Прошка

Людмила Соловьянова
               

     - Здорово, Прошка, куда это ты разбежался ни свет, ни заря?
Прошка резко остановился и обернулся на звук знакомого голоса:
-Здорово, Мишка! Я тебя и не заметил.
-Вот я и спрашиваю: куда это ты так поспешаешь? – Мишка передвинулся на лавочке с места на место и насмешливо сощурился, – может тебя Катька, за что из дома наладила?
-Не, я вчерась того, - Прошка указал пальцем на горло, - перебрал маленько.
Этот жест, хорошо знакомый всей выпивающей братии, понял и Мишка, - весь день, почитай, гнал вчера. К Пасхе.
 Прошка воровато оглянулся: а ну, как милиция где? О самогоне и думать запрещалось, а не только производить его:
- Так вот, из каждой банки надо попробовать: не слабая ли самогонка  идёт! Кому это нужно вонючее пойло собирать? Ну и напробовался. Не помню, как  уснул, там, где сидел.  Утром проснулся: голова дурная, в горле сухо, сам знаешь, опохмелиться надо!
Я к печке, а там только бачок грязный, да вонючая бурда: всё, как есть, спрятать успела зараза!
Я ей говорю:"Будь человеком, дай хоть стопку опохмелиться!"
А она мне в ответ:
-Ты свою пайку, ещё вчерась выпил! Если хочешь, то иди бачок понюхай, он ещё не мытый стоит!
-Вот, язва, так бы и врезал ей!
-А что же ты оплошал? – засмеялся Мишка, - взял бы и дал ей хорошенько! Она не только бы достала бутылку, но и налила тебе саморучно!
- Ага, - возразил Прошка, - яду! Ты что, Катерину мою не знаешь?
-В том и дело, что знаю, вот и жалею друга. Да ты садись, что стоять, в ногах правды нет, один только ревматизм!
- Не, я побегу, возьму портвейну, опохмелюсь.
-Нет продавщицы, - обрадовал друга Мишка, - полчаса назад мимо меня пробегала, с бумажками какими-то,  поздоровкалась со мной, сказала, что в район поедет, к начальству. Так что до обеда её и не жди! Пока туда доедет да обратно – полдня пройдёт.
-Вот работнички! Что хотят, то и творят! И никто им не указ! В район ей нужно! По магазинам пошляться, небось, захотелось! 
Прошка смачно выругался, присаживаясь рядом с другом. Мишка достал пачку «Памира», они закурили.

   Пришла пора нам познакомиться с друзьями поближе. Прошка и Мишка, как величают они друг друга, не только соседи, но и закадычные друзья-приятели. Они знакомы друг с другом с детства: родились в один год и выросли в одной деревне. Вместе росли, шкодили, вместе ушли в армию, а затем и на войну. Воевали они по разным фронтам, да какая в том разница: война-то она везде одинаковая! Бог миловал, вернулись домой, к своим семьям, живыми. Правда, у Прошки оторвало осколком  мины,  кисть на левой руке, а Мишка был тяжело ранен в грудь, врачи говорили, что осколок в сантиметре от сердца прошёл. Прошка числился в инвалидах, а Мишке пришлось оттрубить свой трудовой век от звонка и до звонка. Сейчас им было по семьдесят два года, и выглядели они уже не так браво, как когда-то молодые. Мишка и Прошка жили  рядышком бок о бок, жёны их – Катерина и Зинаида – были, по примеру мужей, хорошими подругами.  В течение всей жизни между друзьями существовало негласное распределение ролей: Мишка вёл, а Прошка следовал за ним. Вот и сейчас, как и всегда, Мишка продолжал допрашивать  и поучать друга:
-Кабы я был на твоём месте, так всё в доме вверх дном перевернул, а потайку  Катькину нашёл бы!
-Так она, зараза, в огороде зарыть бутыль может! В прошлом году, к примеру, зарыла самогонку и сама забыла где. Перед пасхой зовёт меня на огород и предлагает: "Копни, Проша, тут, да прокопай там". Копал я, как вол, а бутыля и след простыл!
Я ей говорю:
-Ты хотя бы записывала, куда посудину с самогонкой зарываешь!
 А она мне в ответ:
-А список тот тебе на сохранение отдать!
 Вот и попробуй, договорись с ней!
Прошка, безнадёжно махнул культёй, и недовольно сплюнул крошки табака.
- Так и не нашли бутыль-то? – поинтересовался Мишка.
-Как же, нашли! Картошку сажать начали, тогда и сыскался, бутыль тот. Я стал набирать навоз, чтобы подсыпать в лунки, только ударил лопатой в пласт, слышу -  что-то звякнуло.
И первачом на всю округу понесло, даже свиной навоз  тот дух перебить не смог.  Бежит моя Катька со двора и кричит мне:
-Навоз не трогай, я вспомнила, там я бутыль зарыла!
-Поздно спохватилась, - говорю я ей.
Вытащил тот злополучный бутыль за горловину, а в боку его дырка пробита с мой кулак, никак не меньше:
- Вот, - полюбуйся, - говорю я Катьке, - до чего твоя жадность доводит! Одна радость – на таком навозе картошка пьяная вырастет, соберу её отдельно и мужикам продавать стану на закуску! Так ты подумай, - обратился Прошка к другу, - два дня со мной разговаривать не хотела: я ещё и виноватым оказался!   
Мишка откровенно смеялся, не прячась от дружка.
- Хорошо тебе зубы скалить, а мне, с таким атаманом, каково?
-Да, Проша, почитай, смолоду ты у Катерины в неволе. Чуть что – и шашки наголо!
-Какое там,  смолоду! Наши дома в детстве по соседству были, Я, бывало, найду подходящую щель в плетне и подсматриваю,  что у них во дворе делается. Так эта вражина, несмотря, что маленькая была, найдