно вы порядили,- согласилси Сеслав, и слегка закряхтев, точно старец, вуселси на бревно у костерка, да расправил уставшу, от долгой ходьбы, да стояния, спину.- Ну, тадысь мы утроём уляжимси отдыхать, потому як ночку мы не почивали... а вы пропитанием и займитесь.- Вон повертал главу управо и воззрившись на отрока, продолжающего медленно подходить к няму, сказал,- Борюша ты давай тоже укладывайси спать, да котомочку,- Сеслав поднял с оземи котомку мальчика, да протянул её ему навстречу.- Кою Былята сице небрежно бросил на землюшку, к собе поближее прижми. А то эвонтов... соратник твойный, Гуша пробудитси, да ненароком съист нашего ванова червячка, и нам тадысь неможно будеть перьйти у те трясины.
Малец широкось просиявши, и перейдя с шага на скок, обежал подходящих к костерку воинов, каковые тяхонечко засмеялись вуслыхав про шишугу. Вон прынял котомочку у Сеслава и став стоямя, огляделси, на чуток даже растерявшись, не могучи найти свой охабень на прежднем месте да не понимаючи иде ж яму тады ложитси почевать.
- Иди на мой охабень,- пробалякал Сом, вон остановилси позадь отрока да узрев оное недоумение, провёл широкой рукой по его светло-пошеничным волосьям.- Я твой тудысь перенёс, заместо подухи под главу положишь.
Борилка задрав голову да глянув во светлое лико воина, послушно кивнул, и направилси к третьему костерку, идеже покуда кочумарил Гуша да Ратмир. Шишуга, тяперича переполз к кемарещему Ратмиру, и, обхватив его мощну руку своими ручищами, прижалси к ней усем телом, а головёшку приткнул к плечу воина, который почивал лёжучи на спине. Гуша тулясь к воину на энтов раз не стонал и не поскуливал, а наопок дремал тихонько. Вон вывертав свову нижню губу густо пущал белу слюну, оная стекая тонкой реченькой прямо на рубаху Ратмира, обильно напитывала ейный холст своей сыростью. Оглядев довольно почивающего шишугу, Борила шагнул к охабню Сома. Он торопливо вулёгси на него, да як и советовал Сом, подложил под голову свой охабень. А опосля поверталси лицом к костерку, который негромко похрустывая сухими ветвями сугревал усего мальца да пыхал рыжими всплесками огня прямёхонько в глаза. Мгновение спустя кадысь очи отрока сомкнулись, вон покрепче прижал ко груди котомку, у коей точно почувствовав тепло Борилкиного тела, еле слышно застрекотал ванов червячок.
Борюша пробудилси оттогось, шо вуслыхал, кажись прямо обок уха, чьё-то посапывание да плямканье. Он открыл глаза и прямо над собой увидал... немногось не привлекательное лико Гуши, с бледно-буроватой кожей, широченным приплюснутым носом, да нависающим лбом, покрытым корявыми морщинами, заканчивающийся кудреватыми, густыми бровьми слегка двигающимися. Малец лежал на спине, а столь дорогая котомочка приткнулась к евойному правому боку, шишуга вже поместившись сторонь, низко клонил над ним свову огромну головёшку. Рот Гуши чавой-то сызнова жёвал, и на вывернуту губу, возлежащую на большеньком, выпирающем уперёд прямом подбородке, обильно текла слюна перьмешанная с остатками кушанья, зелёны очи таящиеся идей-то под тёмно-бурыми бровьми пристально взирали на отрока.
- Ты чё?- зеваючи вопросил мальчик, да разведя у стороны руки, потянулси.
- Чё... чё... чё сици спись долзи?- спросом на спрос ответствовал Гуша и пошевелив своим приплюснутым носом, зекнул глазьми на котомку.- А чавось то у тибя в котомки шибулшит... шибулшит и шибулшит и тихонько так стликочит?
- Тось у меня ванов червячок,- пояснил Борила.
И абие мальчуган подалси уперёд, намереваясь поднятьси с охабня. Шишуга мгновенно отодвинулси от мальчика управо, при том вдругорядь зыркнув очами в направлении лежащей котомки. Боренька сев, покрутил головой, ащё раз зевнул, и, нащупав правой рукой котомку, на всяк случай, подняв её, положил к собе на вытянутые ноги, да досказал:
- Мене его, днесь ночью Кострубонька подарил, абы вон нам у стёженьке по болотам чисту воду казал.
Глаза шишуги наблюдающие за перьмещением котомки с охабня на ноги Борюши, немедля полыхнули ярким зеленоватым огнём. Он перьстал шамать и порывисто сглотнув таящееся у рту, подняв руки с землице, колготно потёр меже собой длани и беспокойно оглянувшись, вроде як проверяя никтось его из воинов не слухаеть, молвил:
- Ох, Болилка! до чиво ж ванов чилвячок кусный... ох! плямк...плямк... кусный... Дай... дай... мини иво... а я тиби сам чисту водису лазысу... я ж знаишь ак башковит.
Малец негромко рассмеялси, соглашаясь с шишугой, шо вон и ей-ей, як прав насчет своей головёшки, кыя, истинну гутарить, була башковитой. Обаче то балякать услух не стал, абы не обидеть шишугу, а посему произнёс:
- Не-а... Гуш... не дам. Зане ентов ванов червячок не кусный... Он наверно дух какой-то лясной... и подарен мене Кострубонькой для делу, а не просто сице... не для живота твойного. Да и засим, вон такой маханький, ты ево у роть положишь и не заметишь како он вкуса.
- Замичу... замичу...,- торопливо ответил шишуга и в подтверждение сказанных слов закивал своей большушей головёшкой, опосля он резко повернул её у сторону чернолесья, и, узрев выходящих оттедась Сома и Былята несущих у руках охапки сушняка, добавил,- давай... Давай сколее... я иго поим и замичу...
- Ты чавось не уразумел,- громко засмеялси Борилка. И занеже шишуга навис своей главой над котомкой и даже раскрыл широкось рот, зашевелив у нём языком, мальчик упёр ладонь в выступающий уперёд лоб Гуши и несильно оттолкнув его назадь, скузал,- жучок ентов он нас у няшах от жажды спасать будять... Я ж те балабоню, вон дух какой... Ты ево ноне сглотнёшь, а вон ураз в животе твовом вырастить, обратившись у духа како и разорветь тобе на части... на кусочки... И ничавось от тобе не останетси... ано твоейной лялизки.
Шишуга не мешкая сомкнул уста, спрятав унутри рта столь любиму им лялизку, да присмирел. Зане можеть вон представил собе, аки разрывая ево тельце на части и кусочки появитси какой-нить лесной дух, сжимающий у мощной руке длинный, зелёно-серый язык.... и вжелание жвакать ванова червячка у Гуши без задержу пропало. Надсадно вздохнув шишуга поднялси на ноги, покрытые короткой, тёмно-бурой шерстью, упрочем як и усё тело, и руки, склонил к долу свою здоровенную голову да поплёлси прочь от Борилы. Малец поглядел в сторону уходящего горемыки Гуши, каковой обойдя Любина, оный беззаботно посмеивалси слухая молвь мальчонки и шишуги, да помешивал деревянной ложкой горячу похлёбку, пристроившуюся над ихним костерком, направилси ко ближайшей берёзе, шоб як смекнул Борил в тиши ейной половить букашек.
К костру подошёл Былята да швырнув на оземь ветви, стряхнул уцепившиеся за холст цветастой рубахи веточки, и крупинки земли, а опосля опустившись на присядки, начал ломать принесённый хворост да подкидывать его у огонь. Сом же направилси к костру, за которым усё ищё почивали Сеслав и Крас, жёлаючи поддержать жизнь огня и у нём.
- Ну, ты, чавось Борюша, выспалси, аль тобе ентов похититель котомок пробудил?- вопросил, усмехаясь у курчавые вусы Былята.
- Похититель котомок...- изумлённо прогутарил мальчуган, да развернув главу у направлении старшины воинов, удивлённо на негось вуставилси.- Ты о чём таком гутаришь дядька Былята.
- Дэк... як о чём... об ентом самом... твоём соратнике Гуше,- заметил Былята и порывисто дунул уперёд, изгоняя от лика густой сероватый дым, выпорхнувший из костра стоило токмо у него подкинуть сухих ветвей.- Як вон токась проснулси, поутру, сице ну-кась носом, да ушами водить из стороны у сторону, а опосля аки сиганёть к тобе... Хвать котомку со груди твоей и текать... Насилу мы с Сомом евось догнали да котомку отобрали.
- Я вдумал эвонто колоид... колоид,- откликнулси Гуша из-за березы идеже, притаившись и зычно плямкая, вылавливал из выси языком каку-то живность, оттогось голос звучал ево приглушённо.- Думал энтовный колоид... днись у Болилки виносик Лугового созжлёть.
-Агась короед...,- усмехаясь изрёк от соседнего костра Сом.- Оно як у ны того самого короеда заменяешь ты... поелику нам надоть пужатьси лишь тобе... И вжесь хватить Гуша тындой прикидыватьси... Нешто короед могёть зачурованный веночек жёвать.
- Ну... кто иво знать... того колоида...,- долетел постепенно удаляющийся глас шишуги, ужотко из глубины леса.- Мозжёть иму энтова зачулованность дюжи плиятна.
Борила вуслыхав ответ Гуши весело и задорно засмеялси так, шо Крас, верно разбуженный энтим весельем, негромко хмыкнул, поддерживаючи радость мальца, да повернулси на бок, подставив огню костра свову мощну спину. Мальчоночка огляделси, и, не узрев большу часть путников, абие перьстал хохотать, да обратившись к старшине воинов, поспрашал:
- Дядька Былята, а куды усе подевались?
- Пошли во главе со Гордыней сыскивать укрыв-травку, шоб зажаренное мясо у неё укрыть и воно не портилось,- пояснил Былята и пошевелил прогорающие ветви во костре кривоватой, короткой тычиной.
- А...а...,- зевнул отрок и вукладываясь на охабень, положил котомку справа, прижав её к собе.- Ну тадысь, я ащё подремлю... занеже Гуша вжелаючи слопать ванова червячка разбудил мене.
- Дэк, шо ж, подреми Борюша... подреми,- негромким голосом пробачил Былята и принялси нанова, подкладывать у огонь сухи ветви, переламываючи их надвое.
Мальчик вудобно пристроившись на охабне Сома, да подложив под главу ладони упёрси взглядом во небесный купол. Он скорей сего проспал больчу часть дня, потомуй как воз Ра ужо миновал две-трети неба и тяперича двинулси к закату, к западению красна солнышка. Небесная лазурь поражала своей чистотой, на ней ни було, ни водного облачка али белого пятнышка, лишь нескончаемая голубизна далёкого свода. И почему-то казалось Борилке, глядять на него, проступая скрезь ту лазурь, тёмно-голубые очи Асура Крышни, таки широкие и крупные, будто охватывающие боляхну часть небесной тверди. Теплый и лёгкий Летний ветерок Догода, самый добрый из Асуров, похожий и обликом, и нравом на мать свову Богиню Немизу- приносящий свежесть жарким летним деньком, нежданно пролетел иде-то недалече от мальца, чуть задев его лико прохладным дыханием. И Борила разглядел, шо Догода молодой юноша ражий и сильный, чем-то схожий с Красом. У Асура были такие же, ковыльного цвета, волосы, коротка, не густа борода да редкие вусы, а на голове его находилси плетённый из васильков веночек. Догода одетый у голубо-прозрачну одёжу, ноли незримо скользящую по воздуху, имел за плечьми широкие, перьливающиеся жёлтым и зелёным светом крылья. Асур содеял круг на мальчоночкой, засим на морг завис над ним, евось большие крылья легко и еле заметно поддымались увыспрь, да вопускались удол. Бог ласковенько посотрел на отрока лазурного цвета очами и просиявши, резво мотнул головой, и тады ж с евойного василькового венка, сорвалось несколько голубоватых лепестков цвета, вони закружились у воздухе и медленно полетели униз, прямо к лицу Борюши.
Мальчик удивленно наблюдал як голубоватые лепестки неторопливо вопускаются ко нему. Кады ж вони упали на его праву щёку, то сей же сиг обратились у капли водицы. Капли скользнули по коже щеки да скатились к приоткрытому рту отрока, и, сорвавшись с нежно-алой верхней губы, улетели униз, стремясь впасть прямёхонько на язык. Мальчишечка сомкнул уста и сглотнул энти капли, ощутив сладковато-медовый вкус, такой словно проглотил вон не васильковы лепестки, а капли мёда. Догода ищё ширше вулыбнулси и кивнув напоследок головой, мощно взмахнул крылами, обдав мальца порывистым, прохладным ветерком и вумчалси удаль.
" Съисть нектар со лепестков василькового веночка Асура Догоды,- припомнил слова свово дедки Зарубы Борила,- год не ведать никакой хвори".
Глава пятнадцатая.
Хмыри.
Рано поутру странники собрав свои котомки, водрузив их на плечи, сойдя со взгорья, ступили на желтовату светящуюся тропку Кострубоньки, коя пролегая по землице была плотной, а стелясь поверх окошек, при ходьбе казала водицу у которой слегка утопали подошвы сапог.
Первые два дня вид болот не менялси. Пухлые полстины мхов перьплетённых стеблями ползучих растений, да низких кустарничков, на оных инолды росли корявые, истощенные деревца с вельми жиденькой кроной. Из зелёных окошек водицы, похожих на слюду, выглядывали голые, без коры, ужо точно обглоданные, коряги, ветви да стволы деревов.
Проведённая первая ночь у болотных землях на покатой, выпукло-выступающей кочке, пристроенной среди водицы як островок, приютившая на себе усех путников, была тихой и спокойной. У энту ночь не слухалось окриков зверья, птиц, духов и нежити, лишь шибко донимали странников жужжащие жутко большущие комары, аль поменьче мошкара, старавшаяся напитьси людской крови упрок и намеренно лезшая у очи, роть и нос. Вставший с утречка Любин почувствовал каку-то слабость и головокружение, а бледность его смуглого лица не свойственная воину, смутила усех евойных соратников. Обаче к вечёру второго дня почуяли дурноту и головокружение Борилка, Щеко, Гордыня и Орёл. Любин и Гуша же, ко сему прочему, вуслыхали скрипучий звон в ушах, отчавось шишуга, горестно покачивая головёшкой, вяще не бежал, а неспешно плёлси за мальчиком прикрывая ладонями свои большенькие, оттопыренные вухи.
Борила во время ходьбы частенько востанавливалси и оглядывалси, обозревая болота. Ему усё времечко казалось ктой-то злющими глазьми сотрит у спину, вжелаючи напакостить. Но стоило мальчугану обернутьси, шоб узреть того недоброжелателя, як в очередном тёмно-зелёном, топком окошке чавой-то громко булькало, а на поверхность водицы выходили здоровенные, лопающиеся и выбрасывающие увыспрь неприятный, кисловатый запах пузыри, и у те самые, злющие очи исчезали, али може тока таилися. Иноредь по болотам разносилси протяжный, тягучий окрик, чем-то схожий с воем волка. Он вэнтов окрик вылетал из раскиданных по болоту невысоких кочек плотно поросших мхами тёмно-бурого, ярко-зелёного али искрасна-черноватого цветов, и, перьлетая чрез путников ударялси об очередну кочку, да словно тонул у густоте тех переплетений.
К концу второго дня небо, доселе освещаемое красным солнышком, заволокло тёмно-серыми тучами и посыпалась мжица, мельчайший дождь при ненастье. Вон шёл сувсем недолзе, а кады резко прекратилси, над болотами повисла плотная, серая хмарь. Энто марево вышло из самой болотной полстины, из кочек да окошек, и, поднявшись кудый-то увысь, загородило от путников само небушко, и тадыкась пропали мучавшие доселе странников здоровенные комары да мелка мошка. Тропка хотя и блистала своей желтизной, но у такой сырой густоте казалось возникала сразу под ногой, а посему ейну извилистость было тяжко узреть. Поелику пару раз, чуть не шагнув у окошки с водицей, Былята предложил располагатьси на отдых. Оно ко всему прочему справа от тропки появилась поросшая тёмно-зелёными побегами брусники и морошки, до зела ладная кочка, выстланная понежь кустарничка подухами мха. Ванов червячок, пущенный с ладошки Борюши, опустилси своими махунечкими, короткими лапками на водну гладь небольшого окошка, шо своим боком омывала ту кочку, и заскользил по водыке, поясняя усем своим видом- пить отседова можно.
Гуша измученный скрипом, часточко возникающем у евойных ушах, первым сиганул на ту кочку-полянку, и, усевшись посерёдке, резвенько пару раз подпрыгнул уверх, показав странникам, чё вона годна для ночлегу. Утомлённые дальней дорожкой, странники не мудрствуя лукаво, расположились на ней. Любин обессиленно доплёлси до кочки и вуставше на неё повалилси, прямо у тёмно-зелёные побеги растеньицев, подсунув под голову котомку и абие закрыл глаза, утак он расхворалси. Наскоро пожвакав, да накормив своего недюжего поряшили в энту ночь дозорить подвое, у начале Щеко и Сеслав, а с полуночи Крас да Гордыня.
Вскорости густота хмари вусилилась, чудилось будто вовсе и не солнышко то ушло за край небосвода, а просто болотны испарения поменяли цвет, обратившись у черноту. Тишина болот была жуткой, тока нынче к ентому чувству примешивалась ащё и тревога. Не было слыхать даже выскакивающих с под кочки пузырей, вони ежели и вылёзали из водицы, то лопались вжесь оченно тихо, оно верно сами страшились чавой-то в эвонтом густом мареве.
Борила притомившийся за день, снявши туло и лук, пристроил их на мху, очищенном воинами от побегов растений, подле собя, и, положив под щёку праву ладонь, прижал ко груди котомку, у которой притих ано жучок не желаючи стрекотать, да заснул. Благо летние ночи были тёплыми, и, несмотря на болотну влажность, не охлаждали кочку, а наопако вроде як и сугревали.
Мальчик спал вельми крепко, и не сразу пробудилси кадысь его довольно сильно потрясли, а после усадив на мху хорошенько тряхнули дэк, шо вон подлетел у высь и на миг выпустил из рук драгоценну котомочку.
Одначе приземлившись на мхову подуху Борила вощутил, ак у руки к няму впала котомка. Он резко открыл очи, и первое чавось понял, шо ктой-то дюже громко и пронзительно гамить. Токась мгновение спустя мальчик распознал в энтом, схожем со звериным гике, голос Гуши. Торопливо оглянувшись, шоб узреть верещащего шишугу который заснул на вершине кочки, Боренька почувствовал мощный удар, раздавшийся прямёхонько под ним, словно ктой-то жёлал выйти из поросшей мхом кочки. Да не просто жёлал выйтить, а, по-видимому, намеревалси вырватьси, оттогось сице мощно и тарабанил в оземь.
Ночь была у самом разгаре, а чёрная хмарь распавшись, утопла в водных окошках, або поднялась у небеса, прикрыв своей мглой и луну, и звезды. Окрестъ мальца парила темнедь така, про кою гутарять "хоть глаз выколи", и тока жёлта тропинка, лучисто горела у ночи, освещая тем светом и окошко, и кочку, и стоящих на ней воинов. Чьи-то сильны руки вухватили Борюшу и выдернули с кочки, у последний миг мальчонка вуспел нащупать левой рукой свой лук и ремень от туло. А таче вон оказалси за спиной Краса, стоящего на тропке, чуток погодя сторонь ужось находилси жмущийся к широкой спине Сома Гуша, не прекращающий верезгать.
- Чё...чё прилучилось?- вопросил малец, вертая головой и пристраивая котомку, туло и лук за спину.
Вон выглянул из-за спины Краса и увидал, як Щеко и Былята, торопливо подняли обессиленного Любина, да выведя на тропку, посадили его позадь возвышающегося Ратмира, а посем вынули из ножен мячи, и, ступив к кромке кочки, направили их на неё.
- Чё...чё...- завизжал Гуша прямо в ухо Борилке.- Энто Лихо хочить выть из кочи и сих... сих ны пожилвить... И ничивосиньки ни воставить... ни лучик, ни ножик, ни лялизки... ох!
- Цыц...,- прикрикнул на него Сеслав, он последним покинул вздрагивающую кочку, и токмо чичас ступил на тропу, также як и евойные соратники направив на неё остриё своего меча.
А покрытая мхами кочка, освобождённая от перьплетающих её стеблей, усё продолжала вздрагивать, и точно подпрыгивать, кажись отталкиваясь отчавота. Без сумнения из неё ктой-то рвалси наружу. Вода окружающая эвонту кочку громко бурлила, будто жёлала закипеть. Большущие, почитай с кулак пузыри лопались с мощным, раскатистым треском, таким, точно то Бог Позвизд стремительно пронёсся по лесным дубравам безжалостно ломаючи стволы деревов, да крепкие сучковатые ветви. С под мха стали доноситьси протяжные вздохи, стоны да хрипы.
Обаче нежданно кочка перьстала подпрыгивать и замерла, и ужось словно утопла в водице ноли до серединке, ащё морг, и, рассекая мхи надвое из неё полезли ростки аль може корявые ветви. Воины тряхнули мечами, вроде ощущая их силу, а Борила поспешно достал из туло стрелу.
И тады ж кочка, на маленечко затихшая и ушедшая под воду, немедля вынырнула, выскочила уверх и закачалась, заходила ходором и те тонкие растеньица, шо повылазили из неё, принялись расти скорее. Малец зрел, выглядывая из-за Краса, аки те трёхпалые отростки, вытянувшись увысь оказались не растениями, а длиннющими, костяными пальцами существ аль духов... ужо вернее молвить нежити. Ащё мгновение и из мха выглядываеть тонкая, будто обрубленная с двух сторон кисть, схожая с человечьей, тока трёхпалая, без кожи и жилок. Чёрно-зелёные кости токмо местами были покрыты обвислыми кусками красной плоти. А рука усё продолжала лезть вверх, и скорёхонько вона казала собя по локоть. И тады ж вынырнул из мха человеческий череп сувсем голый, не имеющий плоти, лишь с остатками зелёных волосьев на макушке. У то ж мгновение, с другой стороны от головёшки, стремительно разрывая мох на части вырвалась права рука, такая же непривлекательная на вид аки и левая. Она выскочила так бойко, шо Борила вздрогнул, а усё пужающийся шишуга истошно завизжал.
Права рука приветственно помахала зелёными костьми, иде наблюдалось тоже три пальца, и на длинном среднем пальце веретенообразно была намотана плоть. Засим вона согнулась у запястье и ухватив жидки волосёнки на головёшке, порывчато дёрнула уверх, помогаючи таким вобразом вылезти собе из мха. Одначе волосья от резвого тогось рывка, сорвались с главы. И хотя тело усё ж выскочило из мха до серёдки груди, но вся эвонта невзрачно-противная зелень вуказалась у руке нежити, и вона описав небольшой круг запустила ту гниль у путников. Взлетевшая у выспрь волосня, унезапно, прямёхо у воздухе, обернулась в здоровенну зелёну неясыть, со двумя жёлтыми, круглыми глазьми да двумя могутными крылами кыими она абие принялась махать. Неясыть подлетела к стоящим на тропке странникам, и широкось расставив пальцы с мощными когтями, начала на них нападать, стараясь вонзить ту остроту в головы. Особлива вжелалось неясыти одолеть Борилку и Гушу, а посему усё времечко летала она над ними, ко всему прочему, осыпая их мельчайшими похожими на пыль мошками, каковые назойливо врезались в рубаху, штаны, путались у волосах.
Мошки проскальзывая сквозе холст рубахи и штанов устремлялись к телу отрока и нещадно, да болюче егось жалили. У также болюче вони жалили горемыку шишугу, занеже для них коротка шерсть Гуши не представляла преграды. Воины пытались рубануть птицу мечами, но их клинки проходили скрезь неясыть, не вуставляя на ней никаких ран. Мальчоночка же отмахивалси от птицы и мошек стрелой, которую покуда сжимал у руках сице, и, не успев вставить у лук. Неясыть вдругорядь свершила круг над мальчиком и её когти унезапно прошлись по левому плечу Борилы, разорвав на нём рубаху, и на крохотку впившись у кожу. Малец еле слышно дохнул, и шибанул по птице стрелой, пытаясь скинуть её с собя. Та тутась же покинула плечо Борилки и взлетела уверх, и тадысь резко развернувшийся Крас, словно почувствовавший тяжёло дыхание отрока, легонько взмахнул своим, покрытым изморозью, мячом, да разрубил неясыть на две части. Громко вухнув птица, медленно закружившись у воздухе, полетела униз рваными, зелёными клочьями волосьев нежити, и, упав в воду, сразу вутопла.
Покуда Борюша отбивалси от неясыти и отмахивалси от мошек, вон не обратил внимания, шо из кочки лезла ни водна нежить, а ня меньче десятка таких же вуродцев, у оных взамест тела были чёрно-зелёные кости, местами также як и руки прикрытые красной плотью. Голова ж нежити казала из собе зелёный, человечий череп с пустыми глазницами, и щёлкающей нижней челюстью полной зубов, каковая всяк раз раскрываясь испускала из нутрей разны звуки: стоны, всхлипывания, инолды и верезг. Мошки выпущенные неясытью ащё продолжали жалить тела путников. Днесь вони, перьместились с Борилки и шишуги на воинов, потомукась из раны на плече, шо вуставили кривы когти неясыти, стала вытёкать юшка, оборачивающая у бчёлок, которые тут же отогнали от мальца усю мошкару.
- Вох!...вох!...- жалостливо воскликнул Гуша, узрев отлетающих от мальчика бчёлок, смело вступающих у единоборство с мошками, и явно одерживающих над ними вверх.
Шишуга поспешно подтянул нижню губу, вукрыв ею даже кончик носа, и для верности прикрыл эвонто усё ладошкой, абы наверняка спасти свою лялизку от жал бчёлок.
Нежить вылезшая из кочки, тяперича топталась на мху, перьступая с одной чёрно-зелёной костяной стопы на другую, со тремя долгими, корявыми пальцами на концах. Прошло како-то мгновение и их тела покрытые красными кусками плоти, да тонкими, будто разорванными жилами стали преображатьси. Мох укрывающий кочку унезапно шевельнулси, точно ожил, да начал неторопливо перелазить на стопы тех существ. Вукрыв стопы и длинны костяны перста, вон двинулси по ногам увысь, тудыличи по щиколотке к коленам, по бедрам к сраке. Мох обволакивал само тело, медленно перьползал на руки и подымаясь кверху наконец покрыл собой голову, вжесь не тронув тока самого лица и, оттогось у там сице и остались зиять пусты глазницы, иноредь удруг яро вспыхивающие красными вогнями, зелёный костяной лоб, щеки, подбородок, клацкающие зубами челюсти, да небольша дыренция на месте носа. Кады мох полностью сокрыл собой тело, руки и ноги, то немедля поменял свой цвет и вид, да стал схож с тонкой, влажной и словно покрытой слизью красно-бурой кожей, с какими-то перьливчатыми радужными крапинками по поверхности. На голове у нежити шибутно вылезли всклокоченные, долгие, зелёные волосья, весьма шибко, дотянувшиеся до их корявых плеч, и вулеглись на них свёрху. А вопосля, ужось будто разомкнув кожу на коленях в сторону, выросли уперёд остры, коротки шипы.
- Хмыри,- молвил Былята и воины чуток расступились, высвобождая место, абы защитить, у тех кто пряталси позадь их спин, Борилку и постанывающего Гушу.
Любин дюже бледный, сувсем захворавший, опираясь на Быляту поднялси на ноги, и слегка покачиваясь вынул из ножен свой меч. И усё ещё крепко держась за плечо соратника в которое вон точно впилси пальцами, направил меч на нежить намереваясь принять бой сообща с соотчичами супротив воинов Лихо, злобными Хмырями, по байкам беросов встреча с оными грозила человеку смёртушкой.
- Мячи нам не поможуть,- негромко пробалякал Сеслав, и покачал головой.- Эвонто духи, их мечами не достать... железу вони не бояться... Посему надоть их у воду со тропочки сбрасывать... шоб до рассвету продержатьси... а як Ра на небушко выйдеть они сами под воду уйдуть страшась тепла и солнечного света великого Асура.
Сеслав не вуспел толком докалякать аки Хмыри сиганули со своей кочки прямёхонько на воинов, жаждая попасть им на плечи. Некий из Хмырей очутилси на спине Быляты, да смахнув с евойного плеча руку Любина, сам пихнул у роть старшины воинов свои пальца и вухватившись за зубы принялси растягивать челюсти у разны стороны пытаясь их разорвать. Други Хмыри заскочили свёрху на Щеко, Сеслава, Гордыню и Ратмира. А две нежити уцепив Любина за руки так, чё водна облапила сам клинок меча, старались утянуть воина у воду, хотясь тот оченно и супрутивлялси. Сом же узрев тако дело начал рубать Хмырей мячом по головам, обаче не нанося им никакого вреда у тем, а засим ухватив одну нежить за плечи принялси отрывать ево от соратника.
Борилка видал, як из кочки полезли новые ростки- кости. Ужесь прошло лишь мановение и вони обратились у Хмырей, оно как в эвонтов раз усё проходило скоротечней, и вмале новая нежить присоединилась ко своим собратьям. И у ентов раз три здоровущих Хмыря накинулись на Сома, вони схватили его своими клацкающими зубищами за штанины и потянули за собой, намереваясь скинуть со спасительной тропки и ужотко окунуть в окошко с водицей. И покуда воин отбивалси от нежити, двое Хмырей, у тех, шо были понижее да точно поуже сцапали громко верещащего Гушу да ухватив его за ноги и руки, попытались завалитьси с ним у водыку. Обаче шишуга сице орал и вырывалси из рук нежити, чё те никак не могли егось одолеть и вконец обессиленные.... усе и нежить, и Гуша, и отбивающийся от Хмырей Сом рухнули прямёхонько на ту саму кочку из которой продолжало лезть воинство Лихо.
Водин Борюша не отбивалси от Хмырей, защищенный махоньким воблачком бчёлок, у которые обратилась евойна кровь, вытекающая из раны на плече, он беспокойно вертал головой и размахивал стрелой зажатой у руке не знаючи як помочь путникам. Занеже Хмыри, не однижди подскакивающие к няму, узрев чуть теплющий знак Велеса на груди, да жужжащих бчёлок, победивших мушек неясыти, убирались восвояси и тутась же переключали свой интерес на паче доступных воинов аль орущего шишугу.
Токмо не усе воины оказалися такими доступными и не защищёнными.... Поелику меч Краса не знающий промаха, може и не вубивал нежить, одначе перьрубал их на части, отсекаючи руки, ноги аль головы. И кады утак несколько нежитей вухватили Орла, сбираясь утянуть его на дно окошка, то Крас аки верный друг абие пришёл на выручку. Вон так рубанул мячом по одному из Хмырей, шо клинок вошёл у нягось в плечо, и, располосовал кожу, плоть и кости уплоть до пояса. Нежить немедленно распалась на части. Права рука и кусок тела отвалились от него, и, упав в окошко, у каковое токась Хмырь хотел вутянуть Орла, утопли. Другой же кусок хмыря, казавший на месте среза искрасно-черноватый мох, порывчато перьдёрнул оставшимся плечом и прыгнул у водицу вслед за отрезанной своей частью.
И Крас тады ж бросилси на другого Хмыря, перьрубив егось пополам у стане. Упавша к долу верхня часть туловища завалилась на кочку, из оной продолжали вылезать усё новые Хмыри, и придавила своей могутностью ужотко покинувшу подуху мха костяну головёшку. Послухалси негромкий хруст словно ктой-то раздавил чавой-то, и иная часть тела, резво развернувшись, торопливо шагнула уперёд, при том наступив на ащё одну голову Хмыря топорщившуюся подле, да поскользнувшись на ней повалилась к верхнему куску собственного туловища.
Меч же Краса продолжал разить, освобождая воинов от Хмырей, и у разны стороны полетели руки, головёшки да усяки отрубленны части тела. Они падали у окошки, на кочки да плоски полянки, а покалеченные Хмыри хватая энти куски собственных тел с землице ныряли купно с ними во водыку уходя под неё полностью и выбрасывая вверх лишь боляхные пузыри воздуха, зычно лопающиеся и испускающие из собя весьма неприятные ароматы, какой-то затхлой гнили. Иноколи нежить не подбирала евонти куски тел и тадысь вони... те руки, ноги, да головёшки сами спешно перьползали, аль перькатывались к окошкам стремясь прытче вутопить собя у там.
Борилка зрел, шо хотя парню и удавалось помогать путникам, но колико вылезающих из кочки нежити усяк сиг увеличивалось, будто их рост и быстрота появления на Бел Свете зависела от числа павших и нырнувших у окошко с водицей. Визжащий Гуша, будучи отбитый от Хмырей, перьместилси с кочки из оной лезла нежить на соседню, паче покатую, и меньшую и вусевшись на её верхушке, подтянувше к собе ноги, и ужесь обнявши их руками, пронзительным криком отгонял от собя воинов Лихо. И те точно и прямь пужаясь таких душераздирающих воплей, обегали и самого шишугу, и евойную кочку. Нежданно Борюша заметил, як с десяток сызнова выросших Хмырей соскочили с кочки и напали на Любина и Сома, на правом плече которого висела отрубленна голова нежити, крепко впившаяся зубами у холст рубахи. Несколько Хмырей запрыгнули сверху на Любина и повалили евось у одно из окошек с водой. Лишь токмо тело воина, обвитое со всех сторон нежитью, достигло водицы и коснулось его поверхности, увысь вырвались здоровенные струи воды, обдав усё окрестъ собя влажностью. А из воды, рассекая её на уймищу частей выскочили руки Хмырей... тех самых костистых, тока местами покрытых плотью, и, вцепившись у рубаху, штаны и волосы Любина потянули сообща с нежитью, шо крепко его оплела, вниз ко дну под воду.
Сом же не мнее облепленый нежитью, впал на тропу усем своим ражим телом так, чё ноги его уперлись у кочку на которой сидел и ворал Гуша. Воин резво протянул руки уперёд и вопустив их у воду, вуспел схватить Любина под мышки, отчаво евойна голова немедля вынырнула на поверхности окошка. И не мешкаючи громко щёлкнув челюстями, от холста рубахи Сома отвалилась глава Хмыря да, булькнувшись, утопла в водице.
- Крас! Крас!- загикал Борила, увидав чавось приключилось с дядькой Любином.
Малец понимая, чё Крас не слышить евойна зова, отбивая от Хмырей Щеко и Сеслава, бросил в сторону стрелу которой отмахивалси от нежити, и кинулси на помощь к Любину. Пробежав скоренько по тропке, вон перьпрыгнул чрез распростёртого на ней Сома и сидящих на нём сверху Хмырей, и, приземлившись на оземь, резко качнулси, оно як нога его на малеша ушла словно у трясинку да изогнулась у щиколотке. Мальчик тяжелёхо зашаталси да не сдержав равновесия, полетел у то само окошко, откудась торчала глава Любина да руки нежити, вожделевшие утянуть воина на дно. Борилка нырнул у водицу, уйдя у неё с головой, и токась над подошвами евойных сапог сомкнулась вода, ярчайшей голубизной сверкнул знак Велеса на груди. Голубы лучи вырвались уперёдь, будто пробив рубаху насквозь, и прочертили у глубине вод широки полосы. И тогды мальчоночка узрел, шо у там у глубине тёмно-зелёных вод пряталось до зела много энтих самых костяных Хмырей. Одначе, стоило лучам прочертить в воде у те самы полосы, як Хмыри зычно и единожды взвизгнули, ужось ажно громче чем орал Гуша, и поспешно отпустив Любина, принялись покидать воды окошка, выпрыгивая из него так, абы попасть у иное.
Борила вынырнул вслед за последним Хмырём, каковой покинул эвонто водицу, и, опершись подошвами сапог у уходящее с под ног, шаткое дно, закинул назадь руку и проверил на месте ли котомка, да стрекочущий у ней ванов червячок и веночек Лугового. Абие тяхонько зажужжав зависли над его головой бчёлки, кои усё то времечко, шо мальчишечка нырял, суетливо метались над поверхностью вод, ожидаючи евойного всплытия. Гулко перькатывающийся под подошвами сапог мох, был сице мягок, шо малец усяк миг у нём проваливалси и вода доходила ему до шейки. Знак Велеса шибко сиял своим голубым светом, раскидывая широки лучи по водице и озаряя её дивным сиянием.
Сом, на спине которого сидело три Хмыря, увидав, шо нежить покинула окошко, перьклонилси и нырнул у воду. И без промедлению его спину, страшась коснуться зачурованной воды, вельми проворно покинула нежить, отскочив подальше от края окошка.
- Бойчее.... бойчее у водицу... к нам,- закричали в два голоса Любин и Борила, домекав, шо мечущиеся по тропке.... тудысь и сюдысь... взад да впрёдь Хмыри не смеють нырнуть в осенённую знаком Велеса водицу.
Первым зов услыхал Гуша и зане кочка, на коей вон находилси, истошно вопя, була супротив озаряемого окошка, шишуга вставши на корачки, и, оттолкнувшись от вершины, на оной до энтого восседал, в один перьлёт достиг спасительных вод, намереваясь приземлиться у саму евойну серёдку. Токмо во время приводнения, он дюже неудачно попал ножищами прямо в спину, у тот сиг вынырнувшего из вод, Сома. Воин подумав, шо он подвёргси нападению нежити, да плохо разглядев скрезь потоки водицы текущей с его волосьев, ктось на негось вспрыгнул, ухватил шишугу за коротку шерсть на голове, да сорвав с собя, шо есть мочи швырнул у окошко, лежащее справо от кочки на которой Гуша тадысь сидывал, и идеже тяперича топил свово тело очередной Хмырь оставшийся без головы. Шишуга не ожидавший таковой подлости от Сома, и кажись смолкший да сомкнувший роть на малеша, воззрившись, шо евойно приземление произойдёть во владениях ворога, загикал так шибко, шо Любин и Борилка торопливо прикрыли свои уши, испужавшись потерять слух. Промеж того Гуша к дикому граю присоединил мотыляние ног и рук, вернёхонько стараясь энтим действом остановить свойный полёть... и то ему чуток даже вудалось. Оно як быстрота полёта на маленько снизилась, и стопы шишуги коснулись не воды, а плеч того самого безголового Хмыря, каковой нырял у окошке. Резво оттолкнувшись от нежити, Гуша подсигнул выспрь и сварганив у воздухе неповторимый перьворот, приземлилси пузом прямо на тропку, откудась он был подхвачен Былятой за шкирку, аки щенок, и уже сообща с воином нырнул в воду, осенённую знаком Велеса. К энтому спасительному окошку вжесь подбегали Щеко, Ратмир и Сеслав в волосах которого запутавшись пальцами висела слегка поддёргивающаяся кисть руки Хмыря.
Лишь Гордыня и Орёл были ащё далече. Нежить угнала их по тропке на много впредь и днесь нападала с разных сторон. Крас пробивший дорогу Щеко и Сеславу узрев, у какой бёдушке евойны соратники, бросилси к ним на выручку, на бегу рассекая тела подскакивающих к нему Хмырей, сталкивая ногами и свободной рукой нежить с тропочки у воду. Борилка видал як пять Хмырей схватили Орла, и, окрутив ево своими ручищами да ножищами потащили к окошку, идеже дрожмя дрожала вода. И хотя парень бойко рвалси из рук, тока у те попытки были весьма жалкими, занеже свалившаяся от энтих столкновений нежить, вдругорядь подымалась на ноги и с удвоенной силой и прытью кыдалась на Орла.
- Бчёлки... бчёлки,- кликнул Борюша, и, махнул рукой в сторону сопротивляющегося парня. - Спасите... спасите Орла.
Бчёлки усё времечко жужжащие над головой мальчика, не мешкаючи вняли евойному указанью, и, поднявшись увысь, единились у плотно жёлто воблачко да ринулись на помощь к Орлу. Парня, меж тем, повалили на тропу, и, сорвав с няго туло и лук, ухватив за ноги, начали тянуть к окошку. Гордыня отбивающийся от нежити у нескольких шагах от Орла, заметив, шо происходить с соотчичом без задержу махонисто раскинул у стороны руки, и, прыгнул к парню, во время полёта скидывая со тропы усех Хмырей. Вон прямо-таки упал свёрху на спины двух Хмырей, кои крепко держали парня за руку, да придавил их своим весом к тропе. И тады ж на выручку воинам прилетели бчёлки. Желтым плотным воблачком они принялись биться у лица Хмырей, опаливая своей чистотой и светом нежить... и по-видимому, так больно, шо у те поспешно выпустили Орла да начали отмахиватьси от жужжащих бчёлок. И вэнтого малого времечка хватило, шоб Крас пробил тропу мячом, и, подбежав к Орлу и Гордыне, помог им поднятьси. И доколь воблачко бчёлок нападало на воинов Лихо, Крас торопливо расчистил тропку вспять, пиная, разрубая и сталкивая остатки нежити у воду.
Вмале Орёл, Гордыня и Крас достигли осеняемой голубыми лучами знака Велеса водицы и попрыгали у неё, бчёлки вжесь оставшиеся на поле брани, опаляли своим светом нежить до тех пор, покудась усе не погибли, и последняя из них не впала на торенку.
Обаче Хмыри не жёлали сдаватьси, вони обступили окошко, иде таились странники, со всех сторон и злобно клацкали зубами, стараясь дотянутьси до своих столь близких и утак неприятно защищённых жертв. Но достать нежити путников не вудавалось, оно акик дюже пужались они упасть в воду. А посему безуспешно кружили окрестъ того окошка, иногды даже сували у воду свои длинны пальцы, но абие выдёргивали их назадь, и истошно визжали, ужось точно обваривали у кипятке. Воины сжимая у руках мечи, казали их остриё небушку, абы не топить тако дорогое оружие у водице. Меч Любина по слабости того держал Ратмир.
- Шо ж... прядётси здеся усю ночь сидеть,- произнёс Былята, и поправил расположившегося у него на руках постанывающего Гушу, который по причине значительной глубины окошка, да малого росту страшилси там утопнуть.
- Любин, обопрись на мене...,- придерживая соратника за стан, молвил Сом.- Може на спину залезешь? Занеже вельми ты бледен.
- Не-а... ничавось... постою... оно тока обопрусь,- тяжело переводя дух ответил Любин и положил голову на плечо Сома.- Верно занедюжил я... ужесь и не помню, внегда последний раз хворал.-Любин протяжно вздохнул и от ночной прохлады, шо витала у болотных землях, раза два прерывисто ударил зубами друг о дружку.
- Дэк, эвонто сице мы усе к утру расхвораемси,- поддерживая друга изрёк Сеслав, в волосах которого продолжала виснуть не кстати зацепившаяся кисть руки нежити, а Хмырь видя её ходил по тропки узад, уперёдь и тянул к голове воина здорову руку, мечтаючи выручить так неудачно застрявшу часть тела.
Гордыня созерцая томившегося Хмыря, восторожно снял с головы соратника руку, распутав шевелящиеся пальцы и высвободив их из волос, да бросил её нежити. Хмырь радостно подпрыгнул увысь, поймал руку и без задержу нырнул у окошко, идеже до энтого топла нежить.
- О...- протянул Гордыня, и вусмехнулси.- Пошла нежить лячиться.
- А чавось будеть,- поспрашал стучащий зубами Борилка,- коли вони нас на дно утянуть?
Щеко ступил ближее к мальчоночке, и неторопливо помог снять с него столь драгоценну котомочку, да после чуток приподнял её уверх, давая возможность стечь с неё воде. Тихочко застрекотал унутри котомки ванов червячок, поясняя, шо вон жив.
- Утопять... а таче тела наши превратять у новых Хмырей,- пояснил Былята, верно знавший усе придания беросов, да смахнул со спины шишуги капли водицы, вжесь точно отжимая евойну шерсть и прижал к ней клинок свово меча, шоб было вудобней стоять.
Гуша же до зела плотно обвил ногами тело Былята, а руками ево шею словно решил для собя, чё ежели помирать то токмо на руках старшины воинов.
- Они... Хмыри,- продолжил гутарить Былята.- Не могуть родитьси доколь не найдуть нового тела... тела вутопленника... А як найдуть... тады усё, ей-ей, народятси новые Хмырята уселятси во те тела и будуть жить...
- А отчавось тады эвонти тела... людские не могёть пояти меч?- вопросил Боренька и поправил на плече ремень держащий туло, каковое ноне было полно не токась стрел, но и воды.
- Оттогось, шо у то уже не людски тела,- объяснил Былята и словно мало дитятко перьсадил шишугу с левой руки на праву.- Ты ж видал у них и пальцев токась три на руке осталось... Они наверно каки-то обряды над телами вутопленников проводють... допрежь чем Хмырь народиться. Ведь энто духи... и не всегда вони были нежитью, а сила в них большуща и волшебна.
- Ужотко воно точнёхонько...,- согласно молвил Орёл не сводящий глаз с усё ащё кружащих окрестъ окошка Хмырей.- Сила у них большуща и волшебна.
Нежить невдолзе дотюмкав, шо странников им не достать, принялась разбегатьси да нырять у водицу, покидая и тропку, и лежащие вкруг неё кочки да полянки.
- Эх... бы вогня раздобыть,- негромко пробачил Сеслав и тряхнул головой так, чё со длинных евойных волосьев у разны стороны разлетелась вода.- Огонь може их изгнал бы и вовсе.
- Надоть...Болилку по голови шибануть...ть...ть,- задрожав мелкой дрожью, да растягивая слова, заговорил Гуша.- С ниго кловя...яка подить, бчёлки вылитить...ть..ть да вугня...я... дубудуть...ть...
- Неть... никогось бить по главе не будем... Особлива Борюшу, коей нас от смерти спас,- откликнулси Крас, вон стоял задрав кверху праву руку с мечом, а посему лишь левой смог ласковенько провесть ладонью по волосам отрока.- Усё равно по вечёру дождь шёл... да и Хмыри сице плюхались увесь мох околот ны взмок напрочь... Я могу сходить тудысь... подальче... нарублю мячом мха да сберу веток.
- Нет,- вотрицательно качнул главой Сеслав, и тихонько чихнув, утёр лико.- Один ты не справишьси... а коль кого возьмёшь на вас сразу нападуть... и донесть ни мха, ни веток не получитси. Будем ждать утречка... як токмо Ра на небесной тверди появитси, сразу поспешим с энтих мест... да по стёжке сберём мха, веток, шоб на следующу ночь непременно развесть два костра... да станем дозорить... Воно як нежить привяжетси, не сице просто от неё отцепитьси будять.
-Эт... ты не прав,- вступил у разговор Сом, на котором ноли висел обессилевший Любин, он уже давно отдал свой меч Гордыне и тяперича крепенько держал хворого, обнимая за стан.- У них... у нежити... во избежанье вражды, усе владенья очерчены колом... а посему коль мы минуем энтов круг владений Хмырей... то усё...
- А як же мы вызнаем, шо вышли из эвонтих владений?- поспрашал Борилка, у нягось тяперича не токась гулко стучали от холода зубы, но и от усталости смыкались очи, ужось так ему хотелось спать.
- Дэк... як... як,- продолжил свои пояснения Сом и поддержал главу Любина, оный несмотря на сырость и прохладу, окружающую их, закрыл глаза, да вуснул.- Край вид поменяеть...
- Энта ж ак у болоте, вона вид поменяеть?- усмехаясь молвил Щеко.
- Ну, гутарять... пушица- энта трава... вроде края границ очерчиваеть,- произнёс Сом, не вубращая внимание на усмешку соотчича.
Ратмир перьдал свой меч и меч Любина, недовольно покачивающему главой Щеко, и, подойдя ближее к хворому, подпёр друга, который хоть и висел на Соме усё ж накренилси у сторону.
- Точнось, вчерась поутру...,- протяжно вздохнув скузал Ратмир.- Энта сама пушица по болоту высилась, чудно сице, будто коло казала... Да ко всему прочему колоски ейны были опутаны серебристым пухом... Оно мне то странным почудилось, ведь пушица раньче месяца жнивеня не цветёть... а тут уся у пуху... Токась мене чавось тревожить... снедь мы усю потеряли, добре шо Борюша котомочку свову спас... И чавось мы нынче без итьбы деять будем?
- Добудем у болотах каку птицу,- ровным голосом ответил Гордыня и шибко дунул собе на нос, сгоняя оттудась мельчайшу мошкору, которая появилась точно из воздуха да начала летать над путниками и прибольно жалить у лицо.- Я зрел ныне днём гусей, да лысух на болоте множество.
Нападение Хмырей, по-видимому, произошло у полночь, бой длилси не так долзе, а посему странникам пришлось значительно времечко провесть у бодрящей водице дожидаясь восхода красна солнышка. Нежить покинувшая тропку, кочки, да плоски полянки и понырявшая у водны окошки, продолжала усё ж следить за путниками. И стоило Красу вылезть из ихняго спасительного окошка, як абие головы Хмырей выскакивали из соседних окошек на поверхность вод усем своим непривлекательно- склизким видом с красно-бурой кожей да какими-то переливчатыми радужными крапинками по поверхности показывая, шо вони тута, опосля ж нежить полностью вылезала на тропку, кочки да полянки. А из ентой кочки откудась Хмыри росли, сызнова показывались ростки- пальцы нежити. Обаче стоило Красу вдругорядь нырнуть у окошко, нежить перьставала рости, а та, шо вжесь была большенькой обходила прячущихся странников окрестъ по кругу, клацкая своими челюстями, да возвращалось у свои воды выпуская при нырянии огромные, шумно лопающиеся пузыри, распространяющие оченно неприятный кисло- затхлый запах.
Глава шестнадцатая.
Караконджулы.
Внегда напоследях Асур Ра озарил небушко своим светом да чистотой и Хмыри недовольно, зычно выпустив из вод те самые дурманющие воздух неприятным ароматом пузыри, обидчиво чавой-то прокричали, словно прокаркали вороны, странники радостными возгласами и поднятыми кверху мечами приветствовали спасительное красно солнышко.
Первым из воды вылез Крас, он направил свой зачурованный меч на окошко супротив ихняго, и прошёлси по тропке, а засим по кочке, из каковой выползали Хмыри, и идеже видать было жилище нежити. Но Хмыри не подавали виду, шо вони здесь... затаившись унутри болотных вод они не смели выходить наружу, страшась света Бога Ра. И тадыличи и Борилка, и воины, и Гуша, словно прилепленный к Быляте и проспавший на евойных руках остаток ночи, покинули окошко. Сом и Ратмир помогли выбраться из водицы Любину, который был не токась до зела бледен, но и вжесь будто схуднул после ночного боя. Путники пройдясь по кочкам и тропке собрали уцелевшие в пылу битвы котомки, правда у которых сувсем отсутствовала снедь, судя по сему, её утащили Хмыри. Спасся после ночного нападения и котелок... токмо водин, он лёжал на пологой кочке, недалече от спасительного окошка... другой же бесследно кудый-то пропал. У Любина и Сома были сломаны древко лука, а у Щеко и Орла пропали туло со стрелами. Одёжа усех путников была дюже порванной, особлива рубахи, обаче досталось и штанам... Токась приводить собя у порядок было некогды, усем жаждалось скорей покинуть пределы земель Хмырей, и потому не мешкая направились у дальнейший путь.
Любин был весьма слаб, он громко кашлял и тяжелёхонько перьставлял ноги, усяк раз покачиваясь, а поелику шёл опираясь на крепки плечи Сома, закинув тудысь руку. Мокра одёжа неприятно облепляла тела путников и хотясь из сапог, як и положено, воду выляли, но вона стекая с рубах и штанов, сызнова наполняла собой обувку, даря усё большие досадные вощущения. Идущий следом за Былятой Борилка ищё вельми долго стучал зубами и тряся усем телом, от таковой сырости и утренней прохлады. Ему дюже хотелось поспать, одначе понимая, шо надобно быстрее покинуть владения Хмырей, он боролси со сном и шагал бодрее, абы не вутстовать от старшины воинов. Шедший позадь Борюши Гуша, будучи недовольным, шо пришлось покинуть объятья Быляты, идеже було так спокойно, по первому кургузилси... Ужесь он тоже был мокрым, мечтающим ищё поспать да и верно пожвакать. Но жаркое, в липень месяце, красно солнышко прытко выкатившись на небесну твердь, озлащая такие казавшиеся ночью жутки болотны земли, принесло тепло и свет. Воно быстро обсушило шерсть на Гуше, а пролетающих мимо мошек да жуков было стока, шо плямканье за спиной Борилки не умолкало долзе. Кадыличи оно стихло шишуга ураз повеселел, перьстал скулить, и довольно подпрыгивая усё пыталси налететь на торопливо шагающего мальчика, тыкаясь у него своей слегка вопущенной головёшкой.
Владения Хмырей покинули лишь пополудню, узрев по краю окошек с водицей справа и слева от тропки невысокие валы, густо поросшие зелёными мхами, болотной одурью да кривенькими, низенькими берёзками. Прямёхонько за эвонтим валом на обширных кочкарах росла та самая пушица. Энто были словно нарочно посаженные тонкие, зелёные растеньица своими серебристыми, пушисто- удлинёнными пуховками приветственно помахивающие странникам.
-Гляди-ка цвятёть,- указывая на пушицу, молвил Сеслав, обращаясь к Быляте.
- Оно и сице ясно, чё не без ведома духов тако чудо случаитси,- ответил Былята, ни на миг не прекращающий итить и внимательно обозревающий просторы няшей,- Этось верно и есть край владений Хмырей,- воин на миг смолкл, вроде як чавой-то обдумывая, а опосля добавил, будто спросил,- занятно иное... У чьих тяперича мы владениях шагаем.
Без всяких сумлений... то были чьи-то владения, воно як поменяли они и сам цвет, и сам вид. Мхи туто-ва были сплошь тёмно-зелёного цвета, а усе болотны земли казали густо заплетённые травы. На поверхности энтих травяных полстин виднелись огромные бочаги однородно и плотно поросшие осокой, касатиком, трилистником водяным и белокрыльником. Обаче стоило Гуше прыгнуть на таку бочагу, аки абие травы расступились и шишуга провалилси у водыку, да начал тонуть. Вон громко и призывно закричал, а бросившиеся к няму на выручку Былята и Сеслав, с огромным трудом сумели вытянуть егось на торенку, и то благодаря вырубленным на валу тонким стволам берёзы, за которую тот ухватилси.
Вылезши на торенку, отдышавшийся Гуша, поведал, перьмешивая стоны, визг и бероские слова, шо ктой-то, в энтом окошке водицы, схватил евось за ноги, да пыталси вутянуть на дно.
- У то верно тобе почудилось,- высвобождая ноги шишуги от полусгнивших трав, произнёс Сеслав.- Вишь ноги твои усе во желдах да кореньях... Вони тобя на дно и тянули... занеже не вскую на енти бочкары плюхатьси, да ручищами и ножищами по ним шлёпать.
Шагая по новым владениям нежити частенько встречали деревца ольхи и берёзы, а посему смогли вырубить кажному хоть и искривлённые, но долгие жерди. В открытых водных окошках встретили кормящихся уток-лысух и лесных барашков. Удалось даже подстрелить четырех утей, токась достать их оказалось сложнее, потому у те окошки пришлось нырнуть Бориле, оно як Гуша напрочь отказалси извлекать дичь из водицы, сославшись на то, шо евось ужо пыталси ктой-то сшамать.
В воздухе у большом колике порхали здоровенные слепни, серые жалящие мухи и мелкие мокрецы вони пришли на смену ночным комарам да мошкам и безжалостно впивались у кожу странников, норовя напитьси их юшки. Сеслав як и все отмахивающийся от энтого гнуса, оченно перьживал, шо не довгадалси у лесном крае нарвать корень-травы, отвар из каковой отпугивал таких, без разбору и вжалости, жалящих ворогов.
У болотных землях помимо звуков которые издавали птицы, обитающие у водных окошках, попеременно слыхалси раскатисто- продолжительный ы-кающий возглас, у то, судя по сему, жители ентих владений зрев путников извещали друг дружку о их перьдвижение.
К концу дня уставшие да изголодавшиеся странники, долго выбирающие место ночлега, наконец нашли невысоку полянку-вал уходящую удаль, на оной росли низкие берёзки. Срубив те берёзки короткими топорами, нарочно взятыми у дальну стёжку, да натаскав осоки и мха, развели два костерка. Расположившись сторонь них, ко всеобчему облегчению посымали с собя сапоги, да суконки, кыи у пути так и не просохли. Поскидывали грязны штаны, да порванны рубахи, благо тёмно-зелёны мхи покрывающие вал были сухими, и прынялись стирать, сушить да чинить одёжу, единожды с тем готовя трапезу. Любин уморённый дороженькой сразу улёгси вотдыхать, вон несмотря на то, шо Сом да Ратмир почитай несли евось на своих плечах, ащё больше схуднул за стёжку и к концу дня еле перьставлял ноги.
Обсушившись, пожамкав да заготовив у ночь осоки, мха, веток и стволов деревьев, оставили на дозоре Былята, Сеслава и Щеко да вулеглись почивать, потомуй як вельми усе желали спать. Борилка уснул первым, да сице крепко, шо кажись и не видывал никаких снов, хотясь до энтой ночи вони... у те самые сны усё времечко ему снились, и у них он зрил матушку, братцев, сестричек, сродников и егось, самого малого у ихняй семье мальчика, Младушку.
Обаче те хозяева владений, чрез которые днесь пролегал овринг странников, были ня мнее злобными чем Хмыри, а поелику глубокой ночью, кадысь время перьвалило за полночь, у болотах послышалось страшно рокотанье, гам и шум, оному вторил продолжительный ы-кающий возглас. Борилка абие пробудилси, и резко поднявшись с мха, на каковом почивал, сел да огляделси. Усе воины, окромя Любина, проснулись, вжесь поднялись на ноги и молча обозревали тёмны просторы болотных земель, откудась и долетали у те самые ужасные и гулкие крики. Нынешней ночью небесный купол, на коем жительствовали звёзды и луна, сызнова был кучно покрыт воблаками. Скрезь махие прорехи у них инолды проглядывал какой-то яркий луч аль свет оттогось дальнего светила, но ускоре евось нанова прикрывал тот плотный, словно охабень холст марева. Сом и Щеко перьнесли судорожно вздрагивающего Любина ближее к костру, укрыли свёрху охабнем, а посем взяли у руки длинные березовые шесты, на концах которых укрепили пучки бересты у таким образом превратив их в светоч, абы отбиватьси от нежити коль вона начнёть нападать.
- Борюша, Гуша, сигайте к Любину,- пробачил Былята и тревожно глянул на сидящего на мху мальца, да вобращаясь к соратникам добавил,- собратья вжесь вы колом обступите Любина, став от одного костерка ко другому. Щеко, Сом, Сеслав, Ратмир с водной сторонки, а востальны со иной... шоб вони унутрь не проникли, и хворому да малым не навредили.
Гуша и Борила без задержки исполнили вуказанье старшины воинов и повскакивав со своих мест перьбежали к Любину, усевшись посторонь с ним. Воин явно был не в себе, и тихо постанывая, вздрагивал усем телом.
Меже тем путники як и велел им Былята выстроились колом от одного костерка ко другому вобразовав околот хворого и малых круг, да выставили уперёдь зажжённые светочи. Токмо Крас занамест светоча держал у руках, свой чуть поблескивающий у ночной тьме голубоватым светом, меч. А гул, шум и рокотанье нарастало, ужотко будто на странников шло како-то боляхное войску неприятеля.
Нежданно по болотным землям пролётел порывистый ветерок, оно може то был Асур Полуночник, своей стремительностью вон сорвал с небес кусок у тех самых густых воблаков, и оголил, и небушко, и яркие звёзды каковые немедля осенили своим светом стоящих на полянке-валу странников. И тады ж на Быляту из выси вопустилось чтой-то здоровенное, вже словно восседающее верхом на овце. Воин порывчато присел, а Крас стоящий обок взмахнул мячом и вотрубил головёшку той нежити.
- Караконджулы!.. Караконджулы!- вскликнул Гордыня, и направил светоч у сторону вупавшей нежити, осветив его у тем божественным светом полымя.
Караконджул зычно гикнул, хотя вернее гутарить гикнула лишь евось лежаща на мху головёшка, широкось раззявив безобразну щель, заменяющую тому рот. Тело ж нежити соскользнув к долу, приземлилось подле да торопливо протянуло руки навстречу к главе, выкрикивающей у те самые ы-ыканья, и схватив оную принялось водружать её на коротку шею. И покась Караконджул управлялси с головёшкой Борилка смог чётко разглядеть тогось злобного духа.
Ужесь ентов Караконджул имел до пояса человечий облик, с главой и оголённой грудью, двумя худыми длинными ручищами. У та гладка кожа, кыя покрывала его, казала рыже-бурый цвет да былась обильно утыкана колючими корзинками дедовника, того самого который ащё величають волчец кудрявый и каковым пуляясь можно отогнать от собя усяку нежить. Энтов дедовник коли прилепитси к злобному духу таче никак не могёть быть оторванным, оно як нежить боитси к няму прикоснутьси оттогось и летаеть ею усеянный. Посему не тока тело, но и весь Караконджул был им усыпан, вернёхонько не раз уже нежить ктой-то дедовником закидывал, отбиваючись от него. На главе злобного духа не было волос, вона также являла гладкость и каку-то влажность, словно недавно Караконджул вылез из водицы. Безволосым было и тело, и руки нежити оканчивающиеся длинными, тонкими пальцами с чёрными почти у два вершка вострыми когтьми.
Начиная от стана, нежить вже не была человеком, а имела задню часть тела овцы, покрытой рыже-бурой косматой шерстью, утыканной усё тем же колким дедовником. У Караконджула были крепкие задние ножищи, на концах которых находились большие, но вузкие копыта и мохнатый, долгий будто собачий хвост. Ащё на спине у эвонтого злобного духа, прямо на егось человечьей части тела, поместилась пара прозрачно-чёрных, удлинённых, схожих с комариными, крыльев. Голова нежити была безухой, а лицо казало двойные сидящие друг на дружке ноздри. Овый глаз находилси прямо над верхними ноздрями, он был широким и занимал почти половину лица.... Ах! да неть! то был не водин глаз... у то просто два глаза срослись у единый, а посему у белом белке крутились два ярко-зелёных, вжесь точно собачьих, ока. Заместо рта Караконджул имел широку с рваными краями щель, без усяких губ.
Токмо нежить пристроила на шею свову головёшку, аки не мешкая вона будто срослась с ней, а Караконджул взмахнул крылами и поднялси у выспрь. Воины тады ж подняли уверх свои светочи понимая, чё нападение произойдёть из тёмных, ночных небес, да сей миг со всех сторон на них посыпались энти самые Караконджулы.
- Глядите, братцы,- загикал Сеслав, отмахиваясь светочом от нападающей нежити.- Шоб вони вас не расцарапали, а тось занедюжите... у них в кугтях усяка злоба... и вугнём... вугнём их палите прямёхо у шерсть, аль крылья... Надобно, абы шерсть зачалась, а сообща с ней вспыхнеть дедовник и ентов дым може их прогонить.
Оно эвонти слова слухали воины, но скорей сего о том ведали и Караконджулы, а поелику подлетая к путникам старались зайтить со спины, нападая сзади, отчавось тем усё времечко приходилось вертатьси. Нежить, сувсем, не страшась созданного воинами круга, приспокойненько залётала унутрь его, пытаясь ухватить тулившегося к мальчику Гушу и бездвижно лежащего Любина. Одначе Борилка скинув с собя рубаху упал спиной на хворого воина, и выставил уперёдь грудь на оной мгновенно ярко вспыхнул зелёно-голубым светом знак Велеса- . Вон выбросил из своих концов-рогов увысь потоки света. Эвонтов свет на чуток осенил усё окрестъ мальчика, не токмо оземь с покрывающим евось мхом, но и будто небушко, отчавось Караконджулы взвизгнув немедля подались вон из круга, не смея трогать ни Любина, ни Борилку. Гуша резво смекнув, шо под спиной Борюши безопасно, словно змеюка пролез меж ним и Любином, да прижавшись к квёлому и отроку, поджал под собе руки, ноги да застыл. Малец широкось раскинул у стороны руки и принялси загораживать собой хворого да хитрого.
Воины у то время отбивались от нежити огнём светоча. Быляте и Сеславу удалось ано поджечь шерсть на нескольких Караконджулах, а Крас разрубал их тела на части, лишая тех голов, человечьих рук, аль крыльев. Токмо у те отрубания были лишь временной неприятностью для злобных духов, и вони приземляясь на оземь, тутась же хватали свои части тел, и лепили их к местам обреза. Да прямо на глазах евонти куски срастались с телом, и вжесь скорёхонько Караконджулы были у силе, взмахивали крылами, и, подымаясь у небеса вдругорядь зачинали нападать на странников.
Унезапно Орлу вудалось поджечь одного из Караконджул, парень проворно сунул светоч к овечьей части тела нежити и та мигом запылала вогнём. Нежить шибко заорала и мотнувшись к собрату навалилась на негось, и также мгновенно огнь перьбросилси на того Караконджула, а опосля удруг вспыхнули ащё несколько злобных духов.... тех каковые прислоняли вотрубленны части к свому телу. Огонь принялси поедать не тока роскосмаченну шерсть, но и дедовник. Колючие корзинки стремительно вспламенились и выпустили выспрь вельми едкий и горький дым, который не мешкаючи плотной марой накрыл вал-полянку, идеже шёл бой, а засим поднялси у тёмно небушко. Послухалси пронзительно-резкий ы-кающий возглас, и Караконджулы начали разлетатьси у разных направлениях. А немножечко погодя вже закричали да закашляли странники, которые стали задыхатьси от горькоты дедовника.
Борилка слышал як тяжело захрипел под ним Любин, а выползший ужотко будто ужак Гуша, вскочив на ноги, принялси чихать. Орёл и Крас, у той густой пелене дыма, взялись сбрасывать горящие тела злобных духов у водицу, други же воины выбегали из ентого марева, но абие возвращались вспять, оно як у там на них сызнова нападали Караконджулы.
Крас подскочив к Бориле, поднял с оземи евойну рубаху и сразу ж пропал у дыму, а кадысь возвернулси сунул её мокрющую прямо тому у лицо, на ходу шумнув, шоб мальчик покидал эвонто место. И покудась малец прижимая к носу и рту рубаху, да дыша сквозь ейный холст, убегал из той дымной хмари, парень присел над Любином и положил свёрху на лицо того свову мокру рубаху, кою успел скинуть с собя.
Мальчоночка выскочив из эвонтого марева, пробежал по валу сувсем малеша и остановилси, отняв от лица рубаху, тяжело дыша и громко откашливаясь. А чрез морг вуслыхав над собой резкий свист, вжось будто приближающихся взмахов крыльев, вон порывисто вздел главу и глянул на подлетающего к няму Караконджула, каковой заметив сияние знака Велеса, резво снизил быстроту полёта и взметнул крылами намереваясь податьси уверх. Одначе Борилка, сам тогось не понимаючи- вскую, нежданно оттолкнувшись ногами от мха, подпрыгнул выспрь и ухватилси руками за овечьи ноги нежити. Раздалси до зела громкий верезг и отрок почуял як под евойной тяжестью закачалси, замоталси из стороны у сторону Караконджул. Да, по-видимому, не в силах лётеть, токмо беспомощно и быстро махал крылами, при ентом вопуская Борилу униз к оземи. Наконец подошвы сапог мальчишечки коснулись мха, и тогды он отпустил праву ногу нежити и перьхватилси, вцепившись у его колеблющееся крыло. Нежить абие наклонилась, при том продолжая махать левым крылом, но ужесь не так шибко, и раскрыв свой рваный, безгубый роть показала железные, подобие острие ножа, зубы, да резко ими застучала, желаючи напугать Борилку. Изо рта злобного духа вылетел ы-кающий возглас, переходящий у хрип. И миг спустя Караконджул рухнул у полстину мха шибанувшись об неё своей головёшкой, впившись у растеньице стучащими и немедля смолкшими зубищами, а засим повиснув у руках мальца охабнем, рыжего цвету. Казалось нежить растаяла аль вусохла под руками Бореньки, обернувшись у холст, при ентом сохранив очертания человечьего тела, рук, главы да овечьих ног, копыт, собачьего хвоста.
Мальчик встряхнул превратившимся у охабень Караконджулом и бросил то, чё от негось осталось на мох, да порывисто оглянулси, потомуй как вуслышал позадь себя громкий грай Гуши. Несчастный шишуга угодил уполон к нежити, которая крепко захапав его руку, подымала уверх. Отрок чичас же подскочил к оторвавшимся от мха ногам Гуши и схватив одну из них, точно вцепившись в неё, потянул на собе. И як тока шишуга чуток пошёл к долу, Борилка протянул праву руку и зацапал длинный хвост Караконджула, да, шо есть мочи дёрнул на собя нежить. И кадысь, оттогось рывка, Гуша свалилси на мох, то свёрху на негось впал растаявший и превратившийся у рыжий охабень- холст Караконджул.
Дым от подгоревших овечьих частей нежити и дедовника тем временем слегка рассеялси и Караконджулы вдругорядь продолжили своё нападение на воинов. Токмо тяперича, зная свову силу, на помощь к воинам прибёг Борила. И як токась двое злобных духов схватили за плечи Щеко, впившись когтьми у кожу да потянули ево увысь, мальчик подскочил к воину, намереваясь обернуть у охабень ту нежить. Обаче стоило мальцу протянуть руку навстречу хвостам Караконджул аки вони гулко за-ыкав отпустили Щеко и не мешкаючи подались увыспрь. Былята, Ратмир и Орёл подбежав к соратнику помогли ему поднятьси на ноги.
Ноне стало ясно отчавось сице шарахалась нежить от отрока, верно знаючи, шо вон могёть лишать их не токмо силы, но и похоже жизтей, а посему усе странники столпились осторонь Борюши и подняли уверх светочи. Сом и Гордыня подняв на ноги Любина, закинули собе на плечи евойны руки и подвели соотчича к мальчику. Лишь Крас и Сеслав дотоль продолжали биться с нежитью мячом и светочом, одначе Караконджулы ужось нападали не так часточко и рьяно и усё больче кружили у воздухе, явно опасаясь Борилку, и не жёлаючи оборачиватьси у таки охабни.
- Эт... же,- изрёк Сеслав и подскочил к стоящим у круге, обок отрока, воинам.- Не зря енти Караконджулы и Хмыри не подступались к нашему Борюше, у то знак Велеса таковой силой вобладаеть, шо вони егось боятьси и не смеють ко нему прикоснуться.
- По-видимому то не токмо знак, а ащё и сила Ясуней, чё у нем сидить,- откликнулси Сом поправляя главу Любина, кою тот не в силах дёржать притулил собе на грудь, и не открываючи глаз, сбивчиво дышал.- Она... нежить её зрит... зрит и пужаитси.
- Агась... пужаитси и прямо на глазах у холст превращаитси... будто в охабень,- молвил Сеслав и направил затухающий огонь светоча у подлетевшего Караконджула, тот зекнув на пламя да отлетающие от негось у разны сторонки искорки прытко подалси ввысь, и, обдав странников ветерком от порывистых взмахов крыльев кудый-то улетел.
- Глядите костры затухають... Крас, а ну-кась подкинь веток у огонь, а то вон потухнеть,- обратилси Былята к сыну и кивнул главой на костры, идеже и прямь ужесь затихал огнь.
Парень абие подняв уверх свой меч кинулси к кострам и подкинув у них лежащие подле сушняки веток да мха, покопошил у них сучковатой ветвью и когды там заплясало пламя вернулси вобратно к соратникам.
- А иде, Гуша? - оглядываясь да обозревая, окрестъ собя вал-полянку, вопросил Сом.
- Я егось от нежити спас,- поспешно принялси пояснять Борилка и также аки и Сом завертел головой у поисках шишуги.- Вон упал на мох!... Ох! нешто ево другой Караконджул утащил.
Крас тока подскочивший к путникам вуслыхав про Гушу развернулси и побёг по валу удаль, тудысь идеже спасал Борюша шишугу. Пробегая по мху да зыркая округ собя глазьми, вон ненароком наступил сапогом на останки Караконджула, который хотел похитеть шишугу. Нежданно под теми останками ктой-то чуть слышно взвизгнул. Крас над оным ужось кружила нежить резко остановилси, и, направив на эвонтов холст меч, евойным остриём лягохонько ткнул у негось. Раздалси сызнова негромкий верезг, и парень шибко быстро присев, немедля сорвал енти лохмотья-нежити, да увидал, шо под ними сжавшись у комочек и стараясь слитьси со мхом хоронилси Гуша. Схватив шишугу за праву руку повыше локтя, да отмахиваясь мячом от злобных духов Крас поспешил вспять. Гуша же безмолвно повиснув на собственной руке, закрывши глаза, и уронив на подбородок нижню губу являл усем свои зеленоваты зубы, и, не издаваючи никакого звука, казал из собя помершего, надеясь - авось ево сочтуть дохлым и за ненадобностью выкинуть.
Крас донёс Гушу до путников и положил на мох обок с ногами Борилки. Шишуга нанова свернулси комочком, округ сапог мальчика, будто обняв их и замер.
- Да...- протянул Щеко, глянув на застывшего шишугу.- С эвонтим Гушей токмо водни треволнения... и вечно вон сице визжить, вжесь не ведаю як Хмыри и Караконджулы, а мене точнёхонько не захочитси егось трогать.
- А тысь и ни тогай,- незамедлительно откликнулси Гуша при ентом даже не шелохнувшись, даже не открывши глаз.- Чягось мини тлогать... оно я и сици нисчастный.
Караконджулы ащё како-то времечко продолжали кружить над странниками, а кады не выдержавший таковой наглости Борилка подпрыгнув, схватил очередну нежить за долгий рыжий хвост, и, несмотря на евойны стучащи железны зубы вобратил у усохший охабень. Умны, хотясь и злобны, духи решили покинуть место столкновения. И также громко ы-кая, разлетевшись, сгинули у ночной мглистой дали.
Ищё маленечко путники стояли плотным кругом окрестъ свово спасителя Борюши, а засим стали расходитьси. Останки Караконджул вони выкинули у небольшо окошко с водицей, подкинули веток и мха у костры и воставив дозорных, уляглись почивать, положив мальчика на охабень у серёдке, шоб у нежити не возникало желания приближатьси к ним. И хотя Борилка оченно желал поспать, а глаза ево устало смыкались, токмо сон к няму почемуй-то не шёл. Вжеь вельми он страшилси за воинов, а особлива за Любина, которого уложив у костерка, укрыли свёрху охабнями, но оный был сувсем плох, сице будто заболел какой-то неизлечимой хворью.
Глава семнадцатая.
Нежить и Дух.
Утром проснулись весьма рано, чуть тока на небосводе появились солнечны волы Бога Ра, так сразу же путники поднялись и спешно стали сбиратьси, едва перекусив... вже аки усем жаждалось побыстрей покинуть владения Караконджулов.
Токмо Любин за минувшу ноченьку совсем обессилил и не то, шоб поднятьси да итить, а ужось ано не мог открыть вочи и ничавось не понимал, будучи у беспамятстве, лишь тихо, протяжно постанывая. Для соотчича воины соорудили носилки, срубив длинны жерди и закрепив на них охабни, вони положили на них хворого, оного понесли Сеслав и Сом. Обаче после боя с нежитью занедужили ащё Щеко и Ратмир, у водного из них на плечах появились большуще язвины, а у другого порезы были на лице. Раны весьма покраснели и, по-видимому, болели, потомуй как, хотясь воины крепились и не казали виду, но глядючи на них сразу понималось, шо те увечья ноють и ломють.
Несмотря на то, шо хворых прибавилось, усе шли скоренько. Странники подгоняли собя мыслью, шо чрез два денёчка им вудастси покинуть болота, як гутарил Кострубонька, и у тех новых землях они быть может встретять помощь, аль на худой конец найдуть каки травы, кои смогуть снять язвины с Щеко и Ратмира, да жар с тела Любина. Воин за енти дни сице схуднул, шо на няго было страшно сотреть, а опосля последней ночи евось лицо и вовсе посинело, да на нижней губе проступила тонкая чёрная полоска.
Сеслав малёхо ведающий в болезнях да их лечение, никак не мог понять у чем таким захилел соратник. Порой, право молвить, он поглядывая на Любина, тихо утак, абы никто не слыхивал чавой-то калякал Быляте. Старшина воинов кивал во ответ, да как-то муторно вздыхал.
Лишь к концу дня на вытянутых, будто круги, кочкарах появились цветущие растения пушицы, оповестившие путников, чё владения Караконджул покинуты. Былята обернувшись назадь, да утопая по щиколотку у водице, слегка покрывающу жёлту тропку, вусмехаясь, скузал:
- Добре, усё ж, шо эвонти Караконджулы, живущие у болотах, имеють задню часть овцы, а не коня... як у те, кыи обитають окрестъ деревень, полей да брегов речушек, и выходють буйствовать у долги зимни ночи солнцеворота... А то со такими копытами, каковы имеютси у коней, оно можеть и Борюша наш не справилси.
Болотны земли промеж того сызнова сменили свой вид, округ и вовсе стало мало растительности, а усё больче стелилась водица. Окрестъ неё не зрелось трав да кустарников, токась кое-где виднелись красные и ярко-зелёные островки на какой-то обьчей жёлтой расцветке мха. Почитай до темноты не могли найти какого-нить пригодного места для ночлегу, вмале встретилась обширна полянка покрытая жёлтым мхом, но ступив на неё ощутили, под той сплошной стелющейся полстиной, плюхающую грязь. Одначе красно солнышко вжесь уходило на покой, а посему найдя на энтой полстине паче сухое место, не мешкая прынялись разводить костры, готовить добыту дичь.
Любин так и не приходящий у собя, кажись перьстал стонать, он лёжал тихо и изредка вздрагивая телом, верно вумирал. Егось уложили у костра не сымая с носилок. Сеслав смазал язвины на лице Щеко и Ратмира какой-то мазью, оную поял с собой у дороженьку, токась вона не дюже помогала воинам, занеже не была готовленна для лечения ран воставленных нежитью.
- Дядька Сеслав,- вопросил Борилка, кады пожвакав, прилёг посторонь с воином.- А почему от тех когтей Караконджул у дядек Щеко и Ратмира таки язвины?
- Любять Караконджулы над людьми измыватьси,- вздыхаючи ответствовал Сеслав, и, повернувшись на бок, поглядел на приткнувшегося к нему мальца.- Оттогось и царапають вони кожу да перьдають разны язвины и нарывы. Караконджулы нападають на людей, заманивая их у свои водоёмы, гамя будто вутопленники, а посем вскакивають на человека и ездють на нём до первых криков петухов, лишая егось рассудка. Ну, а ежели Караконджул проберётси у избу, то и ваще беда страшная. Он тушить огонь у печи, портить снедь и водицу у избе, пугаеть диток, мучаить скотинку... Сам-то вон тады становитси малешеньким и узреть ево у избёнке никак неможно. Ну, а вызнать, шо он бедокурить легко... Лишь токмо Караконджул у жилище проник то сей миг ктой-то из диток захвораить, а яство враз кислым становитси... Рост эвонтой нежити зависить от места у каковом вона живёть. Коль махонька изба, и он масенький, коль у озёре, аль реченьке он обитаеть, осторнь наволоков, займищь то на коня похож... Ну, а у болотах чаще имееть задню часть собаки иль овцы, аки энти с оными мы повстречались.
Мальчик надсадно вздохнул представляючи собе Караконджула у которого занамест овечьей части тела, было лошадиное, со двумя мощными задними ногами, да боляхными, крепкими копытами. Да слегка встрепыхнулси телом, страшась за жизни странников, кые подвергались такой вупасности.
Вон сомкнул очи, стараясь соснуть, но энтот сон почемуй-то не шёл, сице тревожилси отрок за воинов, каковые отправилися у дальню стёжку, жаждая спасти родненький народ от погибели.
"Можеть,- усё ещё не открывая глаз, подумал про себя мальчоночка.- Нонче то будеть последня ночь на няшах, и завтры мы узрим сухи места, да удастьси нам спасти дядьку Любина".
Борила лёжал на спине, на расстеленном охабне, и зане сон к няму не шёл, по-видимому, задержавшись идей-то у пути, он повернулси на бок да воззрилси очами на вздрагивающего Любина, покоившегося супротив него, у иного костерка, и вукрытого охабнем Быляты. Лицо воина доселе тако красивое со смуглой кожей, тонко загнутыми на вроде радуги бровьми, пушистыми, долгими ресницами, длинным, костлявым носом и пухлыми, большими губами, слегка прикрытыми пошеничными усами и бородой, тяперича было каким-то сизе-синим, веки еле, еле трепетали. Любин располагалси спиной на носилках, права ж рука, выглядываючи с под охабня, чуть касалась кончиками пальцев жёлтого мха, оные также порой прерывисто тряслись. Мальчик долзе смотрел в лико воина, и горестно вздыхал, не знаючи як тому можно пособить.
Потемневшее небо, ужесь покрылось звёздами, выглянула обрезанна на половинку луна, усё ж и водним своим боков озарив болотны земли покрытые водами.
Борилка наново сомкнул очи, уговаривая собя, хоть на малеша вуснуть, оно як скоро должно было прийти полночьно времечко, которое можеть принесть с собой новы треволнения. Унезапно вон услышал тихое плюмканье, тако точно Гуша чавой-то жамкал. Отрок торопливо открыл глаза, и, не подымаясь с охабня, вгляделси у тёмну ночьку. Совсем маленько кругом витало безмолвие, а засем сызнова раздалось то самое плюмканье. Малец обвел взглядом полянку и заметил подле Любина небольшо существо. Эвонто существо, а верней гутарить дух был махонького росту, ужось чуток больче двадцати вершков, и похоже на голого ребетёнка. Вельми толстого с вогромным выпученным уперёдь пузом, короткими, отёкшими ручонками и ножонками. У костре, с левого боку от Любина, ярко вспламенилси огонь, словно желаючи перьпрыгнуть чрез воина и напасть на ту вредну нежить, и у ентом озарение мальчик хорошо разглядел, шо на главе существа не было волос. Да и сама та головёшка была здоровенной, и достигала у длину не меньше половины тела, вона казалась шибко вытянутым со краёв яйцом. Гладка кожа являла собой рдяно-багряный цвет.
Вредна нежить лёжала на своём округлом животе, да растопырив коротки ножки и ручки, склонившись над расправленной дланью и перстами Любина не громко чмокало. А кады Гордыня, дозоривший у ночи, поднялси, да прохаживаясь по полянке, оглядел болотны земли, злобный дух чичас же прекратил чмокать и развернув головёшку, зорко впилси своими масенькими, красными, и, будто бегающими глазьми в воина. И Борюша узрел тадысь, шо у ентой нежити огромный с кулак, расплывшийся нос, да боляхный рот, такой словно уголки егось оканчивались идей-то у серёдке выпукло-отёкших щёк. Нежить рассматривая двигающегося воина раскрыло свои безобразны уста, и мальчонка, в ужасе затаивши дыхание, приметил, шо у нягось унутри рта сверху, и снизу проходило по два ряда тонких, вжесь аки остриё шил, зубов, дюже часто натыканных и обильно покрытых красной юшкой. У та сама кровь, стекая из приоткрытого рта, покрывала своим рдяным цветом и подбородок, и грудь нежити.
"Упырь",- скумекав произнёс про собя мальчик.
И хотя вон не раз ни видал энтих вредных и злобных духов, но абие уразумел отчавось болел и синел дядька Любин. Судя по сему, нежить давнешенько ужотко сосёт со спящего воина юшку, исподволь забирая евойно здоровье, силы и жизть.
Боренька лежал не издаваючи никакого звука и шороха, не ведая чаво деять. Занеже, по-видимому, окромя него никтось не зрел ту нежить. И даже поднявшийся с охабня Сеслав, подошедший к Любину, склонившись над соратником, ощупывая евойнов лоб, ни видал Упыря, да чуть було не наступил на того. Нежить меже тем мало-помалу подалась у бок и вжалась в мох, став ноли не отличимой от него, стараясь, судя по сему, слитси с растительной поверхностью, каковая у свете дальних звёзд ночи была не вжёлтой, а какой-то серой.
Когды ж Сеслав вернулси вспять и опустившись сторонь Борилки, улёгси подле. Малец углядел як Упырь вдругорядь придвинулси к Любину. Своими короткими ручонками он обхватил вуказательный палец воина, и, впихнув его у рот, впилси в негось вострыми зубами да принялси чмокать. А тело его, промаж того, наново побагровело, налилось точно начало наполнятси кровью.
Борила ащё морг медлил, посем стремительно вскочил на ноги, да мгновенно скинув с собя рубаху, кинулси к сосущему кровь Упырю, при энтом громко гикнув:
- Упырь, Упырь сосёть у дядьки Любина юшку.
Подбежав к нежити, оная не дотумкав, шо поймана, продолжала насыщатьси кровью, мальчик упал на Упыря грудью, коснувшись поверхности его гладкого да влажного тела знаком Велеса, не мнее громко воскликнув:
- Силой Асура Велеса, нежить-Упырь проявись!
Токмо стоило мальчонке навалитси усей своей могутностью на нежить, аки вона не мешкая отпустила палец Любина и замерла. Вжесь, чаятельно, пытаясь слитси со мхом. Одначе зелёно-голубые лучи знака Велеса, выпорхнувшие из груди мальца, осенили своим сверканием спину Упыря. И тот мгновенно засиял голубовато-зелёным светом, слегка пляшущим по поверхности егось кожи. Нежить раскрыла свой ужасный роть и громко загамила сице, будто закрякала лысуха, тока паче резко и противно. Подскочившие бывше на дозоре Былята, Гордыня да немедля пробудившийся Сеслав, затеплив светочи осветили огнём Любина, Упыря покрытого сверху голубоватым блистанием да подымающегося с него на ноги Борилку. Абие проснулись и други воины, да повскакивав со своих мест, обступили нежить и хворого соратника.
- Эт..ж... я сице и думкал,- чуть слышно прошептал Сеслав и поднёс пламя светоча к телу Упыря, тот резко повертался и глянув своими бегающими глазьми на столпившихся странников оскалилси, казав усем двойны ряды вострых зубищ.
Вредный и злобный дух теперича покоилси на спине, да поджав к брюху коротки ножки, поднял уверх руки и раскрытыми ярко-пурпурного цвета ладошками, укрыл ощеренный рот, обильно смоченный кровью Любина.
- Вон точнёхонько привязалси к Любину ащё у перву ночь на болотах,- заскрипев зубами, да сёрдито топнув ногой об оземь, молвил Сом.- И усе эвонти деньки пил с няго юшку, оттовось тот и слабел опосля кажной ночи... Як же ты ево Борюша заприметил?
- Невзначай,- ответствовал мальчик, он ужо поднялси на ноги и сорванным мхом утирал ту саму влажность, оставшуюся на груди и пузе от нежити.- Не спалось мене... а таче я вуслыхал плюмканье, думал то Гуша сызнова жвакаеть. Открыл очи, а там вон... Упырь...
- И чавось с ним будем делать?- вопросил Былята, и, протянув к нежити ногу, восторожно пихнул того носком сапога у бок.- Эх... ноне Любину вже не поможешь, раз енто дрянь с него юшку сосала.
- Давайте евось на куски порубим и вутопим,- грозно откликнулси Щеко и схватилси рукой за рукоять меча.
- Он же нежить... мячи его не беруть,- изрёк было Ратмир.
Обаче тут Крас выхватил из ножен свой меч и рубанул Упыря прямо по удлинённой, яйцевидной главе. Послухалси предсмертный окрик, звук плеска такого, словно, штой-то огромное кинули у водицу, и головёшка Упыря отвалилась от его тела, а коротки ручки и ножки зараз задёргались. Голубо сияние покрывающее тело нежити, без задержки, стекло к месту обреза на теле и главе, и вроде як запеклось плотной синеватой коркой. И тады ж затряслись масенькие глазки Упыря и ужотко перьстав бегать закатились увысь, а веки избура-красные дрогнув сомкнули очи. Да чрез миг кожа на нежити поблекла, а засим и вовсе приобрела сизовато-красный цвет, и сам вон словно спал с тела, резко схуднув.
- Похоже издох...- скузал Щеко и чуть поморщилси, зане нежить выпустила изо рта дюже отвратительный запах гнили.- У тось верно от лучей знака Велеса.
- Живей разведём костры... у там на краю ентой полянки сожжём его, абы он больче не ожил,- воскликнул Крас и схватил Упыря, за небольшое отёкшее ухо, подняв главу со мха.- Можеть полымя ево основательно изничтожит.
- Не-а... неможно нежить сжигать,- поспешно загутарил Сеслав и положив руку на плечо парня остановил евойный порыв.- От него усе стороны пойдёть дым, по болоту вон разнесётси и Упыри, да остатки усякой нежити мгновенно приползуть... и тогды нам с ними не справитси. Ну-тка луче унесём Упыря отсюдова подальче и выкинем... Орёл бери светоч,- обращаясь к стоящему рядом вьюноше, молвил воин, и протянул ему светоч.- Святи мене и Красу... Пройдем чуток по тропочке вспять, и вутопим Упыря у каком-нить окошке.- Сеслав наклонилси, и, взяв нежить за коротку влажну руку, добавил, ужесь воззвав к мальчику,- Борюша покудава мы не вернёмси, ты не спи... Оно як лишь ты овый их могёшь зреть... Сотри усе глаза, можеть вон тут был не один... и особлива приглядывай за Щеко и Ратмиром, занеже у них язвины, а Упыри юшку издалече чують.
Борилка торопливо кивнул, а Сеслав, Крас и Орёл, освещающий им путь, вышли на жёлтоватую тропку, каковая хоть и прикрытая водицей, точно немножечко у ней утопшая продолжала блистать, да направились по ней у обратну сторонку.
Сом и Былята присели на корточки обок Любина, который затих и почудилось ано, шо перьстал дышать, да вощупали того.
- Эх...,- горестно выдохнул из собя Сом.- Помер... до смерти рюха така мерзка замучил нашего собрата.
- Як помер?- дрогнувшим голосом перьспросил Борилка и глянул у синее, будто усохшее, лицо воина лишившееся не тока своей красоты, но и жизни.
- Як...як,- негромко молвил Былята и подтянув охабень выше, накрыл им лико соратника.- Усю энта тында жизть с него высосала.
- Значить я не вуспел спасти... помочь,- изрёк отрок и громко всхлипнув, почуял, аки чавой-то словно ухватило его изнутри за горло, а на глаза навернулись солёны слёзы.
- Ты б и не смог помочь аль спасти,- ответил Сом, вон поднялси на ноги, и, шагнув к мальчику, приобнял того за плечи да заглянул у его зелёные с карими брызгами очи.- Як токмо Упырь у первой соснул у Любина юшку... сице и усё... вже ничавось ему не могло помочь.
Из очей Борилки брызнули, на щёки, крупны слезинки, а Сом заметив их, прижал ко собе отрока, уткнув его лицо у свову грудь и ласковенько, аки отец, погладил по светло-пошеничным волосам.
- Надобно Любина отседова уносить,- сказал немного погодя Щеко.- А сиречь вон сам превратитьси у Упыря, коли его як и положено вогню не придать.
- Ужо энто и сице ясно,- поглаживая мальчонку по длинным волосьям, и вощущая аки тот тихонечко вздрагиваеть телом, согласно произнёс Сом. А посем произнёс для мальца,- ты вот чаво Борюша... Ты не рюмь... зане ты воин... муж... Ну, а такому защитнику слёзы лить неможно. Ты давай луче вусаживайси да вуглядывай усё окрестъ нас. Да, рубаху не забудь одеть... а то ежели ты занедужешь, сице мы и вовсе туто-ва, на ентих болотах, безлетно останимси куковать.
Борила ащё разочек надсадно всхлипнул, ужо сувсем тихо так, абы никто не слыхивал, и, вынырнув из объятий Сома, утёр обратной стороной пясти сыры от слёз очи, да направилси подбирать и одевать рубаху, кою швырнул на мох, кадысь нападал на Упыря. Мальчик натянул чрез голову рубашонку и оправив её, остановилси подле Гуши, каковой несмотря на произошедшее округ него, продолжал крепко спать сторонь костра. Вон, таков наглец, перьполз на место ночлега Борилки и дядьки Сеслава, и вукрылси охабнем мальчика, натянув его до самой шеи. Изогнута губа шишуги покоившаяся на подбородке, лягохонько трепетала и по ней еле заметно стёкала тонкой струёй густа слюна, немножко пузырившаяся, приплюснутый нос издавал тихое, довольное посапывание, точно Гуша почивал не на болоте, полном злобных Хмырей, Караконджул и Упырей, а у своей землянке освещаемой древесными гнилушками.
- Дэк...,- вздыхаючи изрёк Сом, да подойдя к отроку вставши обок, уставилси на шишугу.- Гляди аки крепко спить, пузыри пускаеть... Ничавошеньки евось не тревожить и не страшить... Добре ему, а вот стоить из тогось окошка, выскочить какой-нить нежити як немедля проснётси и загамить, заверещить.
- Энто.. я вилищу...,- чуток невнятно прокалякал Гуша, при том не открываючи глаз.- Зани я манинький... Мини плишлось налодитьси у лисном налоди, а ни слиди дюжих билосов... Оси я и масинький... оттого гамлю, шоб уси боялись... А..а..а,- широко раззявив уста, зевнул шишуга и продолжил свово густое слюнопускание.
Малец вулыбнулси рассуждениям Гуши, а потрепавший ево по волосам Сом подтолкнул уперёдь. Вусевшись осторонь спящего Гуши, да ослонившись на него спиной, Борилка увидал аки сёрдито покачал главой Сом, верно як и всегда будучи недовольным шишугой. Засим вон развернулси да направилси к соседнему костерку проверить Щеко и Ратмира, которым аки хворым положено було отдыхать. Гордыня и Былята меже тем оставшиеся дозорить, прохаживаясь по полянке тудысь да сюдысь взволнованно обозревали болотны дали.
Борила внимательно осмотрел полянку и не видючи на ней никакой вупасности, перьвёл взгляд на маненький вогонёк светоча, шо нёс Орёл и начал слёдить за ним. Спервоначалу вон ладно зрел и трёх воинов, и свет светоча, но вскорости луна, словно откушенная с одного краю, укрылась за небольшим, тёмным воблачком, а поелику отрок смог наблюдать лишь пятно свету, и еле зримые очертания шедшего позадь парней Сеслава.
Прошло ищё чуть-чуть времени, и послышалси тихий окрик, удар тела о водицу, а опосля... опосля потух светоч. Мальчик чичас же вскочил на ноги, и шагнул уперёдь, напрягая зрение, вон принялси вглядыватьси у тёмны няши, токмо ни воинов, ни самой желтоватой тропки не видилось. Казалось будто оттудась, куды вушли Орёл, Крас и Сеслав стала наплывать чёрная, густа хмарь, которая съела и болота, и людей, и тропу.
- Чаво?- вопросил подошедший к мальцу Былята, узрев, аки тот вскочил на ноги.
- Светоч потух... и их сувсем не видать, вже словно усё закрыла тёмна пелена,- молвил Борилка и тревожно подняв руку, очертил ею коло.
- До полуночи ащё времечко есть, - негромко отметил Сом, не мешкаючи приблизившись к соратнику и мальчику.- Не тревожься Былята... Красу с евойным мячом ни чё ни страшно.
- Красу можеть и да... можеть и не страшно,- дельно ответил Былята, и, застыл на месте приставил ко лбу руку, будто укрывая глаза от света красно солнышка да всмотрелси у надвигающуюся мару.- А вот Сеслав и Орёл ня чем не защищены.
- Може я им навстречу пойду,- предложил отрок, и душа его беспокойно затрепетала, пужаясь ащё потерять, ставших столь дорогими ему, путников.
- Неть... подождём,- ровным голосом откликнулси Былята, и, смолкнув, вопустилси на присядки обок костра, намереваючись подбросить в огонь ветви дерева.
Во болотных землях слышалось лишь гортанное кваканье лягушек и чей-то будто подпивающий им тихий, далёкий свист, и то был разноголосый звук, долетающий со всех сторон махом. Нежданно у тёмной хмари сочно блеснули жёлты вогни, их было несколько. Сначала появилси один огонёк, отчаво Борюша подумал, то воины йдуть... ну, а таче мгновенно вспыхнули ещё три. Мальчик испуганно охнул и поспешно подняв руку, указал пальцем на вогни. И хотя те огни были далече токмо малец усё ж смог узреть, шо у тот свет явно несуть... и несуть каки-то духи, оные торопливо двигались навстречу странникам расположившимся на полянке.
- Чё енто?- прошептал Борила, не сводя взволнованного взора с движущегося света.
- Ужотко оченно ражее... кабы то не Лихо було,- также тихонько ответствовал Былята и враз поднявшись на ноги, выправившись, отряхнул ладони о штаны.
Мальчоночка оглянулси, обозревая полянку и болота позадь неё, и увидал таки ж светящиеся огни и справа, и слева, словом со всех сторон. Желтовату ж тропку не стало видно и вовсе, она продолжала мерцать лишь на границе с полянкой. Чёрна пелена витала окрестъ странников, шибко наступая со стороны трясины и кажись опускаясь с небес.
У окошке, шо поместилси слева от полянки, вельми тихо забулькала водица, махонькие пузырики вырвались на поверхность и чуть слышно разом лопнули. И тады вода у окошке раздалась надвое да из неё наружу на небольшом сучковатом пенёчке, обвитом водорослями, выплыл дух. Он был небольшого росту, с зелёной немножечко морщинистой кожей, да увесь перьплетённый зелёными водорослями, тиной, ряской и утыканный свёрху длинными, чёрными, склизкими пиявками, шевелящими своими тельцами то управо... то улево.
Дух был дюже схож с дедушкой Болотником, правителем топких земель, оттого вон казал такой же выпученный распухший от воды живот, слегка одутловатое лико и нос. Маненькие мутно-зелёные глаза, выглядывали с под густых бровей, таких точно то был мох, растущий повсюду у болотах. Окладиста бородушка да вусы, долгие достигающие евойных ног, были из водорослей, с топорщившимися на них у разных направлениях малешенькими листками и веточками. Набухшие щеки и губы, чуток выпученные уперёдь, являли перекатывающуюся у них водицу.
Ну! глянешь на духа и абие помыслишь, шо пред тобой дедко Болотник. Да токась то был не Болотник- занеже у эвонтого духа не находилось на главе положенных рогов, гутарящих о нём аки о повелителе болотных земель, не было у него и рыбьего хвоста отличающего ево аки одного из водяных жителей. Взамест хвоста и ног у ентого духа поместились большущие лягушачьи лапы. Вони... у те лягушачьи лапы были и на месте рук, и воканчивались длинющими пальцами наподобие человечьих.
Обок духа, выплывая с под дна окошка на поверхность водицы, кружили, пуская здоровенны пузыри, у те самые боляхные лягушки, от каковых по усей вероятности и получил он лапы, длинные змеи и усякие разные гады, таки неприятны на вид животины кои прислуживають водным жителям. И не токмо они ... те гады, служать духам из воинства Велеса, но и сякой прескверной нежити. А посему и плавали рядышком с духом гады: змеи, лягушки, чрепы (воны своими крепкими полосками, шо прикрывали их тела со двух сторон, были дюже похожи на черепки, осколки), пиявки да длинны таки рыбины.
Дух выплыв на гладь воды на пенёчке, крепко вцепившись лапами у длинну щепу торчащую с одного евойного боку, по-первому вгляделси у приближающиеся жёлты огни. Засим повертав главой посотрел направо, да налево, зыркая глазьми у плотное марево, окутавшее не тока болота, но и подаренную Кострубонькой тропу. А миг спустя дух вставил два пальца правой руки у свой большой с тонкими зелёными губами роть да раскатисто свистнул. И немедля из темноты, кудысь вулетел тот звук, послышалси ответный, резкий, высокий посвист.
И тады дух, а енто был не кто иной як Ичетик- житель из роду водяных, являющийся наиглавнейшим помочником и посланником дедушек Водяного и Болотника, обращаясь к вудивлённо уставившимся на него путникам, молвил:
- Чичаса я вашу полянку на пянёчке обскачу... сице гутарить очерчю, знать, рубеж земель владыки Болотника... а вы токмо стойте смирно.
- Так энто...,- взволнованно вскликнул Былата, увидав як дух ухватившись обеими лягушачьими лапами за щепу, слегка подал её на себя. - Там наши робяты... вони по тропочке ушли дэк до сих пор ня вернулися.
- Тутось... тутось они,- неторопливо ответил Ичетик.- Щас подбредут... нешто не слыхали свиста ихняго. Эванта я с ними вже у тогось окошка сговорилси, идеже вони мордастого Упыря Тавторку топили. Охошко!- удруг резво выкрикнул дух.
И без задержу дернул на собя щепу, приподымая пянечек, утак, шо тот прямо-таки выскочил из водицы, и на чуток словно завис у воздухе. Опосля пенёк крутанулси управо... улево ужесь стряхивая с себя тину да водоросли, оные цеплялись за его донышко, а с Ичетика меже тем у водицу посыпались крупны, чёрны пиявки. Гады, шо плавали округ пенька ураз, лишь тот подлетел выспрь, подались у разны стороны, явственно понимая коль тот опуститси на преждне место сице тут же придавить и их.
А пенёк не малый у ширшине, да высоте, и впрямь полётел униз, зычно вдарившись о водну гладь своим дном, вызвав ентим приземлением высоки струи воды да утопнув почитай до серёдки. Обаче Ичетик будто бравый всадник потянул за щепу пень на собе и кадысь тот всплыл наверх, мощно крикнул: " Охошко! Охошко!
Беги скурей пенёшко!
Круг ты водный очерти,
Нас от нежити спаси!"
И пенёшко, вняв словам духа, без промедлению, ринулси уперёдь, выпуская с под себя огромны шумно лопающиеся пузыри. Да отрезая энтову саму полянку, на коей расположились на ночь путники, и вобразуя осторонь её мшистых брегов широку водну гладь. Пень объезжал полянку по кругу, потомуй как замкнутое коло издревле считалось оберегающим, от усякой нежити, знаком.
На полянке усе встали, и даже улёгшиеся на покой Щеко и Ратмир пробудились, поднялись и взволнованно наблюдали за духом. Токмо водин Гуша продолжал дрыхнуть, пуская слюни и сладко посапывая... може он лишь просто притворялси, а може и упрямь был сице спокоен. Кадысь пенёчек приблизилси к тому месту, идеже чуть заметно всё ащё сияла тропка Кострубоньки, то путники узрели як прямо из тьмы, покрывающей усё окрестъ них выскочив, скоренько запрыгнули на полянку, запыхавшиеся Крас, Орёл и Сеслав. И не мешкая пень, с правящим на нём Ичетиком, проскользив по тропке отрезал полянку от неё, вуставив на ентом месте широку полосу водицы.
Глава восемнадцатая.
Воинство Лихо.
Борилка беспокойно завертал главой, обозревая болотны земли со усех сторон и увидал як у те самы жёлтые огни, оные несла нежить, вже стали приблежатьси усё шибче. Ихнее изрядное мелькание усяк миг нарастало и кажись, превращалось у каку-то сплошную жёлто-белую полосу, чем-то схожую с той какову очерчивал околот полянки и стоящих на ней странников Ичетик. Обаче пень Ичетика ужо дочертил коло и сомкнул эвонти края, оставив окрестъ полянки водный путь. И токмо пенёчек сомкнул охранный рубеж, аки из глубин водицы увысь вырвалси и плавно перьтёк на водну гладь голубоватый свет. Вон сей морг разделилси надвое и направил своё, едва созерцаемое, движение управо да улево по воде, торопливо побежав навстречу друг дружке, словно жёлаючи живеее соединиться во едино. Прошло немножко времечка и эвонти два потока соприкоснулись, сошлись вкупе и тутась же окутали сверху полотно воды голубым свечением, таковым цветом вжесь то у жарким, днём липень месяца, глядел на тебя, поражая очи своей чистотой и лепотой, далёкий небесный свод. Ищё мгновение и по ентому голубому сверканию поплыли у разны стороны густы белы воблака, вроде вышедшие из самого тогось блистания.
Ичетик спрыгнул со свово пенька, кыей точно межа двух владений, покачивалси на полотне голубого небушка, почитай касаясь, водним своим боком чёрной хмари болот. Дух вскочил прямо на белое, пухлое облако, и, усевшись у егось обширной перьевитости, наново вставил пальца у роть, да легонько свистнул. И немного погодя из голубоватой поверхности вод показали свои вудлинённые аль округлы головёшки усяки разны гады: лягушки, змеюки, чрепы, пиявки и рыбы. Гады, окромя рыб, оные тока выставили свои змееподобные головы наружу, принялись выскакивать из водицы и запрыгивать сверху на облачка, размещаясь округ духа. Внегда увесь эвонтов сброд устроилси на облаках, Борилка чуть слышно -вохнул! Оно як николиже не ведал малец, шо така уймища гадов у болотных водах хорониться. Особлива в избытке явились пиявки, их воказалось тако множество, шо взобравшись на воблака, они плотно залепили своими телами у те, при том окрасив белый цвет на них у чёрный. Лёжучи на облачках пиявки шевелили своими склизкими, чорными телами, и кажись ано, издавали какой-то еле слышимый писк.
Полянка, на чуток вроде бы, озарившаяся голубым светом, каковым блистала вода, стоило лишь пиявкам позанимать свои места на у той обширной перьевитости, сызнова посмурела. Токась Борюша и при таком мешанном свете усё равно видал хорошо. Воины, на всяк случай, обступили тело Любина, да вынув из ножен мечи, образовали подле соратника и костра, нещечко вроде коло. Крас ступив ближе к мальчику, вухватил крепко егось за плечо, страшась отпустить оного малость от собе. Отрок меж тем торопливо скинул с собя рубаху, и, явил подступающей нежити знак Велеса, намереваясь, усем своим видом, паче не позволить тем коснутьси воинов. Одначе, помочник дедушки Болотника, Ичетик не зря прочертил у тот дивный водный круг, не зря вон пришёл к ним, жёлая защитить да спасти жизни беросов. Посему кадысь Борилка аки самый глазастый обвёл взором воинство Лихо, и несмотря на ту храбрость, шо жила у его душе вдругорядь тяхонько - вохнул! то дух мгновенно оглянувшись, произнёс обращаясь токмо к мальцу:
- Не боись, отрок! Не пройдёть чрез энто коло нежить!.. А ужотко я-то духоньку свову отведу... ужотко отведу... Проучу немощных тех кузявок аки по землям Болотника шлындрать, да мерекать, шо вони сильней усех.
"Вох!"- ищё тише прошептал мальчик, а усё потомуй як, хоть он духу и доверял, обаче видал своими глазоньками у того приближающегося ворога, кый лишь шибче да шибче смыкал жёлто-белый круг.
Во главе того большущего воинства шагало Лихо. Коли гутарить правду, то Лихо было не одно, а шагало их сразу, да с разных сторон, ажно! четыре. Выглядели они оченно неприятно, будучи тощими и высокорослыми, вжей можеть слегка понижей чем Кострубонька, но явственно выше Краса и Сома. Энто была нежить мало чем отличимая от людей. Вона имела две ручищи и ножищи, туловище, главу и ано лико, на коем як и положено был рот, нос, щёки... от токмо глаза поместились у него не там иде сидывали у человека, а во лбу. Там же идеже у людей были очи, у Лихо находилась желтовато-бурая кожа, а огромный глаз располагалси справа на лбу, занимая месту ноли до евойной середины. Слева ж во лбу, прикрытая кожей, виднелась неглубокая выемка. У Лихо были долгие почти до стана белые, распущенные волосы, а серое, с вышитым точь-в-точь як у беросов воротом, одеяние доходило до щиколоток. У руках Лихо несло длинную, сучковатую жердь, на конце каковой восседал человеческий череп, у пустых глазницах оного горели жёлто-белые вогни, дающие изрядно яркий свет.
Посторонь с Лихами, которые прескверно перькашивали свои рты с серыми у чёрну крапинку губами, шагали злобны духи, вернее калякать мерзкая и вужасная нежить, находящаяся в услужении у сил Зла. У те самые, кые, по-видимому, тадысь много веков назадь восстали супротив Асура Велеса, и с тех самых пор стали селитси усяких разных местах, зовясь водним словом- черти. Из них... из тех чертей... есть те ктось живёть у болотах, есть кто обосновываетси обок людских поселений, на дороженьках аль осторонь речушек, озёр. И у нонешнем воинстве Лихов шла сякая такая разная нежить... сяки таки разны черти.
Хитники, обитающие на болотах, оказались невысокими и толстыми чертями, со длиннющими торчащими увыспрь да ащё и широченными ушами, покрытыми с головы до пят короткой, чорной шёрсткой, сверху облепленной тиной и ряской, а на главе ещё и прикрытой тонким слоем мха. Огромное, висячее вже будто мешок, пузо, переваливалось с одной стороны у другую. Энти самые Хитники и Упыри, перьставляющие свои коротки ноженьки, шагали вусновном подле самого могутного Лихо, небось, предводителя.
Сторонь с двумя другими Лихами, по обе от них сторонушки, шествовали костлявые да долгие с сучковатыми руками черти. У них из тел, из ног торчали небольшие кривовастенькие отросточки. Ента нежить именовалась Мериками - черти каковы живуть у лесах да обок обочин дорог. А посему их кривые, ужесь не круглые, а будто удлинённые и помятые с боков головы были покрыты наростами, чем-то напоминающими жёлуди. Туловище той нежити, покрытое шёрсткой, було схоже по окрасу с опавшей, пожухлой листвой. У бероских байках про Мериков часточко калякали, шо коль у гае энтот чёрт тобя обойдёть, або на сучковатой, кривой палке обскочить, ураз потеряешь ты память. И, напрочь, забудешь куды шёл, да и ваще кто ты есть такой. Останитси надёжа вся лишь на дедушку Лесовика, или евойных помощников, оные по-доброте духа свово над тобой смилуютси и выведуть из леса... а сиречь на век сгинешь ты у том гае, бродя по нему и совсем ничавось не соображаючи.
Примыкая к Мерикам, попрыгивала, близенько от них, нежить ужо и вовсе нелицеприятная... скажем честнее... прямо-таки вуродливая. А усё, потому шо величалась вона Хохликами, и имела на своих, смахиваемых на сычиные, головах, кудлатые, торчащие увысь хохолки, верно из волос. У та волосня была довольно-таки жёсткой и крепенькой, а поелику энти хохолки стояли ровнёхонько и от ходу нежити не клонились и даже не колыхались. Морда у чертей казалась весьма сморщенной, испещрённой множеством глубоких рубчиков, щедринок и трещинок, отчавось почти не зрелось на ней глаз, носа аль рта. Хохлики обросшие шёрсткой, мало чем разнились с иными чертями, и имели як и другие две ноги и две руки, а промеж того у них находилси ащё и хвост. Токмо ентов хвост длинный, на вроде ещё водной руки, выходил никак вобычно усех зверей из сраки, а рос из тела, прямо с левого боку, находясь чуток понижь чем рука. Двигаясь уперёдь у те Хохлики сильнёхонько прихрамывали на обе ноги, а усё оттогось (у так балабониться в байках бероских), шо кады Асур Велес, у стародавние времена, на нежить дунул, и у те опосля повпадали со небес, то ножищи собе и попереломали. Хохликов было до зела много... и не тока большеньких, схожих по высоте с отроками годков девяти, но и маненьких, судя по всему ихних деток, едва превышающих рост трёхлетних ребятишек.
Подле низкого... самого низкого Лихо шли Шишоки, и вовсе махонькие таковые черти, вони живуть на обочинах дорог, рек, болот да любять над людьми жестоко потешатьси. Шишоки сами были росту с локоток, худосочны и со здоровенными горбами на спине, от коих вони низко клонились к болотным землям, оттогось ступали по ним не токмо ножищами, но и ручищами. Енти черти были голыми да обмотаны свёрху у каки-то драные одёжи, аль верней гутарить отрепья, ужотко словно сорванные с утопленников. Головёшки их казались маненькими, чуть меньче чем кулак взрослого человека, а на перекошенном у одну сторону лике помещалси длинный, вертлявый, схожий с кукишом нос, два зернятки глазонька, да тонкая трещинка роть. Нежить во главе с Лихами шла плотными рядками, и тяперича Борилка разглядев эвонтово усё воинство смог понять отчавось светилася их подступающая к полянке полоса. Оно як не тока в Лиховских жердях у глазницах черепов блистали вогни, но и кажный чёрт нёс у руках, аль ртах, або в хохолках у ту саму, раскидывающу кругом желтовато-белое свечение, вещь. Може то были каки существа, а може растения оные в избытке живуть и растуть на просторах болотных земель, а може и впрямь кака иная вещь... не живая, а лишь выпускающая из собя у то сияние.
Двигаясь бесшумно, черти прытко приближались к полянке, изредка издавая негромко плюханье. То происходило тадысь, когды ктой-то из малешеньких Хохликов оступалси и нырял у водицу. Старшие Хохлики между тем на миг востанавливались, ожидаючи всплытия утопших, а посем хватая тех за хохлы, резко выдёргивали из окошек, да ставили прямо на водну гладь болота, заставляя шагать со всеми разом.
Эт ж было дюже изумительно... глядеть аки нежить двигаитси не тока по мшистым землям болот, но и шагаить прямо по окошкам, ступая на водну гладь и почитай у ней не вутопаить. Сама ж поверхность водицы под ентими ножищами не колебалась, вроде то была не вода, а сама настояща оземь.
Вмале воинство Лихов подошло к голубоватому водному рубежу, шо окружало полянку и не мешкаючи востановилось. А перьстав двигатьси, принялось корчить свои препротивные морды, ужо по усей вероятности, так им не нравилось энто светлое сияние оставленное духом из воинства Велеса. Ступить у евонту голубизну они не смели, будто на грани света и тьмы появилась кака-то преграда. А посему вони начали обходить по кругу, охранный рубеж, злобно издавая сякие булькающие, совиные и гаркающие звуки.
Лихо промеж того пытались сунуть у ту преграду руки, стучали они об негось и черепами людскими, надетыми на жерди. Хохлики тыкались у те закавыки своими хохолками, токмо те упирались во штой-то твёрдое и сице молвить не пробиваемое. Хитники и Мерики бились у препятствие плечьми, наваливаясь усем телом, а Упыри плавали у тонких полосах тёмной водицы не занятой голубым свечение, и усяк раз пытались поднырнуть под тот свет, по-видимому стараясь ево перьплыть.
Одначе ни одной нежити так и не вудалось пробитьси скрезь выставленную Ичетиком заковырку. И тадысь у то Лихо, каково было самым могутным из усех, направило у сторону невидимой преграды свову жердь так, шо череп человечий глянул у лицо Борилки и блеснул желтющими огнями глазниц, да хрипящим и гулким голосом воскликнуло:
- Эй, Ичетик, сей миг отдай мне этих людишек... а то я тебя изловлю, да скормлю своим Упырям. Этим дряным людишкам не зачем ходить по моим владениям, биться с моими подручниками, убивать и топить их... Такую продерзость я ни кому никогда ниспущу.
- Ишь ты... твои владенья,- вельми возмущённым голосом, переходящим с низкого хрипа на писклявый окрик, отозвалси дух.- Я чичаса те покажу чьи вэнто владенья.
Ичетик тут же подскочил с облачка и встал на свои лягушачьи лапки, отчавось его боляхный живот коснулси у той косматой перьевой поверхности. Таче вон схватил длинющими пальцами несколько пиявок с воблачка и размахнувшись, со всей мочи, запустил гадов у того говорливого Лихо. Пиявки без сяких трудностей миновали голубы воды и невидиму преграду, да впали прямо у долги волосы Лихо, немедля, будто то были не маненькие животинки, а каки-то здоровущи змеюки, увеличившись у длине и толщине. Их почти не зримые щёлки рты, также расширились, образовав обширны дырищи, да вцепились у волосню Лихо, прямо-таки запихнув её у себя, точно сглотнув, а опосля у теми самыми длинными телами вони стали обвивать голову, коротку шею, узкие, слегка сгорбленны плечи и руки предводителя нежити.
Лихо порывисто бросило к долу свову жердь да принялось отдирать от собе энтих неведомо як выросших пиявок. Меже тем Ичетик посылал усё новые и новые полчища пиявок у ворогов, и тадысь странникам стало понятно отчавось гадов прибыло тако множество. Пиявки вылетающие из лап духа, опускались нонче не токмо на Лихо, но и на его пособников, да вжесь опутывали тела тех, впиваясь своими, разом увеличивающимися, ртами у нежить. И чуток погодя не одно Лихо, а и други ево приспешники, побросав на мох али вутопив у водице те дающие свет вещи, начали ратоваться со столь неприятными для них гадами.
Пиявки попадали на Хитников, Мериков, Хохликов, Шишков и Упырей, оплетали их тела, руки, наросты, головёшки, хохолки и мучили нежить. Обаче хуже усех, от энтих гадов, приходилось Шишкам, зане пиявки притуляясь к тем чертями старались впитьси в их вертлявые носы, также як и волосы Лихо, сглатывая их. Отчаво Шишки громко верещали, пищали, и, вцепившись длинными, костистыми ручонками у тела пиявок тянули тех от собя. Но видючи, шо та борьба не приносить никаких плодов, принимались помогать друг дружке, и хватая топорщившуюся с носа собрата Шишка пиявку за иной конец тащили днесь её на собя. Со сторонки тако действо гляделось до зела потешно. А Шишки осе так растягивая, друг дружку за носы- пиявки громко гамили, дёргали телами и ано, почемуй-то пинались, непременно стараясь заехать свому собрату у грудь, али животь. Опосля ж, кады таки пинки достигали животов Шишков, у те ктось оттягивал гадов от носов, бросали пиявок и вскую начинали мутузить кулаками шабера по голове.
Прошло совсем немножечко время як разгорячённые Шишки стали колотить подсигивающих рядышком Хохликов, тех... маненьких, кыи по виду напоминали трехлетних деток, оные пытались оторвать пиявок от своих жёстких и проглоченных хохолков. И аки токмо Шишки накинулись с кулаками на масеньких Хохликов, таку обиду не пожелали стерпеть Хохлики старчие, да взяли под защиту своих робяток, принявшись лупасить Шишков у ответ. Сей же миг за Шишков вступились Хитники, а Мерики почемуй-то встали на сторону Хохликов. Миновало ащё како-то времечко и среди нежити разгорелась не шуточная сеча, у каковой Мерики начали вырывать руки, ноги да главы Хитникам, а те, в свой черёд, не жалеючи теребили Хохликов, и не токась больших, но и малых. Таская старших за хохолки, а младших топча толстыми бочонками ног, да пристукивая, свёрху, висячими и верно тяжёлыми животами.
У скоросте по всему околотку, окружающему голубизной воды полянку и путников на ней, закипела жарка брань. Воинство Лихо билось тяперича словно не на жизть, а на смерть, промеж того Ичетик довольно перьпрыгивая с воблака на облачко швырял в ту глупу, вредну и злобну нежить ватаги пиявок, кои внедрялись под волочившиеся пузяки Хитников, обвивая и сдавливая их, да в жёлудёвые наросты Мериков. Токмо благоразумные Упыри узрев ту неприятну колотушку, в коей гады вызвали побоище промеж подручных Лихо, упрятались у водицу, а чуток вопосля и вовсе, на тихую... так, абы никто не приметил, поплостунски, стали расползатьси у разны стороны от дубасющих друг дружку чертей.
А нежить вже входила в неистовство. Хитники хватали Хохликов за их коротки ручонки, аль хвосты выходящие из боков туловища, кидали на оземь при ентом шибко и громко ударяя телами об неё, а засим утаптывали ножищами у мхи, сбрасывали и топили у водице або прыгая сверху на их головёшки, жаждали, по-видимому, у сице растоптать. Костлявые с помятыми головами Мерики вступившиеся за Хохликов, также без какой-нить жалости топили, пинали Шишков, и те будучи малогу росточку, в ответ лишь обхватывали, оплетая ручонками ноги большенькой нежити, так называемой мёртвой хваткой, да утаскивали тех за собой в окошки с водой.
Лихо же занятые стаскивание со своих волосьев пиявок, по-началу ано не видали, чавось происходить с их воинством. А кадысь напоследях, сице и не избавившись от гадов, они узрели энту драчливу мешанину, и смекнули, шо пособники чё то не поделили между собой, абие торопливо похватав, оброненные на мхи, жерди, принялись наносить их вубратными, заострёнными концами колки удары у тела нежити, пытаясь привесть тех уразумение. Но кудый там, ден можно разогнать аль привесть у чувства енту дремучу нежить, разгорячённую обидой, злобой да болью. Ужесь они и не слыхивали увещеваний своих предводителей, не вощущали ударов ихних жердей. Черти, судя по сему, мечтали лишь об одном... отмстить энтим вредным соперникам, да пошибче, посильней наподдать аль вутопить.
-Тык...тык...тык их!- радостно науськивал Ичетик, и евойный низкий глас перьходил у громкий грай.
Дух, перьпрыгивая с облачка на воблако, подзадоривал дерущуюся нежить и насылал на них новых, мгновенно вырастающих пиявок. Ужотко сувсем було непонятным отчего энти чёрные, склизкие гады так быстро растут у длину, едва долетая до нежити. Обаче ащё паче непонятным становилось у то, почему вони удлиняютси и толстеють сидючи сверху на чертях. Ведь як понимали странники, не могёть пиявка сосать кровь с нежити, занеже у той юшки и не було отродясь. Одначе гады чёй-то явно высасывали из чертей, и от эвонтого деяния росли у длину, ширшину, наливаясь и вовсе густой чорнотой, с синеватым отливом.
Борилка и воины, кыи вопустив мечи, глядели на разгоревшиеся беснования нежити, чуть слышно посмеиваясь. Ищё б не смеятьси, при виде таких уморительных действ каки осуществляли черти: тягая и мотыляя друг дружку за сяки части тел, прыгая по вупавшим, отрывая руки, ноги, хвосты иль наросты. Особлива потешно зрелись у те самы пиявки, превращающиеся, прям на глазах, у толстые, длинны столбики, токась подвижные, которые клонили нежить управо аль улево, валили с ног, а несчастных Шишков и ваще сглатывали. И коли, сперва, пиявки поглощали водни носы у масеньких чертей то постепенно перьползая, да раскрывая широко свои рты, втягивали головы, плечи Шишков, а посем и полностью туловище, оставляя наружи, лишь, слегка, выглядывающие, словно без пяток стопы. У такие здоровенны столбики Мерики и Хитники, оных пиявкам не удавалось проглатывать, сталкивали у водицу, и тагдысь гады резво выплёвывали из собе ту малешенькую нежить, дюже широченно разеваючи уста. Шишки, вылетая из ртов пиявок, суетливо махали ручищами, и ножищами, и вельми противно корча морды, устремлялись у болотны просторы, зычно плюхаясь идей-то далече о водицу и замирали, судя по сему, также ак и Упыри, опосля разумно улепётывая прочь от той свары.
Обаче оттавось неистовства, у каковое вошли черти, зане вони есть смутители, и, живя у Бел Свете, служать усяким злобным силам: демонам, дасуням, являясь ихнями помощниками...стала нежить обращатьси у зверей. Верно намереваясь, у тем самым, посбрасывать с собе пиявок, а може лишь засим, абы непременно одолеть соперников, али просто ужось ничагошеньки не соображаючи.
По первому овый из Мериков превратилси у собаку, таку чернющую, с долгими ногами, короткой шерстью да стоячими, высокими ушами. Мерик враз впал на корачки, и тряхнул своим телом, и абие евойны ноги и руки удлинились, обернулись у лапы, туловище ж наопак будто скукожилось... Да сице оно убавилось, шо мигом усе наросты торчащие на головёшке попадали на оземь, сама ж вона ащё сильней вытянулась уперёдь, и вроде як поровнела. Неприятно кривоватое лико, стало казать морду с огромной пастью, которая раскрывшись, явила два ряда белых, мощных зубов, да ярко-красный язык. И сие мгновеньеце у тот Мерик- собачина вцепилси зубищами у пузо Хитника, кый разгорячённый тем, шо топил ножищей в водице взрослого Хохлика, без задержу отпустил свову жертву и пронзительно завизжал.
Заметив у то превращение, стоящий недалече и колотящий кулаками, другой Хитник, в спину иного Мерика, вскрикнул до зела обидчиво и сёрдито. Вон бойко впал на мхи, крутнулси округ себя, стряхнув с тела ряску и тину и обратилси у чёрну свинью. Ужось не в вепря дикого, мощного да ярого, а у толсту, иль правильней гутарить, жирну свиняку. С выпученной впредь чёрной мордой оканчивающейся коловидным пятачком, с жёсткой, короткой шёрсткой, висячим почитай до долу пузякой, четырьмя ножищами стопы, коих заканчивались копытами. Резво заострившиеся уши образовали на кончиках длинные мочалы волосни. И даже сзади у свиньи вырос хвост, вон подалси уначале вверх долгой плёткой, а посем свернулси у колечко.
И тот же сиг Хитник- свинья напал на Мерика-собаку, намереваясь ово ль своим пятаком, ово ли лбом, на оном находилось несколько крупных выростов, чем-то напоминающих клыки диких кабанов, но ужесь точно не доросших до положенного росточку, подпихнуть енту собачатину у сраку... идесь почемуй-то у Мерика не вырос хвост. Собака увидав, шо свинья на негось нападаеть, отпустив животь Хитника, торопливо развернулси и принялси разбиратьси со свином, намеренно хватая его за долгие мочалы волос на ушах, за пятак, и ано за колечко хвоста, при вэнтом оббегая его сбоку.
Токмо стоило Хитнику и Мерику перьвоплотитьси у животину, як не медля и востальны черти стали принимать облик зверей: кота, волка, зайца, белки. Ктой-то необдуманно обернулси мышью и лягушкой, а некие и вовсе стали рыбами, беспомощно запрыгав на мху да махонисто отверзая роть и пуча глаза, може задыхаючись, а може просто мечтаючи скорей достигнуть водицы. Одначе у те черти, шо были повумней, а то в основном Хохлики, упав в болотный мох, каковой испускал из себе слегка зримое желтовато мерцание, оставленное от тех животин али растений, уроненных в него нежитью...поняв, шо у эвонтой сече им Хитников не водолеть, обернулись у сорок. Старшие Хохлики у большеньких сорок, младшенькие у меньшеньких, да поднявшись увысь, спешно махаючи крылами, да длинными хвостами, будто прощаясь ими, отбыли у ночну темень. Шишки к тому времечку тоже как-то исчезли, оно толи их пиявки усех с месту битвы повыплёвывали... толь они сами вуползли.
Лишь Хитники и Мерики продолжали грызть друг дружку. Откусывая цельны куски плоти, и точно их сглатывая. Оттогось зайцы, белки и сяка паче мелка животина невдолзе лишившись хвостов, ушей и лап также решила покинуть место побоища и еле слышно повизгивая да попискивая, случаясь ухватывая у те самы потерянны части тел, скрылась, вже словно канув у небытиё, растворясь у мгле ночи.
Ваще-то на поле брани стоял страшный гам, раздавалися тама не токась вопли боли и злобы, но препротивные на слух рычание собак, похрюкиванье свиней, стрёкот невудачливых сорок попавших под лапы ворогов. Немного погодя Лихо, также як Хохлики, Шишоки и Упыри покинули у те земли, потомуй як отуманенные злобой собаки и свиньи стали ужо хватать своих предводителей за ноги, руки, грызя их жерди. Рассерженные Лихо, погрозив кулачищами Ичетику, и вубещав непременно ему отмстить, стали то ж разбегатьси. Два из них, тот, каковой был самым могутным и другой, шо понижее, да с ликом паче зеленоватым, убёгли углубины болот... тудысь, откедова пришли путники. А два других, отбиваючись от собак длинными жердями, правду молвить, вже без человечьих черепов, оные во время свары были утеряны и возникшей сутолке растоптаны, вдавлены у мхи, направились у разны сторонки, продолжая вострым концом тыкать у тела кусающих их подручников.
И вмале на месте волосяницы остались тока самы крепки и клыкасты: собаки да свиньи. У те ащё немножечко грызлись меже собой, стараясь вцепитьси зубищами у шею аль пятак. А слившись у единый ком, мало чем вотличающийся от снежного кома, у ентой мешанине вертались по оземи, катались да клацкали зубищами. И толь хорошо, ежели удавалось им скатитьси у водицу, кыя размачивала ком, и вохлаждала безумны головы нежити. Обаче многажды вони были подвергнуты нападению како злобного свина, и, получая мощный вудар у центр комочка, крепким лбом, мигом расцеплялись и болезненно визжа, ускакивали у болотны земли, покрытые ночной темнотой. При том свинья выбираючи водного из них, и не всегдась то была собака- Мерик, иноредь и Хитник-свин, продолжаючи гнать уперёдь усяк раз догоняючи злобно нападала на сородича аль ворога.
Последними поле брани покинули Хитники, те которые обернулись рыбами, толстыми с висячими пузами, чем-то смахивающими на рыбину сома. Кадысь очередну собаку угнала удаль повизгивающая свинья, врезающаяся лбом у безхвостую сраку Мерика, из водицы на бережину выскочили те самы рыбины. Они, вулегшись на мху, стали поводить у разны сторонки своими кудластыми хвостами и топорща блёклы глаза, кажись начали приглядыватьси, а може и принюхиватьси. Но стоило Ичетику швырнуть у них жменьку пиявок, а тем приземлитьси на их покатые, влажные и покрытые сверху не чешуёй, а чёрной шёрсткой, туловища, як Хитники немедля крутанулись с бока на бок. У тот же морг у них пропал хвост и на евойном месте выросли две коротки ножищи, от тела тады ж отделились две руки и уперлись у мох, удлинившись, отросли увыспрь уши, да плюхнувшись к долу повисло огромное, ужесь будто мешок, пузо. Хитники стремительно вскочили на свои ножки да побёгли уперёдь, як оказалось, слегка, прихрамывая на левы ноги. У то, по-видимому, хромание осталось у них опосля неудачного падения, вызванного серчанием да сдуванием свершённым Асуром Велесом.
Негромкое повизгивание, поскрипывание и лай раздавались ещё како-то времечко спустя, но исподволь и енти звуки стихли. И у болотных землях осталси раздаватьси лишь довольный смех странников, кваканье лягушек Ичетика, да евойны радостные, подуськивающие окрики. Дух до последнего продолжал прыгать по белым воблачкам, плывущим у голубой водной глади болота, да выкидывать у сторону ворогов пиявок, судя по всему, торжествуя, шо смог сице ладненько проучить злобну нежить, сподручников Лихо, впрочем, аки и самих Лихов.
Глава девятнадцатая.
Двоедушник.
Ичетик вмале утишился, да сызнова оглядел ночные болота, и тёмно небушко, с коего бесследно улетучилась плотна хмарь, а на странников глянула обрезана луна, да звездны светила. У болотных просторах, также иссякла всяка пелена, и, проявилась желтовата тропка Кострубоньки, казавшая дальнейшу торенку чрез енти земли. Перьстав прыгать по воблачкам дух сиганул на полянку, и поместилси супротив странников и тадысь не токмо Борюша, но и усе воины низко ему поклонились, высказывая у тем признательность за спасение своих жизтей. А Былята як старшина путников, молвил:
- Благодарствуем Ичетик- дух из роду водяных, помочник дедки Болотника, владыки топких болот, за спасение наших жизтей и душенек. Аття тобе за эвонто!
- Охошко!- довольным гласом воскликнул дух и егось мутны глаза обрадовано бляснули зеленоватыми вогоньками.- Ня стоить мене аттить, зане прибыл я к вам у помощь, не абы як. А был послан я Болотником, кыей являитси правителем энтих земель, оны лёжать от рубежа караконджуловских краёв уплоть до лесных земель Друдов... А поелику не должно вэнтовым Лихам шастать промеж наших земель, да ащё и кумандывать... Обаче вам, истинну гутарить, связло, шо вуспели вы миновать края Упырей, Хмырей и Караконджулов, и прибыть у наши, занеже кабы напало б у то воинство у их сторонке...,- Ичетик смолк и надсадно, протяжно квакнул да так горестно, шо ураз ентов возглас подхватили и громко, раскатисто поддёржали гады, дотоль сидящие на воблаках, аль плавающие у голубом сиянии вод.- Вам бы енто... енто... не уберечьси от ихних злющих рук, ртов, да зубов... Оно посему благодарствуйте своим ногам крепким... Ну, а я исполнил, чё мене велели, поелику распрощаюся с вами, да поспешу у свойно жилище кочемарить. Вы ж могёте вуклыдыватьси почивать, тяперича Лихо не прийдёть, да и нежить не приползёть, уся вона разбёглась... и невдолзе у таку гурьбу сберётси... Вам же добренькой торенки, да желаючи непременно достигнуть града Торонца и добыть тогось, таче посланы.
- Откедова ты Ичетик ведаешь про то, куды мы держим путь, идючи у град Торонец?- удивлённо вопросил Былята.
- Сице у то нам с Болотником Кострубонька сказывал, внегда соизволенья спрашивал, абы скрезе наши владенья торенку проложить,- вразумительно ответствовал дух, и, оторвав от длинной бороды пиявку, пытающуюся всосать у собя водоросли из каковых вона сустояла, выкинул гада через плечо у голубое полотно водицы.- Кострубонька балякал с нами о тропочке, занеже хотя мы и находимси у воинстве Богов Велеса и Ярило, одначе сами у энтих краях повелители. Получив соизволение Болотника, Кострубонька двинулси дальче, и вжесь у землях нежити не спрашивалси. Оно як у те, подручники Лихо, вельми сильно страшатся воинов Ярило, а особлива Кострубонек... Пужаютси вони, шо те их у вановав червячков превратять, да у няшах на век оставят святить... у так-то... С утречка, аки Асур Ра выйдеть на небесный свод, сице вы ступайте сквозе голубы воды к тропке своей... Прямо по водице смеленько шагайте, не вутопните. У те воблачка не позволять вам под водицу уйти... А вопосля по тропочке... по тропочке да уперёдь... У сице коли шибко шагать будите, к концу дня покинете владения наши и войдёте у земли друдов.... Ну, а те можеть вам помогуть, ежели сторгуетесь с ними... можеть излечуть ваших хворых и покажуть дальнейшу торенку... Ну, а може и неть...- Ичетик повёл главой у бок, и, чуток выпучив свои мутны глазёнки, поглядел на хворых Щеко да Ратмира, а затем добавил,- вони ж не духи... Вони людского роду племени, а посему могуть и не помочь, коли не сторгуетесь... И ащё... не забудьте свово вумершего забрать, а то ежели евось туто-ва воставить, он в Упыря обернётси.
- Неть,- до зела тихо да глубоко вздохнув, произнёс Былята.- Мы его, нашего соратника, тутась николи не воставим... заберем непременно. А засим, як и положено у вере нашей, огню его тело предадим. Занеже знаеть у ны усякий берос, при жизни душа и тело есть одно целое, як свет и тепло Бога Ра каковые согревають и освещають Бел Свет и без тогось не будете жизти. Сице, точно не можеть жить тело без души. Обаче кадысь вумираеть тело, то душа ащё продолжаеть сохранять с у теми востанками связь... Вжесь будто тонкая паутинка меже телом и душой тадысь пролегаеть... тонешенька она, у та ниточка, да токмо не порвать её покуда на погребальном костре не сгорит тело... Очищенная же огнём, самого Семаргла, легко разрушится у та паутинка-ниточка и у тот же морг вознёсетси душенька в Вырай... Ужось там, во Вырае, ждуть душу мать да отец, бабка да дед, сродники да предки...Но коли покинуть тело на добычу птице, зверю аль червю- у та тонка паутинка не разрушитси и будять душенька скитатьси осторонь тогось места, идеже лежить неприкаянно тело. Ащё хуже коли тело у землюшку закопать, тады душа находитси под тяготой оземи, не выйти с под неё на Бел Свет, не вулететь у Вырай. Словно привязанная, у той паутинкой-ниточкой, к телу будять душенька века томитьси близешенько, будять страдать и мучитьси под землюшкой вспоминаючи свет Ра и родню свову, стонучи аль взываючи каки просьбы... И утак измаявшись, на гамившись за долго времюшко у конце концов замрёть, затихнить душенька, а вопосля и вовсе погибнить....умрёть.
Былята смолк и надсадно крякнув, провёл рукой по лику, вже будто смахивая с него каких мошек, оные у превеликом множестве летали окрестъ странников. Ичетик, промаж того, кивнул в ответ головёшкой, по-видимому, соглашаясь с мудрым сказом воина, да покосившись на прикрытого охабнем Любина, рука которого выглядывала из- под холста и словно невзначай касалась мха, скузал:
- Ну, осе тадысь и ладненько! И як балякаетси у добренького пути да Богов вам у помощь!
Ичетик махонисто открыл свой роть, хоронящийся у зелёных вусах, сунул туды два длинных пальца, да зычно свистнул. И сей сиг пень, с высокой щепой у одном краю, усё то времечко плавно (ну точь-в-точь як ушкуй) покачивающейся на рубеже голубой и болотной воды, прыгнул увыспрь, и вертыхаясь управо да улево, будто двигаясь по кругу, направилси прямёхонько к свому хозяину. А Борилка узрел ак с егось тёмно-смурного низу посыпались, вроде ягоды с куста, прицепившиеся упрямь к древесине щёлками-ртами чёрные, склизкие да извивающиеся пиявки.
Пень подскочил к духу и зависнув на мгновенье у вышине, слегка накренилси к хозяину, судя по всему приглашая вусаживатьси. Ичетик тутась же оттолкнувшись от мхов, своими здоровенными лягушачьими лапами, сиганул на пенёчек, да приземлившись на него, схватилси за щепу, точно за гриву коня. Раздалси ащё водин резкий свист и воды болотны, прямо за голубой зачурованностью, немедля разошлись у стороны, и пень тады ж понёс лихого наездника унутрь болотных земель, кои выглянув из-под водицы казали свои, поросшие тонкой тиной, затейными водорослями и ряской, брега.
" Охошко!"- напоследок выкрикнул дух, верно сице прощаясь, и стремительно нырнул углубь поддонных земель, тутась же над ним сомкнулись воды, и по их поверхности разбежавшись у разны сторонушки пролегли широки круги, напоминающие мельничны жернова.
Из сошедшихся вод вынырнули гады, усякие разные: змеи, рыбы, чрепы, и принялись двигатьси по кругу голубизны минуя перьевые воблака, будто охраняя путников от нападения. Токмо лягухи продолжали сидывать на облачках, да тараща у болотну ночь глазищи, негромко затянули свову квакающую песнь, словно эвонтим звуком сказывая дедке Болотнику, шо у егось владениях усё спокойно.
- М-да...,- промолвил Ратмир, со трудом шевеля отёкшими устами, и оглядывая усё окрестъ себя вопухшими да обратившимися у тонки щёлочки очами.- Скока на Бел Свете живу, а тако колика нежити отродясь не зрел... хотясь нонче и вижу ужотко дюже худо.
- Эт... ты точнёхонько подметил, братец,- согласно кивая главой, откликнулси Гордыня и беспокойно воззрившись на Ратмира, протянув уперёдь руку бережно огладил пальцами припухлости на его лике.- И я тоже николиже не видывал таких препротивных воинов Лихо... да и об Ичетике слыхивал токась из баек... Воно, чё мене порадовало нонче, ужось видимо за усе таки тяжелёхонько прожитые деньки, енто у то, аки черти мутузили, кусали да топили друг дружку... Вжесь на тако действо було весело поглядеть.
- Шо ж собратья, оно и впрямь у то смешное было действо,- наполненным грустью голосом загутарил Былята.- Да, токмо гаганить нам ащё не времечко... зане из болот мы не вышли, и шо ожидаеть дальче непонятно.... И засим, не можно забывать нам главного... Мы соотчичи днесь потеряли нашего соратника и друга Любина. Посему, давайте вукладыватьси на покой, а на дозоре остануся я да постерегу покой и сон.
Стоило старшине воинов произнесть у те горьки слова як путники разом согнали со своих лиц вулыбки, и, оглянувшись, посмотрели на своего собрата, тихого... вже будто замершего... лежащего под охабнем, и тяперича ни к чему не имеющего отношение. Немного помолчав и тяжко повздыхав, воины начали расходитьси, да вукладыватьси на покой. Оно як бой нежити занял достаточно времечка, костры ужо прогорели, а потому перво-наперво Сеслав и Крас стали их наново разводить, усе другие воины ж пошли почивать. И вмале не уснувшими, на полянке, воказались токмо Борил, Сеслав, Крас и Былята.
Борилка сперва вглядывалси у чёрны земли болот, но не узрев тама нивкакой беды, подошёл к токась разгоревшемуся костру подле которого, несмотря на происходящий округ беспорядок, крепко спал, вукрывшись охабнем мальца, Гуша. Вон за усё время сечи не то, шоб завизжал, а похоже ано не воткрывал глаз, продолжая сладко почивать да пускать слюни на свову вывернуту губищу.
Мальчик востановившись, да точно нависаючи над шишугой, неторопливо надел на себя рубаху, кыю пред боем скинул, и кыю тяперича отдал ему Крас, прежде чем улечьси отдыхать. Ащё немного помедлив, воправляя одёжу на себе, Борила, будучи дюже рассерженным, присел на корточки, резко стащил с Гуши свой охабень и принялси трясти того за плечи, намереваясь таким образом разбудить. Обаче шишуга иль и впрямь спал утак крепко, или не желая отзыватьси, лишь притворялси. Потому вон токась шибче пустил изо рта густы потоки слюны да резво лягнул отрока ногой, целясь стопой у какой-нить болезненное место, абы отбить у оного желание будить спящего.
- Ты чё Борюша к нему пристал?- удивлённо вопросил подошедший Сеслав и встал осторонь мальчоночки.
- А чавось вон дрыхнеть...- возмущённо прокалякал малец, не оставляючи попыток разбудить шишугу.- Больно евось у то не касаитси... у то, шо с нами происходить.
- Плоисходить... плоисходить...,- сонно и дюже вяло изрёк Гуша.- Усё я сышу... усё... Лазви у таком шуми мозно вуснуть... Никак низя... никак... Токмо я, Болилка, ни паникую... як ты... Я знаишь како спокойный... Я тут лижу... плитволяюсь, обачи коли ктой-то нападёть... я утады... утады влаз плыгну и мигом одолию... мигом. Но Ичитик, вон ж низля пишёл... Пишёл вон помочь... оно оттовось я и ни паникую, спокоин я... Уся сила, Болилка, ты то запомни.... покудась я сказываю... уся вона.... а...а...а,- широкось зевнув, заметил Гуша.- Уся сила у спокойствии... Ложись спать, а то всколо вставать а...а...а.
Мальчик сразу пеьестал трясти Гушу, и, убрав от него руки, покачивая головой, молвил:
-Сила... Да у тебе Гуша... уся сила в животе... Спокоен ты... Оно усё потомуй как Ичетик нас зачурованным колом оградил, поелику ты и спокоен. А то я помню як ты верещал кады Хмыри и Караконджулы на тя нападали... ажно! ушам було больно.
- У я сици налочно вилисял... налочно, шоб нижить пугаясь мово клика лазбигала...сь,- скузал Гуша и закрыв рот подтянул нижню губу увысь накрыв ею верхню.
- Ложись почивать Борюша,- нежно погладив отрока по пошеничным волосьям, чуток растрепавшимся от порывистого дыхания Асура Полуночника, прокалякал Сеслав и вусмехнулси рассуждениям шишуги, который судя по сему у тот же миг и вуснул.
Воин поднял с оземи скинутый с Гуши охабень, да расстелив его на мху, мотнул головой, вуказывая укладыватьси на негось мальчоночке. Борила чичас же послушно поднялси с присядок и шагнув к охабню, пристроилси с одной евойной стороны, на всяк случай (утак велели старшие) не сымая на ночлег сапоги. Сеслав бережно вукрыл мальчугана второй стороной охабня и пожелав "доброй ночи", сам вотправилси на покой.
Сувсем немножечко малец, лёжучи на постеленном, припоминал виденную нежить, не сводя взору с влажного мха, который Былята, устроившийся на дозор у их костерка подкинул у огонь. Мох, прежде чем разгоретьси, выбросил увысь неприятный запахом густой, смурый столп дыма, и ано, по первому, возжелал затушить костёр, но таче малеша просохнув, може усё ж сговорившись с огнём, начал почуток разгоратьси.
Прислухиваясь ко всем звукам, каковые витали у болотных просторах, мальчик замечал лишь голоса бодро квакающих лягушек Ичетика, также як и Былята оставшихся дозорить, да тихое жужжание комаров, желающих испить евойной юшки. Будучи дюже взволнованным и оттавось, шо видал таки беснования нежити и от смерти Любина, Боренька никак не мог вуснуть, хотясь и пыталси, подолгу держа сомкнутыми глаза. Токмо пред ними усё сызнова... и сызнова проплывали только, шо виденные зрелища идеже нежить билася меж собой, воборачивалась у зверей, а вопосля убегала у ночны просторы. А ещё проскальзывал перед очами мальчонки образ, махонького, похожего на голого ребетёнка, толстого да с вугромным выпученным уперёдь пузом, короткими, отёкшими ручонками и ножонками, Упыря. Зрелси у том видении и раскрытый рот нежити иде сверху, и снизу проходило по два ряда тонких, вжесь як остриё шил, зубов, дюже часто натыканных и обильно покрытых красной кровью дядьки Любина.
Немного погодя, кады раздалось мерное посапывание странников, а Гуша едва слышно заскулил аки засегда во сне, малец поднялси и усевшись, укрылси охабнем, оно як у болотах витала кака-то неприятная сырость, да вопросил у сидящего супротив него Быляты:
- Дядька Былята, а як вэнти Упыри на Бел Свете появились?
- Ты, чавось не кочумаешь?- беспокойно глянув на отрока, поспрашал Былята, и подкинул у костерок ищё немного мха.
Густа, плотна пелена серого цвету на немного сокрыла лицо воина от глаз мальчика, но у тот вроде и не вубратив на то внимание, ответил:
- Сице... думкаю об Упырях... об нежити... и сон нейдёть.
Серая мара дыма вунеслась у ночно небо и Борилка наново увидал Быляту. Тот беспокойным взором окинул Борюшу, и, огладив книзу свову ковыльну, курчаву бороду и вусы, принялси пояснять:
- Есть тако существо, величають евось Двоедушник... Кличуть оного так занеже у нём живуть две души. Одна душенька человечья... така аки у мене и у тобе, а другая... другая душа-то демон. Выглядить у то существо, як вобычный человече. У него две ноги, две руки, тело, глава, лико... Словом гутарить никак он не отличим от нас... токмо глаза у него иные... И не то, шоб вони были узки, аль дюже широки... Неть! вони просто чудного цвета... И непременно сице, шо овый глаз- чёрный, а другой- любого цвету могёть быть, ну, у там зелёный, голубой, серый. Живёть такой Двоедушник со людьми. Днём у нём править та- человечья душенька, она заставляеть трудитси у поле, рыбачить у речушке, строить избу або воевать... Одначе стоить наступить ночи, аки тело, заснув паче не подчиняитси душе человека, та вроде засыпаеть у нём, пробудить его неможно. И вот тады править начинаеть тот демон... вон выходить из тела, обращаитси у пса, кота, зайца, а бываеть и у коня. И ходит эвонто тако злобно зверью по Бел Свету и творить усяко зло и беды,- старшина воинов на чуть-чуть прервалси и бедственно вздохнув.- Ну, а як придёть брезг, демон возвращаитси у тело... и Двоедушник пробуждаитси.. А кады явитси смерть к такому человеку, то душа- она усю жизнь словно связанна по ногам и рукам демоном была, она выходить из тела и вулетаеть у Вырай-сад аль Пекло, аки чаво заслужила. Тело ж сообща с демоном превращаитси в Упыря.
- А почему ж тады дядька Любин можеть превратить у Упыря?- вопросил Борила и повел озябшими плечьми с коих слез охабень, потомуй як малец вутмахивалси от донимающих его комаров.- Ведь вон не был Двоедушником... иль был?
- Неть.. Любин не был,- молвил Былята и устремил свой взгляд сквозе огонь на притихшего на век соратника, укрытого охабнем.- Но евойну юшку сосал Упырь... Душа Любина уйдёть в Вырай, як токмо мы сожжем тело... А само тело воно чичас могёть шибко подвергнутьси нападению какова демона, шо у множестве бродють у Бел Свете и изменившись, ожить... Но ты не тревожиси, Борюша, мы не позволим в тело Любина вселитьси демону, мы предадим его огню... Сожжем у ту тонку паутинку... и душа Любина уйдёть в Вырай к своим предкам, к роду из какового вон вышел.
- Дядька Былята,- после недолгого молчания вдругорядь загутарил мальчик.- А зане можеть вселитьси у тело- та... вторая злобная душа... у тот демон?
- Дэ-к... як,- протянул воин, словно раздумывая аки про энто сказывать да резко дунул собе на нос, прогоняя каку сёрдиту мошку аль комара, кружащую посторонь него.- Балякают, шо вселяитси она сразу при рождении ребетёнка. Кады мать али отец дитю не рады, да плохое чаво про ребетёнка думають, желають... Вони вроде як сымають с няго оберег положенный мальцу их любовью... Положенный Ладой Богородицей, каковой даёть Богиня кады на свадебку возлагають у честь её молодые дары от труда свово... Осе так-то,- Былята сызнова прервалси и , воззрилси на отрока, и тот у свете легохонько вскидывающих увыспрь лепестков пламени углядел тревогу у зелёно- серых очах воина.- Ну, а тяперича, - произнёс Былята,- ты, Борюша, вукладывайси почивать... Занеже котору ночку ты худо кочумаришь, и то вельми тобе аки мальчику не пользительно. Могёшь ащё, не дай Боже, занедужить... Ложись Борюша и не о чём таком скверном не думай... и тадысь скоренко вуснёшь.
Былята ободряюще вулыбнулси мальчугану, и подкинул у костёр несколько сучковатых ветвей, шоб огонь и не думал затухать, оберегаючи странников своим светом. А Борилка порывисто выдохнув, ужо сице у няго разболелася душенька за дядьку Любина, который могёть, коли евось не придать огню Семаргла, превратитьси у Упыря, усё ж послушно кивнул и наново стал вукладыватьси на покой.
Продолжая, меж тем, обдумывать случившееся и особлива то, чавось тока, шо вуслыхал... Да, горестно представляя собе такого ребетёнка, кое могёть родитьси не любимым у матушки и отца, и по их необдуманным мыслям, желаниям и действам будет мучимо усю свову жизть тем самым злобным демоном, став на всё то времечко Двоедушником. Опосля ж смёртушки и вовсе обратитьси плоть евойна, то есть плоть отца и матери, у такого голого, толстого и до безобразию отёкшего, злобного убивцу-кровососу Упыря.
Глава двадцатая.
Лесные друды.
К вечёру нового денёчка путники и впрямь достигли рубежа болотных земель, да узрели пред собой хвойны леса. По краю краснолесья пролегала полоса топкого болоту, такого точно в эвонтом месте стояла высока вода. Хорошо, усё ж, шо у странников имелась тропка Кострубоньки, а то вернёхонько не скоро смогли б вони преодолеть то местечко и добратьси до возвышенности на каковой разместилси бор. И ведь на руках их нынче был не токмо вумерший Любин, оного несли на носилках, но и два хворых соратника. У водного из них, Ратмира, к средине дня сице опухло лико, шо глаза и вовсе перьстали видеть, они схоронились под отёкшей кроваво-синей кожей, а посему егось осторожно придерживая под руку вел Гордыня, аль Орёл. Плечи второго страждущего, Щеко, также оплыли, а евойны руки почти до локтя страшно набрякли, да сильный жар сотрясал усё тело, оттовось и ему помогали итить, хотя он и бодрилси.
Тело Любина по очерёдке несли на носилках соотчичи. Борилка шедший позадь вэнтих носилок, наблюдал як посиневша рука воина, свисающая с деревянной жерди, клонилась к долу и корявенько помахивала мелькающим кустарничкам болотной одури, зелёным мхам и окошкам с водицей. И кажный раз, глядя на тако помахивание, мальчоночка горестно вздыхал и так, абы никто не видывал, утирал проступающие у очах солёны слёзы, ужо дюже сильно перьживаючи за помершего, доброго и развесёлого, дядьку Любина.
Впрочем о Любине грустил не токмо Борюша, но и все евойны соратники и ано Гуша. Тот инолды, идючи обок носилок, подсигивал увысь, и жалостливо подвывал, так будто ктой-то егось оченно крепко ударял по покрытой сверху короткой, тёмно-бурой шёрсткой головёшке, поясняя странникам, шо у них, у шишуг, принято сице провожать померших.
Кады путники, напоследях поднявшись на бугор, вошли в краснолесье, покинув болотны просторы, то перво-наперво облегчённо вздохнули, потомуй как распрощались они не токась с владениями Болотника, но и с землями злобной нежити. Пройдя немножечко вглубь бора, решили устроить привал зане Щеко и Ратмир до зела ослабев, желали вотдохнуть. На небольшой кулиге у перелесье порядили располагатьси на ночлег.
Усё то времечко, особлива бережно сберегающий свову котомочку Борилка поклал её на поваленный ствол дерева сосны, шо прикорнул посередь прогалинки. Да вопосля и сам устало опустилси подле него, на како-то мгновение уставившись у хвойный лес окружающий плотными полосами энто ровное место, чистое и безлесное, поросшее низкими травами. Обаче чуток попозжа вон, развязав снурки на котомке, достал из неё кугиклы, на коих ужесь давненько не игрывал, и, поднеся к устам, лягохонько перьбирая на винструменте дырочки, подул у него. И тады ж по лесным далям полетела грустная погудка... така, шо не токась запечалились путники, собирающие ветви для костров, но закручинилси, затосковал усам лес.
Поначалу бор неподвижно застыл... перьстали у нём колыхатьси веточки да хвоинки-иголочки. Затих сякий перестук або напев птицы, вже будто усё окрестъ заснуло иль вумерло... Одначе миг спустя он унезапно заплакал... да сице тихо... тихо... же верно вторя звукам кугиклы. И слышалси у том плаче заунывный вой ветра, жалобный стон умирающего зверя да протяжные человечьи причитания по почившему сроднику.
Борила играл на кугикле, а лес ему подпевал, горюючи сообща с ним из-за потери дядьки Любина... И мальчику чудилось то не бор поёть, а како-то живое существо. Пытливым взглядом отрок всматривалси у сереющие просторы леса, и вмале узрел тогось, кто вторил ему. Мгновенно перьстав играть на винструменте, малец изумлённо вуставилси на него... того существа, каковой ему подтягивал, утак поколь не решаясь убрать от губ кугиклу.
Существо стояло посторонь сосны такой высокой... высокой со стройным отливающим краснотой стволом, с широкой, густой кроной усыпанной светло-зелёной хвоей. Нежданно енто создание свершило робкий шаг уперёдь и абие мальчик углядел, шо то существо не водно, а их туточки, на кулиги, несколько. Эвонти создания были вельми чудными и сверху они походили на человека, будучи росту не малого ужось повыше Краса можеть вершка на три, четыре... а можеть и на усе пять. У тогось существа, на которого зекал отрок, як и у сякого человече, имелась голова на коей находилось дюже раскрасивое лико с бледно-зеленоватой кожей и тёмно-зелёными, чуток пониже плеч, волнистыми, распущенными волосьми. До талии енто верно была женщина и даже идей положенно у неё имелась небольша грудь, но сразу от стана униз уходил расчленившийся ствол древа, напоминающий многокорневое, пучкообразное тело тёмно-бурого цвету. Впрочем и рук у создания не було, заместо них имелись ещё паче тонкие корни выходящие из плеч, по два с разных сторон. По поверхности рук- корней росли огромадные, вроде плоских бероских тарелей, грибы, а у там идеже у человека находилась кисть да пальцы, у существа имелось множество тонких, кривых, сучковатых веточек. Ноги-корни, их Борилка, насчитал не меньче девяти, слегка изгибались на концах, образуя вяще широкие стопы. Чичас вони, у те стопы, неторопливо ступали по хвойной подстилке и коротенькой травушке, шо покрывали оземь, двигаясь навстречу странникам. Однакось мальчуган, разглядывая подходящих лесных жителей, заметил, шо не у всех у них есть груди, оно, по-видимому, посему часть из них была мужами, да и волосья у тех, безгрудых, смотрелись прямыми, и короткими. Прошло сувсем немножечко времечка як усе путники узрели тех созданий, и Былята тихонечко молвил, поднявшемуся от костерка, Сеславу:
-Вэвонто кажись друды лесные.
-Кажись,- также еле слышно согласилси Сеслав, и бросил суху ветвь, каковую сжимал у руках на матушку землицу.
Гуша же почемуй-то, при виде друдов, стремительно вскочив с земли, иде обок поваленного ствола выбирал из муравейника лялизкой вкусну живность, спряталси за спину Сеслава. Хотя по вулыбкам ентих созданий, по их светло-зелёным, чистым глазам чудилось, шо потомки Анта Велесевича и Прии Богумировны не могуть творить зло и являютси народом светлым да добрым.
- Добре вам странники, - закалякал подошедший ближее усех к людям друд, у которого с подбородка свисало несколько серебристых волосков, и чуть слышно заскрыпев поклонилси им.- Приветствуем наихрабрейших и наисильнейших беросов в наших землях! Ибо не всякому человече дано пройти грозные, болотные просторы, где издревле правит Лихо Дулеб, оный есть возмутитель спокойствия и предатель воинства Асура Велеса... И который долгие... долгие века прячется здесь, в ожидание того денёчка когда всколыхнётся на Бел Свете зло.
Друд смолк и также тяхонечко скрыпнув поднял главу да ласковенько вуставилси глазьми на притихшего Борилу, прижимающего к устам кугиклу.
- Здрав буде, старшина народа друдов, вже не ведаю я як тобе кликать,- отозвалси первым Былята и шагнул поперёдь сех, гордо выпячив свову мощну грудь и расправив широки плечи.- Занеже ты нам имячко своё не сказывал.
- Что ж это действо, как говаривается, поправимое,- усмехаясь уголками розоватых губ, отметил друд.- Я, верховновластный старшина народа друдов, Комол. Много лет правлю я своим родом в друдском поселении "Журушка", куда приглашаю вас проследовать, ибо гости в наших краях редки, а посему вдвойне приятны и милы нам.
Комол неторопливо перьставляя свои ноги, развернулси и указуя рукой у дали краснолесья, малеша склонил свой стан и чичас же, и востальны друды, а их было не меньше двадцати, также поклонились гостям. Борилка наконец-то вубрал от губ кугиклу да поспешно спрятал её у котомочку, закинув оную на спину. Засим он живинько вскочил на ноженьки и подбёг к Быляте, который почемуй-то стоял смирно, ужось словно не решаючись двинутьси уперёдь али можеть напряжённо чавой-то обдумывая.
- Ну, что же вы?- несколько вудивлённым голосом, вопросил Комол, он уже повернул свой скрыпучий стан к путникам, и, разглядывая, взывал к ним.- Вы не желаете принять нашего приглашения?.. Но ваши братья...- и он зыркнул в сторону сидящих на бревне Щеко и Ратмира.- Я вижу тяжко больны, видимо подверглись они нападению нежити...и вам без нашей помощи их не спасти... Они умрут... да и того... мёртвого вашего... пока не свечерело надобно придать огню.
- Усё сице Комол... усё сице,- крякнув и смахнув дланью с лика прилетевшу тонку паутинку, зацепившуюся за широкий кончик носа, произнёс Былята.- Да токмо... токмо...
- Токмо ты, Комол, сразу нам балабонь,- вступил у говорок Сеслав, судя по сему, желаючи прокалякать то, чавось затруднялси выразить соотчич.- Ты нам сице и балабонь чё от ны потребуешь?.. Какова будять плата за то, шо мы у вас гостить будем?.. За то, шо вы излечите хворых наших Щеко и Ратмира?.. За то, шо предадим огню Семаргла соратника нашего Любина, вутправив евойну душеньку у Вырай?
- Зачем вы о плате говариваете,- недовольно загутарил Комол, и голос евойный днесь перьстал звучать мягко, а прыналси скрыпеть, як и усё тело... да с неподдельным любопытством воззрилси на Борилу.- Эта будет не плата, а благодарность.
- Странна благодарность,- сёрдито выдохнул Сом, и недовольно качнул головой, вон стоял сторонь с Сеславом, уперев руки у боки. - Ну, дэ-к, нам у то усё равно... благодарность то аль плата... Сказывай, ну-тка, чаво от ны требывать будёшь?..
- Замечу... вы о том сами спросили,- произнёс друд и полыхнул зелёным светом своих очей у сторону мальчика так, шо Борюше захотелось, аки и Гуша, упрятатьси за широку спину Сеслава.
- Сами... сами.. мы о том поспрашали,- изрёк Былята да положил руку на рукоять меча, висящего у ножнах на поясе.- Ты вэнто давай сказывай.
- Ладненько,- протянул Комол, и сделал своими многокорневыми ножищами шаг уперёдь.- Мы народ друдов,- принялси пояснять вон,- излечиваем ваших собратьев, предоставляем вам наши гостеприимные жилища. Мы подскажем ваш дальнейший путь и выведем вас из наших земель, а за это... в благодарность... вы оставите у нас этого отрока, - и Комол поднял свову расчленённую руку и указал на Борилку.- У нас очень...
Но старшине друдов не дали досказать, и первым вступилси за мальчонку Крас. Он выскочил напередь, преграждая доступ друдам к мальцу, да резко выдернув из ножён свой зачурованной меч, направив его на лесных жителей, зычно гикнул:
- Николиже... николиже мы не оставим у вас нашего Борюшу!
- Нет!.. вы меня не поняли,- взволнованно вуставившись на зачурованный меч молвил друд.- Мы не сделаем с мальчиком ничего плохого. Мы оставим его жить в нашем народе. Он будет равен нам... Он будет наш. Просто народ мой малочисленнен и если мы не будем вбирать в себя людей... то скоро иссякнем... иссякнем и не останется на Бел Свете друдов.
- Но наю отрок не друд... вон человечьего племени... вон берос,- ровным, спокойным гласом, словно речь велась не о Борилке, а о какой-то животинке, пробалякал Былята.
- Он таким и останется,- торопливо кивая, и наново расплываясь у улыбке так, чё явил странникам ряды ослепительно-белых зубьев, загутарил Комол.- Он вырастет среди нас и женится на друдской девчине и продолжит наш род.
- Ну, вот ищё...,- недовольно откликнулси Борилка и выглянул из-за спины Краса.- Буду я на ентих многоножках жёнитьси... чавось удумал... Я ж берос... и, ежели кады обжинюсь,- при тех словах мальчуган сморщил не токась лоб, но и губы,- сице токмо на бероске... И шоб у неё було две ноги и две руки.
- Слыхивал Комол,- усмехаясь, отметил Сом, и тряхнул схожими с дубинами ручищами сжав мощны кулаки, напоминающие набалдашники.- Наю Борюша не желаеть жёнитьси на ваших девчинах. А посему енто предложениеце мы принять никак не могём... Да и таче, коли бы Борюша удруг и пожелал деву из твово роду у жинки принять...мы б евось усё равно туто-ва не воставили... Занеже прибыли мы сюды, пройдя болотны просторы, и потеряв нашего соотчича именно из-за эвонтого мальца... Ты, вжесь, Комол глазёнки свойны поширше расстопырь... да глянь чаво у няго на груди горить... горить... полыхаеть... да свет чудной рассылаеть... А пламенитси у там знак Асура Велеса, чей сын Ант являитси вашим прародителем... Мы ступаем по велению Бога Крышни и Бога Велеса у дальний град Торонец, у поисках меча Индры, каковой окромя ентого мальчика никто добыть не могёть... Меч же нам нужон, абы защитить наю народ и оземь родимую от зла, кые движитьси на беросов откудай-то издалече.
- Сице, шо...,- добавил Сеслав, лишь тока Сом замолчал.- Мы вас отблагодарить не могём.
- И Борюшку не отдадим,- взмахнув увыспрь мячом, дополнил Сеслава Крас.- Николиже.
Комол кажись тока, шо понял о чём ему балабонять воины, и, вглядевшись у мальчугана, вжесь верно желаючи разглядеть знак Велеса на евойной груди, начертал на своём лике сёрдитость. Он расстроено вопустил к долу свову руку, коей указывал на отрока, не приятно скривил красивые, большие, розоватые губы... И немедля с лико его сбежала усяка доброта, а свет кажись испарилси... и воно... у то лицо и вовсе стало како-то злобно- холодное.
- Днись... наю сидять.... сидять усех махом... ни вуставив ано моей лялизки,- едва слышно прошептал Гуша и вжалси в спину Сеслава, точно мечтаючи ей отгородитьси от лесных жителей.
Старшина друдов вуслыхав тот испуганный шёпот шишуги и совсем подурнел, ажно сменив цветь лица с зеленоватого на болотный. И принялси оглядывать путников, подолгу востанавливаясь взором на их мужественных лицах, а немножечко погодя, обозрев дородный и младой вид Орла скузал, указуя нонче рукой на парня:
- Ну... быть может- этого юношу вы оставите нам?.. Он тоже молод.
- Неть,- покачивая, вотрицательно главой ответил Былята.- Ден ты не усвоил Комол? Никого мы не вуставим... никого... Коль не желаете помогать... не помогайте... як у ны у беросов гутаритьси: "Сами вуправимси". Дэ-к токмо из наших соотчичей никогось мы вам у дар не вуставим... не принесём... Нас ведуть Боги: Крышня, Велес, Ярило... и безсумления Вышня... Ступаим мы по стёжке, шо нам вуказали наши Асуры и свурачивать не будём... Ну, а коль вы забыли усяки добры вобычаи... сице пущай эвонто на ваших душеньках ярмом виснеть... А наю, я у том уверен... наю помогуть и подскажуть иные жители ентих лесов.
Былята прокалякал у те слова и замолчал и тадысь на кулиге наступила тишина.... така, шо Борюша вуслыхал пение птичек, да лёгкий скрип ветвей деревов, а можеть рук и ног друдов. Унезапно в разговор вмешалси сидящий на поваленном сосновом стволе Щеко, вон поднялси с няго и чуть-чуть покачиваясь взадь да вперёдь, частенько прерываяся и вздыхаючи, произнёс:
- Ты, Комол, чавось не понимаешь... аль просто притворяишьси? Зло... зло движитси на наши земли... и почему энто ты порешил, шо воно... у то зло тобя не коснётси каким-нить боком.. Ты чё думаешь туто-ва у ентом краснолесье отсидетьси... отпрятатьси?.. А коль тако не получитси... тадысь як?.. Коли эвонто зло доберётси до вашего бора, да аки вухватить вас злобными ручищами... тряхнёть хорошенько, а опосля и вовсе придушить... тя самого и твой народ... Эх вы! - горестно дохнул Щеко и тяжелёхонько вздрогнул усем телом, да абы не впасть сызнова вуселси на бревно, токмо гутарить усё ж продолжил,- рядиться вон тут с нами... будто торговец на торжке... будто базыга он... ох...ох...ох!- тошнёхонько достонал Щеко, судя по усему, вутомлённый баляканьем.
Глядючи на старшину друдов Борилка зрел як тот явно боритси с собой, оттогось на евойном лице проступала то сёрдитость то доброта. Ужось, по-видимому, не желалось ему помогать путникам сице без дара, да услышанные слова Щеко и евойны мучения произвели на него како-то действо, и на губах друда появилась робка вулыбка, он чуток колебалси, а засим ответствовал:
- Что ж... может вы и правы... Да только и меня вы поймите... Вас здесь много, и один человек ничего не значит... а для нас быть может...
- Комол, ну, чаво ты балабонишь тутась,- возмущённо изрёк Сеслав, и резко всплеснул крепкими ручищами, у то не в силах слыхать.- Да... для ны кажный есть собрат... близонький да родненький... И гибель нашего Любина, огромнейшая бёдушка... бёда для усех сразу и для кажного в отдельности... И ежели помогать не хошь... сице уходи луче, сами справимси. Но таки разговоры слухать мене, як воину не приятно,- и Сеслав на миг прервавшись, похлопал ладонью по ножнам, указуя усем своим видом, шо могёть постоять за собе и соратников... тем паче нонче пред ним был народ, а не нежить какову убить неможно.
Токмо сиё постукивание и на Комола произвело нужно впечатление, оттогось он, повертав главу, начал гутарить с другими друдами, едва слышно загурлыкав, словно на каком-то птичьем говоре. Те... иные друды, шо пришли с Комолом, на том же гурлыкающем языке стали чавой-то ему отвечать. А опосля одна из них, верно то была женщина, потомуй как у неё имелась грудь, развернулася и неспешно перьступая, своими немного согнутыми, корневищами ног вушла у лесну глубь. Морг спустя и усе другие друды, оные так жарко спорили, последовали за ней при вэнтом ано не глянув на затихших на прогалинке странников. Туды ж ушёл и Комол, тяхонько поскрыпывая своими ручищами, и восталси на кулиге токась один друд. Ентов житель бора слегка отличалси от других и имел желтовато-зелёную кожу, а кора на его руках и ногах была тёмно-серой. Он был мужем и внегда говаривал с друдами вельми сильно горячилси, громче усех гурлыкал и беспокойно размахивал корневищами рук. Посему после того, як усе друды пропали у краснолесье, вон окинув взглядом путников, просиявши вулыбкой, молвил им:
- Меня зовут Лепей. Все друды отказались принять вас гостьми в своих жилищах, я же нет. И меня не надо будет благодарить... Пойдем-те со мной, я приглашаю вас в свою лачугу... И хотя она не такая просторная, как у других моих собратьев, но вы сможете в ней отдохнуть, поесть... а ваших больных... ваших больных я постараюсь излечить. Однако прежде, чем мы уйдём отсюда... прежде чем войдем в поселение друдов, надобно придать огню тело вашего почившего собрата... Потому как друды запретили приносить его в Журушку.
И Лепей, не дожидаючись согласия путников, чичас же подошёл к поваленному небольшому стволу ели, густо поросшему зеленоватым мхом и присыпанному сверху опавшей хвоей да легошенько ево подняв, чуток тряхнул им... Немедленно со ствола у разны направленья полётели комья земли и мох, а кдолу посыпались хвоинки да веточки. Еле слышно поскрыпывая деревянными частьми тела друд направилси к стволу на коем сидывали Щеко и Ратмир, и каковой лежал посредь кулиги. И абие усе кто находилси на прогалинке торопливо начали помогать Лепею сбирать ветви, стволы деревов, сооружая костёр, последнее пристанище для тела Любина. Хворым Щеко и Ратмиру помогли перьбратьси у друго место и усадили их прямь на покрыту невысокими травами оземь.
Не прошло многу времечка як погребальный костёр был лажен и тадысь Сом да Крас возложили на него тело Любина, прямо на носилках, сняв с няго охабень которым тот был укрыт. Открыв у тем самым евойно лико так, абы мог воин-берос видывать, у последний раз, заходящее на покой красно солнышко, вечереющее небо покрывающееся самоцветными небесными телами украшенными многоликими лучами, символом Бога Ярила. Опосля ж вони обложили костёр вкруг ветвями да собранным сухим мхом, кыей утирая очи сбирал Борилка и подвывающий Гуша.
Кады ж усё було готово Лепей, воины, отрок и шишуга обступили костёр по коло, и Орёл с Красом подожгли егось со двух разных сторон. Огонь мгновенно ухватилси за сухой мох, засим торопливо перьбралси на потрескивающие ветви, прожорливо перькинулси на стволы и само тело Любина.
- Добрей стёжки брат наш!- громко выкрикнули воины, и, вынув из ножен мячи вустремили их выспрь... туды у далёкие серые небесны дали... туды, кудыличи днесь направила свову поступь душа Любина... туды к предкам, родам, Асурам.
- Светлыми тропами у Вырай, иди мой добрый друг!- негромко добавил Сом, каковой особлива был дружен с Любином.
И тяперича у левой руке сжимал рукоять меча Любина, прижимая холодный клинок к сердцу, символизируя тем самым прощание с ним егойно сына, оному по возвращению воины должны будуть перьдать меч почившего отца.
Огонь ужотко почитай сожрал стволы деревов, он почитай пожелвил и тело Любина, кады Лепей, низко склонив главу пред прахом павшего, и оглядывая горестно вздыхающих воинов вставляющих мячи у ножны, скузал:
-Ну, что ж гости, поди пора и нам идти. Огонь догорит, за этим духи нашего бора присмотрят, а нам надобно уходить. Скоро совсем стемнеет.
Договорив, Лепей развернулси, почти безшумно не издаваючи ни скрыпа, ни какого иного звука и пошёл туды... кудыкась до энтого вушли други друды, сквозе прогалинку поросшу низкой травой и вусвобождённую от деревов, у глубины краснолесья. Путники враз кивнули головушками и печально поглядывая на останки кострища и внегда соотчича неторопливо подняв с землице котомки, туло, луки последовали услед за друдом.
Нешироко шагаючи, вжесь будто суетливо перьставляя свои девять аль можеть десять ног, двигалси упереди сех Лепей. Сразу за ним пристроилси Былята, Сом который поддерживал Щеко, Ратмир и Гордыня. У серёдке же шествовал Борила и жмущийся к няму Гуша, оных вухраняли Крас, Сеслав и Орёл, беспокоившиеся, шо други друды могуть задумать чавось не дюже ладное промеж мальца.
Бор у котором вони продвигались ужесь начал сереть. У нём росли не токмо стройны высоки сосны, но и ели, чьи стволы, покрытые лаптастыми ветвями, походящими на бабьи понёвы, образовывали кдолу широкополые клины. Дерева у те также отличались высотой и ровностью стволов, их огромадны пушисты ветви были покрыты тёмно-зелёной колючей хвоей. А нижние, мохнатые ветви сице близёхонько стелились к оземи, шо казалось и вовсе укрывали её подобие тёплого одеяла. В эвонтом краснолесье, особлива идеже стояла ель, ноли не имелось кустарничков, а землицу покрывала толстым, мягким, точь-в-точь як перина, слоем опавшая и побуревшая хвоя. На той посохшей перинке росли приземистые, обнимающую эвонту хвою кустики черники с ребристыми ветвями да маненькими, зеленоватыми ягодками, бруснички с толстоватыми, тёмно- зелёными листами, теснившимися близёхонько друг к дружке, и гроздями не поспевших ягод.
Борилка глядел на вэнти зелёны ягоды жадными глазьми, ужо утак вон изголодалси... казалось ищё миг и он опуститси на корточки да начнёт их жамкать прямо не поспевшими. Ведь оно который день, из-за той злющей нежити, странники мало ели... усё многажды вечерами, кады вудавалось чавой-то добыть. Ну, а нонешний дянёчек мальчик и ваще ничегошеньки у роть не поклал, занеже старшие торопилися поскорее вуйтить с няши, оттогось и не шамали усе... усе окромя конешно шишуги. Оно и чичас, идючи позадь отрока, Гуша поначалу вельми томительно и протяжно подвывал, а опосля принялси перьмешивать у те всхлипы с чмоканьями, явственно, штой-то излавливая и поедаючи.
- Вжесь можеть ты Гуша прекратишь сице громко жёвать,- недовольным гласом окликнул шишугу Крас.- А то у мене и сице животь подвело... да у то верно не у мене водного... Вон и Борюша наю на оземь усё поглядываеть... хочеть, судя по сему, черничку аль брусничку прям зелёной систь... И ты ащё тутась Гуша... чмок... чмок... хруст да хрям... ажно сил ни вкаких неть.
- Шо ж..,- порывисто глотая пережёванное, молвил Гуша.- Кто ж виновать, шо вы пожущилить як я ни могёти... И цивой-то я должон голодать из-за вас... А можить я послидний лаз им... можить интот длуд нас на погибиль видёть... Знаись ак шишуги гуталять... а гуталять вони, шо длуды,- и шишуга чуток понизил свой голос, доведя евось почитай до шёпотка.- Шо длуды жамкають длугих налодов... шоб значить сопилников ни имать... Так-то Клас... так-то... А тиби, жадюги такой, мини жучка жалко стало... жалко... ох!.. ох...ох!.. Ничасный я какой... усё у мини у жизти ни холошо... жёнки нить... от таки мучинья лади вас пилижил... стока пилинёс... а тяпирича ащё и сидять... сидять и лялизки ни вуставять... Бида... бида да и токась!
Раздалось громкое цвак, опосля не мнее зычное плямк, а таче изо рта шишуги вылетел скрыпучий хруст, будто перемалывали на мельнице жернова солнечну пошеничку.
- От... ты обормот,- незлобно произнёс Крас и легохонько загреготал.- Нешто нам було надобно... шоб ты с нами шёл... Оно можно подумать мы без тобя б не справились... Ты б луче сидывал у собе в землянке, жамкал червячков... Мы ж тобе не просили за нами ходють.
- Ох...ох...ох,- прекращая шамать застонал Гуша, ищё паче жалостливо-разнесчастным голосом.- Пошто можно быть тавким жадным Клас... пошто можно... Чивой-то ты мини жучком попликаишь... попликаишь... ниужиль завидуишь?... Так я ни жадин... я и тиби поймаю... хошь?
- Неть... аття,- поспешно ответил Крас, и затих, ужесь видимо не желалось ему исть пойманного шишугиной лялизкой жучка.
Глава двадцать первая.
Журушка.
Борила внимательно слухающий каляканья Краса да Гуши и не сразу то узрел поселенье друдов, каковое нежданно появилось пред ними, словно выскочив из-за хвойных деревов. И мгновенно у то поселение, величаемое "Журушка", поразило мальчика своими изумительными, николиже доселе невиданными строениями. Одначе прежде чем у "Журушку" войтить надобно було миновать впечатляющие по своему размаху и чудности ворота, право молвить, у коих не имелось створок. Высилси там лишь высоченный да широченный остов, украшенный резьбой напоминающей ветви да хвоинки сосны и ели. Сам остов покато-угловатый кажись сходилси поверху у нескольких местах, идеже поместилися гнёзда птиц. У те гнёзда, собранные из веточек да подоткнутые мхом и хвоинками выглядели не маханьками, а большенькими, и, по-видимому, принадлежали журавлям, довгадилси мальчоночка. А миг вопосля, ента догадка и вовсе подтвердилась тем, шо из водного гнезда выглянула глава журавля с длинным клювом, чёрной шеей да красноватой шапочкой. Журавль, вытянув уперёдь шею, оглядел пришедших путников, а засим спрятал голову углубь гнезда, будто егось сувсем и не интересовали пришлые у "Журушку".
Созерцая остов ворот, мальчуган подсчитал гнёзда... их воказалось девять, и усе вони, окромя среднего, были пусты. Обаче по их вухоженности чудилось, шо там не раз выводили птенцов, токась нынче птиц у них не ималось. Не токмо гнёзда поразили взор мальчика, но и удивительны растения, которыми были опутаны перькладины остова. У те растеньица представляли из собя косматые, коловидные перьплетения ветвей, покрытых плотными, толстыми, зелёными листами, да бело-жёлтыми с ноготок ягодами.
Миновав, ентов дивный остов, Борила перьвёл взор и вуставилси у само посление, узрев там не мнее сказочные жилища. Хотя енти жилища и неможно было наречь избами аль чертогами... То чавось Лепей кликал лачугами было вельми изумительным и выглядело не забываемо. Лачуга являла собой несколько высоких, живых (продолжающих рости) елей, оные поместилися по четыре у рядь, находясь ровнёхонько одна супротив другой. Стволы эвонтих елей были дюже сильно наклонены друг к дружке, и, соприкасаясь меж собой, плотно перьплетались ветвями, образовывая нещечко единое целое. Сверху они были увиты теми самыми косматыми растеньицами. Те ж ветви кои не перьпутывалися, в сплошно месиво, выступали у боки и на них висели небольшие удлинённые, зеленоватые шишки. Вход у лачугу прикрывали мохнаты ветви, не зрелось у том обчем перевивание окон, щелей, проёмов. Лишь с одного боку лачуги, находилась малая дыренция, каковую образовали раздвинувшиеся у сторону ветви дерева, и скрезь которую выходил, подымаясь увыспрь, еле заметный серовато-зелёный дымок.
Подойдя к самой крайней лачуге, подле каковой остановилси Лепей, поджидаючи сех, Борила завертав главой тяперича рассмотрел и само поселение друдов. У кыем находились точно такие ж як и у Лепея лачуги из живых, сросшихся сообща ветвями деревов. Лачуги расположилися у прямых полосах образовывая широкополый клин, сужающийся у далече, в острие которого устроилси огромадный дуб, чьи ветви, малец смог у то разобрать, были также оплетены растеньем с бело-желтоватыми ягодами. И хотясь дуб рос дюже отдалённо, но виднелси и отсюдась и евойный могутный ствол, и ребристая, потрескавшаяся тёмная кора. Посторонь того дуба, величественного гиганта, аль як гутарили беросы мамая усех деревов, ву так говарять о тех, ктось являитси исполином, самым высоченным и ражим, никогось не видалось... Да и у самом поселение было пусто и тихо. Отрок узрел токмо хмуро созерцающего их Комола, каковой стоял обок дальней и паче высокой, чем у Лепея лачуги, и двух сувсем махоньких друдов. Оные детки друдов унезапно, на миг раздвинув ветви елей, выглянули из соседнего жилища, да с невыразимым любопытством зекнув зелёными глазьми у сторону странников, пронзительно загурлыкав исчезли унутри лачуги.
- Гуша,- негромко вобратилси к шишуге идущий позадь него Крас.- Чаво они балабонили?
- А я откудась видаю,- пожав плечьми, вутветил Гуша.- Я на их булькаюсим языки ни балякаю.
- Як... сице не балякаешь?- встрял у разговор Сеслав и недовольно фыркнул.- Ты гутарил, шо лесные люди усе языки знають.
- От... николи я тако ни сказывал,- возмущённо молвил Гуша и подойдя ближе к лачуге Лепея задержавшись да сёрдито глянув на шедших сзади Краса и Сеслава, обидчиво вывертал губу утак, шо вона на маленько оттянулась кдолу и коснулась прямого, и большенького подбородка.- У то сё Болилка выдумывал...шо у тако в билоских байках сказываитси... Болилка и байки васи надумывали... А я... я окломя шишугского и билоского ни вкаких лязиков не видаю.... Да и откудась мини видать... я з у лиску усё влимичко жил.... и слыхивать... слыхивал токмо билоский... Вот интов Болилка... вон каков выдумщик... выдумал жи таку байку... тыц...тыц...тыц... каков чудила , а я пло то и ни знал николижи... ни знал, шо така байка у вас исть.
- От ты даёшь...,- токмо и дохнул из себе Крас, возмущённо вуставившись на такого наглого шишугу.
Обаче ни Крас, ни Сеслав, ни дюже гневливый Борилка, ни чавось не смогли скузать Гуши, хотясь им усем и желалось, занеже Лепей, ужось отодвигал широки, густы ветви елей приглашая гостей унутрь лачуги. Уначале во неё проследовали Былята, опосля хворые ведомые соратниками, а следом рассерженно покачивающей главой мальчик. Вон сделав пару шагов уперёдь замерев на месте, открыл рот и стал восхищённо обозревать енто живое жилище. Углубине ж лачуги мохнатые, длинные покрытые зелёной хвоей ветви были до зела аккуратно укреплены повдоль стволов, образовывая плотны стены, скрезе которые ни проглядывалось, ни небо, ни бор... сице усё було тесно прилажено. Токась в одном месте находилась небольша дыра чрез оную выходил видимый снаружи дымок. Прямо под энтой дыренцией поместилси яйцевидный, чем-то схожий с колодцем, очаг. Вон также был огорожен со всех сторон невысокими, ужесь в половину локтя не выше, каменными, серыми, широкими стенами. А унутрях евойных, изредка выглядывая с под огорожи, плясал развесёлый огонь. Да токмо огнь тот был тоже дивный не рыжий, аль рдяно-жёлтый, а кавкой-то зеленоватый. И горел он вовсе не от дерева, а так... не понятно отчавось. Огонь подсигивал увысь, выныривая, а можеть выглядывая из-за стены, казал усем длинные лепестки пламени, и будто приветствовал гостей своим озорным, вихрастым чубом.
Пол у лачуге был плотно укрыт сухой хвоей, столь высокого слоя, шо чудилось ступаешь ты не по иголочкам, а шествуешь по кудлатым, небесным воблакам. Супротив очага, справа у жилище, находилси одер. Он был - ну! вельми махонистым... деревянным и с высокими ножками да округлой, на вроде остова ворот, резной спинкой. Свёрху на одре лёжала суха хвоя, а взамест подух расположилси желтоватый мох. Посторонь с одром, немножечко ближе к выходу, стоял мощный четырёхугольный стол, а вдоль него пристроились длинны, широки скамли. Поверхности стола и скамлей были затейливо украшены резьбой напоминающей хвоинки-иголочки, аль целые ветви, а на их деревянных стыках торчали удлинённые шишки, от малешеньких до большеньких, почитай с кулак.
Кадысь в лачугу вступили Гуша, Крас, Сеслав и Орёл, то Лепей зайдя следом, отпустил ветви елей. И сей миг у жилище наступил полумрак... Одначе, чуток погодя, тот зеленоватый огонь, выпрыгнул из очага, и, усевшись на верхушке городьбы, чичас же разбёгси по ней у разны направления, да вмале соединилси у едино целое сиянье. Мгновение спустя, вон светозарно полыхнул, выкинув увысь листочки пламени, и тадыкась лачуга наполнилась зеленоватым светом. И як токмо ентово блистание расплылось по жилищу друда, свёрху, оттудась иде сходились стволы деревов образовывая клиновидный, вострый угол, тихо зазвенела чавой-то, словно стали легохонько встряхивать гремушками.
Борила поднял главу и поглядел наверх, узрев там, на у том угловом своде, усё те ж витиеватые сплетения растений с плотными, тёмно-зелёными листами, да бело-желтоватыми ягодками. Но звенели не вэнти ягодки, и, даже не листки, звенел, у то мальчик понял не сразу, тот изумительный, вроде як живой огонёк, дающий свет. Он неспешно выпускал уверх сияние, а вкупе с ним распространялси по лачуге и тот дивный звук.
- Проходите странники,- произнёс Лепей, заметив як гости остановившись при входе у жилище, теснили друг дружку, не решаясь ходють дальче.- Ведите своих болезных, да и сами шагайте к столу. Располагайтесь там... чичас мы покушаем хлеб да житню... то есть по- вашему,- друд указуя руками-корнями на стол, на крохотку задумалси, а вопосля добавил,- по вашему каша. Так как друды едят мясо редко, и то лишь по светлым дням... лишь этим я могу вас угостить.
- Шо ж Лепей... и за то мы тобе благодарствуем,- отозвалси Былята и по-доброму кивнул друду.- Ноне мы у пути ничавось не добыли... а посему хлеб и каша будуть нам дюже пользительны.
И абие усе, включая и Гушу, каковой до энтого времечка николи не шамал хлеба, торопливо направилися к столу, у центре которого устроилась большая плоская тарель с широкими краями, прикрытая сверху круглой деревянной со цветочными узорами крышкой. Лепей же медленно перьставляя свои десять ног, подошёл к очагу, и осторожно наклонившись над ним, протянул пару рук да достал из евойных нутрей здоровенный, прикрытый крышкой котелок. И покуда гости раздевались пред столом, скидывая с собе котомки, луки, туло, ножны с мечами да пристраивая у то снятое на полу у одном месте, и рассаживались на скамли, друд принёс да поставил котелок на стол. Засим усё также не торопливо вон снял крышки с котелка и тарели, иде як воказалось лёжал хлебушек такой высокий, округлый, зеленоватогу цвету. Лепей положил крышки на угол стола и стал подавать, находившиеся доселе там, плоские махонькие, деревянны мисы и ложоньки. Но мис на сех путников не хватило, упрочем як и ложек, а посему первое пришлось делить, ложечки ж Сом, да и други воины, повынули из своих котомок.
Былята принялси дюжей ложкой, оную величають беросы ополовником, с чуток загнутой, кривой ручкой раскладывать на мисы кашу, таку ж зелёну и схожу с проросшими зёрнами пошенички, да чудно пахнущую хвоей. И по мере заполнения мис старшина воинов отдавал оные путникам. Борилке у вэнтов раз не свезло, и миса с кашей досталась ему одна на двоих с Гушей. Не взяв ложки, поелику он ей не мог вкушать итьбу, шишуга начал жамкать кашу руками, неприятно сгребая её с мисы пальцами и впихивая у роть. И хотясь сладковата житня была вельми вкусной, но Гуша, оттопыривая губу и обсыпая усё окрестъ слюной вылетающей во время жевания, создавал тако отталкивающее впечатление, шо Борюша морщил губы и выбирал ложкой на мисе лишь те места кудысь не приземлялись останки, выпавшие из шишугинского рта.
" Добре усё ж,- подумал про себе малец, ощущая толчки у праву руку, кои осуществлял шишуга стараясь вытолкнуть евойну ложку из мисы.- Шо ложкой вон не исть... и мене досталась отдельная... а то б не хотелось мене дёлить её с утаким прожорливым едоком".
Былята раздав усем мисы с житней, при вэнтом упервому наложив Лепею в отдельну, опосля своим длинным с острым лезвием ножом, шо засегда носил на поясе, стал резать хлеб, перьдавая кажному евойный ломоть. И также як и с кашей, первому дал самый большой ломоть хозяину лачуги. Лепей приняв свову долю, довольным взглядом окинул гостей и широкось да по-доброму вулыбнувшись, принялси за итьбу. Ну, а изголодавшие странники вжесь громко стучали деревянными ложками по посуде, быстрёхонько, аки и положено воинам, насыщаясь.
Хлеб оказалси на вкус приятным, рассыпчатым, тока як и житня сильно пах хвоей. Лепей пояснил, шо приготовлен он из хвои, которую нарочно выращивають на особом дереве удали от поселения, там же ростють, на наволоках, заливных лугах, и зерно для житня.
- А чавось энто за дивен таковой огнь у вас... зелёный вон и кажись вроде живой,- вопросил, на мгновенье отрываясь от жевания каши, Крас, и вуказал ложкой на огорожу идеже приплясывало полымя.
- Это огонь,- очень тихо вымолвил Лепей, не прекращая ковырять ложкой у мисе, ужось будто разравнивая кашу.- И он... он ты прав- живой. Он питается не древом, как тот огонь, что живёт с вами... а другим веществом похожим на воздух, оным мы дышим, так величаемой воздушной жидкостью... Оттого и цвет у него зелёный, а не рыжий аль рдяный. Ну, да то вам не зачем знать... то тайна друдов, и даже коли бы мне хотелось ее вам поведать, то я не посмею, чтоб вам этим самым не навредить.
- Да... нешто...,- поспешно откликнулси Крас вжесь не чем не желаючи обидеть аль насолить такому гостеприимному хозяин.,- Эвонто я сице... просто спросил.
Сом и Щеко быстро пожамкав точно як Ратмир с Гордыней, поблагодарили Лепея, а тот кивнув главой на своё ложе, произнёс:
- Уложите своих болящих на него. Я осмотрю их раны да приложу к ним травы, коренья.
Лепей за время кушанья съел сувсем чуток хлеба и можеть пару ложек житни, и аки токмо Сом и Гордыня поднялись и принялись помогать соратникам дойти до одра, раздевая и укладывая их тама, сам также встав у полный рость, вышел из-за стола, да обойдя его по кругу, приблизилси к стене лачуги. Он поднял увысь две руки осторожно просунул их сквозе прижату ветвь древа, да немногось топорщавшуюся хвою, и достал оттудась каку-то небольшу плетённу посудину по виду напоминающую бокуру, состоящу из одного дна врезанну у обручи. И немедля, стоило ему её оттедась вынуть, лачуга наполнилась пахучим смолистым запахом леса. У другой руке- коренье Лепей сжимал тонки сушённы стебельки того самого растеньица, шо сице плотно оплетало потолок лачуги и остов ворот пред поселением. Достав лекарство друд, неторопливо ступая по мягкой хвоей у каковой вутопали стопы, двинулси к одру, иде тихо постанывая и занимая почти егось до средины лёжали хворые. И покуда Лепей, усевшись обок с болезными на одер и выставив уперёдь свои двигающиеся пучкообразные корневые ножищи, мазал лико Ратмиру и прикладывал к язвинам те самы стебельки, а таче эвонто самое проделывал с Щеко, Борилка боролси с Гушей за остатки каши на мисе. Оно як шишуга мало тогось, шо пихал цельны ладони житни у роть, но и бессовестным образом отталкивал ложку мальчика кады тот намеревалси набрать кашки. Осе такой шишуга был голодный, а можеть просто жадный. Глядючи на у те толкания, которые усилились особлива кады Лепей покинул стол, усмехнулси не токмо Былята, но и Сеслав. А Крас и Орёл, жамкающие с одной мисы, резво оную опорожнив, протянули её старшине воинов, да указуя на разнесчастного отрока, сын Быляты прогутарил:
- Отец, положь каши Борюше, а то энтов, поедатель усего летающего и ползающего, начавось не вуставил ему.
Былята приняв мису, положил на неё житню, и, перьдав ту посудину мальчонке, заметил:
- Эт... точнёхонько... усё я як погляжу схрямдил... да ащё поглянь-ка и толкаитси. Кушай Борюша, а то со таким соратником сувсем исхудаешь... да иттить не смогёшь. Прядётси тадысь содеять носилки, на вродь сноповозки и упрячь во них Гушу, пущай вязёть коль такой жадный.
Но Гуша на енти слова почемуй-то решил не отвечать. Вон дюже сильно обрадовалси, шо лишилси соперника покушающегося на его кашку и начал, вжесь вконец по-свински, слизывать её с мисы, загребаючи своей зелёно-серой лялизкой. К столу вярнулися Сом и Гордыня, и первый, глянув на тако некрасивое облизывание мисы, сморщил светлый, высокий лоб и губы, да тихонько отметил:
- Гуша... ну, ты усё ж у гостях... Неможно ж так по-свинячьи вясти собе...
Шишуга напоследях вычистил мису, оторвал от неё свои губы и не мнее сочно облизал по кругу собственно лико, да лишь токась после эвонтого, ответил:
- Он усё лавно ни видить... сици чё ж я должён мучитьси... Ужось я и так... и так изголодалси... сице животь до сих пол болить.
- Ты ж вродь увесь денёчек хрумстел жуками да вкажись стрекозами,- закалякал Орёл и качнул главой.
- От... от...,- запричитал обидчиво Гуша и зыркнул глазьми у сторону парня.- От ты мни кази Олёл... кази от много мяса на вэнтих жуках и стликозах?
- Вжесь я энтого не ведаю... я ж их николи не идывал,- пожимая плечьми ответствовал Орёл и улыбаясь вуставилси на шишугу утирающего ладонью свово лицо.
- Ну... воть лаз николи ни идывал... от тадысь молчи лучи,- произнёс Гуша и нежданно резко протянул руку к мисе Борилкиной, схватил оттудась жменьку каши и абие пихнул её у роть. Да перьжёвывая, добавил,- запомни Олёл там лишь жистки клылья и боси ничивошиньки,- а посем надсадно вздохнул.
Вздохнул шишуга утак, зане Борюша, узрев нападение на евойну кашку, понял водно, шо коль он её не защитить то и вовсе останитси голодным, посему мальчик поднял свову мису да обойдя Орла вуселси меж ним и Красом.
- Ох.... ну и жадин ты Болилка,- печальным гласом прокалякал Гуша, и, опершись грудью на стол, выглянул из-за Орла зарясь глазьми на быстро жующего отрока.- Тако манинький, а узо тако жадин... сотли сици толопишьси ни подавись кашкой.- Обаче Боренька делал вид, шо не слухаеть шишугу и бойко жамкал, тадысь Гуша вылупившись просительным взором на старшину воинов, изрёк,- Бытята... положи есё кашки... узо так я голодин... животь до сих пол болить.
- Неть... не покладу,- прокалакал в ответ воин, и протянув руку, поял крышку от котелка да накрыл егось сверху, да в также укрыл хлебушек на тарели.- Мы и так,- дополнил он свову речь,- Много съели... а енто Лепей надолго собе готовил... и кормыхалси бы не овый день... Я усем поровну разложил,- Былята перьвёл взгляд с разнесчастного, ненасытно-голодного лико шишуги на коем от расстройству затрепетали кудреватые, густы брови, и, обращаясь к Сому спросил,- ну, чавось там Лепей гутарил про наших робять?
- Казывал, шо Щеко поправитси скоренько... день аль два,- поспешно принялси балабонить Сом, положивший руки на стол и ласковенько поглаживающий пальцами резны края друдской ложки.- А Ратмир... плохоньки у няго язвины... тутась не день... не два, а намногось больче лячитьси надобно, можеть деньков десять... Потому як у тот ядь проник у сами глаза, и Ратмир ничегошеньки не видить... там у негось на вродь пелены тавкой тоненькой образовалось... и абы значить её снять надо другу траву прикладывать, а её у Лепея неть... почитай за ней надоть итти... сбирать... У так- то.
- Плохо то... плохо,- выдохнул Былята, и, оглядев соратников, задержалси взглядом на Гордыне, тихонько вопросив тогось,- чавось будём делать тадысь?
- Вже я и не ведаю... чавось,- скузал, пожимая плечьми Гордыня, и сжал руки у мощны кулаки, оные як и Сом пристроил на стол.- Водно ясненько токмо мене... брать Ратмира с собой нельзя. Лепей говаривал, шо коль не лячить егось вон и совсем ослепнить.
Поднявшись с одра, неспешно перьставляя корни-ноги, подошёл к столу друд и посмотрев на понурого Гордыню поинтересовалси, мягким слегка гурлыкающим голосом:
- Он, что твой брат?
- Да,- подтвердил догадку Лепея Гордыня и у подтверждения того кивнул головой.
- Я сразу догадался, потому как вы похожи,- пробачил друд, при энтом медленно вусаживаясь за стол,- И хотя у него лико сейчас сильно опухло, однако видны единые ваши чёрточки. Брату твоему, надо остаться, он вас в стёжке дальней будет сдерживать... Да и потом на пути в град Торонец много живёт всякой чудной всячины. Не тока в болотах, каковые вы смогли преодолеть, но и там... там дальше... в дальних землях. Там не токмо духи живут, но и волшебны звери, и создания. И не всё из того, что вам встретится, будет добрым или таким как мы, друды, желающим получить взамен дар... не всё...,- совсем тихо произнёс последни слова Лепей и на мгновение смолк, по-видимому задумавшись, легонько качнув своей главой узадь да упередь, точно мечтаючи вуснуть.- Ваш другой болезный поправится быстро...,- добавил он опосля,- может дня два, три, не больше. Он более сильный и крепкий, да и раны его не такие тяжёлые как у Ратмира. Коли вы не захотите задерживаться и решите уйти, я дам вам живицу, настоянную на кореньях, будете мазать раны, и они скоренько затянутся. Но Ратмира вы лучше оставьте. Он взрослый человек и друды им не заинтересуются, а посему не пожелают оставить силой у себя... Ратмир вне опасности. Чего я не могу сказать про мальчика и этого вьюношу.- И Лепей поднял одну из правых рук и тонкими, як вуспел подсчитать Борилка, четырьмя сучковатыми пальцами указал на Орла, да продолжил гутарить,- их друды могут забрать силой... Одначе поколь вы в моём доме того не случится. Ели, кои также как и вы, и я живые, никого не пустят в лачугу без моего позволения. А потому,- и друд вуставилси на отрока, оный сидывал супротив него и вышкрёбывал остатки житни из мисы, да печально вздохнув, молвил,- я советую вам уходить завтра поутру. Коли вы оставите здесь своего болезного, я не смогу вас проводить, за меня это сделает сын моего брата Липка. Он доведёт вас до межи наших земель, а там... там дальше вы пойдёте на всток.. прямо на восход Асура Ра... не сворачивая ни в какую другую сторону. Не ведаю я, как долго вы будете идти до Торонца... там не бывал ни я, ни иные друды... Одначе я до точности знаю, что град тот лежит на встоке тех земель... И, увы, добрые мои гости, это всё чем я могу вам помочь.
Лепей замолчал, и, взяв у руки ложку, да обхватив, евойну, резну ручку сучковатыми пальцами принялси неторопливо жвакать житню.
- Лепей,- немного погодя прерывая тишину, которая наступила у лачуге друда, произнёс Былята.- Ты и сице сделал для нас усё чё положено... и поступил гостеприимно, як истый потомок Асура Велеса... Токмо оставатьси туто-ва Ратмиру али неть... оно то лишь яму решать.
- Остануся,- тихим гласом откликнулси с одра Ратмир.- Я не смогу иттить... буду вам токась мешать... А вы ступайте у стёжку як и велить Лепей с утренней зорюшкой...Оно не ведомо скока я поправлятьси буду... да и... да и не нужно здеся мелькать Борюше и Орлу... Возвярнётись за мной кады меч добудите.
- Будь сице як ты порешил,- согласилси Гордыня и горестно вздохнув, склонил на бок свову главу, чуток тряхнув тёмно-пошеничными волосьми, да утак, шо вони вукрыли евойно лико сокрыв усе перьживания от соратников.- А мы добудям меч и вярнёмси за тобой... брат мой.
- Усё будеть ладненько,- изрёк Ратмир да легохонько охнув, застонал.
- А каки у там далее создания живуть?- вопросил сидящий подле Быляты Сеслав, да разгладил свои, рыжие с обильной порослью седых волосьев длинны, вусы.- Злобны вони али добры... и каковые там звери обитають?
- Да я же там не бывал,- прокалякал Лепей, пристраивая ложку обок мисы.- Знаю токмо понаслышке, что живёт там, вроде как недалече от наших земель, огнедышащий, злобный змей Цмок... Говорят дюже он здоровенный и летает... блестит его чешуя всеми цветами радуги, переливается. Живёт он там с давних времён... может прячется от кого, а может понравились ему те места. Оно ведь обитают у тех просторах большущие звери... и похожи они... похожи... ужо и не ведаю я с кем их из ваших земель сравнить можно... Может с дикими турами... да тока во много раз они могутнее. Пасутся они в землях, что покрыты мхами, травами и низкими кустарниками, где растут редкие деревца берёзы, да ракиты. Этих зверей мы величаем мамунами. Ими и питается Цмок.
- Погодь... погодь Лепей,- перьбил друда Сеслав, и вудивлённо выглянув из-за Быляты зыркнул очами на хозяина лачуги, сразу же перьстав причёсывать свои вусы.- Но мамуны энто звери, оные жили у Бел Свете в стародавние времена, от них гутарять пошли озёра и реки... У преданиях беросов сказываетси, шо куды глянеть мамун оттудась сразу зачнётси ключ, родник, крыница, а кады пройдёть он от следов евойных потекуть речушки... Но опосля мамуны, наполнив Бел Свет водами, вушли жить под оземь... и ежели вони на солнышко красно выйдють то сразу умруть... вжесь сице давненько обитають у подземных просторах.
- Уж то не предания... а так сказки,- усмехаясь уголками розоватых губ и наполняя свово лико добротой, пояснил Лепей.- Я видел этих мамунов. Они во много раз больше туров, тела их покрыты шерстью... такой чёрной и длинной. У одних из них есть рога, они розоватые, долгие и изогнутые так, что кажется концы их сходятся вместе. И рога те выходят не из главы, а из морды, точно как клыки у вепря... Ну, а меж тех рогов или клыков находится длинная висячая кишка, мы её кличем хоботом. И водам он- мамун не даёт начала, он дикий зверь... бродит по тем землям небольшими стадами, пасётся, поедая траву да дерева... Раньше мамунов было больше, и иногда они хаживали и в наш бор, поесть хвои сосновой. Но уже много прошло лет как я ни одного не видел мамуна... может их всех Цмок съел... а может они ушли в какие иные земли.
- А ащё каки живуть у тех просторах создания?- вельми внимательно слушая Лепея перьспросил Былята, лишь токмо тот затих, и беспокойно застучал подухами пальцев о поверхность деревянного стола.
- О большем я не ведаю,- покачав головой, пробалякал друд, и, протянув руки у направлении сидящих супротив него путников, принялси сбирать пусты мисы, и у тот же миг усе стали перьдавать ему грязну посуду.- Что знаю то вам сказал... а чего там дальше мне не знамо. Туда иногда люди уходят... но обратно ещё никто не возвращался на моей памяти. Град Торонец... про него- то много преданий говаривается среди друдов... одначе оттуда никто ещё не приходил... так-то.
Лепей смолк, и, сложив грязну посуду у стопку, придвинул к ней ложки да накрыл сверху вэнто усё большим цветастым ручником, и покудова вон там управлялси у лачуге витала тишина прерываемая лишь звяканьем посуды да тихой песней пляшущего на стенах городьбы раздовольного огня.
- А почему Лепей ты овый... идеже твова симья... жинка, дитки?- вопросил Сом и поглядел на друда одновременно благодарно и дюже жалостливо.
- Один... один я потому как,- выдыхая и пристраивая свои ручищи, которых было по две с разных сторон, на столе, горестно прокалякал Лепей.- Людей у нас мало...очень мало... Здесь у нас три друдских поселения и кроме Журушки, есть поселение Зельное, кое лежит справа от нашего, а за ним раскинулось Угорье... Оно находится недалече от подножия низких скалистых хребтов, оттого и имеет такое величание угор- значит место идущее в гору... Так вот в этих трёх поселениях когда-то жило много друдов... много... а теперь стало их мал мала. Нам нужна свежая, человеческая кровь... нам надо уходить отсюда и идти жить к людям... Но пройти болота мы не можем, много раз пробовали и никак... токмо попусту теряли друдов... нежить не пропускает нас... Поэтому всякого кто придёт к нам, особлива коли он молод, мы стараемся оставить у себя... Я же... я пока один... моя жена умерла при родах, и это было давно... а после неё младых девиц, каковые подрастали, разбирали вьюноши... И не на ком мне обженится, продолжить свой род... Нам надо непременно отсюда выбираться... уходить, иначе мы выродимся. Ведь часто приходится брать в жёны или мужья близкую родню, а от таких браков либо никто не рождается... либо как у меня ранняя смерть.
- Ну, можеть, кады мы вернёмси,- до зела расстроенным гласом скузал Крас и зачем то погладил, притихшего, Борюшу по главе прям по пошеничным волосам.- Ты, Лепей, да и други друды смогуть отседова с нами вуйти... Оно як тропка Кострубоньки будеть вернёхонько нас дожидатьси... Ну, а нежить вжесь заприметив меч Асура Индры разбежитьси.
- Может и так,- кивнув, согласилси Лепей, хотясь, сице показалось мальцу, друд у то не сильно верил.- Да токмо... токмо вам ещё надобно дойти... дойти до Торонца, и лишь потом вернуться.
Борилка услыхав те слова друда, востренько так припомнил оставленных у дальней деревеньки Купяны усех своих сродников... И особлива матушку, братцев, сестричек... и конешно егось... егось малого их мальчика Младушку, усё времечко трепетно защищаемого и оберегаемого им. Да, муторно сице загорюнив, вмешиваясь в разговор старших произнёс:
- Важно... важно, абы непременно мы у тот меч добыли... а сиречь ждёть погибель беросов от того подлуго зла, кые шагаить на нашу землицу.
И як токась пробалякал тако мальчуган у лачуге нанова наступило отишие... и в энтов раз замер ано весёлый огонёк, перьстав звякать у свову гремушку. Усе тягостно обдумывали слова отрока, рассуждая и о трудностях которые ужось были пройдены и о тех, шо ащё лежали упереди... Перьживаючи и о гибели Любина, и о судьбине Ратмира оного придётси воставить туто-ва, да по сути и неведомо у вовсе удастся ль с ним кадысь то не було свидиться. Тихая, заунывная печаль повисла над столом, и чудилось усё напряжение перьжитого тяперича неназойливо так принялось кружить округ странников, навевая горечь от утраты и боли... потери и разлуки...кады, як сегда нежданно, раздалось зычное раскатистое хрп...хрп...хрп... И враз путники встрепенулися, а Крас, Борил и Орёл повертав головы вонзилися взглядами на того, ктось выдавал у те продолжительные, громыхающие храпы.
- Ужесь яму усё ни по чём,- еле слышно засмеявшись утак, абы не разбудить почивавших хворых заметил Сом, каковой сидывал подле Гуши и нынче луче сех наблюдал аки глава последнего опустилась кдолу и коснулася подбородком груди, нижня ж губа повисла будто и сувсем отдельно от лика, на небольшом от негось удаление да затрепетала, верно выдавая у то самое хрп.
- Вам надобно укладываться на покой,- улыбаясь и не сводя взору с покачивающейся губы шишуги изрёк Лепей.- Мальчик пусть ложиться на одер, а сами уж... не почтите за грубость располагайтесь прямо на полу, да поближе к очагу.
- А идеже ты Лепей уляжишьси почивать?- беспокойно пробалабонил Былята, подымаясь из-за стола и кланяясь у благодарность хозяину лачуги.
- Я как и вы лягу на полу, подле входа,- ответил Лепей, который также восстав со скамли, да перьшагивая чрез неё усеми своими ножищами-кореньям.,- Чтобы никто не посмел проникнуть в мою лачугу... Всё может быть... всё... кто ж ведает о чём думает Комол, - последни слова совершенно тихо высказал друд и качнул главой у сторону мальца.
Борила также як и все поспешно вышел из-за стола, и, взяв котомку, которую положил у месте со другими вещьми путников, направилси к одру. Ратмир и Щеко ужесь давно почивали и занимали большу часть одра, но мальчик за эвонти дни сице намучилси, шо был несказно рад и тому махонькому местечку, каково осталось. Мгновенно скинув с собя сапоги и суконки, да сняв поясок, вон улёгси на мягку хвою прижав ко груди драгоценну котомку у коей тяхонечко так, почти не слышно, издавал резкий, тряскучий звук дар Кострубоньки- ванов червячок. Мальчуган ащё како-то времечко глядел аки обустраиваютси на полу, расстелая охабни, старшие. Видал, аки лягающегося Гушу перьнёс и положил, на охабень Щеко, Крас, а засим перевёл взгляд на изумительный зеленоватый вогонёк, прытко подпрыгивающий на вершине огорожи, выпускающий у выспрь, як тяперича разглядел вон, малешенькие словно просо, крупиночки... У те мелкие крошечки, подымаясь ввысь к дырище слегка крутились по кругу испуская из собе сияние и бубенчатый звук.
Здоровущей, плотной стеной подступила к Борилке вусталость, мигом заставив сомкнуть налитые тяжестью очи. Обаче, нежданно, вон услыхал гурлыкающий возглас и резво открыв глаза, узрел як огонёк шибко быстро спрыгнул с вершины городьбы унутрь очага, и будто присел у там... али затаилси. И сразу ж лачуга наполнилась тьмой и тишиной... а чуть-чуть опосля у ней раздалси раскатистый, попеременный звук хрп...хрп...хрп... то выдавал храп разоспавшийся Гуша.
Глава двадцать вторая.
Спешники Велеса.
Лишь тока забрезжил рассвет, як Борилу разбудил Сом и велел вставать, да поскорей садитьси за стол пожущерить пред дальней торенкой. За столом ужотко сидывали усе старчие окромя Ратмира, в лачуге було светло, оно як развесёлый огонёк плясал по краю городьбы выбрасывая увысь малешенькие крупинки, да едва слышно напевая свову нежну песенку.
Мальчик колготно поднялси, да взглянул на Ратмира, оный лёжал посторонь на одре, и лико которого нисколечко не вулучшилось, продолжаючи оставатьси опухше-отекшим так, шо глаз и вовсе не казалось. Протянув руку отрок, кончиками пальцев ласковенько погладил воина по плечу, вроде як прощаясь с ним. Токась дядька Ратмир не вутветил на то поглаживание, он вельми крепко спал, и был, мальчонка вощутил у то даже чрез рубаху, горячим, при ентом во сне как-то тяжелёхонько вздыхал, постанывал да вздрагивал усем телом, точно мучимый болью.
Борилка повязав суконки, резво натянул сапоги да заснуровал на них снурки, а опосля развертав котомку достал оттедась рубаху... У та рубаха была не мнее грязной чем та у коей вон чичас находилси, но мальчуган частенько менял водну на другу, можеть чувствуя в очередном одеянии каку- то лишь яму доступну чистоту.
Перьодевшись, да вуложив на дно котомки рубашонку, малец проверил веночек дедки Лугового и ванова червячка, каковому усё стёжку по болотам подкладывал свеже- сорванные листки брусники аль черники. Дэ-к вопосля тогось завязал снурки на котомке, поднялси с одра, подпоясалси, як и положено пред оврингом, и тады ж отправилси ко столу. За столом егось ужо поджидала миса с житней, ломоть хлеба... а ащё Гуша, каковый схрямдил свову долю и тяперича горестно поглядывал на отрока, располагающегося на скамле. Обаче шишуга не решалси выхватить чё-нить из мисы мальчишечки, занеже её ноне вохранял сам дядька Сом, а посему лишь муторно и продолжительно вздыхал, можеть пытаяся обратить на собе разнесчастного внимания, у тем самым выпросив ищё малеша добавки.
Сев за стол Борилка, пристроил котомку обок на скамлю, да стал торопливо исть. Он вжесь был не маненьким и понимал... его подняли позжее усех нарочно, шоб он мог отдохнуть подольче. За столом также сидывал Щеко, и малец осмотрев евось скорым взглядом порадовалси тому, шо воин выглядел горазду луче, чем вчерась, и судя по сему не встрадал от жару.
- Что ж я хотел молвить, - принялси балабонить Лепей, углядев, шо отрок стал вкушать снедь. Он восседал на прежнем свовом месте, да придвинув к рукам Быляты два небольших куля, будто обёрнутых зелёными большими листами, и перетянутых сверху тонкой вязкой ветвью, казал,- в одном тюке живица, настоянная на кореньях, для болезного вашего, а в другом хлеб для мальчика.
- Лепей благодарствуем, но для Борюши не надоть...,- начал было старшина воинов.
- Вам может и не надобно, - торопливо ответствовал друд и качнул главой из стороны у сторону отчавось заколыхались евойны тёмно-зелёные волосья.- А мальчику надо... Это Былята не для вас... вы взрослые и так обойдётесь, а он мал ещё... Пускай съест, быть может хлебушек его в стёжке немножечко поддержит.
- Аття тобе дядька Лепей,- откликнулси Борилка, на мгновение прекращая стучать ложкой о мису, и бросил взгляд прям у зелёные, ужесь як и у негось, с карими брызгами очи.
Друд ничавось не пробалякал в ответ, тока по-доброму воззрилси на мальчонку, да ласковенько расплылси у улыбке, а немного погодя продолжил калякать:
- У нас в боре не больно холодно... вы его пройдёте дня за два, а как подойдёте к меже земель наших приоденьтесь... Надеюсь у вас есть тёплая одёжа?
- Есть,- за усех разом изрёк Былята, вубирая дарёны кули у свову и Сеславину котомки.
- Вот и ладненько,- произнёс Лепей, да легохонько провёл водной рученькой по свому желтовато-зелёному лику и розоватым устам, точно чавой-то вутирая на них, по-видимому, утак прощаясь со странниками, да перьживаючи за их дальню торенку.- Оно как в землях Цмока очень даже холодновато. Зимой там и вовсе страшные стоят морозы, и дует неустанно суровый Бог Позвизд, одначе и летом никогда не бывает жарко... Позвизд, сказывают друды, любит бывать в тех просторах, осыпает он на те земли со своего охабня ледяные капли дождя, и крупны снежинки... Помню, по- молодости лет, я с братом моим там побывал. Мечтали мы с Рюти обойти по той сторонушке скалисты хребты, да увести друдов отсюда. Только ничего у нас не вышло, скалы те на много, много вёрст уходят воперёд и нет им кажется там конца и края... А мы в дороженьке очень помёрзли, да порешили вернуться обратно... И хотя мы шли по краю наших земель, однако вельми застыли, а вернувшись оба занедужили... Я то в скорости поправился, а Рюти никак... не оправился он, да так и помер... Видимо я покрепче был... может моложе, а может просто такая у меня судьба была сплетена Богиней Макошью... У брата смерть, у меня жизнь...
Лепей замолчал и до зела надсадно вздохнул, судя по сему, припоминая былое, да помершего братца кыему Макошь свила таку коротеньку жизть. Токмо у те тяжелёхонькие думки прервал Крас, расправивив свову широку спину, встряхнув тугими, могутными плечьми, вон негромко поспрашал:
- А як же вы тады тутась зимушкой живёте... без одёжы, да пячи?
-Нас огонь обогревает... и ели,- усмехнувшись, ответствовал Лепей и кивнул у сторону очага.- Если сильные морозы, то мы из лачуг не выходим... А так-то у нас кожа на теле более толстая и мы легче, чем вы переносим непогоду... Одначе там куда вы идёте... там намного холоднее, чем в наших лесах... и о том вам должно знать... должно.
Борил ужесь доел свову житню и хлеб да со словами благодарности протянул Лепею пусту мису. И стоило токась друду принять её и притулить к стоящей на столе грязной посуде, аки Былята и усе иные путники враз поднялись со скамлей и поклонились хозяину жилища за итьбу, ночлег, лечение да помочь. Лепей также подалси уверх, и, провожаючи гостей, вышел из-за стола, направив свову поступь к дверям лачуги. Воины, промеж тогось, стали сбирать свои вещи, крепя на поясе ножны с мечами, закидывая на плечи котомки, луки и туло. Гордыня, водин из первых собравшийся у стёжку, подошёл к одру, идеже лежмя леживал евойный брат, и, пристроив сторонь рук тогось ножны с мячом, нежно обнял да напоследок чавой-то шепнул пробудившемуся Ратмиру. Зеленоватый огонёк продолжал плясать на городьбе вскидывая увысь лепестки пламени, да испуская лёгкий перезвон гремушки, и почему- то на чуток стало Борилке, оглядывающему лачугу друда, дюже тоскливо... запечалилась унутри его светлая душенька и томительно сице вздохнула.
А Лепей ужотко подошёл к выходу, и, отодвинув руками у сторонку ветви ели открыл доступ к Бел Свету. И немедля из лачуги выступили Былята, Крас и Сеслав, а засим, прогоняя печаль с личика и душеньки, последовал Борилка. Выйдя из жилища друда, мальчик перво-наперво осмотрелси.
Было ранее утречко и Асур Ра тока, тока показалси на небосводе, вернее, виднелись евойны злато-солнечные мамаи волы, исполины средь волшебных созданий. Лёгкий ветерок, по-видимому, Догода, проносилси совсем рядышком оттогось колыхались ветви елей, и чуть зримо кланялись их верхушки, а у странников трепетали волосья, стараясь следовать за сынком СтриБога. В поселении никого не зрелось, верно усе ащё почивали, а осторонь Быляты стоял невысокий такой, росту с Борюшу, друд... вэнто безсумления был Липка, сродник Лепея.
У Липки зрилась така ж кожа як и у Лепея, желтовато-зелёная, а кора на руках и ногах буровато-серой. Обаче волосы хоть и были короткими, токмо весьма разнились цветом, будучи ярко-жёлтыми, чудилось то лучи красна солнышка одарили евось у таким изумительным сиянием. Глаза Липки боляхные и наполненные голубизной небес, поражали своей глубиной и чистотой... И ваще вэнтов друд был такой раскрасивый, шо не можно було отвесть от негось глаз, утак ладно гляделось лицо Липки, с небольшим, слегка вздёрнутым носиком, с красными выразительными губами. И ежели б не корни, заместо рук да ног, так прямо первый был бы вон у любом людском поселение парень на деревеньке... Вжесь таким вобладал приятным да милым ликом.
Лепей выпустив усех из своей лачуги вышел и сам, бережно отпустил ветви елей, и они лягохонько качнувшись, сомкнул проход у жилище. Оглядев странников, оные столпились сторонь Быляты и по-доброму разглядывали отрока-друда, Лепей негромко так, абы никтось не вуслыхал, скузал:
- Липка, проводишь гостей до межи наших земель и возвращайся,- отрок-друд послушно кивнул главой.- Мне будет нужна твоя помощь. Оставшийся у нас болезный нуждается в лечении... и как только ты вернёшься, я пойду искать ему траву тирлыч, чтобы спасти его очи от слепоты. Так, что сынок, не мешкай с возвращением.
- Хорошо, дядек,- молвил Липка, и, подойдя к Лепею крепенько егось обнял, сразу усеми своими руками.- Я вернусь скоренько, не тревожься.
Лепей не мнее нежно обнял сродника в ответ, а вопосля выпустив из объятий, погладил младого друда по егось жёлто-солнечным волосьям, залощил их книзу, да обращаясь к странникам, произнёс:
- Доброй вам дороженьки, путники... и не серчайте на нас друдов... на то, что мы стали такие не гостеприимные... Да будет с вами Бог Вышня и Велес,- Лепей на чуть-чуть смолк и вуставившись глазьми на мальчика, широко просиявши ему, добавил,- а ты Борюша, будь смел... И не пускай в свою душу печаль да горесть... Ну, а днесь... днесь ступайте... покуда другие друды не пробудились и не задумали чего худого про ваших путников... да не пошли следом за вами.
Былята согласно качнул головой, соглашаясь со словами Лепея и глянув на Липку, ужесь у тем взглядом подбадривая того казать дальнейшую торенку. Отрок-друд, тот же морг торопливо перьставляя свои, почемуй-то не десять, а восемь ног, двинулси вон из поселения при ентом беспокойно оглядываясь назадь, точно обозревая лачуги. Липка повёл путников прямо к остову ворот, а выйдя за них, резко повертал управо да вуглубилси у ельники, с редко встречающимися соснами и пихтам, у каковых крона суживалась кверху. У тех деревов имелси гладкий, серый не дюже толстый ствол, а тёмно-зелёная хвоя, покрывающая ветви, чередовалась с короткими светло-буроватыми, вустремлёнными увыспрь, шишками. Многие ветви пихт те, шо были ближее к оземи, не просто касались её, а вукладывались на неё сверху, точно врастая, желаючи слиться с у той во единое целое. Местами ветви и вовсе были покрыты густым слоем опавшей хвои, мхами и землицей, почитай являя из неё лишь свои концы, аль шишки.
Под ногами сызнова стелилась полстина из опавшей хвои, перьмешанная, вроде як для красоты, мхами, ломаными ветками да небольшими зарослями кустарников: черники, брусники, багульника и голубики. Ужесь кустики те были расцвеченны ягодами пока усё ащё зелёными, обаче инолды начинающими приобретать спеющи цвета. Край вэнтов был наполнен водами, и то были не просто маханьки ключи али большие крыницы, родники со звенящими, поющими бело-голубыми потоками, но и крупны озёра, и реки с паутинчатыми ручейками и речушками питающими их. Воды було хоть отбавляй и уся вона являлась пригодной для питья, будучи вкусной, холодно-бодрящей. Так же много у лесу обитало дичи и птиц.
Стоило странникам углубитьси у краснолесье, як послухались тихие трели синиц, дроздов, пересвист свиристелей, однозвучное постукивание дятлов... кеп...кеп- хохот красных клестов и чив...чив- чихание чечёток. Видал Борила большущих рыжих аль чёрных со пушистыми хвостами и поддергивающимися ушками белок. Зрел хоронившихся у ветвях деревов бурых, будто перевитых белыми полосками грызунов, оных беросы величають земляна белка, да рыжеватых, тулящихся к оземи, горностаев. И даже не раз замечал серых ражих волков, опасливо разглядывающих из-за деревов елей шедших людей. Бор был полон усяких разных звуков, и як засегда там слыхивались возгласы духов, рыканье зверья и трели птиц. А на озёрных гладях плавали ути, кулики, гуси, выглядывали из-под водицы выдры...
Токась путники покуда не вубращали внимание на дичь, а торопливо шагали за Липкой, жёлаючи аки можно дальче вуйти от поселения друдов, и востанавливались на чуток лишь засим, шоб испить водицы да пополнить опустевши кубыни. Поелику весь день... доколе восходило на небесный свод красно солнышко, медленно достигая евойной серединки, а опосля у также неспешно скатывалось кдолу земли, Борилка рассматривал красоты бора. А обозревая их, облизывалси, зекая глазоньками на усё чаще и чаще мелькающие чёрно-серые ягоды черники, которые висели на кустиках да покачиваясь узадь и перёдь завлекали голодного мальчоночку своим вкусом, появлялись также и синие с сизым налетом, немножечко смахивающие на масенькие курины яички ягоды голубики.
К вечёру Крас да Орёл добыли здоровенного глухаря, тако с грузным телом, длинной шеей и крупной главой, да трёх зайцев. И внегда Ра направил свой солнечный воз к закату, к западъной сторонке Бел Света, путники расположилися на ночлег обок небольшой речушке прямо под двумя красавицами пихтами. Несмотря на то, шо поколь они находилися недалече от друдских поселений, водин костёр решили развесть, и на нем приготовить итьбу.
Щеко за дальню дороженьку хоть и притомилси, но выглядел благодаря живице луче. И покуда Сом да Сеслав готовили глухаря и зайцев, а Щеко у том им помогал, Борил и Липка, под охраной Быляты и Краса, пошли поглодать у той черники и голубики, коя ужесь поспела, чавось было до зела поразительным. Обаче Липка пояснил, шо у их краях те ягоды спеть начинають ужесь в серёдке липень месяца, тока саму вкусноту усё ж набирають многось позднее.
Пройдя сувсем немногось у бочину увидали стелющиеся по землице заросли энтих кустарничков, и отроки спешно начали сбирать и засовывать поспевающие ягоды у роть, окрашивая руки да уста у фиолетовый цвет.
- Далёко не ходюте,- отметил Былята, и, усмотрев под соседними деревами каку-то траву, кою добавлял у похлёбки для вкусу и аромату Сом, достал нож, да склонившись над той небольшой порослью принялси откапывать ейны коренья.
- Неть... мы тутась... недалече,- откликнулси Борилка за собе и Липку.
Малец чичас, сидючи на корточках, выбирал средь зелёных ягод и листвы поспевшие да торопливо отправлял их у рот. Ягоды, Липка оказалси прав, ащё не набрали нужной вкусности и были терпко-кислы... одначе и такими вони являлись желанными, особлива после пройденной торенки.
- Ты, Борила,- обратилси к нему Липка, стоя от негось у двух шагах.- Иди по заросли черники налево, а я пойду направо... Это чтобы, значит, из-под рук друг у дружки не выхватывать.
- Агась,- понятливо согласилси мальчуган, и глянул на друда, который не мог присесть як человек на корточки, а посему низко клонилси к землюшке-матушке и кореньями- руками перьбирал листы, ухватывая из них ягоды.
Липка оченно нравилси Борилке. Вон был такой расхороший отрок, смелый, сильный и вельми добрый. За усю стёженьку он не раз не то, абы застонал, но даже не пожаловалси на быстру ходьбу. Хотя, сице казалось мальчику, друду, в отличие от беросов, было тяжелее шагать, оно як евойны восемь ног не моглись так шибко перьставлятьси. Былята шедший услед за Липкой всё времечко егось нагонял... а нагоняючи востанавливалси давая возможность тому уйтить уперёдь. И тады ж тутась вже на старшину воинов налетал Гуша, шествующий со склонённой униз главой, да вударялси у спину Быляты, горестно всхлипывал, будто евось разобидели, аль злобно ругал Липку, шо тот не могёть аки и заведено у лесных людей перейтить на бег. Бориле, усяк раз от тех сёрдитых слов шишуги, становилось жаль, як ему чудилось до зела торопившегося, друда и он морща свой лоб недовольно поглядывал на спину Гуши сравнивая ентого ходока, неведомо вскую прицепившегося к ним на вродь колючего дедовника, с ропщущим воркуном.
Днесь глядя на Липку, мальчоночка не преминул ему ласковенько просиять, точно узрел у эвонтом юном друде свово младшего братца Младушку, и переворошил былое времечко, кадыличи вони хаживали у леса сбирать ягоды иль грибки. Друд же, меж тем, медленно перьставляя ноги-корни зашёл за могутну ель и пропал с глаз мальчика. Открыв рот, Борюша сунул тудысь пару собранных ягодь и абие вуслыхал, сторонь собя, чей-то тоненький, словно писк мышки голосок:
- И... чавось...,- малец резво повертал главу на звук гласа, и увидал пред собой махонького незнакомца.- Чавось зенки выпучил.... Глядишь тутась... чярничку шамаешь... Шамаешь... а можеть я туто-ва чё потерял... а ты шамаешь... Пособишь мене найти... аль неть?
- Чё?- непонятливо перьспросил Борилка, не сводя взору с того, ктось верно по росту и виду был спешником Велеса, да кавким- то духом леса.
Енто был по колено мальчишечке, худющий, малешенький старичок, со здоровенной главой, да долгими до оземи искарёженно-тоненькими ручками и ножками, едва заметно трясущимися. На немножечко вытянутой главе торчали прямёхонько из макушки две короткие ребристые веточки бруснички сверху на оных устроились зелёны листочки, да несколько ягодок. Махонькие сизе-синие глазёнки зыркали на отрока дюже печально, а ярко-рдяный, похожий на востренький клюв какой-то птицы, носик беспокойно двигалси из стороны у сторону. Двумя узкими полосочками проходили уста на лике духа, имеючи блёкло-болотный цвет, они постоянно беспокойно изгибались, пучались уперёдь, али сице кривились точно жаждали утопнуть у рту, и думалось, шо ащё чуть-чуть и енто лесно создание враз заплачить, заголосить ужотко так воно обижено. Кожа у старичка была бледно-бурой напоминающая цвет опавшей хвои, а на тельце вдет красный до коленочек киндяк, вельми дранный да местами залатанный. О той одежоньке можно було б казать - у то рвань да отрепья.
- Чавось... чавось...,- ворчливо произнёс старичок.- Потерял я тут... нешто не понимашь...,- дух смешно скосил у бок вертлявый нос, да выпучил глаза и поспешно добавил,- потерял...Потерял я тутась зипун... зипун такой расхорошенький из смурого сукна... Вон тако долгий, но без вороту... без вороту як и положено... нарочно мне от непогоды пошили... а туто-ва така бедушка... пропал вон и усё... бедушка... Сице чавось пособишь мне евось найтить?
"А...а...а...,- протянул про себе Борюша, мгновенно догадавшись ктось пред ним.- Эвонто Боли-Бошка... Ишь ты како разумный... прикидываитси тута несчастненьким... зипун он потерял... Знаем мы як ты егось потерял... наслышаны... много раз наслышаны... шо неможно тобе пособлять... нельзя соглашатьси на уговоры искать потеряну вещь. А то токась стоить уступить, як ты ураз вскочишь на шею, ручищами своими долгими да тонкими её окрутишь и будешь потешатьси... водить по бору кругами, покуда дедко Лесовик не вступитьси... У да мене так просто не проведёшь... неть".
И мальчоночка, без задержу, поднялси с присядок, и, встав у полный рост, распрямил спину, сурово вупёр руки у бока, выставил уперёдь грудь, да зычно... утак, шоб слыхивал не тока старичок, но и други лесны духи из воинства Велеса молвил:
- Здрав буде Боли-Бошка- дух леса, охраняющий ягодны места. Я Борил- сын Воила, по велению Асура Крышни, под защитой спешников Асура Велеса иду сообща с воинами из града Гарки у дальний град Торонец, абы добыть меч Бога Индры и победить зло движущееся на бероски земли.
- А...а...а...,- нынече протянул ужось услух дух и уставившись глазьми на отрока, оглядел евось с головы до пят, недовольно сморщил свой большущий да гладкий, будто курино яйцо лоб.- Ты значить из воинства Велеса?
- Агась,- торопливо ответил малец, увидав як расстроенный Боли-Бошка рассматриваеть усё окрестъ них.
- А у те... иные то ж?- кивая на копошащихся недалече у корней ели Былята и Краса, вопросил дух.
- И вони то ж... Усе мы посланцы Богов,- ответствовал мальчоночка, и вутерев ладонью измазаны ягодным соком уста, пояснил,- и не токась Крышня да Велес нам помогають, но и Ярило... Он отправил навстречу к ны Кострубоньку, и тот...
- Ведаю... ведаю я усё про енто,- раздосадовано заворчал Боли-Бошка.
Дух нежданно резво затряс головёшкой, да так, шо вона у негось прерывчато замоталась тудыличи-сюдыличи, и зелёны ягодки, вукреплённые на веточках на евойной макушке, ударяясь меж собой стали производить звук схожий с окриком клеста. Цок...цок...цок- зычно пролетело у бору, и чичас же откуда-то из удаления долетело ответное цок...цок...цок. А чуток погодя прямёхонько с под оземи, покрытой бурой опавшей хвоей, выскочили два масеньких духа, росточку такого ж як и Боли-Бошка, величаемые Подкустовниками. Ужотко те духи и упрям величались правильно, зане со такими образом, каковым они обладали, им токась под кусточками и прятатьси. То были небольшие корявенькие пенёчки с серой порыпаной корой, облупленной, а кое-идесь и вовсе изъеденной. Занамест главы у них находились витиеватые у разны стороны расходящиеся веточки усыпанные хвоинками, точно собранные у пучок да выходящие с одного месту. На двух из тех веточек, углубине хвоинок, пряталися два крошечных зелёных глазка, носика вжесь не зрелось. Зато виделась корява палочка заменявша духам роть, оная була точно слегка притулена к пучку веточек, малость пониже глазиков. Рученьки и ноженьки Подкустовникам заменяли коротки, толсты, сучковатые, давно посохшие ветки, а сами стопы напоминали разрезанные надвое шишки.
- Здрасьте вам,- звонко выкрикнули Подкустовники, встав подле сапог мальчика и низенько до землице поклонилися, токмо кланялись у те самы пучки веток заменяющие духам главу, аль можеть верхню часть туловища.- Ты судя по сему Борила?
- Борил...,- вудивлённо протянул малец, и, поклонившись у ответ, да недоумевая отнуду духи охраняющие богатства хоронящиеся под кустами знають его имечко, обаче при том не забыв поздравствоватьси.- Здрав буде и вам.
- Мы... як ты кумекаешь Подкустовники... и жавем у ентом бору,- прынялси пояснять один из духов мнее живенький, и не так дюже приплясывающий на своих шишковатеньких сучках-ножках.- Мы вобитаем не тутась... а у там... у там далече... но прибыли сюды нарочно, як велел нам Бог Велес, шоб даровать тебе энто.
И дух наново громко зацокал и тады же из-под хвои выпрыгнул маленький, с кулачок, серый ёжик. Вэнтов зверёк с удлинёнными и ано малеша загнутыми колюками, выскочив на землюшку почемуй-то одначе не развернулси, а продолжал лёжать клубком каза усем свои шипы. Подкустовник же зекнув глазоньками на негось, меж тем продолжил гутарить:
- Евонто Ёж... и вон поведёть вас ко граду Торонец. Ты, Борила, возьмёшь ягось, а як токась минуете межу земель друдских, пустишь на землюшку и вялишь иттить у Торонец... И куды Ёж побяжить... туды и вы ступайте... Ёж, вон знашь як мудрён? Знашь?- и дух посотрел зелёными очами на мальчика и кадысь тот вотрицательно качнул главой, чуть понизив глас, можеть страшась, шо их подслухають, молвил,- есть у нас у духов тако древне предание... Хоронитси оно меже нашего роду, перьдаётси от отца к сынку... и то тобе, Борилка, несущему знак Велеса на груди я поведаю... Ну! а ты... ты егось убереги во своей душоньке и паче не кому не сказывай... Было то задолго доныне... задолго... можесь и не на Бел Свете, а идей-то у другом миру... Как-то пожелало солнечно светило обжанитси на лунной красавице, шо круглым своим ликом освещаить ночны земли. Свадебку Солнце порядило праздновать широку да славну... оттогось созвало на неё усех зверей. Як и положено у назначено времечко явились усе звери на свадьбу Солнца и Луны, токмо не було средь них ежа. Ждали... пождали жёних и невеста ентого зверька, а вон усё никак не йдёть на гулянье. Вже разгневалось Солнце, разъярилось оно, увеличилось у несколько раз, не жёлтым стало сиять светом, а прямо-таки рдяно-багряным... Оставило Солнце свову нявесту у стола пиршественного да отправилось на поиски такого маненького, колкого наглеца... Долго ли коротко ли... времечко шло аль бежало, но Солнце разыскало Ежа... На высоких, горных кручах, идеже николи не вжило зверьё, да и птицы не шибко залетали, грыз твёрды камни Ёж... "Чаво ты тако тут делаишь?- гневливо вопросило Солнце.- И почему не пряшёл, аки було велено, на мову свадьбу?" Ёж догрыз очередной камень повертал главу и глянув капельными очами на разобиженно Солнце, пошевелив чёрным носиком, ответствовал:" Шо ж дневно светило... я аки вишь грызу каменья... У сице сказать научаюсь... научаюсь жить внегда на миру окромя скал ничавось не останитси". " Чё...чё... ты тако, глупа зверина, балякаешь, як вутак не останитси?"- непонятливо возмутилось Солнце и егось яркий коло-образ вспыхнул от дерзости зверька. " Дэ-к... як токмо ты солнце красно обженишьси на Луне красавице,- принялси пояснять Ёж.- То вмале народятси у вас детки... Будут вони таки ж красивы як матушка ихня, а сильны и ярки будуть они у отца свово... Продёть времечко и выкатятьси вони на небушко... усе у разом... возарять они землюшку... И тадысь окромя камней на ней ничавошеньки не востанитси". Услыхало у те объяснения Солнце, призадумалось хорошенько, а вопосля и раздумало жёнитьси на Луне... У так- то Борила було кадый-то... Бяри ты зверька тако разумного и помни енто преданье... Он - Ёж не тока торенку те укажеть, но коли понадобитси чавой-то, усегда поможеть... токмо скажи ты ему про то.
Мальчик како-то времечко стоял недвижно, верно обдумывая предание духов. Он ужесь даже поднял очи и поглядел вслед западающему на покой Ра, оный правил златыми волами, неторопливо встряхивая поводьями, точно подгоняючи у тех волшебных созданий. Прошло ащё мгновение и малец вроде як пробудилси да широкось вулыбнувшись, довольным гласом выдохнул:
- Вох! Аття вам, Подкустовники, за такой дар,- отрок присел на корточки, и, протянув уперёдь руку дотронулси пальцем до острого шипа укрывающего тело ежа.- А як же я его возьму?- поспрашал он.
- Як...як...,- сварливо запыхтел Боли-Бошка и уткнул во пояс свои длинны тонки ручонки.- У ак седа... седа... Боли-Бошка увишь мальчонку со знаком Велеса зови... нам должно егось одарить... Воно сице добре одарили... одарили, а як нясьти не предложили... Энто конешно Боли-Бошка должён решать... пособить должён... упоследне с собе сымать вубязан... занеже сам спешник Велеса не токась эвонти Подкустовники.
И продолжая усё также ворчать Боли-Бошка гневливо посотрел на помертвело лежащего ежа, а засим перьвёл взгляд на Подкустовников так, шо нос его схожий с вострым клювом беспокойно задвигалси. Он верно чавой-то вжелал скузать духам, и судя по всему чё-то до зела неприятное... и ужо было раскрыл для энтого свой роть с болотного цвету устами. Кадысь Подкустовники, унезапно, враз махнули хвоинками-главами, вскинули у выспрь сучковаты ручонки, под ногами их резко раздалась хвоя и прикрытая ею оземь. Духи стремительно свалились у эвонту саму рытвину, а кады земля и хвоя сошлись, то на том месте идеже тока, шо Подкустовники находились, осталась лёжать водна веточка хвои с махоньким таким зекающим зелёненьким глазком. Ищё чуток глазик глядел на мальчишечку, а опосля будто потух, обратившись у жёлто-ядрёную каплю живицы.
- Ить... ить каки наглецы,- раздражённо отметил Боли-Бошка и пихнул лежащу ветку хвои ногой,. Точнёхонько не слыхивали чавой-то я им гутарил... Оть... оть ведь.
Дух ащё разок подпнул хвойну веточку да так, шо вона подлетела увысь и впала прям на свёрнутого у клуб ежа, а таче стал сымать с собе красный у весь в дырах да заплатках киндяк. Неторопливо, вроде як раздумывая, расстёгивая на нём застёжки и продолжая чё-то едва слышно сопеть собе под нос, словно вон сам и был ентов Ёж. Кадысь Боли-Бошка усё ж снял с себе киндяк, то явил Бел Свету одёванный зипун. Он, эвонтовый зипун, по длине был чуток короче, без вороту и из смурого сукна, но не хорошенький, як говаривал дух, а дюже дранный и не меньче чем снятый киндяк залатанный.
- Во...,- откликнулси отрок глядючи на зипун духа.- Боли-Бошка сице выходить зипун был усё времечко на тобе... Видал, ты егось под киндяком носил.
Дух скосил свои мудрёны, сизе-синие глазоньки, обозрел зипун, и, протягивая мальчику киндяк, ответил, вжесь не ворчливым, а слегка хихикающим голосом:
- Ох! чаво ж тако... ох! старость она така... Эт верно запамятовал я... запамятовал куды енво положил... а он надо ж на мене бул. Ох...ох...ох!.. Чаво ж старость вона не радость... вона горесть,- Боли-Бошка смолк и озабоченно обернулси, по-видимому, созерцая лесны дали, будто пужаясь, шо егось могут вуслыхать да зато сругать. А посем понизив голос до шёпотка, пробалабонил,- ужось ты не серчай... Я сразу-то не приметил ктой ты ... оттогось и просил пособить... Ну, ты, чаво киндячок возьмёшь али утак у руках понесёшь зверька того колкого?- вопросил вон уже паче громко и ано слегка требовательно.- У дар енто мой будеть.
- Ах!- радостно пробалякал малец, и вусмехнулси поражаясь хитрости духа, да принимая киндяк у руки, добавил,- бяру... Бяру Боли-Бошка... Бяру и благодарствую твому дару. Аття тобе за то!.. Аття!
- От той-то,- продолжил калякать дух и тяперича сызнова придал свому гласу ворчливости да недовольству.- Чичас то ты ежа у киндячок завертай... да у котомочку положь... спрячь значить, абы никто не упёр... Да не ежа... не ежа... а вэнтов расхорошенький, расчудесненький киндячок. Ты егось у ентов, такой ладненький, киндяк оберегай, у котомочке храни, уважаючи вытряхивай и всяк раз оглаживай, сице ласковенько ладошечкой, вже будто он тобе родненький аль живенький... А вон... вон тябе не раз пригодитси ищё... да услужит тябе... От разорвётси у тобе кака одежонка... и ничавось ня будеть одевать. Ты ентов ладненький, да распрекрасненький киндячок бросишь на землицу матушку да скажешь, утак просительно и у то ж времечко повелительно: " По Боли-Бошкиному веленью, с Мать-Сыра-Земли разрешенья появись рубашонка, аль штаны, суконки"... У чё пожелаешь, у то и появитси... Тока много не проси, лишь то у чём нужда есть... поелику Мать-Сыра- Земля она усё видеть, и коль нужды неть, а сице для наживы, то киндячок, вутакой распрекрасненький, миленький, ничигошеньки не даст... у то попомни.
- Боли-Бошенька, добренький, у як же мене тя благодарить?- дюже восхищенно прошептал мальчоночка оглядывая со всех сторон, такой дыряво-залатанный, а усё ж дивно-сказочный киндячок.
- У як... як... да не як... зипун вроде аки найден,- улыбаясь отозвалси дух и едва слышно хихикнул.- Так, шо выходь на шее ты мене тяперича не покатаешь... Гляди-ка,- резво вздёрнув ручонку и вуказуя не мнее длинным и искорёженным пальцем управо, произнёс Боли-Бошка,- ктой то?
Отрок торопливо повернул главу и посотрел тудысь, куды казал дух, узрев под невысокой елью, под ейными густыми пригнутыми к землюшке ветвями, здоровенного, длинноухого зайца, боязливо таращущегося на Бореньку.
- Сице у то заяц,- начал бачить отрок, дивясь тому, шо дух тако не знаеть, и повёл главой обратно, вжелаючи воззритьси на Боли-Бошку.
Обаче на у том месте духа ужотко и не було, токмо одиноко покачивал зелёными ягодками кустик брусники схоронившийся у зарослях черники... Самого ж Боли-Бошки и след простыл.
- Вже... я даже не попровщалси,- горестно произнёс самому себе мальчуган, а опосля бережно обернул ежа киндяком и тады ж испрямившись во весь рост, поклонилси покачивающимся ягодкам брусники, обращаясь к ним у надежде, шо его непременно вуслышит дух бора, живущий у ягодных местах.- Аття Боли-Бошка за дар.
- С кем ты тут говоришь,- долетел до мальца голос Липки, оный обогнув ель под которой стоял Борилка, медленно подходил к няму, осматривая кустики черники с поспевшими на них ягодками.
- Балабонил я с Боли-Бошкой,- ответил Борил и прижав ко груди Ёжа завёрнутого у киндяк, казал на него глазьми.- Вишь мене тутась дары духи принесли... Подкустовники- Ёжа, а Боли-Бошка- дивный киндячок.
- Ёжа... киндяк,- повторил вслед за мальцом друд, и, подойдя близёхонько, осторожно отогнул полу киндяка и взглянул на остры колюки зверька.- И зачем они тебе такое чудо подарили? Вроде Ёж как ёж... ничего в нем чудного не видно.
- Верно Ёж як ёж... да тока,- принялси объяснять Борилка, бережно туля зверька к собе.- Вон ентовый Ёж поведёть нас ко граду Торонцу, сице ему духами велено. А киндяк ны подарить одёжку коль у ней нужда будять, вон зачурованный такой... Боли-Бошка балякал любу вещь могёть дать.
- Эх... жалко, что мне придётся вернуться,- разочарованно произнёс Липка, и, отпустив полу киндячка, посотрел прямо в зелёные с карими брызгами очи Борюши.- Уж я б так хотел с вами пойти... Да, неможно мне дядька Лепея ослушаться... Ведь он после смерти отца... мне заместо него стал... Во всем и всегда пособлял... И хотя маменька вышла замуж за другого друда Хмара,- и при эвонтих словах раскрасивое лико Липки на миг посерело, будто на негось набежала тень отчавой-то вельми тёмнуго. - Но дядёк Лепей меня любит словно родимого сынка.
Борилка горестно вздохнул, подумав, шо энтим он схож с друдом, оно як тоже осталси ранёхонько без отца, да заменил тогось ему старшой братец Пересвет, каковой также любить их с Младушкой вроде родных сыночков.
- Знашь чё Липка,- загутарил мальчик и положив руку на плечо друда, крепенько сжал егось.- А ты не кручиньси... кады мы вярнёмси вобратно, то ты... ежели повжелаешь отправишьси с нами у бероски земли... И пущай Лепей с нами йдёть и матушка твоя и ентов, як ты его кликал... а Хмар.
- Я бы с радостью,- закивал головой Липка, и вулыбнулси по-доброму так, шо сызнова его лико стало светлым.- Да токмо маменька не пойдёт. Ей этот Хмара не позволит, он уж такой сердитый, и всё Комола слушает... Но если дядёк Лепей пойдёт, я непременно последую за ним... Мы тогда возьмём с собой ещё и Лесина, это друг мой дорогой... Уйдём... уйдём...,- мечтаючи произнёс друд, и, вздев главу поглядел у небосвод на коем стали проступать блёклыми пятнами ночны светила.- Уйдём, чтобы не прятаться, не таиться за этими непроходимыми болотами.- Липка на чуток смолк и лёгохонький порыв ветерка, вернёхонько улетающий на покой Полуденик, коснулси егойных ярко-жёлтых волосьев отчавось вони заколыхались да слегка подлетев уверх легли на лоб, прикрыв крупны небесны очи друда, и тонкие, выгнутые, на вроде радуги, брови.- Дядёк Лепей мне сказывал,- вдругорядь продолжил балякать Липка и порывисто дунул на волосы, ужось прогоняючи их со своего личика,- когда-то в старину... был живым град Торонец, а змей Цмок не жил в своих землях, оные лежат промеж нашего бору и простор Торонца... Вот тогда жилось друдам привольно... торгашили наши предки с людьми из Торонца... Но потом прилетел змей Цмок, поселился в дальних землях, а немного позже и Торонец уснул... А Лихо Дулеб прознав про то, явился со своими подручниками и водворился на болотных просторах да будто отрезал тем нас от людских поселений... Оттого друды, и стали уменьшатьси в численности... стали пустеть наши поселения... и мы начали забывать все традиции гостеприимства, а от тех кто проходил по нашим землям принялись требовать в благодарность младых вьюношей и дев... Потому Комол и вышел вас встречать... суетился все... переживал, торопился, как только услышал ваши голоса... И кого из вас просил оставить?
- Меня... а опосля внегда воины отказалися, Орла,- ответил Борила, и, сняв с плеча друда руку, поправил киндяк укутывающий ежа.- Тока мы ужо были предупреждены Ичетиком, шо друды могуть требовать платы... и посему Былята да Сеслав не согласилися итти у гости, да стали сразу про енту плату спрашивать... А когды отказались нас отдавать... тадыличи усе друды вушли... да восталси лишь твой дядька Лепей. Вон позвал нас у гости так... по-доброму, без усякой благодарности.
- Он такой... мой дядёк Лепей... он очень хороший,- вулыбаяся молвил Липка и перьвёл взгляд с вечереющего небушка на Борилу.- Он замечательный и самый добрый... настоящий друд.
- Борюша, Липка!- послухалси окрик Былята прерывая у ту болтовню.- Иде вы робятки! Айда жамкать!
- Тута мы... тутась...,- откликнулси Борила и мотнув главой у сторону видимого да улетающего у небеса дымка, отметил.- Пойдём, шо ж... ны зовуть... И помни Липка... возвярнёмси и заберём тобе отседова... вуйдём ко людям... и тя, и дядьку Лепея... и друга твово Лесина возьмём... и усех тех кто пожелаеть покинуть эвонти места.
- Ладно так и порешим,- согласно произнёс Липка.
И направил свову поступь вслед за уходящим к костерку мальцом, крепко прижимающим ко груди очередной дар спешников Велеса.
Кадыкась два отрока подошли к месту ночлега, то узрели, шо посторонь снятого котелка с похлёбушкой, от каковой отходил густой белый пар, установленного на покрывающей землицу хвое уже расположились усе и даже Гуша, оному выделили ложку. Токмо Былята продолжал стоять у полный рость, беспокойно обозревая краснолесье, да поджидаючи робят, а як их увидал, довольно осклабилси и вустремив очи на ежа, завёрнутого у киндяк, вопросил:
- Борюша, а эт... чавой-то ты принёс тако?
- Эвонто Ёж... егось нам Подкустовники повдарили,- сызнова начал пояснять мальчоночка, и неторопливо двинулси к своим вещам, кои лежали недалече на оземи.- Вон ны у Торонец поведёть... утак ему духами велено.
- Ёж...Ёж...,- озабоченно прокалякал Гуша и воблизал длинным, зелёно-серым языком пусту ложку.- От не люблю я ежий... ужось вони дюж колючи...
- И не люби,- вразумительно произнёс мальчик и вопустившись пред котомочкой на присядки начал раснуровывать снурки да вубирать туды свои дары.- Нешто нам надоть, шоб ты егось любил... Оно и добре то, шо ты Ёжа не любишь... значь не пожелаишь схрямдить як ванова червячка.
- От наново... от...,- закатывая и без того малешенькие глазки и выражая на своём лике дюжую обиду откликнулси Гуша.- Усё миня попликають... попликають... Овый лаз... овый лаз ошибьси... хотел систь... вдумая, шо ентов жук хочить сожлать виночек Лугового... и сици скока тачи вуплёков услыхал... скока слов бланных на мене було сказано... Ох! и чавось я тако несчастный... лазнисчастный...
- Ты, Гуша не несчастный... оно ты так зря на собе наговариваешь,- загутарил Сом, лягохонько помешивая ложкой похлёбку, шоб быстрей её вохладить.- Ты у нас ненагрыза.
- Ктось... ктось?- недоумеваючи перьспросил Гуша, и, вылупившись на Сома подтянул свову нижню губёнку сице, чё прикрыл ею не тока верхни уста, но и приплюснутый нос.
- Ненагрыза,- повторил Сом, и, мотнув главой Борилке, указуя идеже тому садиться, протянул подошедшему мальцу ложку. - Эвонто так беросы кличут брюзгу... каковой усё времечко со всеми грызётси... усем вон недоволен да вечно причитаеть.
- Ну... вколь он ненагрыза,- усмехаяся молвил Орёл и придвинулси к котелку ближее.- Сице ну-кась его тады вуставим у друдов занамест платы... али як дар.
- А, что мы вам такого плохого сделали,- поспешно откликнулси Липка и широкось расстялив по оземи свои восемь ног присел сторонь Сеслава.- Что вы порешили такого некрасивого ненагрызу нам оставить... Да, неужель, мы вас так разобидели, что вы в наказание покараете друдов таким всё поглощающим урюпой.
- Ким...кем?- дрогнувшим гласом вопросил шишуга и тяперича загнул губу у другу сторону пристроив её на подбородок.
- Урюпой- это мы так хныкалок, нюнь, рёв и плакс величаем,- звонко засмеявшись ответил Липка, перькладывая ложку из водной руки у другу. - Тебя Гуша надобно было именовать урюпой ненагрызной... ха...ха...ха.
- Эт точнёхонько ты Липка приметил,- поддержал друда Крас и потрепал рукой евойны жёлты волосья, слегка взъерошив их.- Урюпа ненагрызная сице и будём егось кликать... А то и вовсе не споймёшь чёй-то твово имечко Гуша значить... Гуша...Гуша, а утак сразу и не узришь каков вон ты... Ну, а урюпа ненагрызна так усяк поймёть чё то плакса брюзгливая... ха...ха...ха!
Вопосля слов Липки легохонько засмеялси Борилка, шоб значить не вобидеть расстроенного шишугу, но кады пробалабонил у ту речь Крас зараз засмеялися усе... ужотко так смешно выдумал парень. И покуда Борилка и Былята пристраивалися обок котелка, а Гуша недовольно закручивал аль вывёртывал свову нижню губу, по-видимому, обдумывая чавось тако сказануть грубое, Сом велел приниматьси за итьбу. И хотясь раньше шишуга николи не жевал похлёбок, обаче после посещения друдского поселения порядил изменить собе и паче не отказыватьси от обьчей трапезы. А посему усе торопливо начали хлёбать из котелка, да и Гуша, крепенько сжимая у руках ложку, оной судя по сему егось одарил Лепей, присоединилси к жамканью, и не мнее быстренько стал выхватывать из котелка куски мясца по-жирней, да по-больше, при ентом не мнее скоренько отправляя выловленное у роть.
Кадыличи котелок вопустел, да были съедены и зажаренные над костром зайцы, Гуша радостно похлопал собе по бурому шерстистому животю и неторопливо, растягиваючи слова, произнёс:
- Гуша... Гуша инто коли на белоский гуталить знасит губошлёп... Вэнто тако ладнинько имичко...
Одначе шишуге не дали договорить, занеже уначале зычно захохотали Борилка и Липка, апосля их поддержали Крас и Орёл, ну! а таче и усе други воины загалдели... И даже Щеко последне время не дюже часто улыбающийся и давненько не смеющийся также громко поддержал гоготанием соратников, меж смеху молвив:
-Эт про тобе Гуша вернёхонько гутарено истый ты губошлёп... хотясь можеть правильней балякать ротозёпа.
- А... чё... чё.. вы тутась загоготали точно гуси на озелки,- недовольно проворчал Гуша и на миг стал похож на виденного Борилой Боли-Бошку.
Шишуга резво вскочил на ноги и обозрел сердитыми вочами сидящих воинов и ужесь прямо-таки лежащих на оземи мальца да Липку, каковой ко сему прочему задрав кверху пару ног помахивал ими, рассыпая округ собя комья землицы.
- Губошлёп,- продолжил пыхтя шишуга.- У ны то очинно почётно имячко... очинно... И ни сякому воно можить достатьси... Да мой отец... исли хотите знать... он лади вэнтого вимячка дальши сех лялизку пулял... эт... значь, шоб иго сынку тако касивое имячко досталось.
- Гуш... а ковторое ж у вас тады некрасиво имячко?- совсем на чуток прекращая свой безудержный смех поспрашал Крас, и глянул на шишугу, светло лико парня утак раскраснелось, будто вон тока вышел на Бел Свет из жарко натопленной баньки.
- Исть... исть... у нас некласивы имячки... не ладненьки вони,- горестно вздохнув ответил шишуга, и сделал пару маханьких шажочков у бок, он слегка вздёрнул главу и наморщил свой и без того изборожденный полосами лоб. - От к плимелу: чупа... аль хананыга... а ащё фефёла...то ж ни чё ладного...
- Погодь... погодь,- не мешкаючи откликнулси Былята и вутёр тыльной стороной длани набрякшие на вочах слезинки, вызванные развесёлым смехом.- А чавось они возначають... а то нам сице сложно понять да воценить у те имечки... хороши вони аль дурны.
- Дулны... дулны...,- начал пояснять Гуша и покосилси управо идеже подле ели громко зажужжал кавкой-то чудной ярко-жёлтый жук.- Чупа- енто значить глязнуха... хананыга- шатун по гостям, у тако имечко сувсем бранное у шишуг... Ну! а фефёла- плостофиля... От то лазви холосо кады дочу твову... таку ласкласавицу... с большиньким лбом и клипкой лялизкой кличуть плостофиля... бе...бе...бе... А Гуша... Гуша воно ладненькое такое,- и при эвонтих словах шишуга довольно ощерилси придав свому лицу приятность.
- Гуша, дэ-к як же губошлёп можеть быть добреньким вымячком,- вопросил Сом, и, встав на ноги поклал грязны ложки унутрь котелка, да подняв евось направилси к звонкому родничку, протекающему недалече, абы значить обмыть посуду у студёной водице, обаче заметив,- эвонто верно твово отца вобманули... Аль вон пулял свой язык не туды, куды було велено, оттогось его сынку и досталось тако непривлекательно имячко.
- Ох! Мног ты понимашь плевлекательно аль неть,- негромко произнёс шишуга и нежданно резко повернувшись боляхными прыжками вунёсся у сторону могутной, раскидистой ели, идеже не давно жужжал тот самый жёлтый жук. На ходу при том зычно прогамив,- у...у...у... самогось то имячко...о...о сов..в...но у лы...ы...бы.
Глава двадцать третья.
Предание про Индру.
- Ну, вот,- молвил Липка и обвел усеми своими четырьмя руками лежащие упереди него просторы.- Это и есть земли змея Цмока... друды ещё их величают мёртвыми землями... Хотя может это и неверное название.
Путники стояли почитай на краю краснолесья и сотрели удаль на земли змея Цмока. Ели тутась ужо не росли, а разбросанно ютились лишь низкие, изогнутые сосенки да не мнее кривинькие пихты. У те дерева казались какими-то вобиженными, а высохшие их стволы, точно вумерли прям на корню, сбросив с собе не токмо обременительную хвою, но и усе ветоньки, начиная от тонюсеньких и заканчивая толстыми... И тяперича вони вельми тоскливо похрустывали да подвывали клонясь к оземи от неудержимо носящегося по просторам земель ветра.
Впереди ж странников и вовсе расстилалось безлесье, идеже не зрелось сосенок и пихт, росли у там каки-то ползучие прижимающиеся к землице ивы да берёзоньки, будто укрытые свёрху мхами або обряженные у эвонти буро-зелёные наряды. Уся землюшка была схоронена под теми ж буро-зелёными мхами да подухообразными высокими кустарниками и травами.
- М-да...,- оглядывая ентот неуютный край, которому не видалось конца протянул Былята.- Эт... таковой землюшки я ащё николиже не зрел... И верненько молвлено - мёртвая... Вродь даже никако зверья и не видненько.
- Неть...,- покачивая главой откликнулси Борилка, и вубрал со рта залетевшу тудысь прядь волосьев.- Здеся много зверья... У там далёко,- и отрок протянул руку уперёдь.- Видать большо стадо... Эвонто олени, токась вони дюже тёмные кавкие-то.
Мальчик смолк, обвёл взглядом бескрайни дали, и широкось просиявши, добавил:
- О... да туто-ва и зайцы обитають... и лисы... Он як заяц от лисы вулепётываеть... не кажись она евось не споймаеть.
- Ну, и добре коль не споймаеть, значить нам больче достанитси,- отметил Щеко, стоявший посторонь Быляты, за енти деньки воин совсем оживел, а язвины на его плечах почти, шо зарубцевались.
У овринге заместо двух денёчков, як пояснял Лепей, провели трое, и тока нонче к пополудню наконец-то вышли из земель друдов.
- Ну, чавось,- обратилси Былята к Липке и повернувшись к няму, по-отцовски приобнял, погладив по егось жёлтым волосам, суховатой ладонью.- Благодарствуем тобе Липка за усё хорошое... тобе и дядьке твому Лепею у то от ны перьдай... Сам то ты дойдёшь... овый то... не испужаишьси?
- Добегу...,- усмехаясь пробачил Липка, отвечая крепким вобъятием на слова старшины воинов.- Не раз тут бегал,- он вынырнул из мощных рук Былята и суетливо шагнув к Борилке, протянул ко нему навстречу водну руку, да корявеньким тонким пальчиком дотронулси до лба и щек отрока, ласковенько скузав,- ты... Борюша... Ты токмо возвращайся... А я буду ждать вас... буду ждать... И потом мы все вкупе уйдём в бероские земли.... а когда ты победишь то зло, которое на вас движется... начнём жить привольно и радостно... Правда?
- Агась... Липка... сице усё и будять,- кивая главой, прокалякал мальчоночка, и почуял як у груди егось чавой-то защемило... ужесь так он за энти денёчки сдружилси с друдом, шо днесь и не хотелось расставатьси. Мальчик свершил шаг навстречу ровеснику, и, прижавшись ко нему, тихонько произнёс,- я непряменно вярнусь... Ты ж помнишь мяне помогаеть Крышня и Велес... Не печальси Липка вмале увидимси.
Робята ащё раз глянули друг на дружку, прощаючись, и покуда воины досвиданькались с Липкой, отрок-друд резво развернулси, и, помахивая из сторону у сторону своими правыми ручищами отправилси в обратный путь. Борила, меж тем, достал завёрнутого в киндяк ежа и вопустившись на присядки, развернул дар Подкустовников да стряхнул униз с одёжки Боли-Бошки. Серый, колкий мудрец вупал на оземь прикрытую мхами, како-то мгновение полежал недвижно, а засим разверталси, вскочил на свои махонькие ножки и опасливо повёл чёрным круглым носиком.
- Ёж,- вобратилси к зверьку малец, и вуказательным пальчиком провёл по евойной вудлинённой мордочке.- Вяди нас ко граду Торонцу.
Зверёк еле слышно фыркнул, верно, оставшись недовольным у тем поглаживанием, да приняв чуток правее, побёг ровненько на всток, тудысь откедова нынешним утречком выкатилси на небесну твердь солнечный воз Асура Ра. Былята глянув на бег зверька не мешкая двинулси следом, а Борилка уважительно встряхнув киндячок, огладил его нежно ладонью, як и велел Боли-Бошка, да вубрав у котомку, связал на ней снурки, посем вон медленно подалси вверх, встав во весь рость и закинул оную на спину. Он ащё немножко постоял смирненько, да обернувшись, посмотрел на прытко удаляющегося, судя по сему бегущего, друда и громко крикнул ему у догонку:
-Липка жди нас!
А кадысь вуслыхал:" Непременно!" тронулси вослед за уходящими воинами.
Борила ступал бодрым шагом за Былятой, и обозревал такой неприглядный край, обдуваемый своим повелителем, сыном СтриБога, свирепым Асуром бурь и непогод Позвиздом. Чудилось не раз тот неукротимый Бог проносился по эвонтим просторам стряхивая с долгой, тёмно-бурой, вихрастой бороды дожди, выдыхая из уст плотны туманы, отрясая с полов свово охабня хлопья снега и стремительностью, кыя подобна СтриБогу, перьламывая и те жалкие, укутанные у мох, недоросли берёзки и прильнувшие, к родименькой матушке землице, ивушки. Лепей правильно предупреждал странников о студёном нраве ентих просторов, потомуй как стоило им выйти из лесу, сице сразу же почувствовалась промёрзлость и сырость исходящая от земли, и витающая повсюду. И то ладненько, шо путники с утречка, предусмотрительно, одели на собе охабни, а тось ускорости явственно б застучали зубищами, да покрылись крупными мурашками, преодолевая у такие сёрдиты земли. Обаче оные края не могли зваться мёртвыми, занеже во множестве там водилось усякого зверья: оленей, лис, волков, зайцев да дюже большеньких мышей, каковые совершенно не пужались людей, судя по сему, упервые их встречая. А вжесь скока тутась развелось мелкой сосущей юшку живности... у то было ано встрашно! И усе вони- у те мокрецы, комары, слепни да мухи не полошились ни виду солнечных лучей, ни яростных порывов ветра, нападаючи на своих жертв днём так, шо стало усем беспокойно чавось тады ожидать от них тёмной ноченькой. Усё то жужжащие воинство не ведомо кому подчиняющееся, а поелику не кем не вуправляемое, налетая на странников, норовило залезть у роть, очи, нос и уши, злобно впиваясь своими такусенькими малюсенькими носиками у кожу, вызывая тем самым болезненные перекосы на ликах шедших людей.
Уся оземь того края была устлана мхами и кустистыми невысокими блёкло-жёлтыми лишайниками. Деревца ж имели такой чудной вид, шо даже Былята, не вудержавшись, задержалси подле одной берёзки с тонким стволом да какой-то однобокой кроной, идеже редки веточки покрывали не мнее редкие, истрёпанные удоль и поперёк листки. Встречались странникам также деревца с усохшими верхушками, с изогнутыми иль как-то мудрёно закрученными стволами. Много у тех просторах, имелось озёр и речушек, на каковых в обилие росли куга, камыш, осока, пушица да низкие травы чем-то напоминающие пошеницу и овёс. На глади рек и возерков, або у прибрежных зарослях обитали ути и гуси, усякие разные кулики, оляпки, гоголи, а в воде у достатке плавала рыба.
До самогу вечёру шли по эвонтим, никак ни изменяющимся, землям, Ёж казавший торенку у град Торонец, бойко перьставлял свои крохотулечки ножки убегаючи уперёдь. Порой он останавливалси, оглядывалси назадь и поводил чёрным носиком, шевелил острыми, оттопыренными вушками, а таче наново продолжал свой путь. Кады день стал подходить к концу, Ёж унезапно замедлил бег, да встал осторонь небольшого озерца, с поверхности которого, сразу же, лениво поднялась увысь пара гоголей, а из зарослей осоки выпорхнули небольшие кулики. Зверёк, вздел мордочку, будто следя за полётом птиц, на како-то времечко утак замер, посем слегка вздрогнул усем тельцем, да мгновенно свернувшись у клуб, еле слышно запыхтел.
- Эт... судя по сему... порась вотдыхать,- догадалси Былята, остановившись подле недвижно лежащего ежа, и повертавшись к соратникам, молвил,- ну, чаво ж тады тутась привал и разобъём... Борюша, ну-кась пусти ванова червячка у озерцо... Пущай вон нам кажить какова тут водица. Да и Ёжа у киндяк оберни и у котомочку положь, шоб с ним ничавось не прилучилося.
- Чичас,- закивав главой торопливо откликнулси мальчик, и принялси исполнять веленное ему.
По первому он развязав котомочку, достав киндячок Боли-Бошки, ласковенько егось огладил, да восторожненько обернул у негось ежа. Вопосля выискав, хоронящегося у грязной рубашонке, на дне котомочки, ванова червячка вынул того оттедась и зажав у ладошке понёс к озерцу. Подойдя к самой бережине, которая была точнёхо украшена кустистыми лишайниками да низко-рослыми травами, малец раскрыл ладонь. Ванов червячок пошевелил манешенькими желтоватыми крылышками, разом взмахнул ими, а морг спустя ужось восседал, скользя по водной глади, своими махунечкими, короткими лапками, поясняя странникам, шо пить отседова можно. Чуток погодя вон ужотко нанова пристроилси на ладошку Борюши, да встряхнув крылышками, ладненько пристроил их на спинке и легохонько застрекотал.
- Значить водица хороша?- спросил подошедший к отроку Былята.
- Ага...,- вутветствовал Борил и сжал ладошку, укрывая у ней чудного жучка, вопасаясь, шоб никтось на него не покусился.
- Воно и сице було ясненько, шо здеся водица чиста, зане вельми много тут плещитси рыбки,- отметил Былята, и, обозрев по-доброму мальчика, направилси к костерку помогать Сому и Щеко готовить кушанье.
Борила меж тем вярнул ванова червячка у котомку пристроив егось немножечко левее чем лёживал у ней завёрнутый в киндяк Ёж... Ёж вроде як ёж, а усё ж какой-то зачурованный, ужесь словно не простой зверёк, а выкатившийся из чудной бероской байки. Ещё маленько малец глазел на свои дары, а засим достал из нутрей котомки кугиклы. Мальчоночка вуселси на мох, недалече от костерка, и выставив лико западающему красну солнышку, окрасившему небосвод у яркие рдяно-розовые цвета, кончиками пальцев провёл по сухим стеблям куги из коей был мастерён вунструмент да муторно утак вздохнувши, взгрустнул...
Взгрустнул, припоминаючи былое... не такое далёкое, а усё ж прошедшее времечко...
Вспомнилась отроку евойна деревенька... матушка, братцы, сестрички и сродники...
И кажись, будто узрел отрок неблизкое событие из своей жизти... точно на миг, сомкнув очи, нырнул у каки-то глубоки воды, кавкие трепетно хранили светлые лики и воспоминанья о родне у Боренькиной душеньке.
И тадысь предь глазьми мальчика предстал его старчий братец Соловей... Взрослый муж со темно-пошеничными волосами, курчавой короткой бородой, зелёными с карими брызгами очами, большим носом и тонкими губами, заслоняемыми густыми усищами. Широки плечи, да крепкие, налитые мощью руки гутарили о нём як о дюжем силаче. Вжесь потёкшие незримые воспоминания, казали мальчику жаркий летний денёчек и возвращающихся из лесу двух братцев- егось и Соловья. Разморённые теплотой лета, вони улеглись под дюжей берёзой с повислыми ветвями да тихо перьбирающими листками. У шаге от них струилси, еле слышно напевающий дивны песенки, тонкий ручеёк, он перьскакивал каплями водицы с камушка на камушек, да легошенько прикасаясь к поверхности землице, нежно лобызал её родимую. В заоблачной, небесной глубине заслоняемой ветвями деревов, едва заметно двигались раскосмаченные белые воблака напоминающие сказочных созданий. И туто-ва Соловей тихонько так, будто пужаясь вспугнуть эвонту лепоту, поведал ему предание про великого Асура Индру.
" У Бога ночного неба Дыя и самой Мать-Сыра-Земли родился достославный сын, дюжий богатырь и смельчак Асур Индра. Вже точно рьяный, ярый бык вырвалси Индра из недр своей матушки, наполненный мощью и вудалью!
Славили твово имя о светлый Асур Индра!
Почитали из веку в век тобя людски племена о светлый Асур Индра!
Возводили в честь тобя грады и кумиры, поклоняясь силе той могутной о светлый Асур Индра!
Обаче нонече слышитси плач... да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди...
Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!..
Глубоко у дальних просторах, куды не дойтить живому человеку, иде одначе томятся души греховные, у тёмном... тёмном Пекле, злобный Пан творит чёрны дела. Вон похитил дочерей и унуков Коровы Земун, шо у небесной тверди, на Млечной торенке, преграждаеть усякой нечисти своими крутыми рогами подступы к Бел Свету. Уворовав у тех детушек малых... у розовеньких теляточек Пан вусыпил у них память предков, разорвал связи родные... И взабыли млады детки, розовы телятки, ктось их мать да отец... ктось их дед да баба... ктось их сроднички. Прошло времечко, детки выросли, поднялись телятки да обратилися у мощных Асуров и воинов... И тадысь повелел Пан (у тако злобно создание) поглотить Врите усе воды, а Валу- проглотить красно солнышко... Воды звонкие- дающие жизть! Солнце вешнее- дающее жизть!... Спит память у Вриты и Валу, не разумеють чаво творять, супротив кого идуть... Потому-то як велено, сице и содеяно!..
Обаче нонече слышитси плач... да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди...
Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!..
Умираеть Бел Свет без водицы!... Умираеть Бел Свет без солнышка ясного!..
Слышит зов Сварожичей Индра рьяный, в руки он берёть кованный, для него самим Сварогом, меч, взывает он к зверю Вындрику, властителю усех зверей, защитнику вод. Раздаётси топот ног, качаитси землица, сотрясаютси каменья, гнутся дерева и травы... О! да то не войско йдёть... то зверь Вындрик спешить по зову Индры к свому властителю. Вындрик сам будто бык, тело его мощное тёмно-синей блистающей шерстью покрыто, долгая грива златым светом перьливаетси, а во лбу торчит длинный, вострый, жёлтый рог! Пышуть из носа зверя огненны молнии, сыплются на оземь искры горящие.
Вскочил на зверя Асур Индра, вухватилси водной рукой за гриву крепкую, и понудил егось ко битве со Злом. Вывез Вындрик Асура у чисто полюшко, а у тех просторах ничавось то не видно... тьма глаза Индре застилаеть... мара окрестъ няго летаеть, вже напугать желаеть. Токмо Асур ничавось не страшитси вон взмахивает мячом, шо ковал у сам Сварог, и разгоняеть у ту хмарь...
Обаче нонече слышитси плач... да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди...
Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!..
А у там удали видетси распухший от речных и возёрных вод Врита, у руках евойных вострый, мощный меч, у глазах, вроде вумерших, неть паче жизти, света и добра, вони сами чёрны и страшны... Врита! Врита! позабыл ты чей сын... позабыл ктось твой отец, ктось сродники!..
Кричить Индра, кликаеть по имени Вриту, призываеть пробудитси, вжелаючи всколохнуть у том память... токась ничем не пронять одурманенного, обманутого. Тадысь подымаеть Врита меч и первым нападаеть на Асура, первым наносить удар... У! да ден одолеть налитого мощью Индру, ден одолеть быкоподобного зверя Вындрика!... И вот ужесь падаеть замертво на землюшку, разрубленный на части, Врита, и тякут из евойных внутренностей потоки вод по Бел Свету, питают вони высохши русла, насыщають впадины озёр и морей.
Обаче нонече слышитси плач... да горьки стенания, то вопиють, рюмять люди...
Раздаётси глас рога, зовуть Сварожичи сына Дыя, достославного Индру у войско свово, призывая к борьбе супротив подлогу Зла!..
Индра ж меж тем распалён боем и победой, правит вон Вындрика на Валу, у коем солнце красно томитси... Сотрясаитси весь Валу, сице он пужаитси Индру, бяжить он от Асура... бяжить уперёдь... бяжить не востанавливаясь... мечтаючи спастися... Тока не спастись от Индры, оно аки у нем кровь горяча заходила ходором, разъярилси Бог, глаза егось застлал гнев... и вон гонить Валу уперёдь... гонить не востанавливаясь... желаючи догнать.... И мелькают пред Валу, мелькают пред Вындриком, мелькают пред Индрой топки болота, хвойны леса, круты горы, луговины, и сызнова няши, боры, гряды, пожни...
Наконец Валу устал... далёко, далёко... за болотными просторами, за бескрайними землями востановилси он, оглянулси. Видить Валу настигаеть его Асур... вот, вот мячом своим голову срубить... вот, вот богатырскими копытами Вындрика затопчить. Тяжелёхо, прерывчато вздыхаеть Валу, да у миг оборачиваитси во большой валун.
Одначе Индра ужотко пред тем валуном, яритси Асур, кровь у нём горяча ходит ходором, гнев ему глаза застилаеть, взмахнул вон мячом и разом проломил Валу, а вопосля сообща с Богом Огня Семарглом разбил егось на части, да выпустил под небысны своды красно солнышко. Семаргл тутась же ударил своим мячом по останкам валуна и тады ж воткрылася крыница, и из неё на Бел Свет явились Бог мудрости Китоврас и Бог веселья Квасура. Ступили Асуры на оземь, а следом за ними потекли голубы воды... студёной и чистой... смывающей усяко Зло.
Славить, поёть величания люд Асурам рождённым от крыницы!
Славить, поёть величания люд Сварожичам!
Славить, поёть величания люд Индре рьяному!
Тока высоко на небесной Млечной торенке вопиёть, рюмить Корова Земун... Закручинилась она, закачала своей могучей головушкой, посыпались с рогов ейных махонькие, точно искорки, звёздны светила, потекли из очей горючи слезинки.... Стали те светила да слезинки падать на земли Бел Света, и вспучились оттогось реки и возёра, речушки и моря. Затряслися, заколебалися могутные, толкучие горные гряды, начала ломатьси, распадатьси землица-матушка... Тяжко великой Корове Земун, ибо у той сече погибли от меча Индры внуки её- Врита и Валу, ибо погибла от меча Индры дочь её- Корова Дона, шо оплакиваючи припала к телам сынков.
Опечалилси и сам достославный Асур Индра...загорюнилси, спрыгнул он с Вындрика зверя, да пустил егось в чисто полюшко погулять... Сам же встал посторонь останков Валу, да начал молить Всевышнего о прощении.
Стоямя стоить утак Индра... не год и не два... не десятки и не сотни лет... а много... много сотен лет... И у те лета никто не считаеть... не под силу то никому... Ужось врос Асур по пояс у Мать-Сыру-Землю, токмо меч сице во руках продолжаеть сжимать, як истый воин... мхами тело егось обросло... мхами и вмеч покрылси... А подле негось, да крыницы той, шо реченькой протекла вже и град построилси, в крепости той люди разжилися, семьями обзавелись.
И стоить стоямя тот град и Асур утак долго... долго времечко, покуда Бог Дый тучей Чёрной не вырвал оттедась Индру, да вунёс у небосвод... Выпал тады из рук Индры меч егойный, да низринулси у оземь...
Славят твово имя о светлый Асур Индра!
Почитают из веку в век тобя людски племена о светлый Асур Индра!
Возводят в честь тобя грады и кумиры, поклоняясь силе той могутной о светлый Асур Индра!".
- Братка,- легохонько спрашиваеть Борилка Соловья не сводя взору со небесной выси.- А чавось случилось с Торонцом опосля?
-Дэк... чавось... чавось,- молвит у ответ Соловей и дюже по-светлому вулыбаитси.- Люди кады узрели чёрну ночь каковая наступила днём... вельми испугалися. Побегли они к Индре, шо за долги лета стояния сам стал точно кумир каменный... кричать ему, плачуть... зовуть знать. А кадысь увидали як у та защита мигом из землице вырвалася, да у высь направилась, так за коренья, шо покрыли подошвы сапог, да и усё тело... похваталися, не желаючи растатьси с Индрой... Тока Дый, вон до зела сёрдит был вызволяя сынка, резко потряс спящим Асуром, у тем самым скинув людей с кореньев... У преданьях бероских калякаитси, шо после эвонтого град Торонец и вопустел... лишившись свово защитника да людей... Гутарять востались у там лишь валуны, да каменья... У так-то.
Глава двадцать четвёртая.
Змей Цмок.
Осе ужо который денёк шли путники по бескрайним просторам земель змея Цмока. Тока ни самого змея, ни мамунов коими вон, по сказу Лепея, питалси доселе не зрели. Вид местности почитай, шо не менялси... усё также стлалось окрестъ шедших странников безлесье. Земли были покрыты мхами, невысокими травами да вуродливо-искривлёнными деревцами вжесь редко раскиданными по ейной поверхности. Зато у достатке водилось у евонтих краях усякой разной живности: зверья, птиц, рыбы.
Позвизд, старшой из сынов СтриБога, кажись ни на морг не вутихал у энтих местах, егось рьяные порывы ветра порой валили путников с ног. Обаче хуже усего, по причине малого росточку, бывало Гуше, усяк раз он, от тех пронзительных рывков, валилси на землюшку, да горестно причитаючи, подвывал... жалуясь, шо приходитси у таки мучения перьносить... токась не вуточняючи из-за когось.
Чем дальче продвигалися углубь тех земель путники тем становилось усё прохладней, частенечко от оземи, покрытой толстым слоем мха, увысь подымалси совершенно густой, серый туман. И коль странникам приходилось шествовать скрезь него, то на одёжу, кожу и волосья оседали льдяны, колючи капли. Подолгу шли у землях ентих ситухи- мальчайшие дожди, вроде як сеяные чрез тончайшее сито. Кады сыпались таки додолы, то небушко вукрывали низкие, пузырчатые, тёмно-серые тучи. Они окутывали собой весь небосвод, скрывая в утех всклоченных далях Асура Ра и его златый сверкающий воз. И тадысь из эвонтих вихрастых туч казалось лико Позвизда такое ж серое, сёрдитое с кудластыми бровями и долгими, раскосмаченными да растрёпанными волосьями, бородой и вусами. Позвизд сурово морщил свой большой, высокий лоб и взирал тёмно-серыми вочами на настырных людей, оные несмотря на неприглядность и дурну погоду продолжали настойчиво иттить. Бывало гневливый Позвизд набрав полный роть воздуха, да выпялив уперёдь свои и без того большие, пухлы губы выпускал сильный порыв ветра на странников. И тавды слухалси идущим путникам дикий свист, перьмешанный с воем собак, аль пронзительный вопль множества людских голосов. У лицо вударялась крошечна махоня воды, словно тя обдавала брызгами, проказничая, развесёлая реченька.
Токмо странники, не вубращая внимание на таки трудности аки стынь земель, частые додолы, густы хмари и порывы ветра, продолжали свою стёжку. Бог Ра выглядывающий на небосвод у своей повозке, и лучами, исходящими от неё да от златых волов, не раз изгонял оттедась хмурого Позвизда, принося у Бел Свет летнее тепло, обсушивая тем жаром и саму оземь, и мхи, и деревца, и людей.
На шестой день ходу путники увидали стадо чудных зверей... у то праву молвить были не мамуны, а схожие с турами животины. Довольно крупные те звери, усё-таки намного казались ниже ярых туров, но в могутности костей не сильно им уступали. Сами вони были покрыты до зела густой, длинной шерстью, достающей до землице-матушке, цвет кыей колебалси от бурого до почитай, шо чёрногу, и ано морда уся сплошь поросла той кудлатой шерстью. Местами, одначе, шерсть на зверье выглядела воблезлой, да казалась кусками, по-видимому, у так вона линяла. У сех тех животин имелись рога, словно баранье, гладкие и загнутые. Звери паслись, поедаючи мох, но стоило им узреть шествующих путников, як они ураз забеспокоились, и на какой-то миг, обозреваючи людей, замерли, опосля усё ж решили вбежать, при евонтом встревоженно вуглядываясь назадь, верно следя очами за движением пришлых. Их було не больче семи, и Борилка, як самый глазастый, увидел середь них и вовсе маненьких, судя по всему теляток. Таких вудивительных животин никто из странников николи не наблюдал, а посему востановившись усе долгохонько смотрели им у след. Обдумывая, шо коль добыть одного тако зверя, то ентово мяса, каковой на нём ималси, хватило б надолзе.
К концу дня путникам встретилось ищё несколько таких же стад. Обаче звери близонько к собе людей не подпускали, и вубегали задолго до того, як Крас и Орёл вуспевали натянуть тетиву лука. На эвонтов раз расположились на ночлег посторонь речки... такой не широкой, но вроде як и не вузкой. Наловив рыбины, Щеко и Сом принялись варить из неё похлёбку, кадысь Борила созерцающий просторы земель нежданно указал рукой удаль, на движущееся у их направление како-то тёмно пятно, и подымаясь с оземи, на которой сидывал, вобращаясь к старшим вопросил:
- Чаво энто тако?
Крас, Орёл и Былята, возлежащие подле мальца на землюшке, ураз подскочили с неё и также принялись зекать на то зверьё. Прошло, верно, много времечка кады, наконец-то, Борюша смог рассмотреть ентих медленно шагающих огромадных животин.
Звери были многопудовыми да дюжими, ужесь достигая не меньче полторы косовой сажени увысь. У них имелась долгая, грубая шерсть, почитай волочащаяся по оземи. На животе и по бокам вона и сувсем гляделась какими-то обвислыми клоками, цвет каковой был тёмно-гнядым, у водних при том по- темней, у других по- светлей. Высокий горб на спине, заканчивалси круто спадающей задней частью тела. На морде у зверей красовались два здоровенных, загнутых рога, як у быка, а меж них висела длинная, толстая кишка, обильно поросшая шерстью, токась мнее густой чем усё тело. Энтой кишкой, аль аки пояснял Лепей, хоботом, мамуны (а то были несомненно вони самые) сбирали с землицы мхи, приблизившись же к деревам, обрывали листоньки вкупе с ветками. Мамунов было пятеро, усё то казались крупные, ражие животины, а овый средь них выглядел малым, ноли уполовину взрослых, будучи, по-видимому, детёнышем. Звери медленно шли навстречу странникам, ужесь будто б не замечая людей да дыма от костров. Их разделяло большое междупутье, кады унезапно до евонтого у голубо-сероватом небе, покрытом мохнатыми белыми воблаками, которы весь день прятали от людей красно солнышко, штой-то ярко блеснуло... сице, точно то выпустил долгу молнию Бог Перун.
Эвонто мерцание заметили не токась люди, но и мамуны. Они мгновенно остановили свой ход, и вутак... усе разом, подняли вверх свои кудлатые, топорщившиеся огромными шишаками головы да вгляделися у небо. Ещё чуток они стояли недвижно, застывши и тревожно лицезрели небесну твердь, вглядываясь у белые лохматы воблака, а кадыличи наново там полыхнула, будто угловата стрела молнии, водин мамун, самый вогромный вскинул увыспрь хобот, издал какой-то зычный, призывный окрик, и абие звери тронулися с места. А вмале вони и вовсе перьшли с шага на довольно быстрый бег, взяв направления движения прямёхонько на стоящих странников.
У небушке сызнова ярко сверкнула молния, а засим она удруг резко вопустилась ниже. И тадысь люди углядели не воружие Бога Перуна, а здоровущего, длинного змея, который правил свой полёть из-под воблаков прямо к оземи, смекнув, шо мамуны егось распознали и принялись вулепётывать.
- Цмок! Цмок! К оружию!- закричал Былята и первым кинулси к оружию, кое воины поклали в одно место.
Борилка воткрывши роть наблюдал, як мигом снизившись и сровняв свой полёть, Цмок завис над вубегающими мамунами. И тяперича мальчик смог рассмотреть энтого сказочного змея, о котором кады-тось балякал Лепей. Цмок был оченно боляхным, не можно даже казать каковой вобладал он длиной, вутак был громаден. Тело его вытянутое, було покрыто зелёной чешуёй оная ярко сверкала под инде пробивающимися лучами солнышка. Конец хвоста венчалси здоровенными, распушенными, у разны стороны, витиеватыми перьями, цвет которых был несравненным. По поверхности оперенья, мгновенно вспыхивая, перьмещались сразу кажись усе цвета радуги зачинаясь от жёлтого, и завершаясь фиолетовым. У Цмока имелись крупны, вжесь будто кожна перепонка отходящи от боковых сторон тела, крылья. Мощны лапы располагались у серёдке туловища и чем-то напоминали лапы орла, имея такие же острые, загнутые, словно лезвие ножа, серебристы когти. Узка глава змея со двумя раскосыми жёлто-черными оками и широкой пастью плавно соединялась с телом и у эвонтом месте, поросла короткими перьями жёлтого цвету. Цмок медленно взмахивая крылами, скользил над мамунами, когды нежданно вон раскрыл свову здоровенну пасть и явил два ряда ровных, крепких, белых зубов и широкий лоптастый язык.
Ошарашенный увиденным, Борила обмер на месте, утак будто ноги евойны вросли у землюшку, не в силах не то, абы шевельнутси, но ано и закричать. Он зрел як Цмок выбрав своей жертвой маненького мамуна опустилси ищё чуток понижее и попыталси вухватить того когтями. Обаче ктой-то из взрослых мамунов подал громкий, пронзительный окрик и резво взмахнул хоботом, да и рогами, можеть намереваясь поразить змея и защитить ребетёнка.
Змей немедля, явно разглядев нападение взрослого, порывисто махнул крылами и подалси увысь, зараз оказавшись высоко у небушке. На чуток вон блеснул у там своим восхитительным хвостом и точно погас. Но вэнто длилось лишь како-то незначительно времечко... сувсем немножечко, а вопосля змей наново показалси, резко снизилси и вдругорядь полетел над мамунами. Вон широкось раззявил свову пасть и унезапно со страшным рокотанием изверг из собе поток жёлто-рдяного пламя. Послав огонь сице, шоб отрезать бегущего маханького мамуна от защитника.
Одначе змей явно просчиталси и вырвавшееся жёлто-рдяное пламя заместо тогось, абы отрезать мамуна от старчих, впало прям на негось. И на маленьком мамуне без задержу вспыхнула густа шерсть. Он зычно и дико загудел... а може заверещал, старши ж мамуны увидав полымя тады ж ринулись от него у разны стороны.
- Борила, чавось стоишь стоямя,- услыхал подле собя не мнее громкий голос Краса малец, и в руки егось тады ж свалилися котомка, лук и туло.
Крас схватил отрока за плечо и хорошенько встряхнул, потянув кудый-то у сторону. И тадыличи Борила словно пробудилси... испуганно оглянулси и тока чичас понял, шо разделившееся стадо находитси совсем недалече от их месту ночлега, а маленький мамун, точнёхонько большущий клуб, продолжая гореть, зычно вопя, катитьси прямо на них.
Однакось то чаво случилось у следующий морг никтось из старших воинов не вожидал. Цмок правящий полёть к горящему малому мамуну, и следя за ним глазьми, резво перьвёл очи, да узрев людей, ащё ширше раскрыл свову пасть и громко, свистяще чавой-то прошипел, а таче выдохнул, не просто столб, целу стену огня направив егось на стоящих людей.
- В водицу! Усе разом!- у те слова прокричал Сеслав, и вони словно огромный бубен отдались звоном у главе мальчика.
Борила ощутил, при том крепко обхватив и прижав ко груди котомку, як Крас повлёк евось следом за собой. Усё ищё толком не скумекав, чё тако происходить, Боренька почувствовал холодну водицу, хлынувшу у сапоги и наполнившу одежонку, почитай до стана. Ащё миг и чья-то тяжёла ладонь легла сверху на егось главу прижав сначала волосья, а опосля надовив удолу так, шо отрок не мешкая вушёл под водицу. У самое последне мгновение вон успел, узрев пред собой, зеленовато-хладную гладь реченьки, набрать у грудь воздуха. Засим над мальчуганом сомкнулись звеняще воды и послухалси далёкий крик, грай, аль звенящий, душераздирающий вопль.
Ужесь под водой Борюша воткрыл очи и посотрел увыспрь, да на колеблящейся поверхности реченьки приметил пляшущий оранжевый лепесток пламени, каковой точно растёкси у разны стороны. И тады ж вода из холодной превратилась у тёплу, можно даже молвить горячу. Да таку горячу, шо на евойном полотне вод у разных местах начали лопаться больши пузыри. Мальчик ащё морг взирал на у те пузыри, кыи из боляхных стали исподволь вобращатьси у махонькие, а засим и вконец пропали также як и пляшущее пламя. И у скорости вуслыхал какой-то гул, будто у реку вошло стадо мамунов.
Не в силах больче находитси под водицей, Борилка выскочил из ейных недр, вощутив кожей лица у тот жар, шо находилси на её поверхности. Стараясь хоть как-то вотдышатьси мальчишечка завертал главой и высоко у небе усмотрел Цмока, который выпустив вогонь, днесь пролётал над рекой, по-видимому, делая круг да разворачиваясь втак, шоб сызнова напасть на людей.
- Борил! Борил!- почитай у само ухо прокричал Крас, тока чичас вынырнувшей с под водицы.- Когды змей вогонь пустить... нанова ныряй под воду.
- А тысь?- испуганно откликнулси мальчик.
Токмо парень его не слыхал, он ужотко выскочил на бережину, да мгновенно разувшись, схватив оброненный на оземь меч торопливо побёг, вкупе со другими воинами, навстречу змею.
У то времечко Орёл, Щеко и Гордыня, оные у реку не ныряли, пристроившись на водно колено, вуперев его для крепости у землю, натягивая тетиву лука, пускали у Цмока востры стрелы. Многие из тех, пущенных, стрел достигали парящего змея да впивались ему у тело, токась покудова не причиняючи дюжей хвори, або боли. Меж тем промежуток разделяющий Краса, Былята, Сома, Сеслава с одной стороны и Цмока с иной, шибко быстро вуменьшалси.
Позадь мальчонки усё ащё слышалси дюжий грохот, всяк сиг точно нарастающий. Резко повернув главу, вон узрел вупавшего, у тот миг на брег, маненького мамуна, которому судя по всему вотказали от боли ноги. И нонче он лежал на мху, не добежав до водицы совсем чуток, вубъятый рдяным пламенем. Тело евось и шерсть, почти сгорело, и огнь перькинувшись на внутренности да кости начал жевать их. Мамун обаче продолжал вздрагивать своим выкинутым уперёдь и растянувшимся хоботом, малешенька не дотянувшимся до водицы... да громко стенал...
Ах! Неть! то гамил не мамун, а Гуша. Борюша енто распознал не сразу, а внегда уразумел, повертал главу у направлении шишуги. Тот стоял як и мальчик у воде, каковая достигала евойных плеч и махонисто раскрыв роть жалобно визжал.
- Замолчи!- сёрдито прикрикнул на шишугу Борилка, ужось не выдержав тако неприятного гика, да сызнова вуставилси на воинов.
И тадыка увидал як Щеко выпустил стрелу, коя лягохонько засвистев, полётела у надвигающегося да широко раскрывшего пасть змея, желающего выдохнуть вогонь. Вострым своим наконечником стрела вонзилася змею у правый глаз, откедова, немедля тягучей струйкой, потекла зелёна юшка. Цмок почувствовав у то попадание, и, по-видимому, боль, замотал из стороны у сторону главой, да оттогось выпустил из пасти лишь небольшой поток пламени. Он, верно, хотел избавитьси от стрелы у глазе поелику продолжал крутить главой, да немногось накренилси на бок сице, шо евойно лево крыло унезапно задело землю. Полёт змея тутась же сбилси, Цмок зычно зашипел, а егось кожисто крыло срываючи мхи и лишайники начало чертить по оземи обширну торенку. Огромны лапы вустремилися уперёдь и немедля впились у землюшку, однакось змей не смог вудержатьси на них да повалилси на левый бок, слегка подмяв под собе крыло. Сувсем чуток вон лёжал утак на левом боку, разевая роть, пуская чрез округлые ноздри серые потоки мары, а засим со трудом поднялси на ноги и вдругорядь затряс главой.
И тады ж нанова раздалси душераздирающий вопль Гуши, Борила усё то времечко следящий за падением змея, стремительно повертал главу и вуставилси у расширенно-выпучившиеся очи шишуги, наполненные слезьми. Эвонти большуще слёзы, почитай с ноготок, выскакивая из зелёных его очей приземлялись на щёки, и, скатываясь по бледно-буроватой коже, вутрываяся с подбородка улетали к долу, звонко ныряючи у реченьку, да раскидывая окрестъ собя брызги поменьче. Лицезрев тако перекошенно лико Гуши, малец вощутил у душеньке кавкой-то дикий вужас. Он не мешкая проследил очами за взглядом шишуги и враз открывши роть, громко закричал... Занеже увидал объятого пламенем Щеко, на каковом полыхала не токась одёжа, волосы, но и широкое, округлое лико. Воин ищё продолжал стоять на водном колене, беспомощно вуронив униз руки, а таче нежданно надрывно покачнулси да резко впав, уткнулси лицом у оземь. Подскочивший к Щеко Орёл накинув на негось охабень, принялси тушить соратника, торопливо стуча ладонями о прикрыто тело.
Цмок же поджав право крыло к телу и растопырив лево, у котором тяперича появилась здоровенна рвана полоса, обильно кровоточащая, порывисто поверталси к подбегавшим ко нему Сому и Сеславу и вдругорядь дохнул на воинов вогнём. Тока ожидавше у то пламя Сом и Сеслав подались у разны стороны. Полымя, выпорхнув из пасти змея, впало на мхи которые мгновенно зачались, полыхнув ярким светом, и немедля выбросили увыспрь густой, тёмный дым.
Наблюдающий за побоищем мальчик, прикрыл правой ладошкой свои уста, сдерживая так безудержны рыдания, желающие вырватьси из них. Он видал аки Крас и Былята попыталися зайти на змея сзади. Обаче ту уловку почуял и Цмок, потому вон резво поверталси и выпустил нонече большенький столб огня у Былята, задев энтим пламенем егось праву руку. Воин рванулси у бочину, на ходу перькидывая меч у леву руку и сбиваючи пламя на рубахе.
Унезапно Борила вспомнил про дар дедки Лугового... словно углядел мальчоночка пожни подымающегося ковыля, побеги коих соприкасались тонкими стебельками, да кланялись кудреватыми волосками у той стелющейся серебристой полстине. Недолзе думая, малец кинулси вон из речки, стараясь аки можно скорей попасть на бережину. Тяжело перьставляя ноги обутые у сапоги, иде громко булькала водица, вон выскочил на брег и без промедления вусевшись там, торопливо развязал снурки. Тута вже отрок бросил туло и лук на землюшку, скинул с ног сапоги, развертал намокши суконки, а опосля открыл котомку, снурки на каковой подались не сразу, запутавшись у узлах. Пальцы мальчика, развязывающие распухше от водицы снурки, суетливо тряслись, а губы подбадривающе лягохонько шептали: " Жавей, жавей!"
Вмале концы связанного узла распуталися и котомка раскрылась. Мальчоночка засунул тудысь руку и достал с под дна, на вудивление, сухенький веночек Лугового, свитый из ковыля, полыни и солянки кудый были вплетены цветы васильков, лютиков, белоцвета и материнки. Рубаха, киндяк с ежом вывались из нутрей котомки и вупали на мхи, тока мальчишечка того кажись и не заметил. Он бросил котомку подле остальных вещей и вскочив на ноги, прижимая зачурованный венок ко груди, побёг уперёдь, к тому месту идеже бились со змеем воины.
Цмок тока, тока выпустивший очередной столб огня у прыткого Краса днесь нанова разворачивалси, оно аки с правого боку, прямо по евойному прижатому к телу крылу Сеслав наносил мощный удар мечом. Борила, не снижая ретивости бега, двигалси у направлении Цмока, и чётко видел як клинок меча, скользнув униз по коже змея прочертал на нём здоровенну расщелину, из которой враз потекла юшка. А у тем времечком с левогу бока на Цмока нападал Сом, он подскочил к раскрытому, рассечённому крылу и высоко вскинув меч, шо есть мочи рубанул по евойну краю, отрубив часть от негось. Змей протяжно цмокнул, и резво повертавшись, вударил Сома главой у грудь. Оттогось вудара воина отбросило удаль и бок, да втак шибко, шо вон раскинув у разны стороны руки и ноги вупал у нескольких шагах от Борюши.
Продолжаючи бежать к змею, малец, с лёгкостью перьпрыгнул чрез, рухнувшего к егось ногам, Сома, на миг возрившись на него. И тогды углядел, як на искажённом от боли лике воина прям на его полных, алых устах, набухли крупны капли багровой, с еле заметной просинью, крови. Вжесь приземлившись на оземь, позадь лежащего Сома, Борилкины стопы коснулись мягких мхов и, без промедления, от них оттолкнувшись, последовали дальче.... Тудыкась к разворачивающемуся Цмоку, который своим перьеватым концом хвоста болезненно толконул у бок Сеслава, и тот точно снежный ком покатилси у сторону.
Ащё морг, и морда змея ужотко повернулась в сторону отрока, здоровый, правый, жёлто-чёрный глаз вперилси в негось...
Ащё шаг.... можеть два и пасть Цмока стала медленно раскрыватьси...
От то ищё два... три шажка и лоптастый, як воказалось кумачового цвету язык вжалси у нижню челюсть, а прямо из чёрной внутренности, нарастаючи, будто вырывающийся с под землицы росток растения, показалси жёлто-рдяный лоскуток пламени. И як токмо Борилка узекал ентов огонь вон оттолкнулси обеими ногами от землюшки и полетел ввысь и уперёдь. Немедля евойна права рука вскинулась увыспрь, оторвав от груди венок Лугового, да поддавшись уназадь резко мятнула дар дедки во раскрывшуюся пасть Цмока, целясь попасть прямо у выскакивающий огонь.
А кады босые стопы отрока коснулись поверхности землицы, он порывчато повернулси управо и побёг вон от змея. Обаче, при том, успев заметить, шо веночек Лугового влетев у пасть Цмока притулилси прямо на жёлто-рдяный лепесток пламени, и из него тот же сиг у разны стороны брызнула водица. Змей сызнова зычно цмокнул, изогнул шею и стал точнёхонько захлёбыватьси от попавшей у глотку воды. Мальчик же, свершив несколько большуших прыжков, перьшел на шаг, да вертанувшись, громко крикнул вобращаясь к Красу, подбегающему к змею:
- Руби...руби ему главу Крас, доколе вон водицей захлёбываитси!
Парень у тот крик явно вуслыхал, а можеть он усё видал, да уразумел, чаво произошло меж мальцом и змеем... И покуда Цмок выгибаючи тело и шею, открывал обширно пасть да старалси аль сглотнуть... аль выплюнуть венок и ужось то чё из нягось вылялось, Крас подбёг к няму. Вон оказалси у том месте, идеже глава змея переходила в тело да топорщились у разны стороны жёлтые перья, и, мгновенно взмахнув вверх мячом, усей своей дюжей мощью, вопустил голубоватый клинок прямо у ту перьевую густоту.
Меч, так почудилось Борилке, попал не в крепку кожу да кость, а словно проехалси почемуй-то мягкому и податливому, да резво пройдя скрезь оперенья (при ентом послухалси тихий скрёжет да хруст) шибко быстро выскочил с под шеи, отделив одно от другого... главу от туловища. И тутась вже тело Цмока выгнулось дугой... и лихорадочно сотряслось. Цельный глаз вздрогнул на миг, досерёдки прикрылси слегка прозрачным веком, а погодя наново открывшись сице и замер, безжизненно вуставившись у небосвод. Из разинутой пасти выпал большой кумачовый язык. Глава Цмока оторвавшись от шеи, подскочила увысь, раставшись на век с туловищем, да сделав у полёте водин чудной перьворот, притулилась к оземи. Она впала на леву сторону так, шо воткнутая у левый глаз стрела, зычно треснув сломалася, а воставшаяся часть влезла у глубину почитай вытекшего зрачка. Тело змея ищё немножечко сохраняло чудной выгнутый вид, а таче напряжённо содрогнувшись, закачалось и восело на землю, при ентом вытянув у бок кровоточащее лево крыло да чуть було не накрыв им Краса... благо парень вуто усмотрел и резво отскочил у сторонку.
Борила ужесь востановил свой ход и тяперича стоял да сотрел на повалившееся тело змея, кые усё ищё еле зримо вздрагивало, кады сзади к няму подошёл дядька Сом. Воин крепко схватил за плечи мальчугана, и слегка приподняв увысь, повернул к собе, да заглянув у евойно лико, срывающимся гласом поспрашал:
- Борюшка, ты чавось сувсем ополоумил... Чё бёг к ентому змею... нешто не слыхал мово зову,- губы Сома были покрыты у мелку кроваву трещинку, из носа обильно текла юшка, а на правой щеке и вовсе зиял большой, рдяный ожог.
- Я вспомнил про венок дедки Лугового,- принялси пояснять мальчик, увидав дюже взволнованное лико воина.- И киданул ему явось... змею знать у саму пасть эвонтов веночек.
- Благодаря чяму,- продолжил за мальца зычным голосом Крас, острием мяча приглаживая униз оперенье на теле змея.- Я и смог вотрубить ентому Цмоку главу... Молодца Борюша! А смелый какой, аж! вуто удивительно.
- Смелый...,- протянул отрок, вже не считая себя таковым, да тудыличь припомнив про Щеко, порывисто молвил,- вон... Цмок эвонтов дядьку Щеку подпалил...
- Як... сице...,- чичас же откликнулися усе воины... не токмо Сом и Крас, но и подошедшие Былята и Сеслав.
Евонти оба воина также як и Сом пострадали от змея. У первогу полностью сгорел рукав рубахи, а явившиеся рука вельми сильно обожённая, казала покраснения от кончиков пальцев уплоть до плеча, Сеслав же тяжелёхонько прихрамывал на леву ногу, судя по сему от неудачногу падения на оземь. Одначе стоило мальчонке забалабонить про Щеко, аки усе разом забыли про свои падения и раны да мгновенно повертавшись поспешили тудысь, идеже лежмя лежал дядька Щеко. Осторонь Щеко, горестно повизгивая, находилси, ужось вылезший из реченьки, Гуша, оный вопустившись на сраку, вздымал уверх свову понёву, обмотанну округ бёдер, почитай болотно-бурогу цвету и отжимал с неё воду, сдавливая у ладонях. С другой стороны от обгоревшего соратника восседали понурые Орёл и Гордыня.
Кадысь воины подбежали к Щеко то враз муторно вздохнув замерли обок. Борила страшившийся сознатьси собе у очередной утрате подошёл последним, и увидал, як присевший на корточки Былята на миг вубрал охабень, казав усем востанки почерневшего тела собрата. И тадысь мальчик горько заплакал, подумав о том, шо следом за дядькой Любином у Вырай отправилси дядько Щеко. Вон закрыл лико ладонями и, абы никто не зрел егось слёз прижалси к Сому. Тот ласковенько обнял мальчишечку и погладив по взлахмоченным волосьям, тихонько пробалякал:
- Воин... Щеко и погиб як воин... У бою... не горюй Борюша... Мы воины идём защищать нашу землицу... оттогось и смёртушка нас не пужаить... У ночи встретить нонече Велес душу Щеко и по молоку небесному вотведёть к вратам Вырая... И там егось напоить водой живой Дива-Додола, а Бог Перун, аки падшему у сече, даруеть ново тело и проводив до благих своих чертогов поселит там. И будять жить у тех чертогах Щеко... будять радыватьси и вспоминаючи нас, вухранять да помогать.
- Дэ-к... сице и будеть... с тем кто пал на поле брани,- негромко поддержал соотчича Былята и вукрыв тело Щеко охабнем, прошептал и вовсе едва слышно,- рюмить не стоить... Стоить нам сбирать сушняк да мох и...,- старшина воинов смолк, не договорив, одначе и сице усе всё поняли.
А посему кады Былята поднялси с присядок и направилси к недалече сиротливо наклоненной у бочину изогнутой берёзке, Сом нанова огладил по главе мальчика и пошёл следом сбирать то, чё положено для погребального костра.
Загоревшийся от выдохнутого змеем вогня мох, стелющийся по землюшке, мало-помалу стал тухнуть, приплясывающие лоскутки пламени, добежав до бережины, вуперлись у водицу и осели, чрез како-то времечко совершенно вуснув. Огонь ащё малёхо разошедшийся у стороны, слегка ярилси и хотел напужать людей, воднакось мох был обок реченьки влажным, а потому пламя постепенно иссякло, точно замерев, на очередной подухе растительности. Воины, собрав стволы деревов, ветви и мох, возложили сверху почитай сгоревшее тело Щеко, и подожгли костёр.
Кады Щеко воздали положенное огнём, восвободив евойну душеньку, и, направив её навстречу к Богам, останки воина присыпали землицей, благо подле реченьки её можно було всковырнуть.
- Чавось,- вобратилси морщавшийся от боли Былята к соратникам.- Можеть покинем эвонто место, покуда ащё не стемнело... а то ентот маненький мамун до зела не приятно воняеть... да и Цмок тоже... тянеть от негось какой-то гнилью.
Старшина воинов присел осторонь реченьки, на самом краюшке брега, и, черпая левой ладонью водицу обмывал своё лико, да кивнув у сторону обгоревшей туши мамуна, глянул на стоявших подле Сома и Сеслава. Борила ужотко собравший усе свои пожитки и дары у котомку, обматывал у мокры суконки плюсны, да вылив воду с сапогов, натягивал их на собе. Вощущая полну мокроту усём теле и мелку дрожь, верно от холода и перьжитого, отрок подалси увыспрь и встав выправилси. Уся водёжа мальца была такой сырой, шо требовала восновательной просушки у костерка, а здеся собирались сызнова иттийть. Вон обернулси и посотрел на Краса, Орла, Гордыню и Гушу каковые подойдя к вотсечённой главе Цмока, созерцали оную. Опустившийся на присядки обок лежащей головёшки шишуга, протянувши руку уперёдь обмакнул у зелёной юшке змея палец, можеть решив чавой-то не дюже ладненькое. Токмо стоило ему тудыка ентов палец сунуть, а опосля вынув егось оттедась, обнюхать, аки вон громко завизжал и кинулси уприпрыжку к реке. Быстренько подскочив к бережине Гуша торопливо сунул у воду испачканный палец, и чуть слышно захлипал носом.
- Чавось тако?- взволнованно выдохнул Сом и шагнул ближее к Гуше.
- Жжётси...жжётси,- захлёбываясь слезьми и хлюпаньем, откликнулси шишуга и подняв уверх главу воззрилси на Сома разнесчастно-опухшими глазьми.
- От... и выдумывать ты горазд,- сёрдито отметил Сом, и, повернувшись к соотчичам, подушечками пальцев провёл по краю ожога на щеке да молвил,- братцы давайте вотсюда вуходить... Пройдем чуток уперёдь и встаним на ночлег сторонь иного источника... А то Былята прав... вельми тут смярдить.
- А як же шамать?- в тот же миг, перьстав усяки хлюпанья, вопросил обиженно Гуша и оттопырив кдолу нижню губу, осуждающе посотрел на Сома.
- А шамать... шамать будём завтры,- вответствовал за Сома Былята и немедля поднялси с присядок.
Глава двадцать пятая.
Ворогуха.
Не дюже мудурствуя странники сбрали свои вещи, энто то чё не вуспело сгореть от вугня Цмока, попрощалися с прахом Щеко и вутправились дальче. Перьбравшись уброд чрез речушку, оная оказалась паче мелкой левее стоянки, пошли уперёдь по евонтим неприглядным взору сереющим землям. Белы облака хоронившие увесь денёк Ра, также стали скрывать и вступившие на небесну твердь звёздны светила да месяц, каковой дня два назадь явилси у ноченьке тонким серпом. Кады ж и совсем стемнело, да окромя чёрногу мраку ничавось околот шедших путников стало не видать, расположилися на привал.
Перво-наперво развели два костерка, благо у торенке довелось срубить стволы ив и берёз, да сняв с собя мокру одёжонку, начали вубсыхать и сугреватьси посторонь тёплого огня, сказочной и могутной силой которой повелевал Бог Семаргл сын Сварога. Почитавшие Семаргла як Асура огненных жертвоприношений (без кровных и дарёных токма от труда свово), хранителя жилищ и домашнего очага, беросы имячко эвонтого Бога старалися произносить вельми редко, опасаясь евось недовольству. Занеже считалось, Семаргл живёть не у Небесной Сварге, а средь людей и у любой миг могёть вмешатьси у человечьи жизти. Было ащё тако преданье, шо кадысь Бел Свет Сварог населил людьми... сотворив Мужа и Жёну, вроде як из двух веточек, меж ними пролетел порывом ветра Семаргл рассыпав малюсенькие раскалённые искорки от коих разгорелось ярким огнём у то первое пламя любви.
Слегка обогревшись у вогня, Сеслав смазал ожоги на руке Быляты и щеке Сома оставшейся от Лепея живицей, да вугостил мальца и шишугу хлебцем друда, оно як усе други путники от негось вотказалися. Отрок, одначе, съел хлебушек с большой радостью, он покудова ищё прерывисто вздрагивал усем телом, хотясь и сидывал укрытый охабнем, благось тот осталси у время битвы со змеем на бережине и почитай не вымок. Ускорости мальчонка склонил главу на подстеленный, нарочно срубленный для теплоты, камыш, и от усталости да перьжитого скоренько вуснул.
Токась сон не принёс облегчения душе мальчика, и виделась ему, у той запредельной грёзе, сера здоровенна туча из которой вырывалси огромадный, злобный Цмок. Змей был без главы, и почемуй-то с крылами. Вон прерывчато ими взмахивал, опускаясь к Борилке, точно разрывая плотны воблака на части, и зычным цмокающим гласом требовал вярнуть яму голову. Энтов до зела страшный сон, у кыем Борюше сице и не вудавалось не тоабы убежать, но даже двинутьси с места, будто ноги егось вросли у землюшку, повторялси множество раз. И кадысь, у последний раз, из серой тучи, располосовав её надвое, показалси Цмок, а на егось оперённой шее сидела чёрная, обгоревшая и вжесь без волосьев голова дядьки Щеко с сомкнутыми очами и словно кака-то скукоженная, малец рванулси уперёдь, громко вскрикнул и абие пробудилси.
Было ащё ранее утречко, златисто-кумачная полоса показалася на встоке Бел Света, маленечко озарив плоские земли сурового края. Мальчишечка поднялси с лежака и вуселси, сонно поёжилси усем телом, да перьдёрнул плечьми, вжимаясь у холст охабня. Неторопливо повертав главой, он вупёрси взглядом у лицо сидящего супротив няго Краса, нынешней ноченькой дозорившего, и оный, увидав пробудившегося Борилу, чуть слышно вопросил:
- Чавось сон сквернёхонький измучил?
- Агась,- ответствовал мальчик и посотрел у бок, на тогось кто лежал подле и настырно тулилси к няму.- Гуша,- вымолвил отрок, обозревая скрюченный вид шишуги, который продолжаючи дремать, шарил рукой по лежаку у поисках чаво-нить тёплого.
- Гуша...Гуша...,- протянул Крас и покачав главой, сёрдито воззрилси на тогось. - Вон усё на тобя сверху норовил залезть полночи, я егось ужось раза три спихивал вубратно... Вернёхонько он на тобе давил... оттогось ты сны скверны и видал да вже так стонал, вскрикивал... Ну, да, ты, Борюша ложись покудова... оно як ранёхо ищё... А хошь могёшь приодетьси... я проверял рубаха и штаны твои обсохли... тока сапоги чуток сыроваты.
Мальчоночка вубрадованно закивал и кадысь, поднявшийся с места, Крас протянул ему суху одёжу, принялси одеватьси. Поспешно скинув с собе охабень, он поначалу натянул штаны да стал медленно снуровать гашник, вставленный под отвёрнутую и пришитую кромку на ейном поясе, когды холодный ветер, будто б выскользнувший из порванных, комковатых, серых облаков, прибольно окатил льдяными каплями Борила по голой спине. Малец, тихонько охнув, усё ж не подал виду, шо егось обдало у тем морозным дыханием сёрдитого Позвизда. Вон торопливо натянул рубаху, да присел на преждне место, бойко накинув на плечи охабень, каковой шебуршащий по лежанке рукой шишуга, ужесь нащупал и днесь попыталси наволачить на себе. Однакось мальцу вудалось освободить охабень от руки Гуши, и прикрыть свову спину, которую наново лизнуло холодно дуновение ветра. Также скоренько мальчик укутал голы стопы у подвёртки, да вощутив усём теле теплоту, вуткнулси очами у костерок, на чуть-чуть замерев.
Огненные рдяно-златые капли, будто стекали униз по горящим ветвям, чёрным стволам и пожухлым побегам мха, опадая к долу, прямо у тёмны древесны угольки. Машенькие искорки, выпрыгивая уверх, подхватывались порывами ветра и вуносились в заоблачны дали, кудый-то у неизведанные края... можеть в поселения друдов... а можеть в давно покинутый град Торонец. В усё ищё сумрачном небе блестели, едва заметно начиная тускнеть, звёзды, напоминающие знак Ярилы, такие ж пятипалые да с острыми концами.
Мальчик, чуя надобность поспать ащё, вулёгси спиной на лёжанку, да воззрилси у тако неблизкое небушко, и немедля к няму приткнулси шишуга, сначала ослонившись о него главой, а вопосля правым боком. Борилкины веки вустало дрогнули и сомкнули очи... Кажись токмо у тот дальний небесный свод блистал серостью, вукрытой кое-где облаками, а тяперича погрузилси у тьму... Ещё мгновение малец слыхивал потрескивание ветвей поедаемых огнём, да легохонькое посапывание шишуги перьходящее у хрп...хрп..., а засим наступила тишь... Вона владела мальчонкой сувсем немножечко... можеть морг... а можеть чуток дольше... но погодя, удруг, раздалось частое, частое жужжащее взмахивание крыльев.
Отрок немедля отверз глаза и прямо пред собой, подле приоткрытого рта узрел большущего, почитай с указательный палец, белого, ночного мотылька, прерывчато взмахивающего крылами, да парящего над ним. Мотыль маленько парил над устами мальчишечки, а таче, точно егось коснулось дыхание мальчика, резво отпрянул у бок, да торопливо и кривенько замотал крылами, будто сбивши полёть... Ищё крохотку он витал недалече, а вопосля, по-видимому, выровнив движение крылов, подалси увысь. Борила резко моргнул веками, желаючи вокончательно пробудитьси, и углядел як эвонтов чудной такой мотыль направил своё порхание у сторону Гуши.
Подлетев к возлежащему на спине шишуге, мотыль завис над евойным ртом, который усегда был разинут когды тот спал, и, чья вотопырена нижня губёнка покоилась на подбородке. Повертав главу, шоб моглось луче наблюдатьси за той животиной, мальчуган увидал як мотыль медленно вопустилси на вывернуту губу шишуги, неторопливо сложив позадь спины крылья купно, да встал на тонки ножки... И токась тады... кады ентов мотыль приземлилси на ноги, Борила скумекал, шо предь ним не животина, а како-то странно создание. Маханькая с блёкло-серой кожицей, такого же цвету длинными волосьми, чахлая, точно заморённая голодом, сама настоящая старушенция. У неё имелось ужасно морщинистое лико, на котором от обилия трещинок, ямок и глубоких борозд почти ни виднелось, ни носа, ни рта, ни глаз. Тонешенькие, паутинные ноженьки и рученьки, будто не подчиняющиеся созданию, усяк миг трепетно тряслись толи от порывов Позвизда... толи от страху. Старушенция скулемала малешенький шажочек уперёдь и её тонки ноженьки ступили на нижний рядь зубов шишуги. Слегка подавшись к верхней губёшке Гуши, создание, обёрнутое у какую-то долгую одёжу прозрачного цвету, наклонилось над ней, тяжелёхонько дрогнуло, и, прежде чем Борила вуспел чавой-то сделать, звонко поцеловала шишугу у ту губенцию.
- Пшла! Пшла!- воскликнул мальчик, и, не мешкая вскочил с лежанки, вынул из охабня руку да смахнул старушенцию с губ шишуги.
- Чавось... чавось случилося?- выдохнул Крас и поднялси со свово места.
- Ворогуха! Ворогуха всела на уста Гуши и цилувала егось,- испуганно пояснил мальчишечка и посмотрел тудака, куды до вэнтого смахнул рукой злобну болезнь-лихорадку.
Старушенция промаж того раскрывши свои лёгкие, белые, почитай прозрачны, крылышки медленно и плавно ими взмахивая улетала у серу струящуюся по оземи пелену. Недолзе думкая Борила нащупал правой рукой чей-то сапог, обсыхающий близ огня, и запустил у Лихорадку.
Сапог быстрёхонько пролетев промежуток, разделяющий мальца и Ворогуху, угодил у неё. Сбив и ейный полёть и саму её, да направив падение Лихорадки вниз ко землице. Немедля, ни мига, Борюшка вскочил на ноги, скинув с собе охабень и перьпрыгнув чрез лежащего и сладко посапывающего Гушу, побёг к сапогу который покоилси на пухлых мхах, придавив к ним голенищем также водно крыло Ворогухи.
Вопустившись на присядки, мальчик восторожно, пальчиками правой руки, придавил крыло старушенции к оземи, а левой убрал у сторонку сапог. Усё также неторопливо Боренька ухватил большеньким и вуказательным пальцами свободной руки оба крыла единожды, при энтом прижав их друг к дружке, вопасаясь, шоб Ворогуха не оплела евойны руки своими трясущимися паутинными частями тельца. И токась после вэнтого убрал пальцы правой руки, удерживающие крылья, да поднял Лиходейку с влажного мха, укрывающего землицу. Медленно отрок поднёс у ту старушенцию к свому лику и вгляделси в искарёженно- тощенькое тельцо, да морщинисто личико.
- Чавось? Никак споймал? - взволнованно изрёк Крас.
Вон услышав пояснения мальчонки да узрев евойно движение также перьмахнул чрез костёр и почивающего Гушу, да воказавшись обок, навис над ним, вжесь желаючи обозреть у то, чё малец крепко держал в пальцах.
- Ага... споймал, таку злобну козявку,- ответил Борила и поднялси с корточек.
Повернувшись у сторону парня да сподняв руку сице, шоб Ворогуха не могла дотянутьси ни до няго, ни до Краса, мальчуган казал её ему, при ентом крепко держа за трепыхающиеся, и, по-видимому, мечтающие вырватьси крылья. Немножечко склонив главу вьюноша зекнул очами на Лихорадку, коя до зела прытко, несмотря на свой жалкий вущербный вид, выгибала тельце, махала из сторону у сторону ручонками и ножонками, да втак кривила свово вуродливое, порезанное морщинами лико, шо на нём стали проступать и тонкие плохо зримые губы, и гнутый нос, и косые очи, мечтаючи у тем спугать робяток.
Ворогуха- эвонто знал и Крас, и Борила, с самогу малолетства, являлась водной из двенадцати сестриц Лихорадок- Лиходеек- Хворей, оные живуть у мрачных пекельных землях. Усе вони дочуры Верховного Бога-Держателя мира Нави ЧерноБоже и его жёнки Богини Смерти Мары. Старшая из тех сестриц Лихорадок, усем Лиходейкам Лиходейка. Невея- кличуть её, она повелеваеть усеми сёстрами и посылаеть их у Бел Свет мучить, изводить и вубивать род людской. Не токмо Невея, кыю ащё зовуть мертвящая, верно оттогось, шо коль она придёть к человеку и овладеет им, то тот ужось никады не поправитси-вумрёть, но и други сестрицы злые, чахлые, худые старушенции. Некие из них слепы, у других неть рук, аль ищё каких частей на тельцах. Сидывают Лиходейки усю тёплу вёсну, да жарко лето у свовом мрачном тесном вертепе у Пекле, и ждуть прихода первых морозцев. И внегда на Бел Свет падёть первый снег, чичас же вылетють из Пекла Лихорадки и помчаться у людски поселенья и грады, шоб творить зло, раскидывая окрестъ собя усяки боли, хвори, лихорадки да ознобы. Вот токась ента Ворогуха не ждёть прихода зимушки... не ждёть холодов и снегов... воборачиваитьси вона мотыльком и летаеть усё времечко сторонь людскогу племени, ожидаючи кадыличи можно будеть вусестьси на губы почивающего человека не важно тогось дитятко у то аль старец... дева аль вьюноша. Коснётси своими прескверными вустами Воргуха губ спящего и у сиг тот же войдёть в тело несчастного кака-нить хворь...болесть от которой можеть и не будеть николи выздоровления.
- И чавось... чавось будём с ней делыть?- дрогнувшим гласом спросил у Краса малец и покосилси на Гушу в которого, после поцелуя Лихорадки, судя по всему, ужесь вошла хворость.
- Надобно её сжечь!- гневливо ответствовал Крас и разом сжал свои руки у мощны кулаки.
Ворогуха вуслыхав слова парня нежданно затряслась усем тельцем, ручки и ножки у ней заходили ходором, а ейна хиленька головёнка замоталась из стороны у сторонку, стараясь словно и вовсе оторватьси от исхудавшей шейки.
- Точнёхо ты гутаришь Крас, её надобно сжечь, у огне нашего Бога Семаргла,- киваючи главой согласилси мальчонка.- Можеть вона тады у нём погибнить и паче не будять мучать людей раскидывая болесть.- Борила наново зыркнул очами у сторону лика Лиходейки, тока днесь заметив, як на ейном белом лице, бляснули два чёрных манешеньких глазка, и добавил,- но вона ужотко цилувала Гушу.
- Енто худо... худо коли вона егось облобызала,- едва слышно повторил Крас и муторно вздохнул.
- Я ведаю... шо у то худо,- произнёс Борилка да повертав старушенцию так, шоб её лицо було супротив него, пробалабонил,- чё... Ворогуха, можеть, ты, излечишь нашего соратника Гушу... и я тадысь тобе... тобе отпущу... воставлю живой.
Лихорадка, меже тем немотствовала, и малец зрел як её блёкло-сероватое, усё вусыпанное морщинками, личико на оном блистали два чёрных глазька, вдругорядь прыняло иссечённый вид, покрывшись рытвинами и бороздами вупрятав у них нос да роть. Кривя свово и без того извилистое лицо Лиходейка не вжелала отвечать, пряча у появляющихся морщинках масюненькие очи.
- Ну, чё... ежели отвечать не вжелаешь... тады в огонь,- продолжил калякать Боренька, покудова вубращаясь к Ворогухе у надежде, шо вона усё ж сымить хворь с шишуги.- У огонь придётси тобе сунуть... а Гушу мы липовым отваром напоим и он поправитси... А ты втака злыдня пекельная сгоришь у огне мово Бога Семаргла и помрёшь.
- Не впомру,- унезапно скрыпучим, тонюсеньким голоском откликнулась Ворогуха и на миг на ейном усеянном морщинками лице появилась рдяная дырка-роть.- Не впомру... зане я бессмертна... От токмо потеряю ентово тельце... но вмале обрету новое... втак-то... А суратник твойный помрёть, потомуй как болесть кою я у негось вдохнула до зела злющая и отваром липовым не кадысь не излечитьси.
- Ах!... ты... ах!.. ты... мерзка козявка... противна скверна,- повышая голос, почитай до крику, прокликал мальчик и ногой с каковой сползла суконка, сёрдито топнул по оземе.
- Борюша, ты, чавось разгамилси тутася?- спросил отрока пробудившийся Сеслав, и, раскрыв роть широкось зевнул, да сладко потянулси, раскыдав у разны стороны руки.
- Дядька Сеслав... я споймал Ворогуху,- усё также зычно и расстроено молвил мальчонка.- Вона цилувала Гушу и тяперича шишуга захвораеть... Чё... чё с ней делыть?
- Ворогуху?- удивлённо повторил Сеслав, и без промедления подскочив со свово охабня, подавшись уперёдь, поспешил к мальчонке.
Воин обошёл костёр по колу, и, подойдя ближее к стоявшим робятам, вухватил руку отрока чуток пониже локотка да слегка приподняв увысь развернул, при вэнтом обозревая Ворогуху, а кадысь ейны глаза вупёрлись у егось лико, вусмехаясь, произнёс:
- Чаво ж... значить Ворогуха вдохнула у нашего шишугу болесть.
- Я ей балякал, шо сожгу её у огне,- поспешно загутарил Борила и шмыгнул носом, будучи сице удручённым.- А вона отвечаеть чё не боитьси вогня... чё не помрёть от няго, а токмо перьродитьси.
- Да, ты, чё...- чуть слышно хмыкнув, протянул Сеслав.- Значить вона не боитьси вогня... думая шо не вумрёть... Ну, а ежели мы её тогды, Борюша, отдадим нашему ежу... Вон- то... Ёж наш не просто животинка кака... а зачурованный зверь... подаренный самими духами. Он схрямдит енту злобину зраз... и тадысь верно Лихорадка не обретёть тела иного, поелику як будеть навеки заключена унутрях ежа... Будеть ждать когды погибнуть усе духи, а вкупе с ними и рождённые от их силы всяки чудны животинки... Сице, шо давай... давай Крас, не стой тутась вже будто столб, а няси Ёжа нашего.
Крас, не теряя времечка, вуслыхав указанье Сеслава, развернулси и перьшагнув чрез ничавошеньки не подозревающего и умиротворённо похрапывающего шушугу, присел на корточки сторонь котомки отрока, да начал неторопливо развязывать на ней ащё капельку сыроватенькие снурки. Раскрыв котомочку, парень бережно достал оттедась завёрнутого у киндяк Ежа и поднявшись, нанова миновав Гушу, прижимаючи зверька ко груди, вярнулси к стоящим Бориле и Сеславу. И як токмо вон очутилси супротив соратников, лягохонько развернул киндяк так, шо из него выглянула востра мордочка ежа, с беспокойно поводящимся у разны сторонки чёрным носиком и крошечными, вумными глазоньками.
Ворогуха увидав мордочку зверя, у тот же сиг пронзительно завизжала, да сице зычно, словно то был не верезг, а протяжный, тягучий и высокий (хотясь и писклявый) свист. По-видимому, Лиходейке не жёлалось попасть у роть ежа и быть заточённой у егойном желудке до скончания жизти духов и их зачурованных животинок.
- Чавось ты гикаешь утак?- малеша поморщив свой смуглый лоб, поспрашал Сеслав и чуть-чуть потряс руку мальчика, идеже мгновенно затрепыхалась подвешенная Лихорадка, а ейны тонки рученьки и ноженьки и вовсе дрожмя задрожали.- Боишьси быть заточённой у животине Ёжа... Но тысь того сама возжелаешь... Аль можеть сговоримся с тобой... вутак, ты, нашего Гушу лечишь, а мы тя злобну таку Лихорадьку вотпустим... сице и быть вотпустим.
- Нячем я вам не могусь помочь.... нячем...,- заскрипев, точно давнось не мазанное колесо сноповозки, откликнулася Ворогуха.- Нячем... тяперича усё...усё... помрёть вон... Некуды яму детьси... у так-то... некуды... А посему ня стоить мяне трясть вутак... ня стоить и Ёжу вутдавать... Кто ж ведал чё у ентовый мальчинка такой глазастый вокажитьси... да узрить мяне... а тудыличи и вовсе изловить... Энтого николиже со мной ня лоучилась... николиже... а воно як не первый век на Бел Свете живу, да порхаючи болесть разношу.... У первы со мной тако лоучилась... у первы.
- Ну, чё ж... сувсеме тако можеть случитьси,- разумно отметил Крас и слегка пододвинул к Лихорадке ежа, коей своей востроносой мордочкой и двигающимся носиком вунюхал злобну козявку, да потянулси к ней, собираючись непременно схоронить эвонту пагань у животе.- Гляди-ка,- продолжил парень, вулыбаючись,- а Ёж-то чуять тобе и чичас слопаеть... Слопаеть и у животине запечатаеть на веки... и будешь ты там сёдывать усегда... И коль ты не ведаешь, як помочь нашему Гуше так тобе токась там и сидывать, абы ты другим не могла врядить... скверна така неприятная.... А, ну, давай, Борюша,- обратилси он к мальчонке, зыркнув на негось голубо-серыми очами, - я Ёжа на оземь пущу, а ты к егойной мордочке энту мерзость подняси.
Крас молвил ту реченьку, и, не мешкая присел на корточки, положил киндяк со зверьком на землюшку и принялси его разворачивать, освобождаючи ежа. Углядев тако Ворогуха сызнова завизжал надеясь такими воплями заставить отпустить её... а кадась поняла, шо не испугаить никогось, и, видя як рука мальца, ведомая ручиной Сеслава, начала скоренько опускатьси униз к Ёжу, поспешно закалякала:
- Изволь...изволь... пущай будять по- вашему,- рука Борилки на маленько бездвижно замерла и сразу ж смолкла Лиходейка.
Сёрдитый Сеслав шумно фыкнул и ищё раз встряхнул руку мальчугана, у пальцах коего находилась злобна Лихорадка, та абие затрепыхала оттогось движения и неопределённо пискнув, продолжила гутарить:
- Можно... можно вашего немочного излячить... можно... Он могёть и не помереть... могёть ожить... Тока для ентого надобно добыть стрелы Перуна.
- Чаво... чаво добыть?- перьбиваючи Лиходейку вопросил мальчик.
Ворогуха же тогось будто бы ожидала да враз замолчала, а пояснения за неё продолжил Сеслав. Вон выправил спину, и, приподняв повыше руку мальца, взглянул на мотыляющуюся у разны стороны Лихорадку, да задумчиво огладив свову рыжу, с обильной порослью седых волосьев, долгу браду, скузал:
- Эвонто тако есть предание... У начале Бел Света тогды як народилси Бог Перун от Лады матушки и Сварога Отца Небесного, младыми стопами прошёлси он по землице в виде капель дождевых и грозы, да поронял огненны молнии, кыи погодя обернулися у камни.- Сеслав задумчиво провёл пальцами по устам, и, обращаясь ужось к Лиходейке, молвил,- а идеже енти стрелы Перуновы добыть можно... Они ж, наскока мене ведома, вельми редко встречаются на землице, усё больше хоронятся под ней... под озёмушкой.
Но мерзка козявка Лихорадка затихнув, словно и не слыхивала Сеслава, не желаючи ему отвечать, сморщив свово прескверно лико да заполнив егось обильно трещинками, ямками и глубокими бороздами. Поелику воину пришлось вдругорядь хорошенечко потрясть руку мальчоночки и точно пробудить Ворогуху, оная замахав ручонками и ножёнками, немедля забалабонила:
- У днях торенки... у днях торенки отседова зачнётси взлобок... Пологий да невысокий вон... и уначале почитай голы каменья там... На макушке одного из тогось взлобка находитси глубока лазейка у Подземный мир Богов Озема и Сумерлы... У там... у тамошних землях... глубоких и мрачных видимо-невидимо стрел Перуновых... Достать их будять не трудненько... легохонько хи...хи...хи...,- пискляво захихикала старушенция, точно ктой-то её пощекотал.- Вам особлива... занеже любять Боги подземного мира людишечек... мёртвеньких и живеньких... всяких разненьких... Добудьте евонтову стрелу Перуна, истолчите её у толоконце, залейте горяченькой водицей да дайте испить немочному... и вон... хи...хи...хи... непременно поправитси... Ну, а ежели то не содеять... то чрез три денёчка он у вас и помрёть...хи...хи...хи,- перьмешивая слова и смех прокаляка Лиходейка и подняв уверх свову тонку рученьку вуказал на Гушу, отметив,- гляните-ка... Гляните-ка каки у негось губенции... хи...хи...хи.
Борилка и Сеслав поспешно повертали свои головы, и хотясь они знали, шо уста у шишуги были здоровенными и непривлекательными на вид, усё ж от казавшегося им стало горестно. Оно як по зеленоватой верхней губе шишуги стали проступать белые пятнашки, будто просыпанного мелкого пошена, первый знак зачинающейся хворости.
- Ах...ты! Ах...ты!- серчаючи воскликнул малец и надрывно затряс рукой да сице, шо у Лиходейки замоталася головёнка, як шальная.- Подла... подла змеюка... подла! А чё коли вона лжёть... лжёть... Козявка мерзостна така... лжёть...
- А може и лгу... може...хи...хи...хи,- ответствовала Ворогуха не на морг не прекращая неистово пискляво хихикать.- А може и не лгу... эвонто вам токмо решать... як поступить... мене ж положено отпущать... Отпущать... сице вами обещано.
- Нами обещано було отпустить тобе, коль ты излечишь хворого,- произнёс Сеслав и не мнее сёрдито, чем отрок, потряс егось руку, у тем самым прекращая безудержный смех Лихорадки.- А ты не излечила... Ты предлагаешь нам вутправитьси к Богу Оземе и евойной жёнки Сумерле у Подземный мир, абы добыть стрелы Перуновы... Отправитьси у мир Асуров каковые не дюже-то любять живых людей, усё больче предпочитая померших... У мир в каковом живуть лишь кроты, ужи и грибы- их прислужники... Эвонто помощью не считаетси... эвонто мы так не сговаривалися... Так, шо придётси Борюше отдать тобя, злобна Лихорадка, Ёжу... Давай Борюшка... чавось томить зверька.
- Тудыличь... тудыличь...- отозвалася без промедления Ворогуха, приметив аки вобрадованно закивал головёшкой мальчуган и ужось было решил расправитьси с подлой старушенцией, дёрнув руку к долу.- Я...ж...я...ж... ты ж должён понимать дочура ЧерноБоже... и не могуть творить добра... Но коли ты вобещаешь мене отпустить, я вам усё ж пособлю... Доведу вас до земель подземных Богов, укажу як тудытось войти и выйти, и идеже добыть сами стрелы... Ну, чавось...ву так согласны?
- Эвоно як ты балякать стала,- протянул Сеслав, и, пожав плечьми, воглядел пространство земель стелящихся уперёди, всё ащё покрытое сероватой предутренней дымкой, а Борилка узрел як у серо-зелёных очах воина блеснул огонёк радости. Сеслав чуточку помолчал, точно обдумывая чёй-то, а засим добавил,- да можно на тако согласитьси... Токмо наш мальчик не смогёть тобе утак долзе за крылы вудерживать... а вотпустить никак тя не можно... Ты ж... не теряя времечку вулетишь... вобманешь и вулетишь... Веры те никакой неть, ты ж як усяко зло больно лжива...
- А...пущай, ваш мальчонка вырветь из главы моей волосок,- немного погодя произнесла Лихорадка.- Да привяжеть водин евойный конец к моей ноженьке, а иной укрепить на своем пальце... И тогды я вулететь не смогу, буду ко нему примотанна.
- Агась... ишь чаво удумала,- усмехаясь, изрёк Сеслав и вотпустив руку мальчика, упёр свои крепки кулаки у боки, казав старушенции мощный стан да плечи.- Волосок твой... тобе токась и подчиняитси... Мы луче придумаем... Я вырву свой волосок и привяжу тобе к собе, а не к Борюше.
- Тогды и ты ускорости помре...,- попыталась пробачить Ворогуха, обаче осеклась на полуслове, и, явив свои чорные глазёнки, слегка их скривила у бочину.
- А...значить и мене ты облобызаешь,- догадливо закончил за Лихорадку Сеслав, и мотнул главой у сторону старушенции.
- Вжесь я не смогусь с собою совладать... да и не повжелаю,- пискнула у ответ Воргуха, и закачала узадь и перёдь своими паутинными ноженьками, точно их подхватил и заколыхал у так порыв ветра.- Мальчонку вашего я не могусь цилувать... Егось эвонтов Догода одарил здоровьем почитай на годь... потомуй-то я от негось и вупорхнула... Неможно мене яму наврядить.
- Вот у то и ладненько,- обрадовалси малец и сразу, ужесь не ожидаючи вуказанья, засунул свободну руку у свои густы светло-пошеничные волосья, и, выхватив у той копне овый, резвенько дёрнул увысь, а кады тот оторвавшись выскочил оттедась, протянул егось воину и молвил.- Ну-тка, дядька Сеслав, я вэнту козявку поддержу, а ты ей ножку то крепенько свяжи, да к левому мому пальцу намотай... шоб вона не смела нас вобмануть... Зане я не токмо Догодой одаренный, но и зёрнышком Ясуней наделён. А посему, пущай, Ворогуха знаеть, шо коль ряшить скверно собе вясти то я её мигом вутдам Ёжу...потомуй як вон николи не откажетси таку злобу заточить на долго времечко у свовом животе.
Сеслав прослухав мальчонку, ищё немножечко медлил, будто не решаяся исполнить то, чё предложили Борила и Ворогуха... Однакось таче он всё ж протянул руку и прынял из пальцев мальчика не длинный волосок, да медленно приблизив к ноге старушенции начал восторожно привязывать... утак, шоб тот крепко держалси на ентой паутинке. Лиходейка не шибко довольная тем, шо ей- на уловка не удалася, и тяперича на ноженьки будеть находитси чуждый волосок, но усё ж опасающаяся быть запертой у зверьке зачурованном, нехотя протянула трепещущуюся часть свово тельца. Вона даже придержала ноженьку, абы воину було вудобней обвязать вокруг неё волосок. Когды Сеслав укрепил иной конец волоса на вуказательном пальце отрока, и Борила отпустил крылы Ворогухе, та на морг зависла у воздухе, словно поддерживаемая потоками воздуха аль дыханием гневливого Позвизда, а после расправила их у разны сторонки и лягохонько ими взмахнула, точно намереваясь вулететь. Обаче волосок мальчишечки крепенько удерживал её подле руки того.
Глава двадцать шестая.
Дар Боли-Бошки.
- А, ежели, она обманить ны,- чуть слышно пробалабонил Былята и провёл ладонью по своей ковыльной, курчеватой браде приглаживая на ней ровненько усе волоски да посотрел на Борилку, у какового на указательном пальце левой ручонки на тонких путах порхала Ворогуха.
Они сидывали вкруг костра, разговариваючи о случившемся, решая чавось делать. Утречко ужотко давно зачало свой ход, и златый воз светлого Асура Ра появившись на небесном своде тутась же разогнал усяки тучи, оставив там лишь жалкие точно порубленные на куски белые останки воблаков. Гневливый Позвизд на како-то мгновение также кудый-то вулетел, аль просто замер наблюдаючи за людишками.
У Былята, с утра, дюже сильно разболелася обгоревша в битве права рука, несмотря на живицу, кожа на ней местами стала пузыритси боляхными булдырями. Посему на лике воина порой от боли проступали капли пота, особлива на высоком лбу и широком носу, от то верно егось лихорадило, хотя вон и не желал подать виду. У Сома ожог на правой щеке был не большим, и поелику не доставлял таковой боли, одначе евойна чудная огненно-красность пужала не токась Бореньку, но и прочих путников.
Воины негромко калякали утак, шоб не слышал стонущий Гуша, которого вже начал бить озноб, и он лёжучи на прежднем месте, укрытый охабнем Борилки, порой забывалси сном.
- Неть... не вобманить,- надсадно вздыхаючи, молвил отрок и насупил брови. - А в то я её Ёжу вотдам,- и малец бросил сёрдитый взгляд на порхающую обок его пальца Лиходейку, кривившу своё личико и усяк сиг полыхаючи то красными, то чёрными искорками света, выскакивающими из малешеньких очей.
- Чаво ж Былята... у нас то неть иной стёженьки,- отметил Сеслав, и протянув у сторону чахлого костерка руку у коей сжимал пару тонких ветвей ивы, подбросил их у дремлющий огонь.- Вы останитесь туто-ва, а мы... эвонто я, Крас и Борюша вутправимси у подземный мир. Добудем стрелы Перуновы и возвратимси.
- От... а чавось ты порядил,- вступил в толковище Гордыня и тряхнул тёмно-пошеничными волосьми, которые за время торенки хорошенько у няго отросли, и тяперича лежали многось нижее чем допрежь, почитай полностью покрывая плечи, да налезали густым чубом на очи.- Шо ты пойдёшь... а не я... осе хоть.
- Ужось потому, Гордыня,- ответствовал Сеслав, и, подавшись с землюшки, встал на ноги, пошевелил плечьми да расправил свову могутную спину.- Усё решано... останешьси тута ты... Нам утроём будять иттить проще и быстрея... Времячко ву нас мало... коль за три денька не вуправимси,- и воин, понизив глас до шепотка, добавил,- то Гуше никак не смогём пособить... Несть его тоже не вскую... чавось тревожить... да и таче... У те взгорья во другой стороницы от Торонца и не надоть нам по энтой сёрдитой землице коло нарезать...- Сеслав смолк, обозрел сидящих соратников и зане никтось ему ни чё не скузал, продолжил,- итак... идём у троём... У Краса як известно меч зачурованный, у Борюши сила сдерживать энту козявку, а у мене.... Ну, а у мене жизненный вопыть и мудрость, то ж не маловажно.
- Ишь ты, вопыть у него,- начал было, недовольным гласом, Гордыня, тока Сом не шибко стукнул ладонью соотчича по спине, призывая не спорить.
А кадысь вобидчиво зыркнув, серо-зелёными глазьми у направлении соратника, Гордыня затих, Сом произнёс:
- Нечаво спорить... не надоть оно чичас... Думаю я Сеслав прав... У сам Подземный мир пущай шагають утроем... а мы их подождём... подождём тутась... Оно ведь надобно ступать тихонько да скоренько, абы Асуры Озем и Сумерла не прознали про нас... И чавой-то со светом придумать стоить, потомуй як у тех землях, слыхивал я, витаеть темень непроглядна.
- Ни чё там ни тёмно,- встряв в говорок задумчиво пробачил Крас, и заправил ковыльны волосы за уши, нанова подвязав их снурком, оный пролёг по лбу и скрепилси вузлом на затылке, при ентом его вихрастый, густой чуб вылез с под повязки и стал кудритси поверх него.- У там,- дополнил он свову молвь,- есть горяще озера- то кровь землицы нашей. Балякають те озёра ярчайше полыхають и освещають Подземный мир.
- Ужо...- загутарил Сеслав да принялси оправлять на собе рубаху, повязывая на стан пояс.- Думаетси мене... ничаво туто-ва нам лясы точить... пора у путь сбиратьси... Крас, Борюша подымайтесь... Времени у ны малёхо осталося, а абы там у землях Озема и Сумерлы неведомо. Два светоча у ны есть, их и возьмём... а там далее видно будеть.
- Сеслав,- вдругорядь пробалабонил Былята и поднявшись на ноги, надрывно вздрогнул усем телом.- У тобе ж нога болить.
- Не болить нога моя... не тревожьси,- ураз откликнулси Сеслав, и повертав главу воззрилси на сидящих робять, да киваючи им заметил,- чаво сядите... ждёти... Подымайтесь и у овринг... Утречко вжесь у силу входить, вмале Позвизд подуеть и иттить будять тяжелее.
Борила вздел голову и глянул на тёплы, живительны лучи солнца, заполнившие усё кругом. Бог Ра, с вышины голубых небес, сотрел униз на Бел Свет и, казалось мальчонке, зрел не токмо эвонти бескрайние, нравные земли, но и самих таких крохотных людишек. Яркий свет, отбрасываемый большим восьмиконечным, златым колом, схожим со звездой, который нависал над главой Бога озарял тем изумительным светом и его доброе лико, и кудреватые, долгие волосы, и браду, и вусы, и усё мощное, крепкое не младое, но дотоль ищё могучее тело. Асур ласковенько вулыбалси странникам... оттедась из небес... и у той струящейся добротой да теплотой точно подбадривал их скурей отправлятьси у торенку... тудыкась у мир Божеств, которые отвечають за сохранность подземных богатств матушки землицы. А внегда вон легохонько кивнул главой отроку, и свет златых лучей едва заметно затрепетал, Борила мгновенно вскочил на ноги, продолжаючи усё также в сторонке держать руку к пальцу оного была привязана Ворогуха. Протянув к Орлу свову котомку, хранящую грязну рубаху да таки драги для всех странников дары як ванов червячок, Ёж и киндяк, малец, обращаясь к парню, произнёс:
- Орёл возьми мову котомку, я её тута воставлю... с собой не сберу.
- Эт...,- резвенько вмешалси у разговор робят Сом.- Борюшенька прежде чем вотдашь на хранение Орлу котомочку. Попроси у киндяка Боли-Бошки чавой-нить из одежонки... Можно костыч... для собе и Быляты... Занеже тобе костыч у стёженьке пригодитси для сугрева, а Быляте нашему болестному вон тоже нужон. Он же подстелил свой охабень Гуше и у такой прохладе ему ано не чем вукрытьси... костыч егось выручит, нонече он нужон.
- Быть по сему,- отозвалси мальчонка.
И оно як Орёл вже поднялси, абы значить принять котомку, то и начал помогать её развязывать, ведь одна рука у мальчугана була занята парящей и ни на чёсь не вубращающей внимания Ворогухой. Раснуровав вузлы, парень вопустилси на присядки, и положив котомку на растелянный охабень, достал отнуду завёрнутого у киндяк Ежа. Медленно... сице шоб не напугать зверька, Орёл развернул одёжку Боли-Бошки. И из неё показалси мигом размотавшийся Ёж, до зела недовольно запыхтевший можеть оттогось, шо ведал вон нонече кочумарить, и горячилси непонимая чё егось тады беспокоють. А парень ужотко оправлял маненький такой киндяк, ласковенько разглаживая ладонью усе складочки на нём, да поднявшись на ноги, оченно уважительно отряхнув, сдул с няго мелки пылинки. Погодя того вон протянул одёжку Боли-Бошки мальчику и вуставилси на него карими очами желаючи узекать творимо чудо.
Борила не мнее уважительно принял у праву руку киндяк, нежно взглянул на него и повертавшись к костру спиной, отошёл чуток подале, абы высвободить место для зачурованного вершения.
Припоминаючи слова духа, мальчуган на чуток замер, а опосля резво бросив на землицу киндяк, звонко молвил: " По Боли-Бошкиному веленью, с Мать-Сыра-Земли разрешенья появись костыч для дядьки Быляты и костыч для мене,- да немножечко помедлив, добавил, вжесь тише,- у том матушка Сыра-Землица больно нужда есть".
И у тот же морг оземь слегка дрогнула и под маханьким красным киндяком у таким залатанно-дырявым, вспух небольшой бугорок из мхов. Ащё мгновение и чавой-то у том бугорке пронзительно цокнуло да хрустнуло, мхи немедля раздались надвое и странники узрели, прям на бурой почве, два костыча... овый видом побольче, а другой помнийше.
Костыч был короткой до колена мужской одежонкой, бурого цвету. Пошитой из шерстяного холста с нашивными костылями по бокам спины паче тёмного цвета, застёгивались костычи на груди устык, имеючи шесть або восемь петлиц. Длинны рукава, да невысокий стоячий ворот усё, шоб сугреть обладателей такой славной одёженьки.
От токмо нонешние костычи вряд ли сугрели кого б то ни було... Оно аки и сама одёжа, и холст из оного они были пошиты содержали тако множество малых и больших дыренций дась не меньчее число латок, пришитых из кавкой-то разноцветной материи, шо не об каком тепле не можно було и гутарить. Костычи казались явно не новыми... сувсем не новыми... вернее балякать они были кем-то долго времечко надеваемыми... и судя по воставленным дырам досталися Борилке и Быляте як ужо никчемные для ношения.
- Да... вжесь...,- протянул Орёл, занеже он первым подошёл к костычам лежащим на землюшке, и, вуглядел свершённо чудо.
Парень неспешно наклонилси к явленной одёже, вотодвинул у сторонку киндяк Боли-Бошки, да появ за плечики костыч, кыей по виду должны быть носим Былятой, усё также медленно поднял его, и, повертавшись ляцом к старшим воинам, дал возможность им лицезреть у то чудо.
И абие без задержу раздалось, поначалу, негромкое, а засим прямо-таки громыхающее гоготание. Особлива зычно смеялися Крас и Орёл, и даже хилый Гуша воткрыв очи, поднялси с охабня Быляты да обозрев полученный от духа дар, не выдержал и загигикал... сице, точно на негось напала икота. Потомуй -то его большущая, свисающая к низу бледно-зеленоватая губа, покрытая маханькими, белыми пятнами один- в- один як пошено, мелко затряслась.
- От же... от... Боли-Бошка,- прерывисто изрёк Борила, вон не смеялси аки иные путники, а увидевши дранны костычм утак и замер, разведя широкось руки и выпучив глаза.- От же... каков киндяк увесь драненький... таков верно и дар... Тоже мене...- и по-видимому, передразнивая Боли-Бошку, тонюсеньким голоском, добавил,- токмо много не проси, лишь то у чём нужда есть... занеже Мать-Сыра- Земля она усё видеть, и коль нужды неть, а сице для наживы, то киндячок, вутакой распрекрасненький, миленький, ничигошеньки не даст...- И погодя ентих слов, нанова гутаря вобычным своим гласом, договорил,- от же нашёл чем одаривать...
- Ха!..Ха!..Ха!...- слышалси с усех сторон громкий и такой обнадёживающий жизтью радостный смех.
- Ничавось, - на малость прекращая смеятьси, молвил Сеслав и вутёр очи, оно як на них ово ли от порывистого ветра пролетевшего недалече, ово ли от смеха выступили капельки водицы.- Быляте нашему чё надобно... Надобен правый рукав каковой на евойной рубахе сгорел... а на вэнтом костыче он целенький, хотясь и покрыть латками... Ни чё... ни чё сносишь ты ентов костыч Былята.
- Ужесь ты евонто Сеслав верно подметил... такой костыч я няпременно сношу,- кивая главой да подходя к своей вельми изношенной обновке, прогутарил старшина воинов.- Як же не сносить... раз вэто така рвань... Тако отрепье не тока я, но и Борила быстрёхонько доносит... Ну, а ты... чавось Борюша свой дар с оземи поднять не желаешь? Да, вобозреть... сице балабонить примерить обновочку.
Былята протянул руки навстречу к держащему костыч Орлу и тот не мешкая, перьдал воину дар Боли-Бошкиного киндячка. Приняв енту рвань Былята распахнул егось да начал одевать на себе. И як токась надел... у тот отрёпанный костыч, сомкнув края на нём встык друг к дружке, да слегка поморщившись от болезненности в обожжённой руке, неторопливо застегнул евойные узелковы пуговицы из снура... а посем казал у тот дар соратникам, немножечко повертавшись. Смех ащё паче зычный наново взорвал енти неприютные, сёрдитые земли, потомуй как на спине у костыча находилися здоровенные, почитай с кулак, дырищи, таки же дыры были на груди и на правом рукаве, идеже вони чуток прикрывались лоскутными заплатами. Левый рукав был и вовсе оторван почти, шо до локтя и висел там драными отрепьями.
- У... да, отец... добре у тобе наряд... ничавось не прогутаришь... дивен так,- посмеиваясь откликнулси Крас, прервав укладывание у котомку еды в торенку, да залюбовавшийся даром духа.- А чё ж усё ж надоть быть благодарным Боли-Бошке... правый рукав у оном и есть нужда цел....Аття! Аття Боли-Бошка за добренький такой костыч!
И сызнова раздалось то дружное гоготание, кое присуще людям светлым, сильным и чистым, не щадящим свои жизни во имя земли и народа, а посему умеющих ценить и саму жизть, и смерть.
- А я...так мыслю, возьму луче свой охабень у стёжку... сице теплее будять,- протянул Борилка, расстроенно поглядывая на Быляту который клонил главу у бочину, выгибая шею, желаючи рассмотреть як выглять евойна обновка сзади.- У мене в таком костыче надобности не имаетси... пущай егось Боли-Бошка собе сберёть... верно ему нужней, абы значить сверху на зипун надёвывать.
- От ты тако не выдумывай...,- немедля молвил Сеслав, вон вже перьстал смеятьси и лишь маленько вулыбаясь крепил ножны к сыромятному, широкому поясу на стане.- Костыч непременно надень, усё теплее будеть... А охабень сверху накинь.
- Идеже тяплее,- возмущённым голоском откликнулси Борилка.
Мальчик прытко подскочил к дару духа, порывисто наклонившись, поднял положенный ему костыч с земли, вухватив егось водной рукой за ворот, да выпрямившись враз повернулси, прижав енту одёжу к груди и казав её воинам. И вдругорядь ужесь прямо-таки зарокотал, почитай стихший, смех. Зане костыч отрока был сувсем никаким... егось не можно було даже назвать дранным аль ношеным. Чудилось костыч ктой-то, оченно гневливый, пыталси порвать, но, по-видимому, справилси с энтим не доконца, обаче оторвав у негось воба рукава, а весь остальной холст доведя до отрезанных долгих лоскутов, не дюже широких, которые при дуновение ветерка ано малёхо трепыхались, будто жаждали и вовсе расстатьси с ним.
- Ты... навелно,- встрял в ентот весёлый смех Гуша, и, приподнявшись на локотке, вуперши егось у охабень, выпучив уперёдь свои маненькие зелёные глазки, заметил,- ии нуждалси... От тяби Боли-Бошка таку длянь и подалил.
- От...от... мене подарил,- захлёбываясь от возмущения, ответствовал Борилка, и оторвав от груди одёжку протянул её навстречу шишуге.- А я тяперича его тобе перьдарю... ты им вукрыватьси будешь...,- мальчик смолк и глянув на ту рвань кою ему даровали, расстроенно покачал главой.- Луче ты на негось ляжешь... а охабень я свой приберу... У нём точнёхонько не змёрзну.
- Дэ-к... повеселил нас Боли-Бошка на славу.... на славу,- бурчливо отметил Гордыня, и, поднявшись с нарубленных камышей, оные притянул к костерку, да на которых сидывал, встал у полный рость, зачесав растопыренными пальцами пряди тёмно-пошеничных волос назадь.- Чё ж водевай Борюша охабень, а энту дрань мы и прямь як подстилку будём использовать... Одначе, ты, Орёл киндяк Боли-Бошки подыми и Ёжа у него пристрой... хоть вон и рвань даёть, а усё ж одёжку... мало ль чаво можеть случитьси, пригодитси ащё.
Гордыня, медленно приблизилси к Гуше, каковой без задержки повалилси на лежанку и вухватил крепенько охабень отрока, не желая с ним расставатьси, да замотыляв главой, тяхонечко заскулил... вызывая у тем самым жалость к собе. Токмо на воина у те жалки стенания не произвели положенного действа и вон высвободив из цепких рук шишуги одёжу мальчонки, поднял её и повернувшись, направилси к Борилке. Несчастный Гуша ужось ни на чё ни надеясь, тоскливо подвыл да ащё сильнее затрясси от холода або хвори, кыя поедала егось тело.
Гордыня, меж тем, обойдя костерок, и сидящих иль стоящих окрестъ него воинов, подошёл к мальцу. Появ подранный костыч, который тот сжимал у руке протягивая Гуше, воин перьдал его Орлу да киваючи главой на болезного поручил у тем самым накрыть его им, а сам принялси спомогать надевать охабень Бориле. Расставив широкось руки, и следя вочами за злобной Лиходейкой, отрок продел их у махонисты разрезы одёжи, а опосля они сообща с Гордыней начали застёгивать на одёже пуговицы вздевая их у петлицы. Кады ж охабень был застёгнут Гордыня оправил на спине мальчугана четырёхугольный откидной ворот- величаемый кукля, доходивший почти до середины одёжи.
- Благодарствую, дядька Гордыня,- молвил мальчишечка, а воин ураз привлёк евось к себе и нежно приобнял.
- Будь тока восторожен, Борюша,- негромко пробачил Гордыня, выпуская егось из объятий и вобращаясь к Сеславу, оный ужо был готов к дороженьке, да, закинул на спину котомку со светочами да плетённу верёвку.- Ступайте спешно и тихо... Ежели вы чрез три дня ня возвратитеся на вечерней зорьке, мы с Орлом выступим вам на выручку... Эй, скверна противная,- гневно вопросил вон и свёл купно свои всклокоченные брови, сёрдито глянув на неторопливо взмахивающую крылами Лиходейку.- У каку сторону надобно иттить.
Но Ворогуха, будто та реченька не касалась её, молчала, да продолжала витать у воздухе, плавно махая белыми, лёгкими крылышками. Негодующе вуставившись на старушенцию, мальчоночка приподнял повыше левую руку, крепенько обхватил большим пальцем волосок, прижав к вуказательному, и немножечко потряс егось. Лихорадка сей миг затрепыхалася у воздухе, а ейные парящие крылья беспорядочно закачалися, погодя дрогнуло усё её тельце и вона сбивши полёть, чуть было не впала униз... хорошо усё ж, шо пролетающее мимо порывчатое дуновение ветра поддержало старушенцию у вышине. Оттогось она нанова смогла встать на крыло, да взметнув ими, недовольственно сморщив личико, злобно пропищала:
- Надобно иттийть тудыкась,- Лиходейка подняла тонюнесенькую рученьку и показала маленечко правее того направления у коем шли путники держась на всток.-У там и зачинаитси взлобок. Вон такой низянький... Ужесь многонько... многонько времечка, вон гибнить... ломаитси, вроде як вумираеть, в там и есть земли Богов. В стародавни годы были построенны там чертоги ихне, и субраны усе богатства Бел Света...Тудыкась... тудыкась ступать надо.
- Ну, чё ж раз туды... так туды,- протянул Гордыня и потрепал ладонью волосья стоящего подле него мальчугана.- Знать сице и поряшем... Ждём вас до послезавтру... коль не вертаетесь вы, мы поспешим на выручку.
- Таки... таки... долги сборы, долги проводы... порась у стёженьку,- скузал Сеслав, да кивнул соотчичам, а узрев як робяты склонилися над оружием, добавил,- Борюша ты лук и туло с собой не бяри... Тутась воставь, абы значить налегке шагать. Хватить нам лука Краса... Чавось тогды ж... пора нам. Гуша ты крепись значить, не кашляй. Сом, а ты мажь ожог Быляте и собе... да ежели чё не так, липовым отваром, я там тобе у котомку положил сухого сбору, пои... усех хворых пои... а мы невдолзе вертаимси... не трявожьтесь.
Да скончив гутарить воин оправил на собе охабень, и, немедля ни морга двинулси у том направление, каковое до энтого казала Ворогуха, чуть правее встока и восхода на небосвод солнечного Бога Ра. Следом за ним вустремилси широким шагом Борилка, прижав большим пальцем к вуказательному тонкий волосок с Лихорадкой, которая послушно полетела сторонь. Замыкая шествие тронулси Крас, поправив на собе туло и оглядев беспокойным взглядом хворого Гушу и ужесь вусевшегося у костра Быляту, обряженного у драный костыч.
Глава двадцать седьмая.
У торенке.
Пройдя малеша уперёдь, Борила, напоследок, воглянулси и увидал як, поеживаясь от вузноба, Былята поправил на собе дарёный Боли-Бошкой костыч, нежно огладив драный холст на груди дланью здоровой руки да придвинулси к костерку поближе. Орёл, промаж того, со всем уважением отряхнул киндяк Боли-Бошки, завертал у него Ёжа и стал неторопливо вукладывать евось у котомку. Мальчик на прощание поднял руку, и, помахав оставшимся путникам, звонко крикнул:
- Вмале вярнёмси!
- Тихо!- окликнул его Сеслав и повярнув главу, сёрдито зыркнул глазьми на отрока.- Не надобно гамить Борюша, а то прислужники подземных Богов ащё вуслыхають.
- От... то няведомо вуслыхають вони али неть,- нежданно встряла в каляканья, до ентого редко подающая глас, Ворогуха.- А вот мене зараз видимо, шо тот... каковово вы кликаете Былятой можеть, аки втот коего я облобызала, почить... Вжесь до зела шибко ево потряхиваеть... хи...хи...хи... до зела шибко...хи...хи...хи...,- и вдругорядь подленько сице захихикала своим скрыпучим смехом.
- Чавось?- встревоженно протянул мальчонка, у то ж времечко ни на шаг не вутставая от воина, да подтянув волосок, который вудерживал Лиходейку, ближе к пальцу и слегка развернув старушенцию, заглянул у её страшное лико, истерзанное морщинками, иде зрелись тока две чёрные крупинки глазка.- Чавось ты тако про дядьку Быляту молвила... Ты чёсь и его цилувала?
- От же ты... хананыга кака противная,- скрыпнула Ворогуха и лицо ейно утак скукожилось, шо мигом у тех бороздах скрылись полыхающие чёрным светом глазёнки.- Ни чаво я ево не лобызала... не вуспела я... Обаче и сице зримо, шо евось Цмок своим ядрёнистым вогнём опалил... Потомуй-то могёть вон отправитьси тудыкась, кудыкась пойдёть и вэнтов кудлатый ваш... Оттогось як огнь Цмока дюже лютый... дюже. Вон же Цмок порождён самим отцом моим ЧерноБоже и долго времечко вухранял евойны чертоги у Пекле.... Да тудыличи... тудыличи яво ктой-то у Бел Свет и выпустил... У кто токась не вупомню... неть!.. никак не вупомню,- и на мордашке Лиходейки у тот же сиг сверкнули, в сторону мальца, красными искорками очи.
- Ишь ты... ня помнить она,- пробалякал бодро ступающий упереди Сеслав и поправил на плече ремень от котомки, вжелающий сползти.- А, ну-кась! Борюшенька потряси хорошенько её и вона усё приворошить... Гляжу я у неё вельми дырява память стала, у то, по-видимому, от злонравности.
Мальчик негодующий на энтову Лихорадку, да расстроенный за Быляту и Гушу, вобрадовавшись указанию воина, но усё ж пужаясь, шо волосок от частого дёрганья можеть воборватьси и тогды старушенция вулетить, поднял праву рученьку увысь и лягохонько стукнул вуказательным пальцем по прозрачно-серой главе покрытой длинными волосьми. От удара головёшка Ворогухи тягостно качнулась из стороны у сторону утак, шо Борилка даже оробел, подумав, чичас она и вовсе оторвётси да свалитси униз. Одначе тако сотрясение пробудило у Лиходейки вспоминания и вызвало очередной прилив болтливости:
- Вона як.... у...у... усё припомнила... Энто вбыла мать моя... Богиня Смерти- Мара. Когды-то она дюже лютой была, но вопосля маленечко присмирела... вжесь постарев... и чуток растеряла связь со смёртушкой. Посему хоть и вубиваеть людишек, но сице... не по потребе, а по надобности... Токмо продолжаеть быть злякой, оттогось и выпустила Цмока из Пекла, абы он лётывал по Бел Свету и усех жущерил... А вон чавось -то выдумал, погляди-ка... занамест тогось, шоб у землях людских злобствовать... тутася поселилси и ну-кася ентовых мамунов шамать... Занеже мене Пан, Виевский сынок, и отрядил сюды, абы я значить егось вынюхала,- и личико Ворогухи мигом чуток распрямилось и в там показалси масенький гнутый носик, слегка задвигавшийся управо да лево.- Абы вынюхала егось и повяленьеце перьдала,- Лихорадка сызнова прервала свой сказ и замолчала.
- Мара, тёмна Богородица и жинка ЧерноБоже,- медленно произнёс Сеслав и сдержав шаг, резко поверталси да глянул на Лихорадку.- Её ащё кличуть Жница, потомуй як вона велика труженица. Являитси пред уходящими у иной мир она у разных образах... то высокой женщиной, а то наобороть сгорбленной старухой, но непременно с долгими распущенными чёрными волосьями, кои космами разбросаны по спине. Порой вона млада девчинка у белы одёжы обряжена, инде старочка у чёрном рванье, обаче засегда с косой в руках. Ведь вубиваеть людей не она, а духи болести и духи несчастий. Мара же трудитси, исполняя веленное ей, сбирая людей у мир Нави. Беросы чтут Мару... оно аки неможно, ни кому из живущих её избежать, усем предстоит среча с ней... с ней с Богиней бесплодной дряхлости, смерти и болести у Бел Свете и Богине вечной младости и бессмертья у мире Нави.- Сеслав на немножечко смолк, вроде як задумавшись, а опосля вопросил, ужось обращаясь к духу болести Лихорадке,- и каково ж повеленье Пана Виева сынка було?
Но Ворогуха тогось вубращения точно не слыхивала, лишь бесшумно и лениво махая бело-прозрачными крылышками, она витала на одном месте, не продвигаясь уперёдь, при евонтом отвернув главу у сторонку и глядючи кудый-то у бочинку. Борила, чичас же, стоило воину остановитьси, также встал, и, воззрилси на Сеслава, а мгновение спустя перьведя взгляд на Лиходейку, и, поняв, шо вута, як вобычно, не жёлаеть гутарить, вдругорядь шибанул её пальцем по головёшке. Ворогуха сызнова затрепыхалася, но в энтот раз не токмо закачалась ейна глава, но и усё тельце старушенции, и рученьки, и ноженьки заколыхались, будто её подхватил сердитый порыв ветра, поелику вона злобно и малёхо пискляво откликнулася:
- Усем...усем... предстоить с ней среча... с матерью моей... не токась мене, но и вам... вам оные её чтуть, обаче не славють... хи...хи...хи... А, Пан,... Пан велел Цмоку лятеть у земли беросов... прямо к граду Титчиха, шо на брегу реченьки Узолы лёживаеть... И ву там у лесах ждать духов несчастья, кыи вядуть деток евойных...вутаких злобненьких панывичей... Невдолге вони тудыличи подойдуть... невдолге... шоб значить беросов смёртушки предать.... Зане коса у Мары... Мары, матки моей, вжесь наточена... ходить вона, мать моя, по чертогам у Пекле и косит тонки травушки, связывающие тела людски с душенькой... Невдолге... невдолге вусталось времечка у беросов.
Лицо Сеслава, у то видал стоящий рядышком отрок, посерело, на лбу его, смуглом и высоком, показались малешенькие капли водицы, словно обсыпал воина своим дуновением гневливый Позвизд. Протяжно вздохнув, Сеслав чуть-чуть помедлил, а засим поспрашал:
- А чавой-то... Пан отрядил тобе, а не ково иного?
- Оттогось... хи...хи...хи...,- захихикала зловредная Ворогуха и попеременно пыхнула чёрно-красными вочами.- Чё Цмок со мной цилуватьси не захочить и выполнить повеление Пана да евойных деточек... выполнить не мешкая... хи...хи...хи...
- Град Титчиха ляжить на мяже бероских земель... Он ближайший от тех взгорьев откедова идуть панывичи,- задумчиво произнёс Сеслав, и лико егойно дрогнуло, а полосующий большущий шрам, зачинающийся от уголка глаза да доходящий до верхней губы, слегка поалел. Воин глянув на взволнованно взирающих Борилу и Краса, добавил,- я там бывал... У то ладный град... ладный...посему надоть нам торопитьси... Ворогуха,- обратилси Сеслав, немного погодя к лихоманке,- а панывичи далече от Титчихи.
- Ву чё не ведаю... тово не ведаю,- откликнулась вона скрыпучим голоском, небрежно взмахнула своими прозрачными крылами и подалась выспрь, вроде требуя иттить дальче.- Оно мене и не вскую то знавать... Пан гутарил ву то выполнить... я и висполнила... Я хоть и не повянуюсь Пану, но засегда довольна бываю свяршить каку скверну...хи...хи...хи,- нанова засмеявшись отметила Лиходейка.- Вярней молвить не исполнила...хи...хи...хи... воно як вы егось... Цмока значить тавось...вубили... Дюже разительно...эка як же вы с вогнём евойным справилися?
- Я в невось вяночек дедки Лугового киданул,- ответствовал Борилка припоминаючи бой с Цмоком, и зачесал на голову, растопыренными у разны стороны пальцами, вихрасты волосья, скинутые на личико ветерком. - А Крас,- малец уважительно глянул на стоящего осторонь негось парня,- Крас яму головёшку мячом и вотрубил....Враз... рубанул и тудыличь вона... к оземи полетела.
- У тако не могёть бывать,- сразу же перьстав хихикать, пропищала Лихорадка, и выпучив уперёдь, стремительно выросшие у ширшине, чёрные словно ночна хмарь очи, сверкнула ими у сторону мальчишечки.- Абы мячом главу Цмоку вотрубили... Воно як меч егось ня берёть... ня берёть.
- Выходь Красов меч берёть,- вусмехаясь, скузал Сеслав и тронулси дальче, на ходу выспрашивая Лиходейку,- тудысь мы ступаем али неть?
- Надо ж як....,- протянула Ворогуха и узрев аки двинул свову поступь воин, порывисто взмахнула лягохонькими крылами полетев следом, да чуток вопосля молвила,- обаче ступаешь... ступаешь ты не тудыличи...хи...хи...хи...- враз подло засмеявшись.- Ты ж ступаешь... вядешь... не я.
- Вот козявка кака злобна,- изрёк Борил шедший позадь воина.- Дядька Сеслав, ну-тка дай я тобе обгоню и пущай она крылами машить и ведёть ны.
Борила сице и поступил, да вобогнав воина пошёл впреди, при том весьма небрежно пяхнув у головёшку таку зляку старушенцию. Ворогуха прытко покачнувшись усем тельцем, взяла немножечко правее, чем шёл воин, и, помахивая крыльями, полетела поперёдь отрока.
Почитай увесь дянёк Лихорадка, дочь Богини Мары, той самой, кыю чтут беросы, и которая водним взмахом своей косы жнёть жизти людей, творя то по велению самого Всевышнего, лётела по той же неуютной, холодной землюшке, едва-едва схороненной под бурыми мхами. Дюже недовольный, чем-то, Позвизд дул путникам у спину, можеть подталкивая тудыличи, к владениям подземных Богов, а можеть просто на чавой-то гневаясь. Разглядывая эвонтов край Борила ноли не зрел здеся деревов, словно ветер вырвал с корнем усе низенько- кривонькие берёзоньки да ивы. От земли-матушки увысь подымалси совершенно морозный дух, такой як бываеть лишь тады, внегда наступаеть поздня осень да зима и на Бел Свете начинаеть властвовать сын Мары- Мороз. Холодный дух стлалси серым маревом по поверхности оземи и мальчонке кузалось, шо они идуть у небесной тверди по самим пухлым, перьевым воблакам. Эвонтова пелена даже не поддавалася порывистому дыханию Позвизда, старшёго сынка СтриБога... а можеть вон- Асур Зимнего ветра и был зачинщиком ентого тумана и прибил его к землюшке, идеже порывов як таковых и не вощущалось.
Обаче к концу дня Позвизд перьстал дыхать на людей и кудый-то подевалси. И як тока вон запропал куды б то ни було, уся хмарь рассеялася, подавшись уверх и восыпав на идущих людей крупны, холодны капли водицы. А малеша погодя, малец увидал невысокие бугры похожие на выпученны животы, вусыпанные каменьями, да местами поросшие серыми мхами и берёзовыми стланиками. Подступы к евонтим взгорьям сухраняли небольшие, округлы озёрца с какой-то бледно-голубоватой водицей... прозрачной... прозрачной...
Подойдя ближее к бережине такого озерца, у котором вода оказалась прямо-таки холоднющей, разглядели покоившуюся на меже землицы тонку кромку полупрозрачного льда. Борила, Сеслав и Крас воззрившись вглубь ентого озерца, чрез таку чистоту да нетронуту гладь, созерцали дно, усыпанное самоцветными блёкло-плоскими каменьями, усякой разной величины.
Недолзе, постояв у того источника и на усяк случай заполнив прихваченну кубыню водой, тронулися дальче. Тяперича земля сплошь была усеяна каменьями, вусновном мелкими, не ширше ладони отрока, да чудных усяких разных цветов: белых, жёлтых, синих... зелёных с тонкими прожилками. Борилка залюбовавшись такой лепотой сразу и не вобратил внимания, шо Лиходейка перьстав лятеть, замерла на месте, еле заметно трепыхая крылами. Ейны глазёнки превратились у две ярчайшие, рдяные капли, ручонки и ножонки мелко затряслись, а глава дрожмя задрожала, вроде як вона лицезрела чавой-то оченно дивное. Мальчик, оторвав взгляд от тех камушков, вуставилси на старушенцию, каковая дюже забавно колыхалась, и просиявши, спросил:
- Чавось Ворогуха... ты сице затряслася... Гляжу я тобе каменья у те понравилися?
-От...от же хананыга бестолковая,- загутарила Лихорадка и сей миг развернувшись, да вылупившись на мальчоночку у теми краснючими глазами, тихочко зашелестела,- энто ж довольство...пышность жизти... Чавось ня видешь у те зялёненьки камешки... у то самоцветные каменья их смарагдами зовуть... Возёмешь овый такой... и усё... будешь у довольстве, пышности жить засегда.
- Чё буду?- перьспросил мальчишечка, и непонятливо приподняв увыспрь крепки плечи, пожал ими, немедля востановивши свову поступь.
- У вечном довольстве будяшь... у пышности жить,- пискнула Воргуха, поясняючи и яростно замахала крылами, будто желаючи вулететь подальче, воторвав ноженьку от сдерживающего волоска отрока.
- Ишь ты... у довольстве... пышности,- усмехаясь, произнёс Сеслав, и крепенько пихнул носком сапога почитай с полпальца зелёный камушек, оный подпрыгнув уверх, звонко плюхнулси на други, такие ж чудны голыши.- Вон и так у довольстве живёть... У Борюши, нашего, душенька светла и чиста, а луче ентого и пожелать нечагось... Эх, ты!.. Ворогуха,- протянул воин, и, подтолкнув рукой у спину мальчика.- Вроде б дочура самого ЧерноБоже и Мары, а вума неть... Чё не уразумела, эвонти голыши не довольство и пышность жизти, а один вубман.
- Можеть то нас прислужники Озема и Сумерлы проверяють? - молвил Крас, идущий позадь сех и наступил подошвой сапога на вунтов смарагд, тот издав едва слышимый скрып, и совсем пропал с оземи, исчезнув так, вроде як егось николи и не вбуло.
- Дэ-к... можеть воно и сице... услыхали, аль увидали ны,- согласно кивнув, пробалякал Сеслав.- И днесь проверяють... вскую мы сюды пришли.
- А може им вуто скузать... скузать вскую?- встрял у беседу Боренька и несильно дунул у задь Лиходейки, которая по естеству своему была не токмо злой, но и похоже жадной, посему узрев у те самоцветны каменья не моглась ноне от них отвесть очей, и усяко мгновение забывчиво над ними замирала.
- Не ведаю,- ответил Сеслав и субрав на лбу глубоки морщины воглядел раскинувшиеся упереди и позади него бескрайни земли.
А бугры, втак схожие с выпученными животами, казались ужо и вовсе близенько. Они почти не имели на своей поверхности растительности, и были сплошь каменистыми, токась кое-где торчали из них зеленоваты куски мха, устлавшие бока. Чудилось энти большенькие, покатые, неровные взгорья вылезли своими каменистыми наружностями из кады-то разошедшийся надвое землицы. У тех скал виднелось большо множество и ближайше из них к людям были не высокими, одначе уходя уприволье, они увеличивались и в ширшине, и в росте, а тудыличи и вконец терялись идей-то у заоблачной дали.
Подойдя к первой сопке, встали недалече, оно як стёженьку к няму преграждало у то самое узенькое, но длиннющее озерко, наполненное голубоватой водицей, каковое следовало обойти. Токась вэнта вода огибала бугор с обеих сторон, и кажись заканчивалась сторонь других сопок, высившихся справа и слева.
- И идеже ента лазейка у Подземный мир,- прогутарил Сеслав, воззвав к порхающей близенько от лица Борилки старушенции.- На каком бугре?
- На вэтом... чё ня вишь чё ли... вон самый низенький и первенький,- без задержу отозвалася на вупрос Ворогуха, чавось було вудивительным.- Надобно на негось взубратьси... и на ентой макушке взлобка находитси глубока лазейка у Подземный мир Богов Озема и Сумерлы.
- От те на.... и як же на него взобратьси?... Вон же почитай весь сплошь каменист,- встрял у каляканья Крас.
Парень, без дальних разговоров, склонилси над землицей и сподняв со неё небольшой голыш, ярко-златого цвету, распрямившись, повёл крутыми плечьми, да запустил его у бугор. Камень, живо набрав высоту, резвенько преодолел положенный ему промежуток и со всего маху врезавшись у стену бугра, пронзительно лязгнул. Опосля он мгновенно отскочил увыспрь, а чрез миг нанова свалилси на поверхность взгорья да съехав по нему, изредка пытаясь вуцепитьси за раскиданные жидки мхи, бультыхнулси у гладь водну, вызвав на энтом нетронутом, прозрачно-голубом полотне боляхные, разбежавшиеся у разны сторонки круги.
- Там же каменья водни, не за чавось даже вуцепитьси... а туто-ва водыка,- продолжил гутарить свои мысли услух Крас, и вотрехнул промеж собя ладони.- Як же мы тудыкась перьйдём, да взберёмси на макушку.
- От... то мене не тревожить... хи...хи...хи...,- сызнова заскрыпела препротивным хихиканьем Ворогуха, и замотав головёшкой казала своё на чуток разгладившееся от морщинок лико, на оном явственно проступили тонкие сероватенькие губки, гнутый нос, впалые щёки и косо-глядящие чёрным светом глазёнки.- Я ж вас вубещала привесть... вот и привела... А як тудыличи лезть, то ваша беданька не моя... о том мы не сговаривалися...хи...хи...хи.
- Эвонто ты, ей-ей истинну балабонишь,- сёрдито произнёс Сеслав, и, недолзе мудрствуя повернул управо да направилси в обход источнику.- То наша бёдушка не твоя... Токмо если нам не вудастьси добыть стрелы Перуновы, не видывать тобе высвобождения... Схрямает тя Ёж и будяшь ты заточённой сидываеть у евойном животе.... доколе духи и вон не помруть.
Ворогуха немедля прекратила своё хихиканье, сморщила мордашку, и вроде як задумалась... сувсем на немножечко, а таче полетевши за идущим Сеславом, потянула за собой волосок, палец и самого Борилку, да скузала:
- От... от... от же хананыга противна кака..,- верно обращаясь утак к воину.- У тогось взлобка, кудытось ты правишь, есть вузко место, перейти смогёте... да лестница, почитай до макушки вас доведёть.
Сеслав протяжно порскнул, а можеть вусмехнулси, у то малец сице не уразумел, но, по-видимому, восталси довольным ответом Лиходейки, а Борила порывисто дунув у право крыло старушенции, втак выразил ей свово недовольство. Токась дуновение то было шибко порывчато, отчавось затрепыхало вкупе с правым и лево крыло. Лихоманка весьма накренившись на бок, чуть-чуть было не рухнула униз, благо её поддержал волосок.
- Дядька Сеслав,- молвил отрок, лягохонько встряхнув рукой и тем самым выровнив полёть Лихорадки.- Ну-тка вутдадим Ворогуху усё ж Ёжу... ужотко до зела она зловредна зляка... да ко всему прочяму усё времечко измываетси над нами и подло сице хихикаеть...Энто мене оченно не нравитси.
- Агась,- отметил идущий позадь усех Крас, внимательно оглядывающий земли окрестъ них.- И мене то ж не нравитси... Дэ-к ащё и обзываетси... эвонтого самого хананыгу приплетая.
Ворогухе можеть и вжелалось чавой-то ответствовать, да ейны крылья от дуновения да встряхивания Борилки никак не могли выровнить своё взмахивание, а посему вона не стала гутарить, направив усе силёнки на выправления полёта.
Вмале путники, шедшие по краю озерка, обогнули бугор, и, свернув налево, увидали, як источник с водой сузилси почитай до тонкого ручейка, который вупиралси у следующий взгорок и там сызнова начинал, расширяясь, вогибать нову сопку. А прямёхонько над ентим ручейком, идеже тяхонько перьшёптывались крупны, прозрачны капли водицы, на каменном полотне бугра чётко зрились широкие, вутопающие ступени.
Спешно приблизившись к ручью и лестнице люди востановилися. Сеслав присел на корточки, и, протянув руку уперёдь, ощупал перву ступень. Вона была до зела гладка и кажись не просто выдолбленной, а будто вобложенной чем-то сверху... на вроде гладких чёрных каменьев с белыми тонкими жилками да крапинками.
- Эвонто онихий,- загутарил Сеслав и подавшись увыспрь поднялси с присядок, при ентом не забыв поправить на плече, усяк раз слезающий, ремень от котомки.- Редкостный такой камень... ишь каков он... гладок да красив... Слыхивал я, из онихия раньше творили зачуры и привески дюже вони, балабонят, лечать сякие хвори да от нежити защищають... Да нонече уж таки зачуры и привески не носят, мы творим усё из древа... а из каменьев токась у тех местах, шо недалече гряд горных лёживають... Я из тако онихия зачур видывал у граде Титчиха, у ихняго ваяводы Далебора, тока он серого цвету был... А у сынка евойного, старшого, Златодана из таково ж был сотворим, вон ащё знак Велеса казал один- в- один як у тобе на груди Борюша.
Сеслав на чуток воглянулси да обозрев стоящего позадь негось мальчишечку вулыбаяся, произнёс:
- Робятки тока ступайте следом за мной не торопливо и больно ня шумите... ноги потишее ставьте.
-Ставьте... не ставьте...хи...хи...хи...,- сызнова вклинялась у баляканья Ворогуха и слегка затрясла головёшкой, верно вутак злоблива козявка радовалась.- А усё ж прислужники подземных Богов вас услыхають... занеже вельми гамисто ваши шажочки будуть сказыватьси на их стенах.
- А чавось ты то радуешьси?- поспрашал Сеслав и вуставилси на подёргивающуюся Лиходейку.- Може Озем и Сумерла нам рады и не будуть... то мене не ведомо... Обаче водно я знаю точно, удвойне вони ня будуть рады тобе... прескверне такой... И ежели те удалось избежать живота Ёжа нашего, сице у подземных владениях Асуров могёть не повезьти... И попадёшь ты у желудок како-нить крота, оный могёть жить долги века и вумрёть лишь со смертью самих Богов.... Такось ты не зело там весялися, аки бы таче рюмить не причлось.
Заслушав таку реченьку воина, Воргуха абие прекратила усяко проявление радости, и кажись даже навпугалась, потому як беспокойно завертала своей маненькой головёнкой. По-видимому, Сеслав сказывал про кротов правду, а Крас, абы вокончательно прогнать веселье из Лиходейки, дополнил:
-И вужи... там ащё и вужи обитають... Им тоже лихоманка по вкусу прядётси.
Тяперича вжесь засмеялси Борила, а Сеслав не мнее жизнерадостно закряхтев собе под нос, прямо у рыжие густы вусищи, поправил на поясе ножны с мячом, малёхо сдвинув их у назадь, да перьшагнув чрез ручей, ступил на перву ступеньку, начав подъём увысь. Не вотставая от воина на лестницу подалси и малец. Вон опасливо поставил на ступень праву ногу, а засим пристроил рядом леву, коя приткнулася к первой, другим своим боком коснувшись утопающей у каменной поверхности бугра стены. Постояв утак совсем немногось и почуяв под подошвами сапог еле ощутимое движение, будто взгорок лягохонько вздрагивал, вроде як порывисто да часто-часточко дышал, неспешно принялси подыматьси. Лихорадка летела упереди, и сразу було видать не дюже желала ентого делать, пужливо обозревая само взгорье, судя по сему поняв, шо в там у Подземном мире могёть подвергнутьси большей вупасности, чем тутась... наверху.
Подымаясь увыспрь, за Сеславом, мальчик изредка вустанавливалси и оглядывал просторы земель, не токась тех неуютных, шо лежали позадь него, но и тех каковые утесистыми грядами топорщились упереди. И чем дальче уходили у те взгорья тем шибче были устланы они мхами, берёзовыми стланниками, низенькими кустиками, да кособоко-изогнутыми деревцами. Казалось, шо и упрямь енти ближайшие каменные кряжи повылазили из оземи, а усе востальные были нячем иным як хоть и невысокой, но могутной горной грядой.
Красно солнышко медленно направило свой ходь к краю небесной тверди. Оно почитай задело его своим жёлто-кумачным краем, уронив широки розово-рдяные лучи на безбрежные земли... Ащё маленечко и Бел Свет окрасилси у алый цвет... И не токмо само небо, насыщенное тёмной синевой, но и буро-зелёная оземь, ровная аль изрубленно-изломанная, придав ей кавкой-то сказочный вид, будто обдуваемый еле зримым дымком, парящим пред очами.
- Вух! як же дивно!- кивая главой у сторону алых безбрежных краёв, тихо дохнул из собе мальчонка, вобращаясь к Красу.
Парень враз повертав главу тудыличь, куды глядел отрок, облюбовал просторы Бел Света и горестно вздохнул... сице надсадно и муторно, шо у Борилы в тот же миг сжалась унутри душенька, а подла Ворогуха сызнова хихикнув, прокалякала:
- У так засегда... Зло засегда победить Добро.
- Вуто усё ложь!- звонко выкрикнул Борила и егось зычный возглас кажись вупорхнул у саму небесну высь, кыя стала кумачовой словно заполнилась юшкой пролитой людями усяких разных битвах за Зло и Добро, Кривду и Правду.- Никак неть! Николиже Зло ни победить Добро! Неть! И пущай у Добра долга торенка к победе, но Добро... оно засегда Зло осилить! Засегда!...
И сызнова у те слова, выдохнутые мальчишечкой, вулетели у вышину небесного свода и точно задели той звонкой, ярой волной заходящего на покой Асура Ра, стоящего на златой повозке, волы влачившую оную ужось зашли за рубеж земель Бел Света и неба. Ра медленно повернул свову божественну главу, озаряемую восьмиконечной коло звездой, и, глянув тёмно-синими очами на отрока, едва заметно кивнул ему, соглашаясь с его говорком.
- А чё ж вы тогды брядёте у ентих землях,- уветливо прошелестела Лихорадка и вспорхнув, зависла пред личиком мальца.- Чавось не йдёте тудыличи... у Титчиху... Оно ж ведомо вам оттедось беда ступаить на бяросов... Чё тутась прячитесь... прячитесь али чаво исчите...
- Чё мы тутась исчим,- негромко пробачил обернувшийся Сеслав, и с укоризной глянув на разгамившегося отрока.- У то тобе не надоть знать...Меньче знашь- спишь здраво... Помни про эвонто Лиходейка, а будёшь любопытствовать то я сам тобе предложу кротам Озема и Сумерлы.
- А я враз,- встрял у разговор Крас, и потряс на поясе ножны с мячом, опосля пройдясь ладонью по евойной рукояти.- Тобе своим мячом перьрублю... и почемуй-то думаитси мене... шо коли вон смог Цмоку главу с одного маху отсечь, то вернёхонько и тобе не повжалеить.
- Цыц...- шумнул на парня Сеслав, услыхав аки глас того повысилси, и вон ужось не шептал, а почитай гикал.- Тихонько Крас.
Ащё несколько ступеней уверх и путники вуказалися на макушке бугра. Снизу невидимый, днесь пред ними выступал почти плоский, округлогу виду пятачок из того же чёрмного онихия, небольшой тако... може косовой сажени у длину и ширшину. У серёдке того пятачка находилася четырёхугольная дыра.
Глава двадцать восьмая.
Тудыличи у лазейку.
Когды странники усе ступили на эвонтов гладкий пятачок, и, подойдя к чудной бреше, заглянули у неё, то увидели глубоку впадину, уходящу отвесно униз, теряющуюся у чёрноте, точно выступающей с под низу землюшки.
- И какова ж глубина... ейной лазейки?- поспрашал Сеслав у Лихорадки.
Вон медленно опустилси на присядки, а опосля встал на колени, бережно пристраивая на каменно полотно пятачка ножны с мячом, и склонившись над дырой, воззрилси углубь той впадины- лазейки, да протянув руку впредь ощупал откосые стены. Робята, меж тем, стоючи сторонь, беспокойно глазели на воина, изучающего лазейку.
- Слышь, Ворогуха,- вельми тихочко обратилси Сеслав наново к лихоманке.- Глубина евойной впадины какова?
- Глубокось... ой... каков вон глубоконький,- скрыпнула у ответ Лиходейка.
- Прядётси обмотать у стана вярёвку,- молвил Крас и также як Сеслав вопустившись на колени, нависнув над лазейкой, попыталси приметить дно ейно,- И начнёшь нас спускать... спервоначалу мене, а засим Борюшу... а може Борюшеньку и не надь... сам найду.
- Не-а... хи...хи...хи... не надёшь... николи,- встряла у каляканья парня Воргуха, неспешно помахивая крылами и морща свое препротивное лико.- Без мене николиже не надёшь.
- Луче... луче... тудыличь пойду я,- загутарил было Сеслав, токмо егось перьбили.
Эвонто содеял Крас, вон подалси станом назадь, вуселси на пригнуты к каменному пяточку ноги и взглянув на старшего воина, скузал:
- Тобе я нивкак не вудержу... ужось ты больно тяжёл,- Сеслав попыталси чавой-то возразить, токась парень спешно добавил,- и таче у мене меч... А вон знашь какой силой зачурованной вобладаить... Ты ж пождёшь ны тутась... и ежели мы к следующему вечёру ня вернёмси...
- Вярнёмси,- тяперича вступил у разговор, доселе молчавший, Борила и присел на корточки, чуток наклонившись над впадиной, да потянув следом за собой порывисто затрепетавшу крылами старушенцию. - Вижу я вона не дюже глубока... у долу на вроде каменистого дна, почитай с такого ж голыша як и туто-ва... Да, ты, дядька Сеслав не тревожьси у мене ж на пальце Ворогуха... я её, коль чё не втак, Асурам Подземного мира перьдарю... Ужось вони рады будуть её своим прислужникам вутдать.
- Ву мене ничавось неть тако, абы могло вусладить прислужников ихнях... ни вжира... ни вмясца... окромя мнимости ни чё ни есть,- суетливо пробалякала Лиходейка и резво махнув крылами дерганулася у сторону, судя по сему, жаждая порвать сдерживающий её волосок и вупорхнуть.
- Вже одно твово имячко у них вызовить отраду,- осклабившись, поддержал мальчика Крас, и, поднявшись у полный рост, отряхнул штанины да принялси сымать с собе туло, лук, котомку вукладывая усё в одно место, ноли на краю евонтого ровного пятачка.
Следом за Красом на ноги подалси Сеслав, да як же начал скидывать с собе обременительны для спускания вечи и класть их обок с одёжей и оружием парня.
- Борюша,- вобратилси он к мальцу, расснуровывая охабень и кивая на свову котомку.- Добудь оттедась мяса да хлебца и пожамкай. Вцелый день голоден был... да ищё не ведомо внегда поишь.
Борила вуслыхав повеление воина, по ту пору разглядывающий редкостну таку лазейку, абие пробудилси, и воторвав взгляд от ямы, востав с присядок, неторопливо отступил от неё назадь.
Всё также медленно, можеть чё обдумываючи, мальчик подошёл к лежащим вещам и вопустившись подле на корточки, придвинул к собе котомку воина, да начал правыми пальцами развязывать не туги узлы. Кадысь унезапно, парящая недалече, Ворогуха порывчато махнула крылами да дёрнулась у бочину, верно мечтаючи воторвать ножонку от волоска. Да токмо отрок, водним глазком приглядывая за ентой лживой старушенцией, узрел то дёрганье, и вуспел схватить левыми пальцами у ту злобну козявку за тонку ручонку. Крепенько сжав паутинну рученьку втак, шо Лиходейка еле слышно вобидчиво запищала, и немедля перьстала трепыхатьси, малец подтянул её к собе. Лихоманка, ураз развернувши у направлении мальчонки свово злобно-скукоженное личико и свяркнув у негось красным светом очей, верезгливо произнесла:
-Чёй-то ты мене сице прибольно вухватил... Ручонку могёшь вуторвать.
- Оно можеть и ладненько будеть... её воторвать... Занеже у то ты заслужила,- ответствовал мальчик, и, развязав наконец-то узел, раскрыл котомку да принялси шарить рукой у ейных нутрях у поисках завёрнутой в ручник итьбы.- Ты, чё...,- продолжил он гутарить,- мерекаешь, я не замечаю, як ты сё времечко ноженькой своею дёргаешь, жаждая волосок разорвать. У, да... токмо у тя ничавось, ни выйдеть... поелику я за тобой наблюдаю... и непряменно за крыло аль ножку вухвачу. Так, шо ты там не трепыхайси... не вудастьси тобе вупорхнуть от ны, покудова обещанное не всполнишь.
Крас, каковой стоял осторонь отрока, и также як и Сеслав сымал с себе охабень, аккуратно егось встряхнул, и, распрямив ровнёхонько сложил стопочкой, пристроив ко другим вещам. Засим вон опустилси на присядки подле котомки, и расширив туды доступ, помог найти да вынуть оттедась, мальчишечки, завёрнуту у ручник итьбу. Приняв от Борилы у тот куль, парень пристроил яво на лежащий охабень да развертав, отбрал самый боляхный кусок мясца и последненький ломоть хлебца, перьдав то отроку. Посем вон угостил оставшимся мясом Сеслава, а самый меньший кусок взял собе. Чуток надкусив итьбу, неторопливо прожёвывая холодно мясцо, Крас, взывая к старушенции, изрёк:
- Оно енто.. оно Борюша прав... Ежели ты Ворогуха чё тако подло придумала так помни... у мене зачурованный меч... Ужось я тобя козявку-лихоманку не пожалею... Луче исполняй чё вубещала и не дрыгайси.
Борилка взявший хлеб и мяса от парня, высвободил руку старушенции и та выровнявшись и единожды замахав крылами, гневливо глянула на Краса, обдав его светом своих ярко-рдяных очей. Обаче при эвонтом ничегось не ряшилась вутветить, толи испужавшись меча, толи обдумавая каку нову подлость, присущую ейной сущности.
Про меж тогось, быстро перекусив, отрок запил итьбу, усё ащё леденящей, водицей из кубыни, да поднялси на ноги, потомуй як Сеслав, ужесь упихав положенное ему у роть, достал из котомки верёвку да принялси привязывать ейный конец к свому крепкому сыромятному поясу, при том обмотав его сначала округ стана. Другой же конец ужи воин сбросил у лазейку. Вервь вроде змеюки, тихонько зашуршав, разверталася и пропала у впадине, наскоро достигнув дна.
Первым у впадину спускалси Крас, а посему он сызнова полез у котомку, вынул из негось ещё водин ручник, да стал разрывать его на четыре равных лоскута. Оными полосами парень вобмотал ладони Борилки и свои, шоб спускатьси по уже було вудобней. Засим Крас достал из котомки кресало, нарочно откованну, изогнуту полосу, да небольшой кремень, и, положив то запазуху, заботливым взором оглядел мальчика да киваючи на охабень, пробалякал:
- Помочь снять?
- Не-а я сам,- произнёс малец, принявшись развязывать снуры на шее, крепящий там охабень.
Крас же двинулси к впадине, крепко вухватив руками верёвку. Подойдя к краю лазейки, вон присел на корточки и повярнувшись к ней спяной, осторожно соскользнул униз. Немедля, лишь тока нырнув у ту впадину, парень вупёрси ногами в стену, и перьступаючи по ней да перехватывая руками ужу, начал вопускатьси кдолу.
Сеслав стоял наверху, намертво вонзив подошвы сапог у каменно полотно того пяточка и руками вудерживая вервь, обмотанну вкруг пояса, малеша прижимая её ко собе. По-видимому, Крас был до зела тяжёл, занек Сеслав, от рождения будучи смуглолицым, дюже зарделси, лоб евойный покрылси крохами пота. Он кажись и дышал чрез раз, с большим трудом выстаивая на месте. Борила глядючи на таки старания воина, перьстав расснуровывать охабень и поспешив к няму на помощь, поместилси подле и вупершись ногами в поверхность камня, плячом уткнулси у грудь Сеслава. И сразу же ощутил, як воин глубоко вздохнул и ажно махонечко вздрогнул телом, чуть слышно прокалякав:
- Ут же як тяжёл...,- да легонько засмеялси.
Прошло чуток времечка и натяжение верёвки ослабло, шарканье подошв о голу стену впадины стихло и далёкий, плохо различимый, глас Краса, вылетевший из глубин лазейки, пояснил:
- Усё... я унизу... темнедь страшна... Борюша ну-тка днесь ты...
Мальчик у тот же морг отошёл от Сеслава, каковой от натуги приобрёл прямо-таки кумачный цвет и обильно, несмотря на вечерню прохладу, покрылси ситочными капелями воды.
- Ты... покамест...,- надсадно задышав, произнёс воин, многажды прерываяся в речи.- Покамест охабень... сыми... а... я отдышуся,- да враз опустилси на присядки, став ладонями вутирать мокро лицо.
Неспешно принявшись за прерванно занятие, Борила напоследях расснуровал узлы и снял с собе охабень, стараяся при энтом, проёмом рукава, не задеть Лихорадку, али втакой тонкий волосок. Ворогуха почемуй-то, плавно взмахивая крылами, нонече не хотела вулетать, кажись точно чавой-то худо задумав, и даже помогла отроку, выпорхнув у там иде було ему надобней. Наскоро свернув охабень, мальчишечка пристроил его посторонь вещей Сеслава и Краса. А ужесь таче оправил на собе рубаху, пояс и полосы ручника, обернутые на ладонях, и тогды подошёл к краю ямищи.
Сеслав абие встал с корточек, чуточку отойдя от кумачного цвету и приобретя положенный от предков смугловатенький вид. На лицо его вярнулось довольно выражение и вон наново обозрев мальчонку, расплывшись у улыбке, заметил, обращаясь к витающей обок левой руки Лиходейки:
- Ты... Ворогуха ему не мяшай лезть, а то...
- А чё...чё тось?- вызывающе-нагло пискнула лихоманка и выкатила у сторону воина свои чёрны крохотульки глазиков.
- А тось...,- передразнивая её то писклявый, а то скрыпучий голосок, молвил Борилка да вухвативши правой и левой руками ужу потянул волоском на собе старушенцию.- А тось... я впаду на дно ентой лазейки, да вшибанусь о каменья... И тогды вылетють из мене таки жёлты бчёлки... сёрдитые... сёрдитые, до зела не любящие сяких злобных скверн и вопьютси у твово хлипко тельце... И вжесь тобе тады не поздоровитси.
- Чавось,- протянула Ворогуха, и недоверчиво посотрела на отрока сице, шо ейны очи увеличившись заняли почитай большу часть её морщинистой мордашки.
- А чё слыхивала,- вутветствовал малец, поражаясь такой ширшине глаз лихоманки и не жёлая балабонить больче о зачурованных бчёлках.
Он сделал пару шажочкев и приблизилси к меже лазейки, да вопустившись на присядки, низринувшись униз, резво перьхватываясь руками по верёвке и перьставляя ноги по стене, направилси к Красу.
Парень оказалси правым, унутри впадины витала непроглядна темень. Ащё у начале свово спуска отрок видел почитай сине небо с блёкло-алыми полосами закатывающего солнышка на нём.
Обаче по мере продвижения к долу полосы те стали гаснуть, а небо наполнилось радужной синевой, засим и вовсе казало какой-то иссиня-чорный цвет, на коем стали проглядывать неблизкие светящиеся звёздочки, чуть зримо мерцающие.
Витающая сторонь руки мальчика Лихорадка лишь плавно взмахивала крылами, не мешаючи ему спускатьси. А ночь, промаж того, поглотила день... И у там... у небесной выси Асур Ра уступил место Богу Дыю, каковой своим густо-чёрным охабнем вукутал и небушко, и сам Бел Свет. Тяперича, Асур ночного неба, сквозил у энтой мглистости проверяючи усем ли тямно. Вон примечал грады, деревеньки... созерцал леса, взгорья, пожни, няши, моря и реки. Вон был засегда у труде, оно як ноченькой, живущим у Бел Свете, принято кочемарить. И в тогды як Дый проверял врученное ему Родом, мальчик, спускающийся по уже у лазейке, ощутил, шо Ворогуха ослабила натяжение волоска.... На како-то мгновение ему даже почудилось... она оторвалася и вулетела.
Одначе Лиходейка была здеся, зане нежданно она резко дёрнула на собе волосок... раз... другой... втретий... погодя сызнова замерла. По-видимому, сила Ясуней не давала возможности ентовой скверне порвать путы. Прошло сувсем немногось времечка и старушенция засияла каким-то голубовато-белым светом... таким як поблескивает у лунную ноченьку, токася выпавший на оземь снег. Блистали, переливаяся у тем светом, не токмо ручки да ножки Ворогухи, но и вся вона сице сияла... и тельце ейно, и головёшка, и оба крылышка. Лихорадка подлетела к лицу мальчика, и, заглянув в зелёные с карими брызгами глаза, вперилася у них своими красно-рдяными очами, да тяхонько вопросила, и нынече глас её ни звучал, ни скрыпуче, ни пискляво, а был гулко-хриплым, отдаваяся пронзительным скрежетом в ушах мальца:
- А кудыкась вы йдёте? Чавось тутась выщите?
- Вот я чичас як дуну на тя,- сёрдито ответил мальчонка и мгновенно выполнил свову угрозу, дунув прямо в злобны очи лихоманки, отчавось старушенция прикрыла глазёнки, потушив у них рдяность, а лево крыло ейно пошлось махать не в лад с правым.- Дуну... и ты перьстанешь мене глаза сляпить... Ишь, ты,- Борилка порывисто вздохнул, и почувствовал, аки крепки руки Краса обхватив стан, поддержали егось. Мальчик отпустил вервь, да чрез морг стоял на полу, раздражённо произнося,- ишь ты... вызнаёть вона усё.
- Чё вызнаёть?- перьспросил Крас, оправляя на себе рубаху.
- Ня чё...ня чё ня вызнаю,- поспешно откликнулася Ворогуха и ищё живее засвятилася втак, шо отрок даже не смог разглядеть лица парня.
- Эт... добре, шо ня чё не вызнаёшь... а тока блескаишь,- прогутарил Крас, да вздёрнув главу выспрь, вустремил тудыличе лицо и крикнул старшому воину,- Сеслав! Борюша тутась... унязу... спусти тяперь нам светочи.
- Угусь!..- долетело сверху и звучно отозвалось эхом от стен.
И покудась верёвка подымалась увысь, Борилка обозрел усё окрестъ собе, вертая леву руку по кругу, шоб Ворогуха могла осветить стены. У та впадина, идеже вони находилися, имела четырёхугольный вид, в ней зрелись такие же гладки стены и пол, ово ли чёрного, ово ли синего цвету, шо и на макушке. Стены отвесно входили у пол и не було в них ни проёмов, ни дверей, ни окошек. И токмо у одной из вэнтих стен виднелси, почитай у самого полу, небольшой лаз, такой у который окромя мальца никтось не мог б влезть. Лазейка имела усё такой же четырёхугольный вид, и кадысь Борила присев, протянул у него леву руку, то освещающая глубины впадины Лихорадка, поневоле ведомая своими путами влетев у нягось, казала стены, тока уходящи униз не отвесно, а под косым вуглом. Из лазейки на мальчонку дохнуло теплотой, вже будто там... у приглубости подземного мира ктой-то жарко истопил печь.
Глава двадцать девятая.
Злобна скверна и ясны бчёлки.
- И чавось тама?- спросил Крас, который то глядел увыспрь следя за спуском вечей, то зекал на действа отрока.
- В там ащё лазейка,- ответствовал Борила, и, вынув из впадины руку, вкупе с Лиходейкой, поднялси с присядок, разогнув спину.- Тобе не пролезть... да и мене тоже будет тяжко тудыли спускатьси... Вельми там крутой спуск... прядётси тобе меня на уже опущать.
- Неть... овый ты не полезешь,- покачал вутрицательно головой парень и зане свёрху ко нему съехала котомка со светочами, и уложенными охабнями, принялси сымать её, развязывая узлы.
- Тавды... тавды Гуша помрёть,- еле слышно произнёс малец, и горестно вздохнул не смеючи молвить про Быляту.- Ты ж понимашь лезть усё равно надобно... Спуск крутой, дна не видать... Будёшь дёржать... я ж полезу... коли чавось не так, гикну те... ты мяне ураз вытащишь.
- Неть,- наново несогласно пробалякал Крас, да вотпустив отвязанну верёвку склонилси, вукладывая на пол котомку.
- Чаво неть... чаво...,- гневливо выдохнул мальчонка, и, задрав главу, посотрел у чёрный проём дыры, с призывно мерцающими у нём масенькими звёздочкам, да прогамил,- дядька Сеслав, скинь ужу... Туто-ва ащё водна лазейка... лезть прядётси по верёвке.
- Ладненько,- раскатисто долетел до них говор воина, и зычно заухала уся впадина, от стен оной словно отскочило то словечко.
- Полезу я,- отметил Крас, споймав брошенный к няму конец верёвки.
- Я тобе не удержу,- загутарил мальчик и протянув праву руку увысь положил её на плечо парня, и не шибко егось сдавил.- Крас, у мене ж сила имаитси... ты ж про то ведаешь... И сила та от Ясуней... да нешто Асуры Подземного мира тогось не взвидят... Да-к и таче... ты усё равно в таку щель не пропихнешьси... я и то со трудом, а ты и вовсе николиже... Ежели чё не так пойдёть, я за гикаю,- парень же, беспокойно сматывающий на руке у клубок ужу, понуро покрутил головой, не желая отпущать мальчишечку. Тогды Борила вобратилси к Лиходейки, выспрашивая её,- Ворогуха, иде стрелы Перуновы... далече до них иттить?
- Не-а... ня далече,- отозвалася лихоманка, и вжесь вовсе ярче засветилася, почитай васильковым светом.- Мянуешь эвонту лазейку, а тамось ужось и пештера, а у ней... у тех стрел Перуновых видямо-нявидимо... у стены натыкано... я тобе покажу...
- Крас...,- протянул имечко парня Борила, и ищё живее сжал евойно мощно плечо.- Тутась недалече.
- Не знаю... страшусь за тя...,- молвил тихонько вьюноша и голос евойный слегка дрыгнул, не ведая на чё ряшитси.- Страшуся... оно як ты тудыка спустишься, и чаво с тобой прилучитьси... як..,- парень на миг смолкл, порывисто вздохнул, и ужекась паче твёрдым гласом продолжил,- як я тобе тадысь способлю... Уж коли выбирать... меж тобой и Гушей, то я тобе сберу.
- Отец-то твойненький...хи...хи...хи,- вдругорядь заскрыпела скверным таким смехом старушенция, и порывисто замахав крылами, обдала робяток спёртым запахом подземелья. - Без ентих стрел тоже ня жилец... не-а... огонь Цмока вмале ягось приберёть... а вопосля и тогось у оного щека вубгорела... Вогонь тот злющий... и в неть... в неть от нягось спасения ни комуся.
- Як... як сице,- испуганно вскликнул отрок и рука его, съехав с плеча Краса, увпала к низу.
- Цмок рождён мочью ЧерноБоже,- продолжила свои пояснения Лиходейка, перьмешивая баляканье с неприятным хихиканьем.- И усё чё от нягось родитси... поидаить свётлое... И вогонь тот, вжесь вон не жаркий, сугревающий як у Семаргла... вон хладный, злющий, вон пекельный... Коли ваши соратники не испьют отвару из стрел Перуновых... вусе... вусе вони вугаснуть.... усе... так-то.
- Слухаешь, Крас,- произнёс мальчишечка, стоило токмо Лихорадке замолкнуть, и, дёрнул увысь руку, осветив ейным васильковым светом лико вьюноши.
- Слухаю,- прошептал тот в ответ и томительно вздохнул.- Обаче окромя тябе...- Крас сызнова умолк, и, кивнув главой у сторону шелестящей крылами старушенции, вельми внимательно вслушивающуюся у разговор робят, отметил,- ты для мене дороже.
- Со мной усё будять ладненько,- балабонил успокоительно отрок, и веря у благоприятность исхода тогось чё наметил, вулыбнулси.- Я жо тобе сказывал...Озем и Сумерла вони ж от Ясуней... вони ураз заметят, шо мене вухраняеть знак Велеса... Ня вубидят они... никак у то неможно, забидеть подручника Велеса, мяне значить... А ежели Ворогуха ня брешить и огнь Цмока и упрямь могёть вбить дядек Быляту и Сома... як тады нам?
-Вубъёть...вубъёть,- вклинилась у баляканья Лихорадка, и яростно закивала своей головёшкой да сице, шо у тот же миг затрепыхались ейны паутинные ноженьки и рученьки.- Вон... вэнтов вогонь зачурованный... у нём кады б вы ведали чавось заключяно... усё.. усё злобство и хмарь Пекла... вон их убъёт... у то без сумления.
- Цыц,- прикрикнул на старушенцию парень.
Да тут же дунул ей прямо у мордашку, отчавось лихоманка вельми сильно сморщилась, мгновенно схоронив у мельчайших бороздах свои глазёнки, кыи в энтов раз горели почитай багряным светом. Крас како-то времечко стоял молча, судя по сему раздумывая чавось предпринять, вон хмурил свой лоб, подымая увыспрь высоко посаженны, мохнаты брови, а опосля сызнова муторно вздохнув начал медленно кряпить ужу к свому поясу, як и Сеслав обмотав егось округ стана, да сымать с собе ножны с мячом.
- Борюша... соделаем утак,- обратилси он к мальцу, кады пристроил меч на полу, обок котомки со светочами, туды ж уложив и кресало с кремнем, да обхватив собе верёвкой.- Я скину удол... у впадину значить ужу и ты по ней зачнёшь лезть... да сам поглядишь смогу ль я тудысь пробитьси.
- Лазейка вузка... у тобе плечи не пройдуть,- пробачил Борила, довольный тем, шо парень усё ж согласилси егось вотпустить.
- Оно можеть токмо туто-ва... по первому вона узка, а там... там... дальче раздастси,- пояснил парень, и без промедления присел на корточки, да киданул у лазейку иной конец ужи.
Лягохонько зашуршав по камянной стеночке вуползла кудыличе-то униз вярёвка, вжесь то была не вобычна ужа, а змея-ужак, прислужник подземных Богов. Боренька скумекав, шо Крас до зела за нягось трявожитьси, присев подле парня, и заглядываючи у впадину, протянул тудыкась леву руку с лихоманкой, да озарив ейным светом стены, прогутарил:
- Добре коли вон раздастси и ты смогёшь у нягось пройти, я те о том гамлю.
- Сице и сговоримси,- обрадованно шепнул Крас, словно сымая с душеньки тяжкий груз, и кивнул отроку главой.
И тады ж мальчоночка приблизилси к впадине уплотную, а вьюноша, напоследях потрепав евось по разлохмаченным светло-пошеничным волосьям, поднялси. И встав у полный рость, вупёрси, для крепости, подошвами сапог у гладь пола, руки ж плотно прижав ко стенам. Обхватив ужу ручонками, обёрнутыми у лоскутки ручника, малец, слез у лазейку, вытянув уперёдь ноги да на немногось съехал по проёму униз. Тяперя, впадина, по оной на спине сползал мальчишечка, была втак узка, шо евойны плечи касалися стен, а кожа вукрываемая холстом рубахи вощущала гладкость камня, вельми прохладного. Мелькающая пред очами Лиходейка, лишь Борила углубилси у лазейке, стала святитьси вяще тускло, словно ускорости собираяся совершенно погаснуть. Мальчику усё времечко приходилось вудерживатьси на верви намертво цепляяся за неё руками, оно як лаз был дюже крут.
- Ты... як?- услыхал он голос Краса, спустившись ащё покудова недалече.
- Ладненько... усё ладно... токмо узко тутася,- немедля откликнулси мальчуган, продолжая свой спуск удолу.
Вскоре угол склона стал более отвесным и оттедась, с под ног, которые загораживали усю видимость, не давая возможности углядеть чавой-то там, дохнуло на негось тёплым духом, нонече не жаром, а лишь тяплом. Борилка чуточку прибавил ходу, при ентом начав вупиратьси коленями у стену супротив няго, когды вжелал вутдохнуть и вотдышатьси. Мрачность впадины и тусклость глубоватого свечения исходящая от лихоманки не вдавала ясности из чаво эвонти стены сработаны, токась вощущалось, шо вони каменны и ровно-гладенькие. Вдругорядь, замерев сице на месте, лёжучи на спине и вуткнувши колени у стены, отрок узрел пред своим ликом Ворогуху, оная заглянув у егойны очи, тихонько проскрыпела:
- Так... кудыличи вы йдёте?
- Пшла... козявка противна,- произнёс мальчонка и резко выдохнув, продолжил свой спуск.
- Ты, чавось,- отметила Лихорадка, усё ащё трепыхая крылами, ноли касаяся их мнимой лёгкостью кожи лица мальчугана.- Думашь я не зрю знака Велеса на тобе?... Зрю... зрю... и ничавошеньки я не пужаюся... ничаво... ни твово Ёжа, ни кротов, ни вужей... Я ж Лиходейка, дочура я Мары и ЧерноБоже... менё ни чё вубить не могёть... ни чё... Вокромя Ясуней... Крышни, Велеса, Перуна... у них сила ву та... ву та... божеская есть... Вони могуть со мной справитси... вони, ня вы...- Старушенция замолчала, пыхнула у сторону мальчика рдяными глазами, да хихикнув, добавила,- а вы для мяне не встрашны... Вы для мене ни чё ни взначите... Вжелала я токмо выяснить кудыли вы йдёте... вот и повела вас сюды... А туто-ва отродяся стрел Перуновых не було... отродяся... от то я усё выдумала, абы прознать... прознать... вызнать.
- Чаво?- взволнованно поспрашал Борила и перьстав сползать по лазейке удол, остолбяневши да вупершись у стену коленами, выззарилси на лихоманку.
- А чё слыхивал... чё слыхивал... хи...хи...хи..,- пропищала Лихорадка, и волосня ейна, долгая, блёкло-серогу цвету, засвятилася васильковым светом.- Тутася отродяся стрел Перуновых не було... И ваш болестный какова я цилувала и у те двое коих Цмок вугнём ожог сдохнуть... да тудыличи им и торенка... А ты... ты, тако препротивный мальчишка исполошилси... попал упросак... Тяперича схватють тобе прислужники Оземы и Сумерлы да сожруть и николи не узришь ты Богов, и не смогуть вони пособить... не дойдёшь ты до них, занеже ихни чертоги вельми отседова долече... А вужи, кроты и грибы у эвонтих подземельях трудятси и проглотють тобе, аки токмо ты к ним сползёшь... ни воставив, ни ручек, ни знака Велеса... Сице, ежели вжелаешь с жизтью не расстатьси чичас же гутарь мяне куды вы йдёте... Куды?...Куды?..- сувсем ужо злобно закликала Ворогуха и нанова глас её стал гулко-хриплым, отдаваяся пронзительным скрежетом и граем в ушах отрока, а глазищи ейны увеличившись попеременно засверкали то кумачным, а то чёрным светом.
- Ах, ты!... ах, ты, мерзка подлюка,- сёрдито дохнул мальчонка и не мнее гневливо зекнул очами у лихоманку, мечтаючи прябить яё к стенушке кулаком.- Нуте прям я тобе испужалси... прям я...
Токмо Лихорадка не далася докалякать мальчику, и перьбивши егось, верезгливо догудела:
- Да-к тысь чичаса скатишьси удол и безвозвратну ву там сгинешь.
И покедова Борюша, воткрывши роть, обдумывал чавой-то тако сказать Лихорадке, та унезапно подалася увысь, и, оторвавшись от волоска, свяркнула пред очами отрока слепящим сизо-голубоватым светом, таким ярким, шо тот на чуток сомкнул очи, да отпустивши правой рукой ужу взмахнул ею, надеяся вухватить таку гнусну лихоманку. Да, старушенция у тогось движения вернёхонько вожидала, посему резвенько стуканулася своим, пыхающим светом, тельцом у каменну стену и тась от ентого сияния раздалася надвое, образовав у собе глубоку да нешироку щёлочку. Ворогуха злобствующе хихикнув, сложила купно свои мотыльковые крылушки и вспрыгнула у эвонту расщелину, опустившись на каменну поверхность водной ноженькой. Тут же вона лягонечко качнулася да выпустила из собе мельчайшие сине-зелёные крапинки света, кои брызнули прямо у лико мальчонки секущими кожу льдяными и вострыми крошками мельчайшего камня.
- Ох! - вскликнул от нежданности и боли отрок, почуяв як те остры каменья воткнулися ему у кожу щёк, лба и ано губ.
А злокозненная Воргуха, обдав мальца вэнтими осколками, у тот же морг исчезла, потухнув, будто вутрення звёздочка у небесной тверди, да сообща с ней пропала и щёлочка, и сизо-голубой свет. Токась продолжала святиться, едва видимая бледно-голубовата, паутинна ноженька потерянная Лихорадкой при побеге, дотоль привязанная волоском к пальцу мальчишечки.
- Эй...эй... ты....козявка,- прошептал Борила, и схватилси правой рукой за ужу, вощущая як от натуги заболела лева, продолжающая у то всё времечко крепко вудерживать евойно тело почитай на весу.- Чаво ж днесь делати? Чаво ж?..- смятенно вопросил вон, обращаяся к энтой кружащей окрестъ няго хмаре.
Но унезапно из посечённых вострыми каменьями засечек на лице начали течь машенькие капли юшки, оные не мешкая оборачивалися у жёлтяньких бчёлок. Мальчик чувствовал аки усё больше да больше вытякаеть из у тех ссадин капель крови, и зрел як пред егось очами зажужжали несколько крохотных бчёлок... Прошло маленечко время и к у тем нескольким добавилося ащё десятка два... Апосля сызнова два, и вот ужось висела пред глазьми отрока небольша стайка бчёлок. Засим юшка свярнулася перьстав вытекать из засечек, боль пропала, по-видимому, ссадины на коже затянулися.
Бчёлки тихочко жужжа сблизилися у плотную друг к дружке, воброзавав тесный рой, и точно повысив звучание, зычно загудели. Послышалося како-то чудное слитное рокотанье, будто застучали у бубен... при ентом всяк миг увеличивая силу вудара. Скоро у то ужось стучал не бубен, а словно загромыхали раскаты весеннего грома... и вдруг бчёлки ещё прытче сгустилися у своей стайке, кажися сжавшись у маленький, с кулак, клубочек и вобернулися у горящее ярко-златым светом воблачко. И тады ж рокотание стихло, а клубочек- облачко двинулось униз, вжесь освещая путь да призывая отрока спускатьси следом за ним.
- Иде... чавося....,- долётел, оттедася... сверху, тихим эхом глас Краса.
- Туто-ва... туто-ва... усё добре,- торопливо откликнулси мальчишечка, разумея беспокойство парня, и не сига не колеблясь, продолжил свово движенье по лазейке.
Слезаючи по уже униз, вон усё продолжал ослонятьси спиной на каменну стену, иной раз помагаючи собе и ногами. Немного погодя впадина накрянилася утак шибко, чё Борилкина спина заскользила по гладкости камня, а ужотко подуставши руки, поехали услед за телом и ножищами. Меж тем лазейка сё сильней и сильней клонилася, собираясь стать верно и вовсе откосой. Съезжая у тудыличи, к подземелью, про которое балякала Лихорадка, малец успел заметить, благодаря сиянию бчёлок, шо стены, мелькающие пред глазьми, как-то до зела ярко блистают... переливаяся, точно отражая златость воблачка.
Проехав на спине, недолго времечко, он узрел, як впадинка расширилася, и крепки плечи мальчика почитай перьстали задевать стены. А чуток попозжа ноги Борюши соскользнули униз, и усё тело выскочило из лаза да повисло на евойном краю, оно як у последне мгновение вон крепче зажал у ладонях вервь и ву тем самым остановил свово движение. Ноне отрок находилси у широкой, полутёмной пештере, повиснув на уже на вытянутых руках. Склонив главу, мальчишечка посотрел на пол, до какового было не больче маховой сажени, да не в силах так вёсеть, вотпустил ужу и сиганул униз, приземлившись ножищами прямохонько на каменну гладь пола. Облачко, плавно слётев следом за мальчишечкой, нависло малёхо правее евось головы, и вельми лучисто вспыхнув, вдругорядь лягохонько зажужжало.
А пред Борилкой воткрылася уходяща управо и улево каменно-земляная печера, толи копанная кем-то и кады-то, толи рождённа таковой. Воздух у эвонтой печоре был дюже тёплым, можеть ано жарким, вроде як мальчишечка вуказалси у пожни знойным липенским дяньком. Чудны стены у ней имели какой-то полосчатый вид, ента полосчатость расслаившись на две глубоки борозды иссекала удоль и поперёк обе стяны. Из у тех прорех выглядывали остры края тёмных каменьев и кривых валунов. У неких местах смотрелися каки-то дивные перьходы слоёв, иде цвет менялси от серого до почитай чёрногу, от алого до зелёного, а тоненькие чешуйки каменьев, будто змеина кожа, переливалися паче светлыми цветами. Чарующие узоры на таких каменьях живописали чёрны жернова на белом полотне, аль на травяном болотные, точно порубленны полосы. И вязде на стенах та слоистость казала камни, оные распадалися на тонки лучи. Огромны пятна, иных цветов вяще тёмных аль наобороть светлых, украшали высокий свод пештеры, а у тех местах идеже стены перьходили у потолок зрились покатые складки, схожие с прибрежными, изогнутыми волнами, выходящими на чевруй. Сам же свод пештеры был порезан мельчайшими бороздами, напоминавшими морщинисто лико, покинувшей Борилы, злобной Лихорадки.
Цвет стен особлива менялси от сближения со светом бчёлок и становилси паче светлым всяк раз, кады те волшебны создания подлетали к ним... Казуя то жёлто-зеленоватый, то серо-дымчатый, то ноли белый цвет. Бывало камень даже блистал, у нём веско вспыхивали мельчайшие синие, белые да рдяные искорки, а зыркающие своими кривенькими боками, из изломов, валуны пыхали лучистым златым отливом.
Пол у печере был каменным и радужнозелёным, вон обладал кавким-то жирным блеском, словно егось натёрли маслом аль салом, а посему малешенька перельвалси. Чудилось, вон мягок на ощупь и кое-идесь также был схож с чешуёй змяи. Несмотря на витающую кругом мрачность в пештере не было тямно, там было сумрачно... Казалось сероватый, будто б парящий свет исходит из самих вэнтовых стен... ово ли от у тех широких полос, ово ли от тонких лучей, ово ли от разнообразных узоров, а може от самих кривых валунов. Одначе и при таких сумерках прекрасно разглядывались энти бесподобно изумительные красоты, вызвавшие в отроке восхищение сице, шо вон застыл на месте с любопытством осматривая печеру.
- Оу...оу...,- послухалось из лазейки, откедова днесь выглядывала висящая почти до полу ужа, верно у то кричал Крас, волнуяся за мальца.
Борила беспокойно воглянулси, не ведая як предупредить парня, шо с ним усё ладно, а опосля глянув на светящееся обок воблачко, молвил:
- Бчёлки... водна бчёлка лёти до Красу... перьдай, шо у меня усё добре.
От воблачка, без промедлению, отделилася такусенькая малюсенькая капелька жёлтогу света, тихочко зажужжав, она приблизилася к устам мальчонки... така прозрачно-желтоватая... и едва коснувшись верхней губёнки, зависла над приоткрытым ртом, ожидаючи повеления.
- Усё...усё у мяне добре... Жди мене, я вмале вярнуся. Некуды не уходи,- шепнул у той капле отрок.
И тадыличе капля света светозарна вспыхнув обярнулася бчёлкой и абие воспорив увысь, исчезла у лазейке. Борила, меж тем, продолжал стоять, обдумывая куды-кось тяперича йтить, понимая водно, шо нонече от егось выбора зависеть жизть Гуши, да дядек Быляты и Сома, не смея не то, абы повернуть вспять, но пужаясь избрать не верну стёженьку- управо аль улево.
Наконец вон поднял леву руку, и, разглядев висящу на ней тонюсеньку ножку подлой Ворогухи креплённой к евойному пальцу волоском, сдёрнув, скинул её на пол. Засим снял с ладоней ручники и скрутив их, поклал на пол под верёвкой. Да порядив ходють уперёдь, то есть на право, у надежде найти тамась прислужников Озема и Сумерлы, и, казав им знак Велеса, просить отвесть егось до Богов, двинулси тудыкась, а сказочно-ясное воблачко полятело осторонь освещая вэнтов пречудный Подземный мир.
Глава тридцатая.
Грибы.
Борила шёл медленно, созерцая энту боляхну печеру. Николиже мальчик не помышлял, шо унутри землюшка-матушка может быть такой чарующей и чудной. Стены и свод, до коего было неможно достать рукой, поражали дивной игрой цвета. Та печора у ширшину была не меньче десяти шажочкев, у то отрок померил, пройдяся от стенки до стеночки и верно таку ж имела и вышину.
Блики ярого жёлтогу сияния воблачка отражалися то у одной стяне, то у другой какими-то лучистыми брызгами света от глубого до синегу, от златого до багряного, от лазурного до синевато-зелёного. По мере ходьбы, у печере становилася усё тяплее и тяплее так, шо на лбу мальчонки выступили капельки пота, а тишина правящая туто-ва былась таковой, шо слухалось жужжание клубка бчёлок и Борилкина поступь.
Пештера не всё время шла ровненько, а имела круты повороты. Два раз сице свярнув вона пошла нямногось наклонней, словно Борила стал спускатьси кудый-то углубину оземи. Впреди зрелси ещё водин сгиб и тоже направо. Стоило мальцу подойти ко няму ближее як он увидал, выходящу из тогось изгиба, каку-то яркость света, точно за тем своротом печора была озаряема. И упрямь, токмо отрок свярнул направо описав небольшой круг, як пред евойными очами открылася иная пештера.
У то гляделася поширше и повыше печера, стены и свод у ней имели чешуйчато-слоистый вид, а цвета на ней чередовалися от почитай тёмно-зелёного до чёрногу. Посторонь правой стяны протекал тонким ручейком горящий рдяным светом поток, у котором полыхал жёлто-кумачовый вогонь. Пламя выбрасывало увыспрь коротки и вузки полыхающе лоскутки, по усей поверхности ручейка, выпускало из собе мельчайши багряны искорки и вельми легохонько шипело.
" Эвонто юшка землицы",- повдумал про собе мальчишечка, перво-наперво бросив взгляд на горящий источник огня.
Опосля вон облюбовал осеняемую ентим пляшущим светом вогня печеру. И в витающем свете лицезрел ражие валуны бурого цвета, кажущих обличие людей, тока дюже могутных и у росте, и у мощи. На оных валунах просматривалося выпукло изображение образов воинов с легко угадывающимися чертами ликов, с крепкими телами, ногами и с мячами, сжимаемыми у руках. У воинов были гладки тела почти орехового цвету, а руки и ноги гляделися вяще тёмными. Оченно чудна глава имела вудлинюный квёрху вид, завершаяся покатостью, словно копна сена. Серебристым светом блистали широки мечи, сжимаемый у правой руке. Лица тех каменных людей были дюже чётко прорезаны так, шо лягко зекалось у там и нос, и уста, и прикрыты веками очи. Зыркнув глазьми на те дюжие каменья Борила ажно! вздрогнул, занеже показалося ему воины жёвые, лишь на миг сомкнули вони очи, може для сна.
Воины-каменья поместилися слева у пештере повдоль стяны супротив горящего ручейка, а у серёдке меж них находилси здоровенный валун. Вон являл токмо водну главу, не токася без рук, ног, тела, но ано и без шеи. На энтовой главе поблескивая златым светом, неподвижно замерли каменны волосья, на круглом лице поместилси большой с обрубленным кончиком нос. Чуток обвислые, полноваты губы и проходящие над ними тонко иссеченные вусы, да два здоровущих ока прикрытые веками также не двигалися. Сама глава-камень была коричногу цвету, а усы и борода, оная касалася пола, златистого. Энтова голова также чудилась живой, ужотко сице явственно на ней проступала кажна чёрточка, кажный изгиб, и даже от уголков глаз расходилися у разны стороны по три лучика морщинок. Высокий, вжесь потрескавшийся, лоб был покрыт бороздами-морщинами, а златы брови точно изрубленны короткими каменными волосьями. Вудивлённо вуставившись на ту голову, Борюша долзе её рассматривал, зане дюже ему показалось знамым енто лико, точно много раз виденным... тока не ведомо идей-то... и кады-тось.
Обаче не токмо огромна глава, окаменелые воины и горящий ручей потрясли мальчика, но и те вобитали кыи у энтой пештере легошенько ходили, вубираючи с пола осыпавшиеся со своду, аль со стен тончайши каменны чешуйки, да пылинки. Вони протирали какими-то лоскутками али масенькими связанными во едино мятёлками, вукреплёнными на длинных, толстых кольях каменных воинов, да копошилися близ горящёго ручейка. Энтими работами занималися самы настоящи грибы... Грибы- прислужники Асуров Подземного мира Озема и Сумерлы.
Тока то были не маненькие грибочки, каковые сбирал Боренька у необъятном краснолесье окружавшем их земли, а боляхные таки, почитай достающие мальцу до пояса, в них было ня меньче двадцати вершков... ня меньче, а можеть и больче тогось. У ентих, будто вышедших из како бероского предания, грибов, по виду напоминавших мухоморы, на белой, иль чуть сероватой ножке находилася ярко-красная або коричная у белу крапинку шляпища локтя два у ширшину. Ножка гриба, уплоть до схожей с воротом тонкой белой кожицы, служила им ликом на котором поместилися два чёрных глазка, кривенький, короткий сучок наспех впихнутый заместа носа, да кругла дырочка-роть. Сама ж кожица, словно прихваченная с двух сторонок нитями, была коловидной и оттедась отходили две пузатые, як бочоночки, толсты ручонки, покрытые бурыми пятнами у основания, кои прям аки у людей раздавались, образовывая по четыре пальца. Две ноженьки, тех прислужников Асуров, выходили прямёхонеко с под вороту гриба и книзу расширяясь зрелися паче могутными, чем свёрху. Потешно, сице прохаживаясь подле валунов грибы перьставляли свои долги, по сравнению су всем востальным телом, ноги и помахивали бочонками- ручишками.
У серёдке пештеры пол словно был вустлан гладкими каменьями, отражающими и вспыхивающие блики огня, и перьливающиеся цвета стен, свода, чудливо при том мерцающие светом. И, по первому, Борюше показалось, шо пред ним не каменный пол, а ровна гладь озерца, утак в нём сияло усё находящееся у печоре. Обаче приглядевшись мальчик спонял, шо то просто такой изумительный голыш, доселе николи им не зримый.
Пештера была здоровенной, однакось зекая её вон скумекал, шо это лишь водна из горниц, из оной виделси выход схожий с тем по которому вон сюды прибыл. И вон, ентов выход, расположилси супротив входу. Осторонь тогось неширокогу, округлогу проёму поместилося несколько маленьких сноповозок, у которые взамест коней были впряжены большущие, ростом почти с волка, жирны кроты.
У те животинки спокойненько лёживали на полу, их чорны блестяще шубейки поблёскивали масенькими белыми аль зелёными крапинками. Свои головы, с туповатыми мордами, вони поклали на чуть розоватые лапы, оканчивающиеся мощными, будто обрубленными когтями, длинными и загнутыми. Здоровенны хвосты, почитай таковой же длинны, шо и сами их тельца, покоились вытянувшись повдоль сноповозок, инде постукивая по полу, усяк раз внегда к ним подходили грибы. Кроты были впряжены у сноповозки як кони, вузда охватывала главу животинки, а у роть были вставлены вудила, к которым кряпилися долги поводья- вожжи. К хомоту кавкой был составлен из двух подвижных клещей, обшитых кожей почти белогу цвету, цаплялися гужи с оглоблями воными кроты и впрягалися у сноповозку. Сами ж сноповозки казалися деревянными со высокими бортами, да имели по чётыре деревянных колеса, при чём ширшина передних была многось меньше, чем задних.
У пештере было оченно жарко, у то, по-видимому, от плящущего огонька у ручейке, и до зела тихонько. Грибы двигалися по печере бесшумно, не издаваючи ни гула, ни гика, а кроты почивали, и токась урывками до мальчишечки долетал еле слышимый стук хвостов животин об пол.
Созерцая ентов поразительный подземный мир и чудных созданий, шагнувших точно из баек беросов, отрок нежданно и припомнил одну такову:
" Былось у то в стародавни времена, тадыкась тока... тока у Бел Свете народилися из росинок беросы.
Милы да стройны девчинки бероские!
Храбры да могутны робяты бероские!
У таки распрекрасны люди повырастали из капелек водицы, шо впала с одёжи Асура Вышни на зелёны травушки.
Был тадыличи Бел Свет покрыт дубравами нетронутыми... борами да гущами нехоженными... водами не питыми. Жили у тех чащобах духи- русалки, которых кличуть Дубравницами, Сенявами, Русявами, Зеленицами, тела их тонки, прозрачны, казались стволами деревцов, и кажна из них являла собой схожесть с у теми аль иными обитателями леса.
Дубравницы то вжесь точно дивные млады дубочки и даже в их тёмно-зелёных, ровненьких, долгих волосьях висели с ноготок, полноваты, круглы жёлудочки и дубовые листочки. Русявы казали белу, нежну кожу покрытую тёмными пестринками, а волосы их кудырявые со листками и зелёными серёжаньками, сице напоминали берёзоньку. Сенявы, сохраняли усе хвойны дерева, оттогось их тела походили на лесну красавицу ёлочку, а волосья были покрыты маханьками зелёными хвоинками, да Зеленицы, почитая як деревца ивы або ракиты, с волосами усыпанными серебристо- удлинёнными листаньками, припорошенными нежным белёсым пушком. Плясали те черноглазы девчины- русалки ночами, водили хороводы сберегая своим весельем, чистотой леса, реченьки, озерца, источники, родники, крыницы, ключи, болотца и николи ни старилися, безлетно сухраняя красоту.
Повзрослевши беросы, оных ростили Вышня и Велес, принялися, по учению Асуров, ублизи тех дубрав и боров возводить свои поселения. Вьюноши крепко сжимая у руках топоры, рубили мощны дерева и ставили срубы, а шоб русалки и иные духи лесов не гневалися на них преподносили им дары от труда свово: хлебушек, мёд, плоды, зярнецо да кашки.
Однижди вьюноша, величаемый Синеок, шо значить голубоокий, отправилси у зелёну ниву, шоб вознясти дары духам, испросив соизволенья для рубки деревов. Синеок ряшилси обжениться и для жизти нужна ему была избёнка... не больша и не мала, а така, абы у ней семья, у коей будять много деточек, жила довольна. У невясту выбрал вьюноша собе раскрасавицу Велину, чьё имячко звучить як повелительная, ужось у то и прямь девчинка была горда да сильна.
Синеок пшёл у чернолесье, идеже росли дюжие дубы, за мощь и величие свово прозванные Перуновым древом. К самому рослому и ражему дубу, оный обитал у глубине чистого леска и вжесь будто бы отец оберегал живущие сторонь дерева, и прибыл парень. Поклонилси тому великолепному мамаю- отцу- дереву Синеок да к кореньям евойным положил принесённу требу. Обсудительно, по-хозяйски, оглядел растущи окрестъ тогось дуба дерева и повертавшись двинулси в обратну торенку.
Обаче пройдя по дубравушке, оттогось дуба, недалечко, вьюноша вуслыхал позадь собя тихий, дявичий смех, тонкий да нежный.. такой, словно то родничок, вышедши из оземи, зажурчал радуяся жизти, красну солнышку и зелёной травушке. Эвонто, вернёхонько, пожаловали к дарам лесны русалки... Парню б уйти поскореючи, абы не трявожить девиц чудных, да ужотко до зела возжелалося ему узреть самодив, которы не комуся из смертных на глаза не кажутся.
Не мудруствуя лукаво Синеок, повярнул к дубу, да тихонько пробираяся скрезь поросль деревов, двинулси на звуки смеха. Строжася, шёл вьюноша, прячася за стволами деревцов, перьбегаючи от одного ко другому, бывало припадаючи грудью к землюшке, шоб ня быть замечанным. И невдолге достиг той кулиги, идеже рос величественный дуб.
Спряталси Синеок за стволом одного из деревов, чуточку втак постоял... отдышалси, а вопосля выглянул из-за дуба, да узрел трёх вельми дивных девчинок: Дубравницу, Сеняву и Русяву. У те распрекрасны самодивы вьюнили у лёгком хороводе перьставляючи по зелёной траве-мураве свои, схожие с тонкими младыми стволами деревцов, ноженьки, покачивая округлыми бёдрами, казуя чудные, вжесь налитые полнотой груди. Ясным светом блистали их чёрны очи, да поражали пухлостью и мягкостью алые уста, а густы волосья, будто тонки ветоньки, покрытые нежными зеленоватыми листочками укрывали тела, при малом дыхание ветерка приподымаяся увыспрь, являя изумительно стройный образ.
Глазел на тех русалок Синеок и не мог на глядетьси, ужесь сице они были изумительны... сице млады... нежны и красивы, шо не моглось отвясти от них очей.
Лесны девоньки, промаж того, прекратив водють хороводы, нанова засмеялися да втак звонко, заливисто, шо подле выпуклого корневища дуба унезапно раздалася уширшину землица, и отнуду выскользнув, побёг по оземи тонянький ручеёк. Зажурчала у нём голубовата водица, перькликаяся со звончатым смехом русалок. Подняла тадыкась с под корней дуба Дубравница ломоть ржаногу хлебца, разломила его на три части и вугостила у теми кусочками своих сестричек- Русяву да Сеняву. Медленно поднесли те дары ко устам самодивы да вкусили хлебец, и посыпалися к стройным ногам девчинок крошеньки... крупиночки... не больше махонечки. А русалки ужесь сызнова закружилися у хороводе, радуяся жизти, красну солнышку и зелёной травушке...
Ищё мгновеньеце вони заливчато смеялися, подпеваючи родившемуся ключу, оный, пробегаючи по землице, раскидывал у разны стороны холодны капли воды. Посем гулко вдарили у ладошеньки и сразу же пропали... Пропали и самодивы, и дары принясённый им парнем. Осталси журчати, там, лишь явлённый родничок.
"Вох!"- токася и дохнул из собе Синеок, поражённый красой да созданным чудом.
Вьюноша вышел из-за дерева, да спешно дал ходу к дубу, идеже пел свову заливисту песню ручеёк, добрый знак- позволенье Синеоку рубить нужны дерева да строить избёнку. Приблизившись к тому самому месту, на кыем вьюнили лесны девчинки, парень обозрел землицу...
И чавось вуглядел вон тамась?.. Ни водной примятой травинки. Ни водного сломанногу цвету... Будто и не было туто-ва никого... И никто туто-ва не кружил у весёлом хороводе.
Можеть у то токмо привиделось Синеоку?
Обаче пытливый взгляд вьюноши, добытчика и охотника, усмотрел слегка приподняту землицу, словно чуток вспухшу... как раз там идеже уронили крохи хлебца русалки. Синеок воззрилси на землюшку... А вона вдруг вроде як надломилася, едва слышно хрустнула, точно обломленна веточка, и из бурой оземи полезли ввысь, выгрибаяся невиданны доселе создания...
У то не растения... Не животинки... Без веточек и листочков... Без головки и рученек... Таки дюже непонятны творения...
У тех чудных созданий на небольшой крепкой водной ножке поместилася широка шляпища. И были они, ву те шляпищи, усякогу разнову цвету и рыжие, и тёмно-бурые, и белые, и серые.
- Ишь ты, як вони выгриблися,- усмехаяся отметил Синеок, разглядывая изумительно тако чудо, и присев, протянул руку да сорвал одну таку невидаль, у каковой была плотна ножка да рдяно-жёлта шляпища.
Поднеся к носу то дивно творение парень почуял приятный запах, чем-то напоминающий дух прелой листвы.
- Ну... тадыличи пущай ентову невидальщину,- произнёс Синеок, подымаяся с корточек, да восклоняяся.- И кликують грибом, ужо до зела потешно вони выгрибалися из Мать Сыра Земли".
Борилка сице ясно припомнил ту байку, кою не раз слыхивал кадытось от дедки свово Зарубы. Дедко сказывал таки предания часточко, он был вельми старый и усё больше лёживал на припечке, длинном и низяньком таком выступе печи, да кутаяся у старенький зипун сбирал обок собе множества детворы. Мальчик вже и ня помнял лико дедова, обаче нес у сердечке свовом усе егось байки, егось чуточек с хрипотцой густой, напитанный мудростью голос.
" И с тех-то времён стали беросы сбирать грибы у зелёных нивах, краснолесье, да сушить, варить, солить те дарёные самодивами создания. Токмо злобна нежить прознавша про таки дары, возжелала испортить грибы, каковые сказочно выгриблися из землюшки. А посему стали вони, сподручники Лихо, плёвать на млады творения... И от у тех злобных слюней появилися у Бел Свете ендовиты грибы... ендовиты да несъедобны. Там иде мене злобна нежить плевалася аль мало у той слюны попало на грибочки, и лишь покрылися шляпищи малыми крапинками, появилися мухоморы, а на тесь кудыличи слюны многось притулилося... те обярнуляси у поганку".
И тяперича Борюша, глядючи на прислужников Озема и Сумерлы- грибов, припамятовал о той байке и о том кто её ему гутарил.
Нежданно вон вуслыхал продолжительное о-канье... тако будто б заохала кака птица. Малец мигом прогнал очарование былого и встрепянулси.
Глава тридцать первая.
Валу.
И встрепянулси Борила в должну пору, оно як евойно торчание, заметили те самы, бясшумно скользящи, мухоморы, на которых усё ж попала така мерзостна слюна пособников Лихо, покрыв шляпищи белыми крапинками да сделав их несъидобными. Обаче волшебство Асуров оживило, увеличило и похож, по ихним движениям, придало им ащё толику разумения. Поелику грибы, получив то разумение, тяперича чавой-то там накумекав, у своей головёшке прячущейся под здоровенной шляпищей, медленно сходилися окрестъ мальчугана. Эвонтих прислужников Богов, оные кадытось выгреблись из землюшки, было десятка два. Некие из них широкось раззявели рты, каза круглы дыренци, иные из грибов дюже тихочко о-кали, утак: " О-к... о-к...о-к...",- по-видимому, перьговариваяся меж собой.
Чёрны глазёнки не мигаючи, в упор, глядели на мальчонку, а рученьки помахивали сице, шо лоскутки како-то метельчатого растеньица, которым вони протирали каменных воинов, затряслися будто живинькие. Те же самые длинны, толсты колья, на каковых лоскутки поместилися, унезапно изогнулися и враз зашевелилися. Грибы, абие покидали их на пол, и малец тадыличи смекнул, шо предь ним не колья, а змеюки... Вужи, длинющи таки, локтя у два, а то и три, с тёмно-серой чешуёй и ярко-златыми отметинами на голове. Змеи нежданно приподняли свои головы над полом, выплянули оттедася у те самы мятёлочки-лоскутки, а вопосля встали и вовсе отвесно, почитай до трети вздёрнув передню часть тела, и свярнув задню у коло. Да вопираяся на энтову круглу часть тела, сипло зашипев, поползли по полу услед за грибами к мальчику.
Како-то мгновение отрок заинтересованно разглядывал и грибов, и таких большеньких вужей, можеть не ведая чаво предпринять, а можеть будучи просто завороженным дивным таким видением. Таче он повернул головушку, зекнул очами на воблачко, паряще подле, проверяючи тутася воно али неть, и нанова вуставившись на прислужников Богов, лягонько им поклонившися, громко молвил:
- Здраве вам грибы, вужи и кроты, прислужники Богов подземного мира! Просюте вас отвясть мене к Асурам Оземе и Сумерле, оны правять у евонтих землях!
Токмо грибы и вужи не желали слухать Бореньку, а можеть просто вони не понимали, чаво тако им гутарят, да не исполняли егось прошения. Глаза грибов... да и змеюк как-то скверненько мерцали и у них вспыхивали порой красны искорки вогонька, точно то были не прислужники Богов Озема и Сумерлы, а прислужники той противной козявки Ворогухи. Своими толстыми, короткими пальцами грибы потешно потирали воротники, откедова отходили у разны сторонки рученьки, да ноженьки, да слегка подёргивали улево главой, на которой сидывала боляша шляпища. А вэнти ужи и тогось хужее, на закруглённом хвосте они, наскоро обогнав грибы, первыми приблизилися к мальчишечке, да окружив егось, раскрыв ащё широчее рты казали, выпавши оттедася, раздвоенны язычины, кои начали вельми некрасивше шевелиться, словно ощупывать воздух витающий околот Борилки, и приглушённо шипеть.
И вмале печора наполнилася тем шипением да о-каньем... втак, шо эхом отозвалися у ней усе уголки, а часть звука и вовсе кажись вулетела сквозе проёмы у иные пештеры.
" Верно,- подумал Борюша, увидав блистающие гладом глаза змиев и грибов.- Вони чичаса мене сожруть... выходють права была подлюща лихоманка... Ух! вжалко токася водно ня удастьси мене спасти Гушу, да дядек Быляту и Сома".
И токмо мальчик сице помыслил, як душенька унутри нягось маленечко оживилася, словно птица пойманная у силки, и тыдыкась мигом светозарно полыхнул знак Велеса на евойной груди. Ослепительно сверкнувшие лучи у морг пробилися скрезе холст рубашонки и прыснули эвонтим светом на вужей, да грибов поразив своей зелёноватой голубизной да вдарив прямонько у их чёрны глазки.
"И-к...и-к...и-к...",- заверещали грибы, резвенько востановившись, благо вони не успели подойти близко к мальчику, и торопливо прикрыли пальцами свои маненькие очи.
" Ши...ши...ши...", - зашипели змеюки и разом повпадывали на пол, зычно шлёпнувшись тельцами о ейну гладкость да наполнив воздух пештеры до зела неприятным, резким духом.
Ужи ищё малешечко пыхтели на свет, выбивающийся с под рубахи отрока, а засим, с дюжей поспешностью, повползли у направлении кротов, да вукрылися под сноповозками зане мощны животинки, несмотря на творимые недалече от них чудеса, продолжали мирно лёживать и посапывать, при ентом изредка постукивая хвостами по поверхности пола.
Верещание грибов немногось погодя стихло.... и як оно стихло, раздалси громкий скрежет, хруст и пронзительный скрып, и эвонто усё послухалось единожды. Грохотание наполнило печеру, загасив собой усякий иной звук, издаваемый грибами аль змеями. Грибы мгновенно сомкнули свои рты и воглянулися, пугливо воззрившись уначале на каменных воинов, а посем замерев взглядами на валуне-голове. Борила также проследил взором за поворотившимися грибами и поражённый увиданным, воткрывши роть, вытаращилси на главу, каковая тяперича точно ожила, при энтом воставаяся каменной.
Прежде сего вона... глава- значить, закачалася из стороны у сторону, тем самым и выдаваючи у весь ентов рокот, будто вжелаючи развернутьси по направлению к лучам света оные выбивалися из груди мальчоночки, и осеняли место окрестъ няго. Унезапно по устам каменным главы пробежала мелкая рябь и показалося на чуток Борюше, шо они покрылися тонешенькой сетью изломов и надрезов. Вопосля дрогнули сомкнутые веками очи и отрок узрел як захрустев принялися вони подыматьси увысь, со трудом раскрываяся да являя свету внушительны глазищи, идеже на соломенного цвету белке находилися два круглых тёмно-синих зрачка. Кончик носа валуна также дрогнул, из ноздрей на пол вывалилися, зычно грохнувшись, изрядненьки таки куски каменьев. И кажись он, ентов нос, вроде вдохнул у собе воздух... Вдохнул, а засеи вроде як выдохнул...
И тадысь по лику главы промелькнуло, еле заметной волной, трепетанье, от кончиков златых волосьев униз по высокому, вже потрескавшемуся морщинами лбу, боляхному носу и малость впалым щёкам, прямо ко устам. Почудилося, шо у то напряжение протеклося по кажной жилочке, волоску, затронув и златы брови, и вусы, и наверно бороду. Открывшиеся очи глянули на пештеру сквозе лёгенькую белесоватую кожицу, и тады веки нанова сомкнулися, усё также неторопливо, скрежетаючи поехали кдолу. Внегда сызнова подалися вони увыспрь, кожица с очей вушла, можеть уползла сообща с веком, а можеть просто исчезла. Тяперича вдругорядь шевельнулися губы, одначе в энтов раз на них не зрелося изломов, они были гладкими, хотясь и продолжали глядетьси каменными. Уста медленно разошлися у разны стороны, при чём послышалси треск, словно чавой-то ломалося, роть распахнулси и гулкий, низкий глас заполнив печору, явственно скузал:
- Где? Где он? Где?
Глава резко- скрипяще задвигала губами и сомкнула вуста, вона смолкла, и Борила скумекав, шо то егось позвали, глубоко вздохнул, абы значить охолонуть стук затарабанившего сердца, и шагнул уперёдь, осторожненько вобходя замерших и перьпуганных грибов. Отрок, неспешно ступая по ровной глади пола, поравнявшись с каменными людями, чьи очертанья запечатлели образа каких- то мощных и рослых воинов, вздёрнул кверху голову да разглядываючи, двинулси удоль них. У те люди по росту были не ниже встреченного им кавдый-то духа Кострубоньки. Их суровы, а можеть даже гневливы лицы сотрелись вельми волнительно, так явственна на них казалась кажна чёрточка: покаты, крупны, точь-у-точь аки орлины клювы, носы; тонки, дугообразны, каменны брови; прямые с глубокими посерёдь впадинками подбородки; слегка выпирающие поперёдь мощны скулы да узки, похожие на змеек, губенции. Копновидные кверху головы воинов имели паче тёмный цвет, и на них не обозревалось волос, верно вони усе были лысыми. У каменных людей, по-видимому, не було одёжи, тока на стане висел широкий, смурый пояс каковой достигал почитай колен, плотно обволакивая ноги и вотличаяся от усего востального цветом. На эвонтом поясе и поместилси меч. Чудилось ентовы мечи креплены там без ножен, посему хорошось проглядывалось, шо они таковой длины, як и бероские, да имеют какую-то странну изогнутость посредине, чем-то схожую с вышедшим на ночное небушко серповидным месяцем.
Миновав вскорости половину пештеры и каменных людей, усё ащё остающихся неподвижными, мальчуган подошёл к голове, и востановившись супротив, у нескольких шагах, поверталси к ней. Воззрившись на таку громадину, оно як голова у вышину воказалася такой же аки и воины, малец застыл. Здоровущие тёмно-синие глазищи, будто идей-то раньче виденные Борилой, глянули вупор на негось, и вуставилися по-началу на грудь мальчика. Очи до зела внимательно сотрели на чуть пробивающиеся с под рубахи лучи света изображающие знак Велеса, а засим тихонько скрыпнули дрогнувшие мощны веки по краю коих проходили тонкой полосочкой златые, коротки, каменны волоски- реснички. Пролетел ищё миг, и голова перьвела взор да зекнула глазьми на лико отрока. Вдругорядь открылси роть, затрещали каменны губенци и выгнулися, приподнявшись дугой златы вусы, топорщившиеся над ними да голова громко молвила:
- Ты не Велес.
- Неть...,- отрицательно качнув главой, ответствовал мальчишечка, да малеша погодя поспрашал,- а тысь кто таков? Асур али воин?... Тысь Озем чё ль?
- Кха...кха...кха...,- зычно, одначе не вобидно, засмеялася голова и пештера наполнилася нанова грохотанием.
И то грохотание було таким мощным и ярым, шо мальчоночке пришлось закрыть уши, абы не воглохнуть. А от вырвавшегося из глубин главы порыва воздуха егось закачало узадь да перёдь так, чё ему припомнилось як ву также трепыхалася Ворогуха, кадысь вон дул на неё. Голова ж перьстав смеятьси, загутарила:
- Я не Озем... Какой же я Озем... Озем сохранил не только своё тело, но и руки, и ноги... не то, что я... Я... Я - Валу. Был когда-то я ещё тот молодец. Был я сыном Коровы Доны, внуком Небесной Коровы Земун, да поверженный быкоподобным Индрой, нынче покоюсь здесь... в подземных чертогах Богов Озема и Сумерлы.
- Валу...Валу...- чуть слышно прошептал Борила имя недруга Асура Индры, оный в древлие времена был вукраден злобным Паном, у котором потухла память предков и ктось подавшись злу погиб от меча великого воина.
- Валу...,- протянул свово величание супротивник Индры, и мальчику повказалося, шо голос сына коровы Дону тяжелёхонько дрогнул.
- А як же ты сюды попал? И почему у камень вобярнулси? И...- торопливо принялси кликать вопросы отрок.
Одначе каменна голова перьбив мальчонку, несильно дунула на негося, отчавося у тот закачалси туды-сюды, тем самым сбив усяки вопросы. А Валу скрежетая своими отвислыми губами скузал:
- Это ты мне ответь. Откуда у тебя на груди знак моего сродника Асура Велеса? Да, скажи, что ты делаешь в Подземном мире Богов Озема и Сумерлы, куда живому человеку вход заказан?
- Я - Борил, сын - Воила и Белуни,- начал балабонить мальчишечка, смахнув с лица вупавшу от дуновения Валу прядь долгих волосьев да заправил её за право ухо.- Направляюся с воинами из града Гарки у Торонец по велению Асура Крышни, абы добыть меч Индры и поразить той могучей силой злобных диток Пана, каковые вжелають напасть на беросов... А ентов знак,- и мальчик слегка склонил голову, и, вызарилси на зелёно-голубые лучи, живописующие знак Бога да пробивающиеся скрезь холст рубахи. - Мене подарен духами: дедкой Лесовиком и дедкой Водяным, по вуказу самово Асура Велеса, шоб способлять у даленей стёженьке.
- А чего детям Пана надо от беросов?- спросил Валу и евойны тёмно-синие очи полыхнули веским лучистым светом, у то наверно вон так сёрчал.
- Хотят вони ны покорить... а може вубить... а може и перво и второ,- надсадно вздыхаючи, произнёс малец, почуяв исходящий от каменной главы, будто живой дух. - Кто ж их у таких подлых знаить... чё им от ны надоть... Ву токмо николи им не покорить народ Бога Вышни... николиже...
- Ах!... Ты, дитя не разумное... дитя,- оглушительно заскрыпев губами, да усяк раз стараяся раздвинуть их поширше, прокалякал Валу.- Не стоит говорить это слово- никогда...,- сын коровы Дону, чуть заметно вздрогнул, и малешенькая рябь сызнова прокатилася по егось каменному лику, начиная со лба и коснувшись уст.- Это слово- никогда... его не стоит говорить.... никогда.... никогда... Поверь мне, бывает ... часто бывает в жизни, что и светлый выбирает путь тьмы... Так бывает... Бывает, добро уступает злу... а иногда добро становится слабее зла... После лета ведь приходит осень, а уж осень, несомненно, сменит зима... Зима такая холодная. Налетит тогда вьялица, посыплет на Бел Свет ледяные крупинки снега, а потом укроет оземь пушистыми, белыми полстинами... Зима... Вот и зло... оно оченно похоже на ту вьялицу... закружит, завьюнит... обманет... обхитрит... И вот- ты уже на его сторонке... Уже сам себе не повелитель... и нечего тебе противопоставить той куре... Нечего... Весь ты в её мге...- Валу выдохнул те горестные слова и смолк и показалося Бориле, шо ищё маленько и голова, и он сам, гамисто разрыдаютси... сице та реченька была напоена болью и страданьем. Токмо чуток опосля Валу, по-видимому, капельку утишившись, продолжил балякать,- А сюда... сюда зачем ты пришёл? Тут меча Индры нет.
- Сюды я явилси за помочью...,- принялси пояснять Борюша и вутёр заструившийся по лбу и лицу пот, оный покрыл кожу масенькими крупиночками, сице було жарко у ентовой печере.- У там навярху воины с кыими я ступаю побядили порождение Пекла змея Цмока... А вэнтова скверна змеюка вопалила огнём двоих из них... а тудыличи козявка Ворогуха прилётала к нам да цилувала ащё водного нашего.- Мальчонка на капелюшечку затих... подбираючи слова которыми можно було скузать о Гуше, да отметил,- нашего соратника, и вон занедужил... а мяне ту лихоманку вудалося споймать... И вона бачила, шо коль вдобыть у Подземном мире стрелы Перуновы, да испить взвару... можно излячитьси и от болести, и от вугня... Поелику я и туто-ва... Старчи воины у лазейку пробитьси не смогли, вона вельми узка... А вэнтова Лихорадка мяне у впадине бросила, воторвала свову ножку... будучи привязана к мому пальцу и вупорхнула... Прямо в стёну вошла... да гутарила, шо здеся стрел николиже и не было... Прогутарила то у стену тукнулась и пропала.
- А почему же ты тогда не вернулся?- удивлённо вопросил Валу и его каменны губы, усё также легохонько треща, изогнулися у улыбке.
- Порядил непременно сыскать Богов Подземного мира... Сыскать и попросить пособить мяне,- ответил отрок и чуточку повёл управо главой, отчавось витающие над ним бчёлки малость подалися увыспрь, абы не задеть евойных волосьев, да еле слышно зажужжали, похоже вторя говорку Борилы.- Ведь ежели не излячить воинов и Гушу... то усё... усё помруть вони.
- Выходит ты, очень смелый хлопчик... Раз не пострашился сюда сойти... да ещё и желаешь испросить помощи у Богов,- продолжая растягивать у улыбке уголки губ, пробачил Валу.- Но разве ты не ведаешь Борил, сын Воила и Белуни, что Озем и Сумерла не любят людей... Предпочитают встречаться они лишь с мёртвыми людишками, которые не станут похищать их подземные сокровища... их богатства...
- Сокровича... богатства...,- протянул незнакому молвь мальчоночка и недоумеваючи широкось раскрыл свои глазёнки, приподнял увысь густы, чёрны брови, да всплеснул ручищами.
Унезапно позади собе мальчуган вуслыхал слабенький шорох. Он стремительно развернулси и вузрел тама столпившихся грибов, которые несколько сёрдито поглядывали на негось, у то ж времечко испуганно таращилися на ожившу каменну голову, да трявожно потирали меж собой коротки пальцы на ручонках, оно як ладошек у них не имелось сувсем. Мальчонка маленько оглядывал вэнтих прислужников подземных Богов, а опосля припомнив слова Лиходейки про у то самое довольство и пышность жизти, да споняв, шо именно о том говаривает Валу, прогутарил ему, вжесь повертавшись и зекнув глазьми у евось лицо:
- Мяне не нужны сокровича... не нужно довольство и пышность... и то як ты молвил богатства... Мяне надобны токма стрелы Перуновы, абы спомочь моим соотчичам... А то довольство, як скузал дядька Сеслав, у мене есть. Оно як у мене душенька чиста, а луче ентого и пожелать ничавось не надь... Пожелать... У токась ащё, шоб народ мой... народ родненький из чьяво я племяни, роду, мои беросы живы были б и усё... усё тадыличи! И я б был рад- радёхонек!
Валу чутко выслушал мальчика и ежели он был бы жив, то моглось молвить, шо слухал вон затаивши дыхание, не токмо не роняя словца, но даже вроде и не дышавши. А когды Борила затих, ответствовал и глас егось тяперича звучал зычно да величаво:
- Значит, ты, ступаешь по Солнечному пути... По оврингу, по которому шагают все преданные Сварогу и его сыновьям... Это хороший выбор жизни! Энто правильный путь!- и ищё сильнеючи повысив глас внушительно добавил,- молодец- хлопец!... Днесь понятно почему даровали тебе духи- знак, а Асуры- зёрнышко Ясуней! Ведь облачко, появилось из-за зёрнышка?- не стока вопрошаючи скока вутверждая произнёс Валу и вперилси своими синими очами у мальчишечку, точно жёлая вобозреть усю егось чисту и светлу душеньку. А кадысь получил кивок головой от Борилы, у подтверждение своей догадки, продолжил,- ладного хлопчика выбрали Боги... Не зачем им бояться, за тебя и за то, что меч Индры может попасть в дурны руки... Не зачем тревожиться, что ты Борил, сын Воила и Белуни, можешь изменить и пойти по-иному пути, по Лунному пути Асура Дыя и его сыновей.
- Валу...,- нанова слыша нещечко неизведанно, прогутарил отрок.- О чём таком ты речёшь? Про кавков Лунный путь молвишь? Ведь есть тока две торенки у Бел Свете... стёженька Добра и Богов Света да стёженька Зла и ЧерноБоже...
Только каменна голова перьбила мальчешку, не дав ему досказать желанное, и едва зримо качнувшись из стороны у сторонку так, шо по пештере прокатилси пронзительно скрипящие скрежетание пояснила:
- Нет, Борюша, не прав ты... На самом деле пред каждым человеком лежат три овринга: первый кликается Солнечным- это путь Сварога, путь духовного познания Бел Света и всего, что в нём обитает, начиная от капли воды и заканчивая вековыми лесами, и неприступными горными грядами. Солнечная тропа для человека наполнена простотой жизни, любовью, трудом и почтением традиций созданных Богами Добра и Света... Второй овринг- именуют Лунным... И это не значит, что Лунный путь порочный, нет! Значит это лишь то, что он иной... другого рода, и принадлежит он Дыю и Индре, детям Всевышнего. Этот овринг даёт человеку довольство и пышность жизни... дарует власть, богатство и золото... однако за такими дарами порой теряет человек свою душу... И есть третий путь- Зла и ЧерноБога... Бога хлада, тьмы, повелителя Навьего мира, сына Мировой Уточки, что явилась из пен Поселенного Океана и породила Дасуней и Ясуней... Путь Чернобога, извращает веру и любовь, он захватывает души людские вполон, а тела закабаляет...и тогды тончает связь у тех людей со светом и идут они в Пекло... где в ледяных землях, покрытых вечными снегами находится трон Бога третьего и губительного пути... - Валу на морг прервалси, будто даваючи времечко, с интересом внимающему ему, отроку то усё уразуметь.- Ты, же Борил, сын Воила и Белуни, избрал Солнечный путь, по которому вёл своих деток Асур Вышня... Да только не всегда так будет... Непременно кто-нибудь ... когда-нибудь из беросов свернёт с этого овринга, и направится по тому... по- отличному от вашего пути: по Лунному иль ЧерноБожьему... А на тех тропочках уже поджидают такого бероса приспешники, челядь Дыя или дасуни, демоны ЧерноБога.
Каменна глава, закончив свой говорок, смолкла, и малец углядел, як дрогнули веки Валу, тихочко заскрыпев съехали униз да прикрыли очи. А Борилка пристально всматриваяся у эвонто лико сына Коровы Дону и внука Коровы Земун... Ясуня, оному кадый-то вусыпили память предков, отчавось вон ступил на стёженьку ЧерноБожью и поддалси злу, припомнил слова сказанные яму у ночь на Купала Асуром Крышней:" Это зло, что идет на земли бероские, создал человек... потому только человеку... беросу его и победить..." Подумав, что можеть у то зло и создал кавкой-то берос, перьметнувшийся на сторону Зла и кыего вядут нынче у те самые дасуни и демоны ЧерноБоже.
А засим нежданно припомнил ваяводу града Люпеля Чернява, смурного, жадного до чужого добра бероса, як сказывал про негось Сеслав имеющего "дурной... тёмный глаз..." Да чистой, светлянькой своей душонькой уразумел, шо тот шагающий на их земли с панывичами человек направилси по оврингу ЧерноБожьему, а Чернява, ваявода Люпеля, по Лунной торенке, идеже его встретяли приспешники и челядь Асура Дыя.
- Мене не нужны... ни золото... ни власть... ни ву то довольство жизти,- вступил после тех дум у разговор мальчик и токась чичас заметил, шо зелёно-голубые лучи, начертавшие знак Велеса, паче не пробиваютси с под холста рубахи, верно потухнув. Вон шагнул ближе к каменной главе веки на которой, дрогнув и затрещав поехали увысь открывая тёмно-синие очи. - Я тось эвонто золото и николиже у глаза не видывал да и видывать не вжелаючи... У то мене без надобности.
- Не видел золота?- перьспросил Валу и пошевелил верхней губой, да над ней ураз захрустев задвигалися златы каменны волосья в вусах.- А у меня усы, брови, борода из этого самого золота и созданы. Упавые волосы?
- Упавые...,- киваючи, изрёк мальчонка и тряхнул своими не мнее купавыми светло-пошеничными волосьями.- Токмо я нонче стока красот узрел... дух аж ёкаить!... и в там... в той пештере,- и отрок поднял леву руку и указал ею на проем чрез какавой сюдыличи вошёл.- Там таки сказочны стены... будто глубокими морщинами исколешенны... наподобие чешуи змяиной. И усё то перельваитси... блистает... а пол каков хупавый,- мальчик опустил к долу руку и присев провёл пальцами по ентовой гладкости.- Усё в нём откликаитси... позадь же мене вогняный ручаёк бяжить... и у то посему юшка оземи.- Борилка поднялси с корточек и взглянул у очи Валу, вжесь сице схожие с небесным сводом, да добавил,- раньче я думал, шо землюшка наша токась сверху утак ладна... А днесь спонял она не мнее дивна и изнутрей... просто глаз ня можно отвесть... А то золото на вусах твоих Валу сице воно для мене ничавось не значить.. Оно были б ву тобе каменны вусищи аль таки гладки аки ентот пол, усё для мене едино... чудо усё энто!.. Чудо, да, и тока!
- Чудо- это правильно ты подметил, хлопчик,- отозвалси голос Валу от каменных стен громким эхом и точно вулетел у проёмы в дальни да не мнее чарующие печоры.- Когды Индра срубил мне голову... и погиб я, душа моя не смогла уйти ни в Пекло, ни в Ирий-сад... Потому, что творил я страшные злодеяния будучи живым... Потому, что обратился перед гибелью в валун, и разбитый на множество кусков не смог быть предан огню... Оттого и стала витать по Бел Свету беспокойная душа моя, влачимая суровыми порывами сыновей СтриБога, жалеемая лишь Догодой... Остаточки каменьев, прислужники Озема и Сумерлы, собрав, принесли и уложили в этой горнице... Много веков пролежали они тут, пока смилостивившийся, по просьбе Сумерлы, Озем не придал им очертания моей головы, и, оживив, не позволил вселиться моей душе... И буду обитать я в этом каменном месте до тех пор, пока не смогу обрести новое тело и новую жизнь.
- А кады ж эвонто случитси?- поспрашал Борила и томительно вздохнул, ужось вельми ему стало жаль Валу заточённого у каменье.
- Когда призовёт меня Отец Небесный Сварог или кто из его Сынов, и позволит искупить вину перед людьми и Бел Светом... Перед отцом моим родным и перед Богом,- пояснил Валу, неприятно для слуха издав резкий, трещащий звук устами.
Мальчуган вуслыхав таки не важнецкие пояснения, ащё больче взгрустнул... скумекав, шо высвобождение сына Дону будять не дюже скоренько, и взглянув на каменных воинов, тоже заточённых у тех валунах, вопросил:
- А енти... енти воины,- да кивнул на них.- Вони кто таковы?
- То я не знаю...,- ответствовал Валу и удруг резко выдохнул отчавось, мальчонку качнуло, а стоящих позадь няго грибов и вовсе повалило на пол, посему они дюже зычно зао-кали.
Каменна глава внука Коровы Земун маленечко помолчала, егось уголочки рта сызнова, негромко треща, разъехалися, живописав на лике вулыбку, не оченно широку, но усё ж улыбку.
- Наверно,- изрёк ураз Валу, да малец услыхал як дрогнул евойный голос.- Они тоже ждут, когды их призовёт Сварог... Ведь стоят они тут сыздавна... появившись задолго до меня... задолго.
- Я б тобе жёлал подмочь... токо не ведаю як...,- сокрушённо пробалякал отрок.- Може мене вудастьси попросить за тобе Богов... Озема и Сумерлу... Можеть они ведают... и молвят мене... и тады б я усё... усё сделал, абы тобе вырвать из того заточения.
- Я бы тоже хотел тебе помочь... помочь добыть меч и изгнать злобных панывичей топающих на беросов,- отозвалси Валу и смежил не токась уста, но и свои скрыпучие очи.
И як тока вон их сомкнул, мальчик узрел аки из прикрытого правого глаза, с под каменного века усеянного короткими, золотыми ресничками выпрыгнула внушительного вида багряна, будто кровава слёзинка. Она скользнула по щеке Асура и впала на гладкий пол, чуть слышно звякнув о егось ровненько полотно, и сей миг вобернулася у алый полу-прозрачный камешек. Валу туго... словно с усилием поднял свои веки и вустремив взгляд тёмно-синих очей на прислужников Богов обратилси к ним:
- Грибы... отведите Борюшу к Асурам Озему и Сумерле... Передадите от меня просьбу, чтоб приняли они этого достойного и славного хлопчика с должным почтением... С должным... ибо этот хлопец ведёт бой с самим Паном... тёмным... тёмным Дасунем ЧерноБога... и ему нужна помочь всего Солнечного и Лунного.
- Ок...ок...ок...,- абие послышалось из-за спины мальчонки, и он порывисто обернувшись посотрел на прислужников подземных Богов, каковые до зела яро закивали головёшками, потешно затрясли ярко-красными али коричными у белу крапинку шляпищами, вельми пужаяся вуказаний каменной головы.
- Скажите им, Валу прислал Борюшу... прислал и просил за него... просил помочь,- добавил сын Дону, и внегда грибы вдругорядь заокали, каменна глава изогнув губы дугой, точно собираяся дохнуть на них, заметила,- и нечего спорить со мной... Смотри-ка как разгалделись... Отведёте, я так велю... да в пути не смейте обижать... а если, что не так... Так я как дуну на вас... и вы враз очутитесь в горящем ручейке да обернётесь жаренными грибочками, которые всё же не стоит кушать...кхе...кхе...кхе,- засмеялси Валу, да напоследях прикрыл свой роть, шоб значить не мотыляло мальчика от порывов евойного дыхания, а Борила вторя каменной главе то ж прыснул смехом, представив собе тако количество жаренных грибов.- Борюша,- немногось опосля, молвил Валу, прекратив свой смех.- Пусть тебе сопутствует удача! и Богиня Среча которая исполняет решения Макоши... Она Богиня Макошь определила уже давно твою судьбу, а Среча, вестница Макоши, подаст тебе предопределённые события... Она - Среча дарует встречу с тем, кто сможет исполнить судьбу твоей жизни... И пусть эти встречи будут лишь светлыми, ибо овринг по кыему ты шествуешь Солнечный путь... путь Асура Вышни, любимца Богини Макоши... Ступай же смело по той дороженьке Борил, сын Воила и Белуни, и помни, что Боги Подземного мира также идут по оврингу.
Отрок усё также безмолвно выслухал Валу, вон ужотко давно перьстал смеяться и токась тяперича впитывал слова внука Коровы Земун. Ему весьма желалося вызнать по которой торенке топают Озем и Сумерла, но он не стал то поспрашать... ужесь и сам не знаючи почяму. А после он почуял як муторно и тошненько стало у нягось на душе... Сице жалко яму было разнесчастного Валу, коему ащё тялёночком-ребятёночком пришлось встретитьси с подлым и злобным Паном. Мальчик торопливо шагнул уперёдь, и, прислонившись к каменной щеке Валу лбом, горестно произнёс:
- Аття Валу за помочь...Аття!
- Борюшенька, подыми камушек, который выпал с моего ока,- закалякал Валу и под лбом мальца, точно жива плоть, заходил валун.- В том камешке есть дырочка, вдень в неё снурок да повесь на шею... Он будет защищать тебя от подлых, обманных мыслей... потому, что я пострадал именно из-за лукавства и теперь за то расплачиваюсь.
- Добре,- вутветил отрок и вздрогнул усем тельцом, так яму было немощно за Валу, будто б он занедужил.
Мальчуган отступил назадь и присев на корточки, протянул праву руку, появ большеньким и вуказательным пальцами голыш да поднял егось с полу. Камушек лягохонько скользнул по пальцам мальчонки и впал на ладошку. И тадыличи Борила раскрыв широкось руку смог лицезреть дарёное. У то был почитай у два пальца ширшиной, круглый, да плоский голыш. Во евойной серёдке просматривалася небольша сквозна дырочка, словно слёзинка вударившись о пол, растеклася на нём, при ентом сохранив ровненькими края. По первому холодный як льдинка камушек, лёжучи на ладони, унезапно потеплел, а засим принялси менять свой цвет, превратившись из алого в прямо-таки густо-красный с фиолетовым оттенком. Вмале на его поверхности начерталси, иным паче густым цветом, чуть заметный знак- . Приглядевшись отрок спонял чей ву то был символ.
Валу, меж тем, узрев с каким интересом обозреваеть дарёное мальчишечка продолжил свои пояснения:
- Этот камень величают яхонтом червлёным. Он символизирует деяния воина- защитника веры, земли и людей. Его носят лишь мужественные и смелые люди... люди- воины. Сам яхонт символ храбрости и преданности вере, и тому Солнечному оврингу, что избрал ты, Борюша. Носи этот яхонт червлёный и он убережёт тебя от Зла. Он поможет одержать победы, придаст уверенности в своих силах... Тот же круг и знак, что начертал яхонт в себе, есть Небесный символ Рода. Бога породившего все живое, который связывает воедино поколения, являясь прародителем и первоисточником силы... Носи, хлопчик, мою кровавую слезинку, обернувшуюся яхонтом, как зачур и помни, что теперь никакая злобная сила тебя не одолеет.- Валу на миг прервалси, а засим немножечко тише дополнил,- пока душа моя живёт у Бел Свете, ты будешь оберегаем круглым яхонтом Рода.
- Благодарствую Валу,- скузал мальчуган и подалси увыспрь поднявшись с присядок, да перьложив дар улеву ручонку, крепенько у ней зажал зачур.
- А днесь ступай... ступай Борилушка... Ступай и никогда не сворачивай со своего пути... со своей стёжки,- прогутарил Валу и прерывисто дохнул, а егось вуста до зела чудно сложилися у трубочку, из них вырвалося да обдало порывисто дуновение и мальца, и стоящих позадь няго грибов, отчавось ву те сызнова протяжно аль вобидчиво зао-кали.
За спиной мальчугана послухалися глухи плюмканья тел грибов об гладкий пол печеры. Резво повертавшись, недалече от собе, Боренька увидал тех прислужников Богов Подземного мира, у каковых шляпищи от падения покосилися на бок. Сами ж они лежмя лежали на полу, на спине, и задравши ноги увысь, болтыхали ими, при вэнтом руками ёрзали о ровненько полотно пола, стараяся поднятьси. Отрок торопливо шагнул навстречу к грибам, да склонившись над одним из них, вухватил за бочковидну рученьку и стремительно дёрнув на собе, враз поставил егось, на длинны ножищи. И покедова энтов гриб, почитай у рдяной шляпище, поправлял её на своей главе, Борила помог поднятьси ащё нескольким прислужникам Озема и Сумерлы. Оказавшись на ногах грибы, немедля, начали помогать вставать своим соратникам, а вопосля усё также торопливо помахивая ручонками, да о-кая направилися у сторону сноповозок. При ентом те прислужники Асуров, которых Борилка поднял первых, принялися, притрагиваясь к егось штанам скользкими пальцами, один-в-один як кожица на тельце лесных грибов, вуказуя на кротов рученьками, зазывать мальчика следовать за ними. Мальчонка абие тронулси, в сопровождении грибов, к выходу из пештеры, идеже продолжали мирно посапывая, подле сноповозок, лёживать кроты, напоследки ласковенько воззрившись у лико Валу, да кивнув яму главой.
Сын Корову Дону, внук Коровы Земун и супротивник Индры не сводя взору созерцал движение мальчика, и, растянувши уголки своих каменных губ, улыбалси яму... А в его боляхных тёмно-синих очах, сице напомнивших Борюше небесну твердь Бел Света, порой величаемую Сварогом, стояли крупны слёзинки, и мелькали у них лучисты блики плящущего огненного ручейка.
Глава тридцать вторая.
Асуры Подземного Мира.
Взглянув на такова разнесчастного, заточённогу у каменюге Валу Борила вельми расстроилси так, шо проходя мимо воинов, кои стояли по леву сторону от головы даже не пожелал на них посотреть, погрузившися у неприятны мысли. И припомнилися ему сразу воставленные идей-то недалече Крас да Сеслав, и тама... дальче Гуша и соотчичи, и вовсе неблизонько, точно у каких-то заоблачных краях, сродники: матушка, братцы, сёстрички и их мяньшой мальчик Младушка. Борилка стряхнул с собе ту грусть, тадыличи, внегда воказалси сторонь сноповозок. Кроты, доселе лежавшие смирненько, словно и не замечающие творящихся околот них усяких чудес, стоило мальцу к ним подойти, сей миг попросыпалися да принялися подыматьси на свои коротковаты ноги, при вэнтом застучав мощными когтьми по гладкости пола. И отроку повказалось, шо у то салазки, на каковых он любил зимой кататьси, выехали на лёд, покрывший толстым слоем реченьку. Ражие животинки беспокойно задвигали беловатыми носами, а их ершисты вусы похожие на ёжиные колюки заходили ходором. Овый из кротов нежданно, будто принюхившись, повертал главу у направление мальчугана, и вустремив на негось морду, на которой не проглядывались очи, воткрыл роть, и, явив два ряда востреньких зубов, крепенько застучал ими меж собой.
Ащё мгновение и к тому глухому перьстуку прибавилися и други кроты у оных, Борилка заметил, были тоже не малые зубёнки. Узрев, як жадно обнюхивають кроты окрестъ собе воздух, и грохотають зубищами, мальчонка задёржалси на водном месте. Летяще позадь него облачко бчёлок, немедля, подалося уперёдь, желаючи загородить егось от тех сёрдитых животин, оно як сразу понималось, шо кроты хотють пожущерить мальчугана. Обаче грибы, также аки и бчёлки, не вжелали, шоб вверенного им мальца схрямдили, посему вони, злобно скорчив мордашки, звонко за-окали на кротов. Ну, а зане те не вунималися и продолжали раззявать немалы рты, прислужники Богов Подземного мира, которым було даровано разумение, подхватили, с полу ползающих тама вужей, прямо за хвосты, да начали ихнями головами, с ярко-жёлтыми отметинами, мутузить бестолковых животин по беловатым носам, крутящимся на удлинённых мордах.
- Ок..ок...ко..ку...ок...ок...ко...ку,- гневливо верещали грибы, ву так понукая животинок.
- Пых...пых...пых..,- муторно кряхтели у ответ кроты.
- Ши...ши...ши...и...и...,- шипели с глухим присвистом змеюки, им верно у то бичивание и вовсе було неприятно, а можеть даже болезненно.
Хлёсткое плюх и плям слухалося от тех шлепков, и вмале кроты малость присмирели. Засим и вовсе развернули головы и замерли на месте, словно пригожие жёребцы, усё ищё, правду молвить, изрёдка подёргивая вусами... толи от страху... толи от возмущения... толи от жёланию сшамать энтову живу человечью плоть.
И як токмо кроты затихли, грибы, вжесь быстренько и сувсем безжалостно, пошвыряли змеюк на пол, таким образом, шо те брякнувшись, истошно зашипели... сице: " иш...иш...иш..." А зашипев в тот же морг расползлися у разны сторонки, по-видимому, пужаяся того чё у следуючий раз вони будуть использованы у каком-то дюже непонятном для них виде.
Обаче до зела довольные тем, шо им вудалося справитьси с животинками, прислужники Озема и Сумерлы, дюже потешно кривя у бок дырочки-рты, у то по сему изображаючи втак вулыбку, сызнова за-окали, но в энтов раз негромко. И двое грибков у красных шляпищах, выгибаючи ручонки, принялися зазывать Борилку лезть у сноповозку. Тады ж воблачко подалося увыспрь и зависло предь очами отрока, точно выспрашивая соизволенья покинуть евось.
- Лётите... бчёлки... Аття вам за усё!- прогутарил мальчонка и туто-ва же облачко обярнулося у жёлтых бчёлок, те звучно зажужжав направили свой полёть увысь, да тукнувшись у свод печоры, водин- водин як Ворогуха, выпустив из собе малёхи златы искорки, исчезли с глаз долой.
Мальчик напоследок воглянулси на каменну главу, кыя продолжала едва слышно скрыпеть да скрежетать веками, эт... значить отворяючи и смеживая их, да муторно вздохнувши, полез у сноповозку. Одначе сноповозка воказалася маненькой, у длину ня больше локтей трёх, а у ширшину и тогось меньче, поелику Борила забравшись унутрь неё да усевшись прямо на неплотный слой каменной чешуи, выстилающей дно, поджал к собе ноги, слегка вобнявши их. У сноповозку следом забралси водин из грибов, он поместилси на облук ейный, таку грядку на передке возу и свесив униз ноги, поял в руки, поданные ему, вожжи и лягохонько тряхнув ими, окнул!
Крот, пыхнув продолжительно и гулко, тронулси с места, да ступаючи большенькими лапищами по полу начал звякать по нему вострыми когтьми. Уначале животинка, неспешно вышагивая, принялася разворачиватьси управо, по-видимому, жаждая направитьси у проём, оный вёл у какой-то перьходь али нову пештеру. Сноповозка чуточку подалася назадь и ейны колёса наехали на лежащего позадь неё крота, который от боли резвенько вскочил на лапы, и зычно застучав зубами кинулси на свово обидчика, а именно на Борюшу. Крот, будучи вельми рассерженным, попыталси даже кусануть мальчишечку. И отрок почуял, як остры зубы животинки, прошлися по евойной рубахе на спине, разорвав в эвонтом месте холст. Однакось крот, запряжёный у сноповозку мальчика, ужотко поверталси к проёму и резко дёрнув воз на собе, спас спину Борилкину от дальнейших возмущённых укусов.
- Ох!- токася и дохнул из собе мальчуган да обярнувшись, зекнул глазьми у злобну морду сляпого крота, поводящего носом узадь и перёдь непонимаючи куды ж так нежданно пропала, почитай попавша на зубищи, вкуснейша снедь.
Тем временем, сноповозка уже выкатилася у проём, покидая эвонту печеру. И отрок узрел предь собой узкий перьходь. Узкий да невысокий, по нему токася и могла трюхать водна сноповозка. У перьходе було до зела тёмненько... так, шо хоть "глаз выколи!" як гутарили беросы, и ня то, шоб трюхать, иттить по нему делалось страшным.
Крот медленно тащил на собе воз, неспешно перьставляючи лапы, и мальчик слыхивал, ужо почти ничавошенько не видя, як стучать по полу когти животины. Доколь сзади у перьходь проникал чуть смурноватый свет из пештеры Борюша смог углядеть, шо стены тут были земляными, а пол выложен каменьями, гладкими и ровненькими. Кадысь свет окончательно погас, и стал созерцатьси за спиной мальчишечки чуть сероватым воблаком, каким-то весьма неблизким, гриб начал лягохонько укать.. утак: " Уко...уко...". А малеша погодя откудатось издалече долетело до слуха мальчугана ответное еле различимое уко...уко...
И тады ж гриб, по сему видимому, встряхнул вожжами, оно як послышалси громкий шляпок поводей по телу крота. Какой-то миг у перьходе витала тьма, а опосля у ентовом кромешном мраке появилася, вспыхнув, махонька така искорка белогу свету... Ащё чуть-чуть и подальче от у той беленькой сверкнула зелёненькая. И унезапно вспламенилися таки искорки на шерсти крота, покрыв егось усего, начиная от белесоватого носу, до кончика здоровенного хвоста... Да враз они светозарно замерцали сице, шо вослепили своей яркостью Борилку и вон на маленечко сомкнул очи. А кадысь нанова открыл глаза, узрел не просто их мерцание, а вжесь точно скорый бег.
Абие, будто вожидая того блистания, крот взревел- як дикий волк и побёг уперёдь... Да не просто побёг, а понесся с таковой быстротой, шо явившиеся, при том полыхании, предь мальцом земляны стены принялися мельтешить да ащё и перьливатьси, сверкаючи усякими разными цветами. Можеть, втак подумалось Бориле, у то были ужось не земляны, а каменны стены.
Оттогось веского свету и перельвания отрок вдругорядь затворил очи и яму почудилось, шо сноповозка покатила резко униз, точно у глубины оземи.
Нежданно сноповозка, верно наехала на каку-то выемку, аль рытвину, потому як резво подалася увысь, а вкупе с ней подсигнул тудыличи и мальчонка. Кады ж Борила приземлилси на покрытое мельчайшими каменьями дно сноповозки, болезненно стукнувшись об него сракой, а спиной о борт, прямо-таки завалившись на него, он немедля воткрыл очи. Воз вдругорядь подпрыгнул увысь, и кажись чуток уперёдь, да с оглушительным грохотом, коснулси колёсами поверхности перьхода, а мальчуган рухнул в сноповозку увесь, на эвонтов раз шибанувшись об грань борта затылком.
- Вох!- токась и гикнул отрок да узрел як предь его глазьми закружилися напоминающие снежинки зеленоватые искорки света.
Поспешно протянув праву руку, он ухватилси за край борта, а у левой крепче сжал в кулаке дарённый Валу зачур. И енто малец содеял во время, занеже воз, мгновение спустя, подлетел уверх, и шумно опустившись на пол, покатил дальче. Перед очами мальчика ж продолжили мельтишить зеленоваты проблески... Проехав у таком лежачем сустоянии малёхо, Боренька скумекал чё в своде перьхода отражалися те самы искорки покрывающие шёрстку крота, оно як мерцали тама не токась зелёные, но и белые зачатки света.
Любуяся той изумительной игрой искорок Борила усё ж пару разочков сомкнул веки оно, аки глаза уставали от тогось чудного пляса огоньков. Немного погодя, усё ищё мчась со той же огромадной быстротой, вон увидал у правой стяне махонисту, точно лесна торенка, жёлту полосу. Она сице явственно выступила из тёмноты и глянула на мальчонку, шо он, почитай, абие смекнул- энто предь ним у то само золото... из кыего смастерёны усы, борода, брови, ресницы и волосья Валу. Та широконька полоса, мелькала предь очами и расширялася, да втак шибутно, шо невдолзе покрыла усю праву стяну перьхода. Обаче, миг опосля, та ж златость высветилася на левой стене, а чрез како-то времечко вже и вона была золотой. Засим золотым сиянием покрылси и свод перьхода, да у нём зараз перестали мерцать искорки света. И тадыличи крот снизил быстроту бега, а чуток попозжа и вовсе перьшёл на шаг... По-началу, он топал вельми бойко, резво перьставляя свои розоватые лапы, но таче стал ступать усё медленее да спокойнее... И вот ужо поплёлси совсем вяло, будто нерешительно али лениво, и не мешкаючи зеленоватые и белые искорки, покрывающие егось шёрстку, осыпалися униз на пол.
Борилка отпустив борт сноповозки, подалси увыспрь и поднявшись со дна, сызнова вуселси. Ослонившись спиной о задний борт возу, он вуставилси на крота, оный так чудно избавилси и от дивных вогоньков, и от быстрогу ходу. И хотясь ту чудну животинку инолды загораживал мельтешившийся пред мальчиком гриб, у широченной шляпище, усё ж можно було неплохо рассмотреть крота. Сам перьходь проглядывалси также ладно, и то верно оттогось, шо усплошь он был выстлан золотом. И стены, и свод, и пол усё... усё было золотым, а ровность полотна поражала взор небывалой залащенностью. Впреди ж днесь показалси, широкой и высокой дыренцией, проём, по-видимому, вход у каку- то пештеру, который утак ярко осенялси, будто там находилси солнечный воз вядомый Асуром Ра.
Неторопливо влекомая сноповозка, миновав проём, въехала у обширну печору... точно безбрежную. Такой могутной печеры Борила ащё николиже не зрел... не тока тута у Подземном мире, но и вообче... Вон даже не мог собе представить, шо под землюшкой можеть находитси така значительна пустота.
Стены у пештере были сплошь разноцветными, и словно у бочонка выгибалися у серединке. Права стенища от своду до полу лучисто перьливалася усеми оттенками глубого да синего. Блистал там лазурный, васильковый, небесно-голубой, бледно-голубой с фиолетовым отливом, светло-синий, синий, и, понижая яркость, оканчиваяся у стыках, почитай чёрным. Левая ж стена собрала в собе усе оттенки зекрого, начиная от какого-ту желтоватого, и включая таки цвета як серо-зелёный, бледно-зелёный, радужно-зелёный, сизо-зелёный, и насыщенный, таковой чё слепить своим светом очи, а то и вовсе болотный аль сине-зелёный. И все те цвета, як справа сице и слева, яро полыхали и будто кружилися, спускаяся по стяне от своду к полу, двигаяся утак сверху до низу. Порой чудилось, шо энтот свет живой да перьмещая оттенки, таким образом, дышить... плавно и глухо.
Свод же в ентой печере, высоченный и вельми далёкий, являл светозарный огнистый свет. Тёплы лучи, видимые взору мальчонки, як широки полосы, спускалися униз и наполняли светом печору... светом и тяплом. Вздев голову малец, залюбовалси таким расчудесным светом, и напрягши очи вгляделси, желаючи спонять чаво тако он видеть. И показалось Борюше, словно у там в вышине, свод на самом деле нешто иное як слюдяно оконце, сверху на каковом колыхаясь протекало редрое озерцо, и в нём булькаючи кипела горяща водица. Ентово булькание Борилка смог даже узреть, заметив здоровенны пузыри, мгновенно увеличивающиеся у ширшине да резво лопающиеся.
Сноповозка нежданно востановилася и тадыличи отрок опустил голову, да вуглядел подходящих к ним двух грибов. Токась те грибы были не мухоморами, аки у тот, шо привёз егось, а напоминали лисичек, и имели рыжеватый цвет схожий с окрасом лисьего меха. У эвонтих грибов шляпища не отделялася от ножки, сливаяся в одно целое. На нижней стороне шляпищи присутствовали мелки складочки, на коих притулилися два чорненьких глазка, носик-сучок да роть-дырка. Одначе, потомуй як, складочек имелось множество и вони были неглубокими, лица энтих грибков смахивали на лики старичков, покрытых тончайшими морщинками. Прямо оттудась, иде завершалися складочки, ножка делилась на две плотны ножищи, и там же поместилися две толстоваты ручонки, такие же як и у мухоморов - бочковидные да с бурыми пятнами у основания, без ладошек... токмо с пятью пальцами.
Оттогось, шо у лисичек и ноги, и руки выходили с одногу месту, а лица гляделися стариковскими они и вовсе поражали очи своей чудоковатой потешностью. Посему мальчик не смог совладать с собою и уста евойны широкось разъехавшись, живописали вулыбку... Воднакось стоило ему приметить чавось грибы сжимають у руках, сице он и вовсе прыснул смехом. Занеже держали они у руках пряменько вытянувшихся и втак замерших змяюк, точно то были не вужи, а дреколье, до зела большенькое. Головёшки змеи немножечко изогнули, а их гневливо сверкающие зеленоватым светом глаза таращилися на мальца.
Грибы - лисички медленно, перьставляючи свои длинющи ножищи, шевствовали к сноповозке. Отрок лицезрев эвонтих прислужников подземных Асуров перевёл взор и всмотрелси в чарующие красоты лежащие дальче. Да углядел, сразу позадь лисичек, красивейшие дерева, конешно не таки могутные як бероские, но и не низки таки, шо встречалися у болотных землях. Эвонто казалися широкие, у обхвате, дерева, тока не рослые. Стволы их гляделися почитай синего и сине-марного цвету, а на коротких размашистых ветвях висели уперемешку васильковые да зекрые листочки. Под теми деревами стлалася яро-зелёная трава, а посредь ейных тончайших, сочных отросточков пробивалися златые круглы, будто жернова, цвяты, коих беросы кличуть молочником, потомуй як у егось стябле тячёть белый, млечный сок. Сторонь со златыми молочниками, поместилися крупны девичники с жёлтыми корзиночками у сярёдке да белыми чуть загнутыми лепестками и небесно-голубые васильки, со дюжими воронковидными соцветиями... Гутарять беросы, шо василёк цвет самого Асура Велеса... явившийся на оземи от одной единой слёзинки, оброненной божественными оком Бога. Впала та волшебна слёзинка во травушки, коснулася зелёных её порослей и вобярнулася дивным цветом... А ужось отчавось та слёзинка выскочила из очей Асура никтось не ведывал... Можеть от любования на Бел Свет, а можеть от какой грусти посетившей Бога произошло тако чудо- о том в байках не сказываится. Токмо Борюша, нонече припомнив у то предания, крепче сжал у левой ладошке кроваву слёзинку- зачур Асура Валу и муторно вздохнув, скумекал, шо верно и Велес потерял ту слёзинку, явно о чём -то горюючи.
Обаче чичас мальчонка не долго вдавалси у те мысли, зане продвигаяся уперёдь взглядом вон увидал... у там дальче, идеже завершалася желды да дерева, точно посредь энтовой печоры небольшо тако возвышение, на каковом находилися два могутных стуло с резными ножками. Стуло имели высоки ослоны, до зела широки и заканчивающиеся клинами, которые были каменными и редкостногу червлёногу цвету, а по краям имели узку серебристу полосу поразительно блистающую. На кажном стуло имелися мощные, златые подлокотники оные подпирали рязные, кручёно-завитые кривые держали, по-видимому, также сотворимые из золота.
На вэнтих удивительных стуло восседали Боги, мальчик токмо вскинул на них глаза, як у то сразу спонял и торопливо стал выбиратьси из сноповозки. А вылезши из неё начал оправлять рубашонку, которая тяперича бултыхалася позадь распоранными лоскутами, у то постаралси напавший на негось крот. Да споднявши кверху праву руку зачесал перстами долги волосья назадь, убрав лишне за уши, шоб не лезли у глаза и роть.
Приблизившиеся грибы-лисички тихонько эк-нули и вуставилися глазёнками у сторону мальчишечки, а опосля протяжно вроде як икнули. И тадыся гриб-мухомор, привезший Борилу и дотоль сидывающий на облучке, мигом спрыгнул со сноповозки, и, бросив вожжи на грядку, резвенько побёг к Богам, кудыся вела устланная крупными, почитай с ладонь, самоцветными каменьями торенка. Мальчик наблюдал аки бесшумно двигалси евойный проводник-гриб широкось перьставляючи ноги по тропочке прямо к Асурам. Не добежав, може пару-тройку шажочков, вон резко встал, и немногось склонил головёшку утак, шо егойна шляпища малёхо съехал уперёдь. Засим гриб испрямилси, да поправив шляпищу зычно заокал.
Асуры Озем и Сумерла, у то Борилка приметил, были вельми могутными, и даже издалече гляделися высокими. Озем конешно был и выше, и ширше Сумерлы, и на егось смугловатом лике, вроде як присыпленном сверху еле заметным блестящим, серебристым крошевом, поместилися два больших, тёмных ока... Ужось с у той дали, идеже стоймя стоял малец було сложно разгадать, кари они али чорны, зане прикрывалися ащё и нависающими над ними кудластыми, светло-бурыми бровьми. Покатый, крупный нос, и маленько выступающие уперёдь скулы, напоминали тех воинов, шо томилися у каменьях подле Валу. У Озема седы волосы достигали плеч, а така ж седа борода да вусы лежали лёгонькими кудерьками на груди, по ентим волоскам струилися уверх и униз голубоватые мельчайши брызги, ово ли искорки, ово ли огоньки. Над головой Бога сияло широко коло, от коего у разны стороны расходилися рдяно-златые лучи. Асур был одет у распашное, долгое одеяние, дюже широкое кдолу и узкое у груди. Такими ж широкими да расширенными к запястью были рукава того одеяния, а ворота на нём не имелось и вовсе. Одёжа перельвалась златым светом, в подол же, разукрашенный пречудным узором, были вставлены усяки разны, самоцветны каменья. Одна рука Бога покоилась на подлокотнике, а у другой вон сжимал длинный, широченный, пелёсый посох увенчанный сверху клиновидным, здоровенным, лучистым зелёным камнем. Прямо под ногами Озема, которые покоились на коротконогой скамле, тоже каменной, ножки каковой блистали серебром, ползал здоровущий и какой-то редрый вуж, будто покрытый сверху золотистым пясочком, до зела масеньким обаче слепяще пыхающим светом.
Сумерла сидевша обок со своим муженьком, казалась не просто ладной, а дюже купавой. Она, в отличие от свово по виду зрелого мужа, была молода. Её молочно-бело личико имело лёгкий румянец на щёчках, а крупны и ано издалече видимые зелёны очи глядели в упор на мальчишечку. Небольшой с острым кончиком нос и маленький, приотворённый роть являл ряды белых ровных зубов, мерцающих голубоватыми брызгами. Богиня вулыбалася, и перьведя взор, посотрев на подбежавшего к ним прислужника-гриба, весело рассмеялася, задорно и по-доброму. У Сумерлы были тонки, чорны, соболины брови, у то времечко кады вона смеялася вздернувшиеся увысь, а густы светло-пошеничны, с еле зримой рыжиной, волосья заплетённы у толсту косу, почитай с два кулака Борюши, пролегали по одеянию. Обряжена ж Богиня была у просты бероские одёжи. А именно... у златую рубаху, собранную у ворота в густу сборку да обшиту каёмочкой, паче тёмного, смаглого оттенка и украшеную боляхными, жёлтыми каменьями. Поверх рубахи на Сумерле була одета понёва, доходяща до ступней, запахнутая вокруг неё и укреплённа на стане снурком. Ентова понёва пошитая из пёстрогу холста: зекрых, кумачовых, жёлтых оттенков, имела на своём полотне разбросаные прозрачно- самоцветные голыши ослепительно сияющие. Тонкий поясок словно соединяющий во едино рубаху и понёву, казалси золотым. Ноги Богини обутые у златую украшенную голубоватыми каменьями длинноносую обувку, напоминающую ичеги, покоилися на коротконогой скамле. Над главой Сумерлы, озаряясь, блистало огнистым светом, расходящимся у разны стороны, чудно творение вельми похожее на лепестки цветка солнечника.
Борилка неотрывно сотрел на Богиню, ужось такой вона была милой и упавой, да припомнил бероски преданья сказываемые про эвонтих Асуров: " У глубоких, мрачных, сырых пештерах, чё раскинулися под Мать Сыра Землёй, и покоятьси у провалах да пропастях, живуть Боги Озем и Сумерла. В тех землях хоронитси множество чудес... самоцветных каменьев, тякущих горящих рек и озерцов. Сами Асуры вельми сёрдиты, их одёжи полыхають теми чарующими каменьями, а лица хмуры и тёмны. Не любять Боги людей, оно як те желають, забравшись в их владения, похитеть самоцветны каменья, оные предназначены не для жадних рук, а для светлых душ... не для горести, а лишь для красоты и радости! Не пускають у свой мир Озем и Сумерла людишек... а уж коли кто и попадёть тудыличи, сице приятен будеть лишь вумершим... мёртвым, молчаливым и покорным... Служать Асурам токмо кроты, грибы да ужи, вони помогають слёдить за обширными теми землями, вони об усём сказывають да приносють вести с Бел Света.
Иноредь Боги гневаютси на людей. Тогды Озем подымаитси со свово седалища у полный рость, испрямляить свой могучий стан и упираитьси у землюшку крепкими плечьми, да начинаеть её трясти.... И тадыличи качаитьси оземь, ходять из стороны у сторону избёнки, деревеньки, грады, леса, пожни, реки, озерца и горы. Лопаитьси земля и появляютьси на ней трещины, ямы, рытвины, овраги, провалы, пропасти, бездны. Вздыбливаютси воды у морях, озерцах, а реки и речушки меняють свои русла, начиная течь у вспять... От эвонтого гнева Озема выходють из Мать Сыра Земли млады горы, а стары разрушаютси да вумирають.
Внегда на Бел Свет приходить зимушка и белый снежок покрываеть полстинами оземь, а лёд сковываеть водицу, Озем и Сумерла, муж да жинка, обнимаютси, ибо любять друг дружечку вельми сильно, и засыпають... Сон их крепок и яр, як и любовь, як и сама Мать Сыра Земля на охрану каковой они были поставлены самим Родом... И почивають Асуры до самой вёсны, пробуждаясь от первой капели да звенящих ручейков, кыи своей чистой, весёлой песней будять великих Богов!"
" Ишь... ты...- протянул про собе Борила, не сводя зачурованного взору с раскрасавицы Сумерлы.- А верно лгуть байки сказывая, шо Богиня тёмна и хмура... Вон какая она упалая да и личико ейно не тёмно, а беленько будто молочком сдобрено... Да и Озем не старшен... и по сему не так гневлив як молвють про него".
Не вуспел мальчик о том подумать як увидал, шо Сумерла нанова взглянула на него зелёными очами да ласковенько вулыбнулася, и немедля усяко волнение, несильно отдающееся у груди Борилки беспокойным биением сердца, вулеглося. Богиня капелюшечку всматривалася у мальца, вопосля лягохонько кивнула ему головой, и, приподняв с подлокотника праву руку, махнула подзываючи егось к собе.
Мальчонка, узрев тот призыв следовать к Богам, торопливо шагнул к тропе да абие вуслыхал продолжительное шипение ужей, которы были у грибов лисичек взамест дрекольев. Лисички ж без задержу перьгородили стёжку мальчику, посему вон был вынужден остановитьси, а не шевелящиеся змеюки, усё также ровненько вытянувшиеся, широкось раззявели рты и вывалили оттедась чёрны, раздвоены языки, верно утак жаждая гостя напужать. Борилка ж споднял руку и указуя на Асуров, обращаяся к грибам, прокалякал:
- Мене... гляньте, Сумерла кличить.
Лисички ужотко больно непонятливо... толи морща личики, толи просто сице хмуряся, обярнулись и узрев кивок головы Богини, не мешкая расступилися у разны стороны освобождаючи торенку мальчишечке. И Борила тада ж вступил на усыпанну крупными самоцветными каменьями тропочку да направилси к Богам. А под подошвами егось сапогов, утак ему почудилось, начало раздаватьси тихонькое позвякивание гремушек, тех самых которые подвешивают лошидям у праздники, абы эвонту радость и веселье было слыхивать издалече. Скоренько ступая по той изумительной стёженьке отрок како-то времечко не сводил глаз с лико Сумерлы, словно подбадриваемый ейной добренькой вулыбкой, а посем усё ж перьвёл взор и глянул на Озема. Асур также як и его жинка сотрел на мальца и не було во взгляде Озема хмурости аль сёрдитости, а Борюша подходя ближе приметил, шо очи Бога не чорны, а тока тёмно-кари.
Гриб, который правил сноповозкой у перьходе, по-видимому, чёй-то пробалабонил Асурам о ихням госте, да ступив улево со стёжки, встал подле стуло Озема, прямёхонько обок витых держаков, каковы подпирали подлокотники, и повярнулси ликом к идущему мальчугану. И тадыличи мальчик увидал, шо с под одёжи Озема выглядывають узки, серебристы обувки, носы которых венчають крупны каменья рдяного цвету, такие точно, какой сжимал он у своей длане. Посторонь ж скамли Сумерлы, идеже поместилися ейны ноженьки, расположилася здоровенна ярко-зелёная ящурка, не меньше локтя у длину, и довольно широченная. Глава её была ноли васильковогу цвету, и на ней мерцали блестящи, зелёны глазки. Посерёдке головы и спинки проходили маленькие шипы, которые были изголубо-синими и тоже переливалися, вроде образую единый лучик чем-то схожий с дивичьей косой. Не мнее длинным да толстым был хвост у ящурки, тоже васильковогу цвету. Животинка, расставив лапки у разны сторонки, лёжала смирненько и не вобращала никако внимания ни на гриб, ни на приближающего мальчишечку.
Унезапно позадь стуло Асуров, идей-то у дальней стене, лежащей супротив той у которой находилси проём, чавой-то ослепительно полыхнуло, будто прорезало ту часть пештеры насквозь да вдарилося в пол. Борила воззрилси на эвонту стенищу, оную до сих пор не разглядывал, занятый лицезрением Богов, и увидал, шо там точно и нет никакой городьбы. То ж чё там находилося представляло из собе огромны, пухлы, громоздкие грозовы тучи, какого-ть червлённогу цвету тока не яркого, а наобороть тёмногу. Казалося- энти тучи загородили уходящий на покой солнечный воз Ра так, шо кое-иде на рыхлых воблаках начерталися тёмно-фиолетовые отсветы, а из серёдки той, будто дождевой, тучи униз к полу стекали златые, с извилистыми руслами, ручейки. Токмо струились вони не однородно, як льётси водица, а прерывисто... так як бъёть у оземь молниями Асур Перун.
Любуясь таким сказочным видением златых ручейков и пузатых туч малец даже перьшёл на паче спокойный шаг, замедлив свову поступь, ужотко никак не мог отвесть он глаз от того зачурованного виду. Нежданно пронёсси, по ентим раздольям, еле слышный свист, отрок порывисто встряхнул главой и повернул её направо, туды откедова тот звук и доносилси. Да заметил у той яро-зелёной траве, як оказалося тяперича каменной, лягошенько кивающие ему соцветиями цветы молочников, васильков и девичника которые верно и свистели, да чудилось ищё, были живенькими. И даже на жёлтых чашах водного из солнечника святилися две крупинки напоминающие глазки. А Борюша подумал, шо белоцвет, солнечник, девичник, белюшка, ворожка аль як ащё величають ромашка есть цвет рождённый самой Богиней Макошью, которая во Небесной Сварге у деревянных чертогах со своими помочницами Долей и Недолей, прядёть волшебны нити судьбы, сплетаючи из них жизти людски, от самогу рождения уплоть до встречи с Марой. Калякають беросы - ентов цвет поясняющий, шо у то Макошью рождено творение делыть начало и конец, открываеть судьбу. Потому и гадають на его лепестках, выпрашивая у Богини судьбы подсказки, любим ты аль неть ладушкой твоей.
Присмотревшись, отрок уразумел, шо и деревца растущие у том чудном леску тоже каменны, и ветоньки каменны, не живые... Зато листоньки были вобычными, посему слегка трепетали, можеть от свисту. Занеже ветру у эвонтой печоре не ощущалося, и даже не колыхалися не одёжи, ни волосья на мальчике. Зато сладостно пахло тута духом токась снятого мёда, сухого сена, вжесь будто на пожни... а ещё чуток добавлялси запах перегною... такового, шо бываеть кадыся поздней осенью, носом сапога подцепишь пласт оземи укрытой свёрху опавшей, мокрой листвой.
Глава тридцать третья.
Усё не так як кузалось.
Вскоре Борюша приблизилси к Богам и востановившись от них у нескольких шагах, замер. Лежаща обок скамли ящурка даже не подняла главы точно- то её не касалося. Редрый вуж наопок ураз шевельнулси, а на егось спинки явственно посыпленной свёрху золотым пясочком, заиграл дивный, жёлтый свет. Вон вздёрнул голову и вупёрси маненькими тёмно-карими глазоньками у мальчика.
Бориле, меж тем, также пришлося задрать голову, оно як по-другому Богов неможно было узреть. Вон сначала зекнул очами у Сумерлу, а опосля, перьведя их, глянул у лико Озема и лягохонько преклонив голову у знак уважения, звонко молвил:
-Здраве вам велики Асуры Озем и Сумерла, владыки Подземногу мира!
- Кхе...,- не громко кашлянул Озем и тут же откликнулси.- И тебе отрок не хворать!
А Сумерла и вовсе зазвенела развесёлым смехом, лягко и сице нежно, словно птица кака песню затянула. Борила немногось помедлил, выжидаючи кады Богиня перьстанеть смеятись, и як вона затихла, продолжил:
- Я прибыл к вам, шоб испросить помочи... Мои соотчичи попали у бяду... и им нужны для выздровленья стрелы Перуновы.
- Знаем.. знаем мы о том,- улыбнувшись загутарил Озем и тонка, пряма морщинка разрезавша егось большенький лоб на две части расправилася.- Нам о том всё рассказали наши прислужники... грибы, ужи и кроты,- Асур смолк и впилси взором у мальчика.- Значит,- добавил он, миг спустя,- ты не побоялся к нам прийти. Не побоялся ни наших прислужников, ни нас самих которые,- и Бог сомкнул очи, а опосля прокалякал токмо, шо припомненное Борилой преданьеце,- вельми сёрдиты, их одёжи полыхають теми чарующими каменьями, а лица хмуры и тёмны. Не любять Боги людей, оно як те желають, забравшись в их владения, похитеть самоцветны каменья, оные предназначены не для жадних рук, а для светлых душ... не для горести, а лишь для красоты и радости! Не пускають у свой мир Озем и Сумерла людишек... а уж коли кто и попадёть тудыличи, сице приятен будеть лишь вумершим... мёртвым, молчаливым и покорным... - Озем нановы разомкнул очи, и, улыбаясь, отметил,- таких мрачных баек... не испугался?
- Не-а... не испужалси,- ответствовал мальчонка, и, сварганив ащё пару шажочков уперёдь, ближе к стуло Богов, лишь сильнее вздел головёшку, шоб луче видеть Асуров.- Ня мог без у тех стрел я возвярнутьси... Ня мог у бёдушке бросить соотчичей, каковые со мной у дальню стёженьку вотправилися. А посему спозволь мяне Асур Озем добыть эвонтих...эвонтих самых каменных стрел оные помогуть моим соратникам.
- Да, что ж...,- киваючи и согнав с лица вулыбку, пробалякал Бог.- Помочь... помогу. Видишь, позадь меня тучи грозовые ходять, а по их поверхности текут реки молний... тех самых стрел оброненных когда-то Перуном... Оттуда из тех туч да рек и можно добыть прошенное тобою... Так, что коль ты не трусешь – ступай.- Озем замолчал, а евойны густы, светло-буры брови сдвинулися, разом да втак близёхонько, образовав водну широку полосу, шо лико Бога стало хмурым и тёмным, точно сёрдитым.- Ступай туда и добудь ту стрелу... Только помни одно... реки те жгучие... текут в них огненные воды. И стоит простому смертному подойти близенько... Стоит капле горящей попасть на кожу, как мигом она выгорит до костей, поев всю плоть...Так, что уж и не знаю я стоит ли тебе туда итти... стоит ли подвергать себя такой опасности... стоит ли.
Токмо Борила не дал договорить желанное Асуру, и, шагнув нанова уперёдь, произнёс дюже зычно:
- У тогось я не убоюся... нешто мене нонече можно думать о собе, кадыличи в там... мои собратья повмирають... Тадыкась я могу иттить? И прямо днесь ту стрелу добыть сице?
- Так...так... можешь ступать,- произнёс Асур и малёхо подалси впредь, нависнув на отроком и приблизив к нему свово лицо, усё ищё вроде як сёрдитое, да глянув у саму глубину Борилкиных очей.- Можешь ступать коли смел и храбр...
У то Борюша не считал собе дюже смелым и храбрым. Вон просто считал, шо ноне не могёть повернуть назадь, подавшись выспугу. И хотясь егойно сердечко шибко стучало у груди, будто бубен выбивая крепки вудары, но токася не одной мыслью мальчинка не заколебалси, и сказал:
- Ну, тадысь я потопал,- да направил свову поступь нямножечко левее, абы обойти стуло Озема.
Обаче Бог нежданно испрямил стан, и, приподняв увысь свой могучий посох, шо есть мочи шибанул евойным заострённым концом у пол, каковой предь ними был смурногу цвету и до зела гладким... И немедля там позадь няго пропали пузаты, грозовы тучи, испарились огненны реченьки и появилися стена по полотну кыей, перьливаясь, перемещалися, точно живые, свёрху униз полосы жёлтого, златого, плавогу, злато-фиолетовогу цветов.
- Ой! - вскрикнул мальчик, увидав пропавши с его глаз спасительные стрелы и явлёну стену.- Як же... Як же так, а стрелы... стрелы Перуновы...
Озем вдругорядь поднял высоко свой посох и сызнова стукнул евойным концом у пол. И абие с под острия посоха выскочили и повпадали, к ногам остановившегося мальчугана, округло-удлинённые, почитай с указательный палец тёмно-жёлтоватые в белу крапинку, каменья.
- Ух!- тяперича вудивлённо и восторженно воскликнул мальчонка.
Вон капелюшечку отступил назадь разглядываючи с десяток, рассыпанных под ногами, камешков да скоренько дотумкал, шо предь ним Перуновы стрелы. Борила вздел голову и воззрилси на улыбающихся Богов, заметив, шо лико Сумерлы нежно сице начало озлащатьси будто б изнутри.
- Энто,- молвил малец и глас его от радости дрогнул.- Энто стрелы Перуновы.
- Вони... вони самы,- пробалякала Сумерла и тихий смешок прыснул с её прекрасных уст.- Мы тобе спроверяли Борюшенька... Борилка... Борил чё значить борящийся... Ужось тако ладненько имечко тобе избрал твой отец... Смела и храба душа твоя и достойна вона тако светлого величания... величания борца!
Як тока Сумерла загутарила, теряя легохоньки смешинки, сердце мальчика зараз перьстало отбивать удары у бубен и наполнилось какой-то благодатью... Вже так дохнуло на негось женским тяплом, а голос и говорок Богини мягкий такой, звучный напомнил ему, матушкину молвь в коей была заключена любовь и забота.
- Проверяли, правду сказала жинка моя,- подтвердил слова Сумерлы подземный Бог и егось широка вулыбка осенила не токмо лицо, но и усё окрестъ него, брови Асура разъехалися, и он сразу словно по-добрел.
- Жёлали мы вызнать Борилушка сице ли ты смел, як калякали нам о том грибы,- произнесла Сумерла, и по ейной светло-пошеничной, с еле зримой рыжиной косе, пробегла почитай жёлта тонка ящурка, вышедша из водного, златого лепестка ромашки, чё раскинулси над ейной главой. Ящурка, соскользнув по волосьям, спрыгнула с них на зелёну травушку, бляснула у сторону опешившего мальчика зелёными глазьми и мигом пропала, а Богиня, про меж того, продолжила свову реченьку,- ужось я зрю... Не пустобаяли наши прислужники... И верно, явилси ты сюды токмо для того, шоб способить своим субратьям... Энто оттогось не поднял с оземи смарагд да яхонт, брошенный под ноги... Оттогось не позарилси на золото у перьходе по каковому шествовал да трюхал... Славный ты хлопчик... Славный!.. Вже за у то одно- достоин ты был получить стрелы Перуновы... Ну, а когды не отказалси ходють, тудыличи... к той горящей реченьке, шо тёкла у тучах, сице и вовсе поразил ты мяне и мово любогу муженька. Смел ты, да чист душенькой... И за эвонтову чистоту... за душевно рдяно-златое солнышко, шо святить у тобе в груди, мы те споможим.
- Споможите?- перьспросил Борилка, не понимаючи о чём таком вядёть молвь Богиня, да дивяся тому развёл размашисто рученьки.
- Подыми-ка стрелы Перуновы,- не отвечая на вопрос мальца, изрёк Озем и чуть зримо кивнул, указуя на раскиданные по смурном полу каменья.
Борила чичас же присел на корточки, и правой, не занятой, рукой стал сбирать те стрелы, да запихивать собе за пазуху у рубаху. Взяв шесть штук, он было хотел уже и поднятьси, кадысь Сумерла скузала:
- Усе, усе Борилонька сбери... У торенке дальней вони можеть тоби сгодятьси... Оно як Ворогуха правду молвила у эвонтих землях, их отродясь не бывало.
Мальчонка поднял голову, и, глянув у зелёные, похожие на те самы видимые смарагдовые каменья, глаза просиял вулыбкой, да торопливо собрал и оставшиеся Перуновы стрелы.
- Помни Боренька, раны другов своих посыплешь толчённой у пясочек стрелой,- продолжила пояснять Богиня не сводя с мальчугана взору.- А хворому свому у тот малешенький пясочек взварите. Да будяте давать пить по три разонька у день... ложоньки по две не больче... И втак дня два, а то и три поите- вон и поправитьси вскорости.
Собранные стрелы Борилка запихал за рубашонку да прижал свёрху рукой, шоб не потерять, а опосля поднялси с присядок и довольненько молвил:
- Аття велики Асуры за помочь... От тадыличи я могу йтить?
- Погодь... погодь,- поспешила сдёржать егось Сумерла и протянул свову руку с длинными, тонкими пальцами у направлении отрока.- Погодь мы ж тобе ищё не пособили... А ты ж то заслужил.
Богиня резко качнула головой и над ней затрепетали златым светом лепестки цвета Богини Макоши ромашки, а коса Сумерлы нежданно шевельнулася. И отроку почудилось, шо у то совершенно и не коса, а змейка... вернее калякать змея... тока большуща, встрепенула своим рыжим телом собираючись вуползти... Обаче миг зачурованности прошёл, и коса нанова замерла, оказавшись тока туго сплетёными волосьми. Богиня ж маненько повертавшись на стуло, да опустив на пёстру понёву свову бело-молочну руку, пробалабонила:
- Оземлюшка, родименький чаво ты тако хотел бачить хлопчику...
Асур Подземного мира чуток развернулси, да глянув с нежностью на жинку, сказал, обрачая говорок к отроку:
- Борил! Ты должен понять... Ничего не бывает в жизни просто так... Ничего!.. Богиня Макошь давным-давно сплела наши судьбы: и твою, и мою... и моей любой жинки... и Бел Света... Боги как и люди подчиняются той великой Богине и её работе...Но Макошь оставила для любого из нас выбор- тот иль иной... верный иль нет!.. Тот выбор делает кажный из нас сам, оглядываясь лишь на свою душу и на жизненный овринг по каковому ходить... И кажная встреча на том овринге послана нам как надобность... Инолды кажется та дурна встреча, не нужна и вообще луче её не было б, но посем... много времени спустя понимаешь, что та встреча была надобна... нужна... и всё... всё не спроста...- Асур лишь морг медлил, можеть давая время мальцу обдумать у те мудры слова, а после молвил,- Бог Крышня послал тебя в град Торонец не просто так... Он выбрал тебя из тех многих робят, которыми богата бероска земля, и каковы не менее крепки и ладны чем ты... Но он выбрал именно тебя, потому как твоя матушка Белуня ведёт свой род от быкоподобного Бога Индры.
- Чавось?..- протянул мальчишечка и обомлел, вытаращив глазёнки и широкось открывши роть.- Як так вядёть свой род от Индры.
- Да,- загутарил дальче перьбитый на полуслове Озем.- Её род идёт от Бога Индры... Когда-то в стародавние времена, ужо опосля победы над Валу и Вритой, опосля многовекового стояние камнем, по пояс у Мать Сыра Земле, откуда пробудившийся Индра был вырван Дыем...полюбил Асур прекрасную бероскую дивчинку... Ту самую, рождённую от капли росы, что впала с одёжи Вышни у землицу... Полюбив ту хупавую девоньку, взял Бог её себе в жёнки... Далёко...далёко от тех мест где лежат бероски земли возвёл Асур град Индерию... иль как кликали тот град беросы Индьию, где все чертоги были сложены из мрамора, а овринги усыпаны золотом и самоцветными каменьями. Выстроил ту Индьию Асур и зажил там со своей любавой... Вскоре родила ему жинка сына... сильного и ярого как отец, красивого и смелого как мать... Родила, а чуток попозжа покинула тот величественный град Индерию, убежала оттудась, возвернувшись у земли беросов и схоронилась там... Спрятав там и сына своего... и весь его род... И уж поверь мне Борил, как не искал её и своих потомков Индра так и не смог найти... оно как сохранял их сам Бог Вышня.
- А почяму таилася вона от мужа свово?- поспрашал малец, поражённый такой байке и у тем событиям, сказанным у ней.
- Оно як,- почемуй-то тихонько, словно чавой-то пужаяся ответствовала заместо муженька свово Сумерла.- Оно як Индра шёл по-иной стёженьке, каковую не могла выбрать для свово сыночка та дева... у та Белуня... Не жёлала она, шоб сын ейный шествовал по Лунному оврингу... жёлала,- и Богиня, смолкнув, зыркнула зеленющими глазьми у сторону мальчишечки.
И Борилка немедля встряпянулси да сам за Сумерлу добалякал:
- Жёлала вона, абы топал он по торенке Сварога и егось Сынов... По пути мово Бога Вышни и Крышни... По Солнечной торенке...
- Правильно мыслишь,- вмешалси, у говорок отрока, Озем и притулил спину к ослону, опершись на него, да чуток вроде аки насупил брови, отчавось вони легохонько прикрыли очи, словно Асур о чём-то вельми задумалси. - О том и просила она... Она- Белуня... Первая мать из твоего рода. Она просила уберечь её сына и всех её потомков: внуков и правнуков от взору Индры.- Бог развёл у стороны брови и на егось смугловатом лике, лучисто заблистало серебристо крошево. - И Вышня,- добавил Озем, - претворил испрошенное у него... Он сокрыл и девицу Белуню, и её сына Велеба, и всех потомков от ока их прародителя.
- Велеба, - повторил мальчик имя сына Индры и свово предка.- У то значить повелитель... У тако имячко ему дал Индра?- догадливо спросил Борила глядючи в очи Озема.
- Да... Индра...,- ответил Озем и крепче сжал правой рукой пелёсый посох отчавось шевельнулись на обратной стороне пясти, будто змейки, тонки жилки.- Индра желал вырастить из своего сына повелителя, владыку, оттого и даровал ему такое имя... Но мальчик вырос не в мраморных чертогах града Индьии, а в деревяной избёнке, где-то в бескрайних землях беросов, и пошёл по пути Солнечному ... по оврингу Вышни... А потом у Велебы были дети, внуки, правнуки... Были, рождались, жили и умирали, шли по пути Вышни, будучи смелыми и храбрыми, сильными и чистыми душами. Они были верны когда-то однова выбранном пути для того, чтоб непременно родился в их роду ты... Ты самый достойный из потомков той первой матери вашего рода Белуни... Из той первой ветки первого рода... Долги века я наблюдал за тем как живёт род той Белуни и ждал этой встречи, чтоб помочь и подсказать, но лишь тому, кто сможет пройти тягостну торенку от дальних бероских земель до моего мира, кто не изменит своей душе.
- Но я не самый достойный... неть,- откликнулси мальчонка и его не мнее смугла кожа, як и у Озема, покрылася ярыми пунцовыми пятнами.- У мене... усе в роду достойны... и сродники, и старши братцы...
- Ты прав, достойны все и Пересвет, и Соловей... и сродники: Баско, Волот, Гаян, Гойко, Довол, Жилен, Здравень, Колояр, Лихарь, Могута, Олесь, Пяст, Ряха, Сварн, Тороп, Удал, Хот, Яр... и многие другие... - перечислил Асур имена сродников неких и вовсе николи ни слышимых Борилой, а неких живущих с малолетству сторонь.- Но именно ты стал по нраву Крышне... не знаешь почему?
Борила ищё шибче покрылси теми пунцовыми пятнами и его личико мгновенно приобрело какой-то кумачовый цветь. Он, чуть потупил взор, да глазея на несводящего с него очей, присыпанного золотым пясочком, ужа лежащего подле скамли Бога, прокалякал:
- Крышня гутарил... Занеже я овый пришёл у ночь на Купала к Жар-цвету... оттогось он и смог мяне зёрнышко Ясуней подарить.
- Это ты, верно, молвил,- согласилси Оземи, и, узрев раскрасневшегося мальчугана, ласковенько расплылси у улыбке.- Имена скольких твоих сродников я произнес, а скольких ещё не перечислил... и из них всех лишь один - ты пришёл в ночь на Купала к Жар-цвету. Пришёл, тем самым показав Крышне истинную мощь своей души да смелость достойную той первой девы Белуни. Знал Крышня, велика мощь тела, дарованная Индрой, но нет ничего сильнее мощи духа! Духа... того самого, что живёт в матери твоей Белуни и, каковой был дарён от рождения тебе. Он тот дух могутнее и твёрже валуна, у котором обитаеть душа Валу... Потому ты и выбран... Лишь человек с такой крепостью пройдёт этот тягостный овринг, не свернув с него и не изменив своей душе... А посему... посему Борил, сын Белуни, я тебе и пособлю.
- Пособите...- произнёс отрок, вдумчиво вслушиваясь и впитывая кажно словечко из реченьки Асура.
- Да... помогу,- киваючи ответствовал Бог и чуток подалси уперёдь, отклонив спину от ослона и, сызнова нависая, склонилси к Бореньке.- Там в Торонце... в великом и древнем граде, что появился подле окаменевшего Индры, протекает огненная река. Она струится не по поверхности земли, а в широкой и глубокой пропасти, которая появилась, когды Асур Индра, вырванный Дыем из её чрева, в беспамятстве выронил свой зачурованный меч выкованный Сварогом. Меч тогды пробил толщу земную и упал в глубокий проём, воткнувшись в небольшое каменное возвышение. Огненная река, вырвавшись из недр земли, окружила и то возвышение, и воткнутый в него меч.
Озем замолчал и вуставилси карими очами у лико мальчика и тадыличи у тех коричных зрачках Борила будто увидал свово далёкого, як оказалося, предка Индру, да выпавший из его рук богатырский меч. Оный рассекаючи надвое остриём землицу-матушку, направил свой полёть скрезь стремительно разошедшуюся оземь, униз в пропасть, и, врезавшись у камень, выпирающий из глубин проёма, вушёл в негось почитай на треть. И сей морг энтов камень, также як и сам пыхающий блистанием меч, полыхнул серебристым сиянием и обернулси у каку-то неприступну твердыню, а обок с ней заплясала огненными лепестками пламени река, похожая на ту, кою зрел мальчуган у грозовых тучах позадь стуло Бога Подземного мира.
- И як же мене его оттедась достать?- вопросил малец и вздрогнул усем тельцом высвобождаяся от тогось видения.
- Достать его сложно,- незамедлительно пояснил Озем и слегка тряхнул головой, отчавось взыграли у егось волосьях, у бороде и вусах маненькие седенькие паутиночки, будто перькидываяся крошевом белых пылинок.- Но ты, я в том уверен, добыть его сможешь... Ведь твой путь... тот каковой ты избрал, прошёл сквозь мой мир... Без сумнения тебе была послана встреча... встреча с Ворогухой, и сама Среча привела Лихорадку к вашему стану... Однако если бы ты не был так светел и смел... Если бы ты не изловил лихоманку, не привязал к своему пальцу и не пришёл к нашим землям... Если бы ты не полез один у покатый лаз, и покинутый Лиходейкой не дрогнув, продолжил свой овринг... то нынче не стоял пред моим седалищем... А значит никогды не смог добыть меча своего предка Индры! Никогды!.. Но ты особенный отрок, и в тебе живёт дух воина и Бога!.. Потому ты тут... Потому ты будешь одарен... и тогды непременно добудешь меч.
Озем ащё сильнее подалси впредь, и вжесь завис могутной скалой над мальцом сице, шо тот вздев головёшку почуял сладко-кислый запах землицы словно тока чичас подрезанный и перьвёрнутый плугом. А Бог у тем времечком крепко обхватил пальцами левой руки угловатый край подлокотника свово стуло, а правой малёхонько взмахнувши, резко воткнул посох у пол. И враз, занявшись, светозарно засиял клиновидный камень венчающий посох, именуемый смарагдом.
Да сиг спустя эвонтого блистание, медленно стало перьтекать с самоцветногу каменья прямо на пелёсое полотно посоха, и покрывать егось свёрху тёмно-болотными пятнами. У начале те пятна были такусенькими машенькими, но опосля вони разрастаяся у ширшину, поглотили увесь пелёсый цветь, вобратив посох у зелёный... И тады ж вон, у тот посох, и сам ослепительно заполыхал смарагдовым светом.
- Ты проявил смелость и широту души Борил... Борил, что значит борящийся,- вельми громко молвил Бог, и, глас евойный наполнил мощью усё огромадну пештеру и точно отозвалси гулким эхом от стен.- За ту широту души и получишь ты от меня помочь... Протяни ко мне левую ладошечку.
Мальчик поспешно перьложил из левой руки у праву зачур и протянул навстречу Озему распахнуту длань. Асур лёгонько вздел ввысь рученьку, у которой сжимал посох, и, вырвал евонтов конец из полу, при чём у той доселе гладкой поверхности, вспух крупнянький булдырь такой ж зелёный як и смарагд. А на конце посоха на том чуток заострённом кончике появилася лучиста, зелёна, больша така капелька. Бог направил эвонтов конец к ладони мальца, и лежащий подле скамли рыжий вужак беспокойно зашевелилси, да махонисто раскрыв пасть, явил раздвоенный яро-зелёный язык. Обаче Асур, заметив то шевеленье гада, негромко пробалякал: "Чурок...ок" и змей немедля сомкнул пасть, ужесь токмо продолжаючи глазеть на конец посоха и вроде як набухающую каплю. Приблизив к длане мальчонки конец посоху, Озем остановил ейно движение. А смарагдова крупиночка унезапно увеличилася, да накренившись, покачнулась на тонешенькой паутиночке, соединяющей её и у тот посох... Капелька вдругорядь закачалася и будто б вздрогнула, можеть не решаяся оторватьси, одначе Бог несильно тряхнул посохом да у тем взмахом оборвал паутинку. И крупиночка издаваючи еле слышимый свистящий звук полетела униз да впала на длань мальчишечки.
Лишь токмо капля притулилась, на раскрыту ладошку, як Борюша ощутил ейный жгучий жар... На чуток у та крупиночка аж! опалила своим дыханием кожу на длани. Однакось миг спустя та болюшка исчезла, а капелька распалася на множество масеньких крохотулечек, оные слегка растёкшись, обернулися у тончайши паутинки... таки кыя токася крепила ту крупиночку с посохом. Тонешенькие паутинки резво расползлися, словно ужаки, по коже покрыв её на самой длани и на перстах извилистыми, смарагдовыми лучиками перьплетений.
Озем медленно убрал свой посох от руки отрока и малёхо взмахнув им, вогнал эвонту зачурованну невидаль концом у пол, пряменько у тот крупный вспухший булдырь. Посох стремительно проник, пригнув тот смарагдовый булдырь вдол, а чрез миг полотно евойно поменяло цвет, став наново пелёсым. Тока усё также ярко продолжил сиять клиновидный камень венчающий посох. Борилка поднёс руку к личику и до зела внимательно воззрилси на те изумительны узоры.
- Достать меч можно будет,- промаж того загутарил Бог.- Лишь этой рукой. Огненные реки пышут дюже жарко, и спуститься к мечу никак неможно. Потому твои соратники, Борил, опустят тебя на уже вниз настолько... насколько ты сможешь стерпеть... Ты же протянешь руку к мечу, и покличешь его.
- Покличу...як покличу?- вопросил не мешкая мальчик и отведя взор от длани вупёрси зелёными с карими брызгами очами у лицо Асура.
- Назовёшь имечко,- ответствовал Озем, и, подавшись назадь опёрси спиной об ослон свово великолепного сидалища, отпустил посох и сложил руки на подлокотники.
- А како имечко... надобно молвить?- сызнова спросил Борилка, наблюдаючи за вусаживанием Бога на стуло.
- Имя... у меча есть имя,- ужось паче тихонько прокалякал Озем, точно вуставши от говорка аль сотворимого чудо.- Имя волшебное, зачурованное... Назвав каковое, ты призовёшь к себе на службу этот меч... То имя никому не ведомо, окромя Индры... Это имя должен знать ты...
Токась малец не дав добачить Асуру, перьбил егось, и вельми взволновано произнёс:
- Я...я.. то имя не ведаю... Откуды ж мене его знывать... Я ж Индру николи не видывал... и николи не слухал ту байку про негось.
-Ты должон попытатьси...,- тоненьким голоском пробалабонила Сумерла вступая у разговор.- Оно энто имячко можеть кадый-то гутарилось у твоём роде... можеть матушкой... аль дедкой... Оно энто имячко тячёть у твоих жилах с той крохой юшки, шо усё ащё... и до скончанию Бел Света будять соединять тобе и твово предка Индру.
Борюша сморщил свой высокий, смуглый лоб стараяся припомнить чё-нить тако слышимое, от матушки Белуни... аль от того другого дедки, кыего кликали Бушуем, и который в отличие от Заруба мало каких баек сказывал, будучи дюже сёрдитым.
- У тобе будять времечко покумекать... будять,- молвила Богиня и едва заметно качнула головой, отчавось ейна косанька нанова зашевелялися як жива змейка, а зелёны глаза лучисто блеснули.- Будять... ни чичас... Чичас слухай мово муженька.
- Да, слушай меня Борил,- поддержал жинку Озем и сдвинув свои густы брови так чё мальчишечке показалось, шо Асур на него сёрдится прям як дедко Бушуй.- Помни, спуститься на уже надобно как можно ниже... как можно ближе к мечу... И хотя сила в ладони твоей такова, что может призвать меч из серебряного валуна, даже коли б ты стоял на краю пропасти, но спуститься необходимо ниже... потому как имя... Имя меча, каковое ты должен вспомнить и назвать, кроме тебя никто не должон слышать...Никто!.. Если то зачурованное имя ктой-то услышить... то засегда может забрать у тебя меч... И тогды меч, выкованный самим Небесным Отцом Сварогом, силу и мощь отдаст в услужение другому... Тому, кто быть может, ступает по Лунному пути... аль, что ещё страшнее по пути ЧерноБоже.
- Борилушка, ты, уяснил чаво тобе мой мужанёк гутарить,- вмешалась у каляканья Сумерла и вулыбнулася, да сице ласковенько и мило чё у мальчоночке на душе, от тех несладких дум, сразу полегчало, точно ктой-то эвонту тягость с неё снял.
- Да... усё я уразумел...усё,- молвил Борил и абие переворошил о томящемся у пештере Валу.
- Ну, раз понял... тогды можешь ступать,- изрёк строгим гласом Озем и смолк, а сам вуставилси на мальчугана будто чавой-то ожидаючи от него.
Отрок малеша раздумывал... Кадысь вдруг почуял як у правой длане слегка затеплилась слезинка Валу, обернувшаяся у зачур, и та тяплота заструилася по коже. Приподнявши сомкнуту у кулак праву руку мальчик оглядел её, и узрел як нежно заалела на ней кожа на перстах да тыльной стороне пясти... Вон чуть слышно дохнул, и, воззрившись у лико Озема, поспрашал:
- Асур скажи мяне... а могу ли я пособить душе Валу, выручив егось из тогу полона у коем вон томитьси?
Лицо Бога нежданно засияло едва зримым серебристым светом, над головой пыхнуло рдяно-златыми лучами широкое коло, преобразив усю сердитость в доброту и довольство, и вон не мешкая, ответил:
- Светлая душа! Лучший выбор Крышни из потомков Индры!... Ждал я... Оченно ждал от тебя этого вопроса... Потому как... ну, да ты о том сам позже догадаешься...сам... А посему не стану я тебя томить и скажу все как есть... Валу можно помочь... И если ты пожелаешь, захочешь и проявишь смелость, то непременно его выручишь... Давно... давнёшенько Валу совершил злодейство... против Бел Света, отца своего и людей... Этим злодеяниям нет прощения, и души такие после смерти уходят тока в Пекло... Но Валу, пред гибелью обратился в валун и умер как камень, разбитый на множество частей и осколков... Он не был предан огню... не был схоронен в землице... Валу остался лежать теми каменьями, крошевом, а посему душа его принялась бродить по Бел Свету влекомая, словно сухой листок сынами СтриБога: Позвиздом, Подагой, Провеем... Лишь Догода, самый добрый из братцев ветров, был жалостлив к Валу... Как-то Догода залетел в мои земли, и просил за несчастного страдальца гонимого Бел Светом, носимого ветрами... И я внял просьбе Догоды,- при вэнтих словах Борилка узрел як чуть заметно залучилися очи Сумерлы и вона отвернув личико от мальца и муженька, нежно вулыбнулася.- Тогды мои прислужники... кроты, ужи и грибы отправились в Торонец и сбрав остатки валуна, привезли и сложили у печоре... Зачурованным своим посохом, я придал останкам Валу образ головы, а добродушный Догода словив душеньку сынка Доны, принёс и вложил его в те останки.- Неторопливо повернула головушку Сумерла и взглянула на мальчишечку, а лико ейно ужось осенялося златым светом и яро блистали позадь неё лепестки цвета. Озем узрев то озлащение окрестъ жинки, также расплылси улыбкой и добавил,- Сумерла як и Догода просила меня пожалеть Валу... Уж она дюже добрая и злато сердечко имеет.- Асур споднял леву руку с подлокотника и толстоватым, коротким, указательным пальцем огладил тыльну сторону ладони Богини, ласково взглянув на неё. Сумерла также бросила на муженька любовный взглядь и лягохонько качнула главой. И тады ж Озем продолжил гутарить,- Чтобы Валу мог быть прощён, ему надобно заступиться за Добро и Свет, выступив воином в битве, где своей кровью он сможеть смыть злодеяния сотворимые им... Но, чтобы он смог стать воином... Кто-то... должен недалече от града Торонца взобраться на высоку гору Неприюта, на вершине которой растут три старых дуба, и тёмной ноченькой встретиться там с духами воздуха- Вилами... Ты, Борил, слышал когда-нибудь об этих духах?
- Вилы...,- протянул величание духов отрок, и поспешно кивнул.- Агась слыхивал... Слыхивал чё то упавые таки девы, кои имеють крылья да могуть лётать. Вони владеють крыницами и озерцами, умеют запирать воды от людей... Калякають беросы, шо коль улюбитьси у Вилу, то опыстылет тады человеку Бел Свет и жизть будеть не в радость.. Калякають, шо не можно гневить духов тех, ибо тадыличи могуть девы наказать обидчика... аль вубить водним взором.
Боренька смолк и споднявши праву руку, сомкнуту у кулак, провёл перстами по лбу точно утираючи пот на нём, обаче тем движением вон жёлал сокрыть озноб, который пробёгси по егось тельцу, втак он спужалси, у той встречи с Вилами. Озем, по-видимому, узрел тот озноб и лишь шибче вулыбаяся, продолжил реченьку:
- Это ты верно сказываешь... Да только не передал ты главного. Вилы не просто владеют водами, они знают, где можно добыть живую и мёртвую воду... Оной, обрызгав, ты можешь возвернуть образ человечий всякому, кого тронуло зло... И Валу обдав той водой, можно будет оживить. Лопнет валун в коем живёть его душенька и выйдет оттуда с человечьей плотью Валу... Выйдет, коли добудешь ты ту воду, коли встретишься тёмной ночкой с Вилами, коли взойдёшь на гору Неприюта... Но если ты не пожелаешь этого сделать, никто тебя неволить не станет.- Одначе от у тех слов Борилка порывисто замотал головой, указуя чё вон желаеть спомочь Валу, а Озем тады ж добавил,- добре... что ты не отказываешься помочь Валу... Остаётся теперь последнее... лишь желание самого Валу тебе пособить и выступить супротив панывичей и Зла.
- А Валу... Валу,- отметила дрогнувшим голоском и столь знакомым родным, бероским говором Сумерла.- Валу вон так мечтаеть исправить то чавось кадый-то недодуму натворил... Сице жаждеть... Вон с тобой Борюша няпряменно пойдёть.
- Я у то ведаю,- произнёс мальчик, припомнив свой разговор с сыном Доны, яго слёзинку и горюнь.- Он мене о том гутарил... гутарил, шо хотел мене помочь... добыть меч и изгнать панывичей от зямель беросов... А як же я смогу у ту водицу выпросить? Чё мене надоть гутарить?
- Ладненько...что Валу хочет помочь тебе... ладненько...- молвил Озем и провёл перстами по своим устам, приглаживая к низу попавши на них длинны волосья вусов.- Когды ты подымишься на гору и дождёшься ночи, а прилетевшим Вилам поклонишься. То они зададут тебе загадку... Может одну, а может и больше... И коли ответишь ты на них правильно, они тебя одарят... Одарят тем, что ты у них попросишь: вылечат от хвори, предскажут смерть, иль отнесут туды, где ты добудешь волшебну водицу.
- Токмо помни Борилушка,- вклинились у говорок Богиня, и глас ейный будто б песня птицы зазвенел перьливчито и нежно.- Помни хлопец, шо Вилы- девчиночки... не обидь духов каким словом, будь почтителен и тадыличи они тобе спомогуть.
-И ищё...,- Озем сказал у те слова вельми громко отчаво враз заходила ходором уся пештера, затряслися стены, свод и пол у ней. - Вилы сыздавна принимают участие в распрях людей... в битвах Добра и Зла... Всякий раз они вступаются за Правду, пособляя Добру... И если ты будешь смел, а они благосклонны,- и Бог впилси своими карими очами в личико мальчонки, желаючи, шоб тот его непременно спонял, а у печере наново чёй-то загрохотало, точно зачилась гроза.- Призови их в помощь. Попроси не бросить беросов в беде, а прийти и защитить своей силой... Силой воздушных дев... Потомуй как панывичи, каковые находятся недалече от бероских земель, собирают в своё воинство всё зло и нежить... всю мару принадлежащую Пеклу...И ты, Борил, что значит борящийся, идущий по Солнечному пути, оврингу Сварога и его Сынов, должен понять... Ты отправился в эту дальню стёжку не токмо, чтоб добыть меч Бога и твоего предка Индры, не токмо... чтоб помочь Валу... но... И это самое важное... чтобы собрать себе воинство! Воинство оное сможет своим Светом и Добром противостоять Тьме и Злу!
Глава тридцать четвёртая.
Мамаи.
Борилка катил у сноповозке в обратном направлении по тому перьходу, у коем, мерцали, переливаяся белы да зелёны искорки, отбрасываемые шёрсткой крота. Тока чичас мальчик не взирал на у те искорки, да и не обрачал вообче внимания и на сам перьходь. Вупершись взглядом у спину мухомора вон обдумывал усё чё вуслыхал от Богов Подземного мира. Радуясь у душе тому, шо не струсил да не повернул назадь там в лазейке, иде егось покинула Ворогуха. Скумекавши, тяперича, як важны и те знания, и та помочь посланные Оземом и Сумерлой, без каковой он николиже не добыл меча, без каковой николиже не довгадалси, чё торенка евойна не проста, а проложена так-таки для того, абы сбрать рать.
Рать Добра супротив Зла!..
И у ту рать должны вступить не токась беросы- люди .. братцы и сёстры его из росинок рождённые, у неё войдуть и духи, и волшебны народы с которыми малец встретитьси во время свово пути... и верно сами Асуры... таки як Валу. Оно ведь, як оказалося, не тока Валу ждёть освобождения от каменного полона, но и те... другие томящиеся у валунах воины...
Эвонто, як пояснил Озем, были потомки велетов - мамаи. Сами велеты- великаны, рождённые Богами у начале начал, кадысь не жило ищё у Бел Свете человечьего роду, были дюже могутными. Моря им доходили до колен, а хребты вони с лёгкостью перьступали. Повелели Асуры, велетам, творить поверхность Бел Света: насыпая высокие взгорья, прокладывая русла рек, да впадины озёр, прорубая пропасти и ложбины. Были те великаны до зела сильны, горды и громадны. Ведь велий значить то великий, большой. А посему решили вони паче не трудитси там на оземи, возжелали взойти на Небо и править у самой Сварге... Дерзки таки посигнули на Божье, на у то чё им було не подвластно и не даровано. Да токмо Боги не пустили велетов у Небесны дали. Ведь сотворены они были для Бел Свету... Шоб у там на землях Бел Света рождатьси, жить, трудитьси, любить и вумирать.
Обаче велеты не вуспокоились, не востудили свой гневливый нрав и принялися истреблять давеча появившихся на Бел Свете людей. Абы спасти человеков послали Асуры крылатых драконов, пыхающим огнём, и уничтожили сей недостойный народ, не вжелающий жить у мире.
От тока не усе велеты погибли, некие вумудрилися выжить... Они притаилися у тех высоких, утесистых горах, которые когды-то созидали, да похищая человеческих дев, продолжили свой род на Бел Свете. Одначе от тех дев рождалися ужось не таки мощны и рослы детинки як велеты, а ребетёнки помельче... похудей и пониже росточком, поелику и получили они ново величание - мамаи. И хотя мамаи вже не вобладали таковой силой аки ихни предки, а усё ж перьняли от тех гневливый нрав. И зане сила их вуменьшилась, они наловчилися ковать мечи, да шибко чудно обучилися ими владеть. И, сызнова, як их предки стали нападать на людски племена. Токмо люди, к тому времечку повзраставшиеся и окрепшие, начали давать отпор мамаям.
Раз как-то разгорелася битва на Бел Свете, и люди призвали у помочь свово Бога Громовержца Перуна, Асура Битв и Войны. Пришёл Бог, сёрдитый на вупрямство мамаев да начал жечь у тех за злодейства огненными молниями. В ужасте побёгли у разны сторонки горящие сыны велетов, но были и те, у том бою, ктось не спужалси Асура да вухватив у руки мячи ринулси на него самого.
А Бог... Бог он чаво? Вон любить храбрых духом... Потому не сжёг он таких смельчаков, оные на самого Асура выступили. Перун обратил их у камень, шоб значить постояли... подумали, да горячий нрав маленько востудили. А таче Бог рассёк оземь надвое и скинул тех воинов каменных у Подземный мир Озема и Сумерлы. Скинув же повелел находитьси там мамаям, до тех самых пор покудова они не одумаются, да не пожелають, вступившись за людей, юшкой смыть пролитое на Мать Сыру Землю.
Асур Озем изъяснив у то преданье, смолк, а опосля добавил, шо мамаи ужотко долзе томятьси у тех валунах, и непременно пожелають вступить у воинство потомка Бога Индры, и пойти за ним супротив панывичей. Ведь и велеты, и мамаи шествовали не по оврингу Чернобоже, а по Лунному пути Дыя... И будуть рады поддержать пусть и далёкого, но внука из его племени.
- И хотя, ты, Борил идёшь по Солнечному оврингу,- молвил Озем, и глас евойный загрохотал у пештере наполняя усю её да будто ударяясь о голову мальца своей мощью.- Но помни, чтобы спасти свой народ, должен ты собрать в свою рать и тех, кто движется по Лунному пути... А для того, чтобы поклоняющиеся Дыю шли за тобой, не должен ты скрывать своё родство с Индрой... Знать должны ведомые тобой, вступающие в твою рать: духи, народы и Боги, что ты, Борил, потомок Лунной стёжки Дыя и Индры, сам ступающий по оврингу Сварога, ведешь всех прильнувших к тебе против их вечного врага Чорного пути самого ЧерноБоже.
"От... от то лягко гутарить должён не скрывать свово родства с Индрой,"- думал Борилка и надсадно вздыхал.
А як же поведать о том соотчичам, шо ждуть его там... у лазу... на макушке взгорья, да там... у неприютном продуваемом ветрами краю... Як скузать, шо егось предок - сам Бог Индра... Як скузать, шо направил егось Крышня сбирать дюжу рать супротив самого Зла... Его - мальчонку, двенадцати годков...И аки вообче могуть пойти за ним: духи, народы и Боги...Як?
Оно вроде бахвалиться то не привык отрок... У то не по-бероски считалась... балякать лишне о себе да хвалитьси. Учили егось и отец Воил, и мать Белуня, названная точно аки у та первая мать их роду... учили они быть засегда скромным... Скромным и гордым! Ибо гордый уважаеть собе, он обладаеть достоинством и духовно свободен, а значить внутренне чист. Николиже ня будеть гордый человек завидовать другому, ня будеть унижать аль зариться на добро чужое. Ну, а скромность- вона близонько шагаеть с гордостью... Она вроде як молвить - ты, человече, уважай собе и того, кто шагаеть сторонь... сторонь або далече... Береги свову жизть и жизть кажного бероса, кажного человече, кажной животинки, птицы, травинки... Ибо кажный из беросов дорог Вышне, кажный человече- Сварогу, кажна животинка, птица, травинка- Мать Сыра Земле... Ибо усе живые на Бел Свете... усе есть ребятёнки Божьи.
За теми думками, мальчик и не заметил, аки сноповозка замедлила ходь. Крот як и у прошлый раз перьшёл на шаг, ево мощны когти застучали о гладкость пола, а вмале зелёны да белы искорки, покрывающие шёрсть, перьстав мельтешить, осыпалися униз. У перьходе наступила тьма. Нежданно мухомор негромко вок-нул и у тот же миг упереди чавой-то блеснуло... не лучисто сице, а како-то смурно, но у таком мраке вельми видимо.
Неспешно волоча за собой сноповозку крот немного погодя вытащил её у новый проходь. И малец сей морг признал, шо предь ним та перва пештера у котору вон спустилси из лазейки, и идеже его так поразили морщинисты, полосчаты стены. А узрев дыру у стяне откудова выглядывала спустившаяся к долу ужа, дюже вудивилси.
" Як же сице,- протянул про собе мальчуган и огляделси, тяперича у правой стенище, там идеже раньче находилась сплошна слоистая городьба, зияла широка щель.- У то верно Озем иной-какой проём воткрыл, шоб я Валу миновал... Чудеса да и тока!"
И покуда крот, плюхая лапами по полу, вяло катил за собой воз, Борилка обхвативши левой рукой край борта, выпрыгнул оттедась и ступил на ноги. Мальчонка враз выпрямил спину и отпустив борт сноповозки, направил свову поступь тудыличи...к лазу. Поравнявшись с сидящим на облучке грибом каковой, тутась вже повертав главу, вызарилси на него крохами глаз, отрок, кивнув ему, молвил:
- Усё... далече я сам... А ты езжай к Асурам и кажи, чё мене до лазу проводил.
Гриб, немедля, натянул вожжи и востановил крота, а Борила помня сёрдитый нрав животинки, шагнул маленько левее, обходя его утак, абы тот не мог дотянутьси и сызнова порвать рубаху, оную така добренька Богиня Сумерла взмахом своей купавой рученьки починила. Животинка однакось, учуяв дух мальчика, беспокойно зашевелила вусами да принялась поводить мордой. Тока гриб крепче напряг вожжи и звонисто ок-нул, и крот абие замер недвижно, судя по сему, пужаяся быть вдругорядь огретым змеюкой.
Борилка ж размашистым шагом, наскоро обойдя замершу животинку, приблизилси к лазу и наклонившись споднял с полу лоскуты ручника. Опосля вон, протянув леву руку, обхватил перстами ужу и резво её дёрнул... раз... другой... втретий... Ищё чуток и вярёвка натужилась у длани мальчишечки, а из лазу послухалси тихий, раскатистый о...о...о... у то, по-видимому, отзывалси Крас.
Борилка, без задержу, задрал голову и зычно крикнул у проём:
- Тута... туто-ва я!
Отпустив ужу, малец сунул, находившийся у кулаке, зачур у роть и начал обматывать лоскуты ручника вкруг правой да левой ладони. Кадысь длани были готовы к подъёму, мальчонка нанова схватилси за верёвку и повярнув голову, посотрел на гриба, который никудыличи не вотправлялси наблюдая за ним, да пихнув языком слёзинку-камушек за щеку, прокалякал:
- Усё я вушёл...Молвишь Валу чё тяперича я ведаю як яму помочь и вярнусь... Вярнусь, пущай он мене ждёть!
И вуслыхав в ответь от разумногу гриба негромкое уок...уок начал подыматьси на руках уверх... туды к проёму у лазейку. Борюша будучи дюжим, вмале ужось достиг круглогу проёму да влез у лаз. Тама вон восторожненько повернулси и лёг на спину, шоб не сломать хоронящиеся под рубахой Перуновы стрелы.
Не вуспев ащё толком-то располжитьси на спине мальчонка почувствовал як резвенько стал он возноситьси увыспрь, судя по сему то Крас вытягивал на собе ужу, а посему Борюше надобно було лишь крепко держатьси за неё. Како-то времечко спустя, у то сколько прошло было не спонять, зане окрестъ него витала густа тьма, вервь чуток приостановила движение, и шоб не сползти униз отрок вупёрси коленами у стену лаза, да тут же вуслыхал прерывающийся голос Краса:
- Борюша... Борюшенька эвонто ты?
- Я...я... Крас,- ответствовал мальчик, прижимая языком зачур к правой щёке.- И стрелы... стрелы у мене.
И абие его подъём продолжилси. Ужось Крас так мощно тянул ужу, шо инолды вярёвка проскальзывала меж ладоней, и Бориле чудилось вон сувсем не подымаитьси, а наопак улетаеть униз... Обаче то яму тока казалося, поелику немноженько погодя он узрел белёсое пятно проёма, а вскоре и саму дыру. Ещё пару рывков и рука мальчишечки отпустила ужу, и ухватилася за выступ проёма, а морг опосля сильны руки Краса, вже обхватив стан, вырвали егось из нутрей лазейки. А вырвав враз подняли, и поставили на ноги, на пол впадины, да крепенько вобняли, прижав к собе.
- Жив...жив..,- взволнованно прошептал Крас и будто старший братец Борилы Пересвет уткнул у ево волосья лицо.
- Борюша...жив?- долетел свёрху не мнее растроганный голос Сеслава и сам он навис над дырой, низко опустившись желаючи разглядеть отрока.
- Жив.. тутась я...,- откликнулси мальчуган и выскользнув из объятий парня, выложил изо рта на руку зачур.
Засим маленько подавшись назад, малец споднял голову и вуставилси увысь. Там наверху ужось було светло... и солнечны лучи воза Асура Ра осенили не токмо земли Бел Света, но проникли и сюды у энту впадинку. От ясного того свету мальчик поморщилси, и сокрыв очи поспешно опустил голову, сице зарябило у няго в очах.
- Я добыл стрелы Перуновы... добыл,- радостно выкрикнул вон да стал тереть глаза тыльной стороной длани, а таче кадыся отнял руки от лица и воззрилси у лико Краса, увидал там каки-то тёмно-серы полосы.- Обаче надоть торопитьси,- добавил мальчонка и вулыбнулси парню,- Богиня Сумерла гутарила мене як их можно излячить.
- Ты зрел Сумерлу?- удивлённо вопросил Крас и лико егось легохонько посветлело.
- Агась... И Сумерлу и Озема... но об эвонтом пожже... посем... а ноне надобно у стёженьку обратну отправлятьси.- И Боренька кивнув на вярёвку, креплённу на стане парня, молвил,- сымай Крас ужу и у торенку... шибче.
Парню не пришлось дважды балякать, он верно то усё времечко, кое отсутствовал мальчик, до зела перьживал и не токмо за отца, и соратников, но и за няго, каковому никак ни мог спомочь. Потому Крас резво снял с собе вярёвку, и, вытянув ейны остатки из лазу, скрутил у масенький клубок выужённый конец, да, размахнувшись, выкинул егось увыспрь к Сеславу. И покуда старший воин крепил ужу к свому поясу, парень поклал у котомку усё спущенное во впадинку: охабни, светочи и принесённые мальчуганом стрелы, да привязал её ко свободному концу верёвки. Обвязав свой стан ужой Сеслав мигом поднял наверх котомку, а засим и мальца, и вжесь с помочью Борилы вытащил на макушку бугра тяжеленного Краса, оный большу часть пути пролез сам, шоб у то було быстрее.
Кадыличи усе трое соотчичей встретились на макушке и Сеслав, слегка отдышавшись, вобнял отрока, который стал тяперича словно родненьким для них усех человечком. Мальчуган, нежно огладив ражую руку воина с выпуклыми, крепенькими жилами да заглянув у егось серо-зелёны очи, вопросил:
- Дядька Сеслав скока мене не було?
- Ночь... ноченька минула,- ответил, за усё ищё тягостно дышавшего воина, Крас, и, достав из котомки охабень протянул его мальцу.
Борила довольно дохнул, и, не сводя взору с раскрасневшегося лица Сеслава, кый прорезал, ставший от того напряга почитай багровым, шрам, прокалякал:
- Эт... добре чё токась ночь... А то я вельми тревожилси за вас и хворых... Пужалси не вуспеть... Оно як нам надоть торопитьси, шоб поспеть их излёчить.
Отступив от воина, который ласково ему улыбалси, назадь мальчишечка зябко перьдёрнул плечьми, да принял от Краса охабень.
Нонче на голубом небосводе не имелось ни туч, ни воблаков, Асур Ра проглядывалси вельми ладненько, одначе денёк был весьма прохладным. А усё оттогось, шо Бог Позвизд, чем-то наново недовольный, дышал порывисто и сёрдито. И кады Сеслав, Борил да Крас спустилися со взгорья, и, обогнув его скорым шагом, направилися у обратну торенку, принялси дуть им у лицо, пытаяся сорвать с них охабни иль замедлить шаг. Уж таковым был тот Асур грозным!
При таком ветре Борила никак не смог поведать соратникам о том чаво с ним приключилося, поелику ступал вслед за Сеславом молча и кутаясь у охабень усё дороженьку вспоминал Валу. Кадыличи вон взобралси на макушку из впадины, Сеслав дал ему тонкий, сучённый снурок, чрез который продели зачур. И днесь тот дорогой его сердцу дар, кровава слёзинка, висел у него на шее, туляся одним своим бочком ко груди. Борилка инолды дотрагивалси пальцами левой руки до охабня, под каковым тот хоронилси, и вощущал лёгко тако покалывание и у груди, и у руке. Тады малец сподымал голову и глядючи на далёкий воз Асура Ра, улыбалси красну солнышку, да радовалси благолепию Бел Света не тока энтому, наземному, каковой засегда зрил, но и тому... изумительному, подземному, кадый-то сице мудрёно сварганенному самим Сварогом.
Глава тридцать пятая.
Меч Асура.
Аки не поспешали путники, ступаючи быстро и даже не востанавливаясь пожамкать, но до своих соотчичей вони добралися лишь к ночи... Бог Дый, каковой, оказалося, был далёким предком простого, бероского мальца Борилки, голодногу и уставшего, обаче несмотря на то ни вотстающего от Сеслава, вукрыл своим долгим охабнем усю небесну твердь и земли Бел Света да втак плотно чё околот странников ничего не зрелось. Токмо идей-то далече, у той тьме, мерцали машенькие звёзды, озаряючи охабень и посылаючи блёклый свет на Бел Свет, по которому топали не мнее масенькие, чем те светила, люди.
Глазастый Борила усмотрев лучисту крапинку огня на оземи, радостно вскликнул да тадыличи повёл Сеслава и Краса прям на неё. У то пламя костра, видимое лишь мальчиком, лёжало не близенько, а посему пройти пришлось много, когды напоследях вудалось узреть поднявшихся от костра Гордыню и Орла, оставшихся дозорить. Шоб не взволновать собратьев Сеслав зычно прокричал:
- Гордыня эвонто мы возвярнулися... Усе живы.
- У то и добре... чё усе живы,- вуслыхали они в ответь голос Гордыне вельми какой-то сёрдитый, чем-то схожий с суровостью Позвизда, шо рвал с них днесь охабни.
Немного погодя они и вовсе вступили у отблеск костра и разглядели стоящих Гордыню и Орла, по виду дюже смурных, да лежащих на землюшке хворых Гушу, Былята и Сома.
Ворогуха не сбрёхала... Былята и Сом, которых опалил зачурованный, злобный огонь Цмока, занедужили до зела серьёзно. И як пояснил Гордыня с утра ужось и поднятьси на ноги не смогли. Сом ищё было храбрилси, одначе с полудня повалилси на землицу и залихорадил. Лицо егось справу утак вспухло и начало выпирать уперёдь, шо на нём було сложно разбрать иде тама очи, нос аль уста.
И вже то гутареное воином было истинной, занеже больнешенькие, объятые жаром, даже не сподняли голов со своих охабней, абы поприветствовать прибывших. Былята и Гуша, сице почудилось отроку, были точно не в собе, оно як их иногды перьдёргивало. Сом, однакось, чавой-то непонятно и тихонько простонал, судя по сему, здоровкаясь с соратниками. Борила, дюже утомившийся, подойдя к костру, немедля, вопустилси на оземь подле ног шишуги, оный чуть слышно всхлипывал и повизгивал, будто ктой-то егось мучил. Крас же, торопливо скинув у руки Орла с плеча котомку, кинулси к лежащему Быляте и присев на корточки, принялси ощупывать да осматривать отца. Токмо мрак у ночи был такой густой, шо ничегось не зрилось... А усё потому як нынче Месяц закрыла небольша, но вельми плотная пелёсая туча, схожая с грозовой. Её к вечёру откудай-то пригнал Позвизд и хмуро зекнув глазьми на Борилку, вуставил висеть на небушке.
- Гордыня,- обратилси Сеслав к соратнику и также як Крас стал сымать с собе котомку.- Доставай там плошку аль мису... да чё-нить тако, шоб колутить..
- Оно чаво колутить-то?- вопросил Гордыня, и, шагнув к Сеславу, принял у него сымаемую котомку.
- Толочь будём стрелы Перуновы,- недовольным гласом молвил воин, да кивнув на котомку, втак верно повелел развязывать её.- Борюше Богиня Сумерла калякала, шо эвонту стрелу надоть растолочь меленько и на поранение посыпать... а Гуше взвару сварить да поить.
- Три раза у дянёк, ложеньки по две... Да сице дня два аль три,- повторил нанова точно затверженную молвь мальчонка и почуял, як тяжеленько сомкнулись у няго очи от вусталости.
Ищё какой-ту морг он боролси с жёланием завалитьси на ноги Гуше и абие заснуть, а засим вуслыхал чрез обильну, плотну пелену голос Гордыни:
- У як же можно стрелу Перунову толочь у плошке аль мисе? Миса то на части развалитьси... али на худой конец потрескаитьси.
- А чаво ты тады прочишь?- спросил Сеслав и такой вон был досадливый, таковой изнурённый, шо мальчуган, не мешкая, пробудилси да отворив очи уставилси, у той тёмноте, на мрачны лица воинов.
- Чавось... чавось...,- проурчал Гордыня, и, взяв с длани соотчича две стрелы.- Чичас обярну у ручник, покладу на плоский камень да свёрху пару раз шибану иным голышём... Утак и растолчём... Орёл,- обратилси он к стоящему недалече от него парню, встревоженно разглядывающему земли околот них.- Слыхивал чё нам надобно... ищи каменья... И не вскую у мглу пялиться... сё равно ничавось там не видать.
Борилка вобрадовавшись, шо соотчичи разряшили возникше затруднение со Перуновыми стрелами, закинул назадь руку, да нащупав на спине висящу куклю надел её на голову, лягошенько двинулси у бочину, и улегшись на оземь, сокрыв очи, мгновенно заснул. И предь глазами мальца поплыли каки-то далёки вспоминания, а у них он углядел отца свово да старших братцев: Пересвета и Соловья. На большом пятачке, утрамбованном и смазанном глиной, были разложены снопы. Вони лежали тама у два рядка... Жёлты таки, словно из золота творёные... ядрёной силой Мать Сыра Земли напитанные... Яркие солнечны лучи падали на них и оттогось их колосья будто б перьливалися... Длиннющими палками с привешенными к ним тяжёлыми, короткими и утолщёнными краями, колотилами, отец и братцы били по снопам, выколачивая зёрна из колосьев. Бух...бух...бух... слухалось Борюше и довольные, налитые мощью лица родных ему людей мелькали предь его взором.
Мальчик пробудилси ужо далёко за полдень. Он бы верно поспал и ащё, да тока дюже оголодал. Ведь припасённые Сеславом к евось возвращенью из Подземного мира куски мяса, он пожелвил вчерась по утру, и весь день был голоден, да и вуснул сице и не жевавши.
Открывши очи, мальчишечка перво-наперво лицезрел, предь собой, жарко горящий костерок, поедающий ветки и ствол кривенькой ивы. Ляниво потянувшись, он поднялси с землице, на какову вчера повалилси и увидал, шо под ним, оказываитьси, ищё подстелен чей-то киндяк, дюже рваный. Правду балякать, дыры на нём были местами прикрыты холстом.
Усевшись на эвонтов киндяк, отрок снял с головы куклю и огляделси. Слева от негось лежал Гуша, тока чичас он вжесь не стенал, а крепенько почивал. И во сне вывертав свову нижню губенцию поклал на неё большенький палец правой руки, да зажав егось меж зубьев, сладко посасывал... точь-в-точь як мало дитятко. Обок головы Гуши сидели Сом и Былята. У Сома права щека была припухшей, а значительный, у пол-лица, розоватый ожог, свёрху присыпленный той самой Перуновой стрелой, сотрелси немногось устрашающе. Правый глаз воина чуточку был прикрыт вроде Сом сбиралси егось сомкнуть, да тока перьдумал. Нос и уголок рта усё ищё отёкшие, неприятно выпирали уперёдь. Сторонь Сома, почти касаяся его, сидывал Былята, права рука коего до локтя была оголена и выглядела намногось хужей чем щёка собрата. По ейной поверхности казались боляхные розово-белые водяны булдыри, почитай покрывавшу усю кожу, сверху обильно присыпанные толчёными стрелами. Плечи старшины воинов прикрывал тот самый костыч, сотворёный киндяком Боли-Бошки. Видно було сразу, шо Былята ащё хвораить, зане многажды егось перьдёргивал озноб, потомуй-то вон зябко поводил плечьми, а на лбу появлялись крупны капельки водицы.
Лишь тока Борила поднявшись, сел и вуставилси на воинов як те разом ему вулыбнулись и ласковенько так молвили:
- О... наш избавитель пробудилси... Добре день Борюшенька.
Мальчуган скромненько потупил глазёнки, и, просияв, у ответь загутарил:
- Да како я избавитель... Усяк бы сице поступил.
- Усяк...да не усяк,- встрял у балаканье Гордыня, он поместилси на оземи супротив Борилки и тяперича пронзительно вглядывалси у негось.
- Эт... точнёхонько,- поддержал соратника Сеслав, подходящий к костру да сжимающий у руках нарублены ветви ивы и берёзы.
Следом за ним пришли Крас и Орёл, оные также принесли для поддержания огня сушняка, стволов и мха. Скинув принесённое на землюшку, робяты принялись вусаживатьси справа от Гордыни. Сеслав же положив ветви ивы свёрху на сваленное парнями, отряхнул от кусочков землицы руки и охабень, у который был одет, да присев на корточки, осторонь костерка, обращаяся к Гордыне, сказал:
-Ты то... хоть Борюшу покорми... Он ведь сувсем оглодал, почитай два денька ничавось у роть не ложил.
Гордыня торопливо кивнул и без задержу споднял с оземи, лежалое прямо подле костерка, завёрнутое у ручник мясцо да протянул мальчику, а Орёл перьдал кубыню с водицей. Отрок, подавшись уперёдь, принял, поданный над костром, куль и ощутил тёплый дух от плящущего под рукой пламени. Протяжно и звонко заурчало у животе Борилы стоило яму пояти итьбу. Посему мальчишечка уже не мешкая, положил ручник, посторонь на рваный киндяк да развернув его стал шамать хоть и холодно, но вельми вкусно мясо, запивая, здоровенные, засунутые у роть, куски водицей.
Внегда малец напоследях насытилси, а ропщущий его животь утих, вон свернул остатки мяса у ручник, утёр жирны уста обратной стороной пясти, и перьдал тот куль Гордыне. Нежданно по раздолью энтих неприютных краёв пронёсси негромко тако о-к...о-к... будто долетевшее издалече, и немедля встрепенулси сидящий Орёл. Парень подскочил с оземи, и, встав на ноги, испрямивши спину, завертел головой.
- Слыхали?- шебутно поспрашал он.- Ентово ужотко дня два тако раздаётси, ей-же-ей... денька два-три.
- Агась,- подтвердил слова вьюноши Гордыня, и также беспокойно принялси озиратьси.
- Може то птица кака гикаеть,- замерекал Крас и вслед за другом поднялси с землюшки, встав подле него.
- То не птица... то грибы перьговариваютси,- пояснил отрок и абие усе взоры соотчичей вуставились на него.- Ну те грибы,- добавил смущённо он.- Каковые прислуживают Озему и Сумерле.
- Борюша,- прокалякал Сеслав и усевшись вудобнее обок Гордыни, улыбнулси во весь роть, отчавось лико его хоть и изуродованное шрамом стало до зела добрым и словно по-светлело.- Ты ж нам ни чё не сказывал... Окромя того, шо подла Ворогуха ны вобманула, да не вызнав от тобе ничавось, вупорхнув скрезь стену, воставила одного у той лазейке... Можеть причло времечко тобе усё нам поведать?
- Причло,- тихонько молвил малец и томительно вздохнул. - Токмо мене уж дюже того... уж как-то не по собе вам сказывать чёсь я вызнал.
- Отчавось сице Борюшенька?- вопросил ровным гласом Сом.
Борилка повертал голову и глянул на восседающего недалече от него воина. А Сом нежданно подморгнул ему тем самым, капельку прикрытым оком, и эвонто вышло утак потешно, шо мальчуган увесь просиял, а таче и вовсе прыснул смехом. Немного погодя ж утишившись и перьстав смеятьси, мальчик негромко поведал своим путникам, обо всём чё сведал и чяму стал самовидцем.
Закончив свову молвь мальчонка смолк, немотствовали и воины, верно обдумывая услышанное, малёхо опосля, легохонько кашлянув, закалякал Былята:
- Оно було сразу видать, шо Борюша выбран не спроста... Токмо я никак ни мог скумекать, узрев его старша братца, отчавось избран у таку дальню стёжку меньшой, а не старшие.
- Не-а... меньшой у нас Младушка,- поправил воина мальчик.
- У... да про того и говорку не могёть иттить... то сувсём ребятёнок,- продолжил гутарить Былята выслушав пояснения мальца.- А днесь мене усё ясненько... Оно то ясненько стало тадысь ищё, кады мы с Цмоком билися... Ужесь николиже мене не забыть смелый дух нашего Борюши... И як вон, не пужаяся тогось страхолюдного змея, бёг к няму, абы ны выручить... ны усех! Чаво ж Крышня и прямь выбрал из усех потомков самого достойного... Таво у каво дух мощный як и у самого Индры.
- От... токмо я водного не спойму ... за одно я трявожусь,- скузал Сеслав, и беспокойно потеребил свову рыжу с седой порослью волос бороду.- Ты ж Борюша меч то у руках николи не держал... як же ты им вуправишьси супротив зла?
- Вон же... у тот меч, - вмешалси у беседу Орёл, он и Крас ужось давно уселися осторонь Гордыни, и внимательно усё эвонто времячко слухали мальчишеньку.- У тот меч... он ведь зачурованный... выкован самим Сварогом... Можеть он как-то чудно бьётьси...
- Ха...ха...ха...,- громогласно загреготал Гордыня да сице, шо Гуша, притворяющийся спящим мигом подскочил с рваногу костыча Борилки и негодующе глянул на воина.- Чё?- вопросил тот шишугу.
- Чё...чё...смеятьси утак токмо ненадь... Вишь у вас туто-ва хволый отдыхаить,- протяжно растягиваючи слова отметил Гуша, и сызнова, верно ослабев, повалилси на костыч.
Гордыня недовольно покачал главой, словно усомнившись в проявленной шишугой слабости, одначе прекратив смеятьси, и понизив голос, глядичи на Орла, произнёс:
- Я чаво смеялси то... Орёл от ты с малолетства меч у руках дёржишь... И скажи мене видывал ты, шоб он како чудо казал?
- Но...,- начал было парень и враз его лико покрылось рдяными пятнами от смущения.
Обаче Сеслав перьбив вьюношу, и поддержав соратника, изрёк:
- Эт... я с Гордыней согласен... Меч он можеть и зачурованный, вон як у Краса, а усё ж мечом востанитси... И коли ты егось у руках не держал, вряд ли с ним управишьси.
- Я об ентом тоже думкал...,- прокалякал Борила, и обвёл усех сидящих за костром взглядом.- И о том вжелал вопросить Озема... но посем не стал.
- Эвонто почему?- перьспросил Былята и не мнее заинтересованно, чем други соратники замер, пужаясь спугнуть реченьку мальца.
- Занеже ентовым мячом... не мене надобно будять битьси,- ответствовал отрок и сам затих, вуставившись очами у далёкий небосвод.
А у там... у небушке чичаса блистали, будто начищенные, сероватыми боками крупны воблака, вони лениво ползли по голубому куполу и скрывали за собой пылающее златыми лучами красно солнышко. Грозный сын СтриБога, Позвизд, ноне не раздувал ветра. Можеть вон подалси тудыли у поднебесье, а можеть вулёгси почивать идей-то у тех бескрайних, неприютных далях Бел Света, поросших кривенькими ивами, берёзовыми стланниками и мхами.
- Верно,- миг спустя продолжил гутарить отрок, да тронул вуказательным перстом левой руки зачур притаившийся под охабнем.- Верно энтим божьим мечом должон битьси Бог...Асур... Тот какового я смогу оживить... И возвярнувши человечий облик, вручу ему меч для победы над панывичами.
Мальчуган смолк, и околот костра стала витать тишина...У то отишие будто б правило и усём том краю... наполняя эвонто приволье торжественностью и величием. Лишь изредка ту лепоту нарушали еле слышно потрескивавшие у костре веточки ивы, погибающиее в пламени Семаргла, да инолды долетало откуда-то раскатистое ок...ок... перьговаривавшихся меж собой прислужников Озема и Сумерлы.
- Ты бачишь о Валу?- спросил Сеслав.
Он неторопливо, прям также як ползли по небесной лазури дивны воблака, поднялси на ноги, и, шагнув к наваленному у кучу сушняку выбрал оттедась пару корявых стволов и немножечко мха да подкинув в костерок, сызнова располжилси на прежднем месте. И аки токмо вон уселси, а пламя, перькинувшись на новы жертвы, принялося обымать кадый-то живы деревца, Борила киваючи, молвил:
- Да... я думаю шо меч энтов я должон добыть для Валу... Ведь кадый-то он был рассечён им на много частей... Он был вуничтожен як Зло, а тяперича должён тем мячом покарать друго Зло... И очиститься от той юшки, от тогу предательства, шо осело на евось душеньке.- Мальчонка на малешенько затих и подумкав, просияв, добавил,- и таче... В той пештере у нягось у водного не было мяча... Потомуй як именно я яму и должен его вручить... шоб смог он встав на сторону Добра защитить наш народ.
И стоило те слова пробалабонить Бореньке, аки землица нежданно заходила ходором под странниками, закачалась из стороны у сторону, и резко вроде як дрогнула, точно ктой-то у неё с под низу кулаком вдарил... Опосля ж послухалси какой-то раскатистый гул... токась шёл он не с под землицы, а раздавалси оттедась с выси... прямо из небосклона. И там, точно разорвав на множество драных кусков белёсые облака, близёхонько от воза Асура Ра, унезапно полыхнули лучисты вспышки серебристых молний... таких каки зрел мальчик у Подземном мире. Воины удивлённо перьглянулись и тадысь Былята, як старшина, произнёс:
- У то верно ты порешил Борюша. Мячом должон засегда владеть воин... И отправилси ты у эту дальню стёжку, абы найти и выручить того воина-Асура. Да добывши меч перьдать тому, кто сможеть удержать евось у руках в битве супротив Зла.
- Токмо тот меч, нашему Бореньке, ищё добыть надоть,- заметил Сеслав и кривой тычиной поворошил горящи ветви у костре.- А добыть... як я спонял не в так просто... И для того не тока рука волшебна нужна, но и зачурованно имя меча должно знать.
- Да,- согласилси малец и посотрел на иссечённу кривенькими паутинками длань левой рученьки.- От... токмо я не ведаю како то имечко...
- Ну, мы тута можем тобе пособить,- вступил у молвь Сом, и, протянув руку, прикрыл Гушу, слезшим с него к низу, охабнем.- Надобно припомнить усе преданьица про зачурованны мечи и вопосля перьчислить их величания. Вжесь воно и сице понятно, байки у то имечко сухранили.
- У том ты Сом не прав...,- покачивая головой изрёк Былята и легохонько перьдёрнул плечьми, у то егось, по-видимому, озноб прошиб.- Не ведомо живёть то величание у наших преданиях... Ведь тот меч у оземь воткнулси, задолго до появления у Бел Свете беросов... Да и было знамо то имя лишь Индре... оно ж зачурованно... нешто не спонятно.
Вуслыхав чаво бачить Былята отрок тягостно вздохнул, скумекав, шо старшина воин прав. Однакось Крас, подсев ближе к Бориле, протянул руку и залощив растрёпаные волосья на его главе, скузал:
- И чё ж... усё равно следуеть попытатьси... Можеть кады мы их будем гутарить... те имена мечей... у душеньке Борилкиной чавой-то всколыхнётси,- да ласковенько вулыбнулси отроку.
На том и порядили... и у те деньки, шо выздоравливали болестные, странники сидючи у костра, лишь иногды уходя на охоту и за сушняком, припоминали бероские преданья, идеже калякалось о мечах. И баек тех воказалося вельми множество... Да у кажной воин билси мечом со злом каким, аль защищал им свову землю, свой род, свову семью.
И у тех сырых, мшистых, нравных, наполненных суровым, пронзительным ветром, краях, иде струилась прозрачна, чиста водица, а деревца клонились, словно кланяясь, к оземи, под пристальным и любовным взглядом Асура Ра, от началу начал дарующего тепло и жизть... иноредь заслоняемого слегка прозрачными, порванными, али порубленными облаками, каковые он часточко божественной рукой отодвигал у сторону, шоб они не затеняли ему лико, звучали бероские байки. И слыхалось у тех преданьях величания славных богатырей Валигора и Вырвидуба, вскормленых дикими зверями. Гутарилось о витязях-братцах Вечернике, Полночь-богатыре, Заря-богатыре рождённых вдовой у одну ноченьку. Калякалось и о Незнайко-богатыре оный юшкой из задней ноги сваво коня окроплял пожженные змием земли, возрождаючи дерева, травы, цветы. И об Анике-воине, шо славен был своей ражей мощью, и который не побоялси вызвать на бой саму Мару Богиню Смерти... Молвилось и об иных видных ратниках: Верни-Гора, Вертигор, Дубодёр, Елиня, Поток-богатырь... и о многих других.
И у всех сих могутных воинов была не токмо сила, но и преданный соратник- меч. Зане железо из коего ковали мечи, было дарёно людям Богами. Беросы бачили, шо то Асур битв и войны, Громовержец Перун кадый-то принёс из самой кузни Сварога тот чудной дар. И вкупе со знаниями перьдал жёлезо сильнейшим людям, шоб могли вони противостуять Злу желающему поглотить испокон веков Бел Свет. Оттогось выкованный меч, у который вложена искорка огня Бога Семаргла, и, был словно живой, вроде разумного собрата тогось воина оному уготавливалси.
С давнишних пор берегли и уважали воины мечи. Издревле давая им величание, абы могла возникнуть меж воином и мячом незримая, зачурованная связь. Имячко у то держалося в тайне, никомусь не балабонилось, а перьдавалося от деда внуку, каковому у положенный срок вручалси меч.
Обаче у байках величания мечей звучали и чаще сего имена у те были мужниными. Потомуй як меч был мужем- соратником, соотчичом, собратом и другом воина. Сказывались у преданьях всяки имена и просты, и не дюже... таки як: Битюг- чё значить крепкий, сильный; Буй- смелый, дерзкий; Гордец; Доблестник; Забияк-тот ктось первым затевал драку; Кметь- витязь; Мечник- у то понимай воин; Местник- кто мстит; Рог- сила и могущество; Мудёр- затейливый аль причудливый; Сеунч- радостная весть; Храбрец; Удалец и ано Перл- жемчужно зёрнышко.
А у водного воина и вовсе меч кликали Аспид. Эвонто сице именовали змея такого громадного и чорного як ночь, балякалось у той байке, шо меч-Аспид вумел оборачиватьси у копьё, да лук... у такой был он сказочный.
Борила- которого отец назвал борящийся, словно ведал чё написано на роду евойному сынку, слушая у те предания почемуй-то думкал, шо эвонто не так зовуть меч Индры... И не оттогось ему сице мыслялось чё унутри его от тех величаний ничавось не шевельнулось, а чуял отрок, дальний потомок быкоподобного Асура, шо верно кликал Бог свой меч богатырский каким-то великим именем... Таким како присуще токмо ему... або той Лунной торенке по кыей вон шествовал.
Эпилог.
И чаво тока людям неймётси?..
Чаво не жавётси у труде, мире и лепоте такого расчудесно варганенного Сварогом Бел Света?..
Чаво им жёлаитьси и шамать слаще, и робатать поменьче?...
И ходють таки люди... чё то ищуть... можеть Доли лучей мечтають найти... Да на вэнтой стёжке перьшагивають чрез других людей, животин, деревов и трав.
Не жалеють вони никого и ничаво... шагають... лезуть... карабкаютьси... и чаво?..
Много ль вони счастья того приобретуть... Много ль вони радости от у той борьбы получать...
Порой калякають люди: " У то усё Макошь сице сплела..." Вроде як Богиню винють в скверных, злобных делах... делах людских. Обаче усе знають, шо як бы не плела волоконце судьбины Макошь, выбор той али иной нити остаётси за самим человеком.
Посему ты нонече подумай... покумекай...
Каковой торенкой тобе иттить...
Той самой чёрнющей, ЧерноБожьей?... али той чё серебром да золотом полыхаеть и зовётси Лунной?... або усё ж ступить на просту таку тропочку, солнышком красным озаряемой и пойти по ней прямо, не криво, не кособоко.
И внегда надрежить тобе востра косанька Богини Мары, кою беросы чтуть, но не славють.
И отделит, у то шибко наточенное, зачурованное лезвие тело от душеньки...
Кто тадыличи встретить тобе и проводить у иные миры...
Вони? Злющие дасуни ЧерноБоже, каковые силой вутащать твову душеньку на страдания у льдяные владения Пекла.
Аль вона? Жинка Громовержца, ласково кликаемая беросами, Перуница, кыя як сынка свово нежно тобе обниметь и напоить живой водицей.
Конец первой книги.
г. Краснодар, январь- август 2012г.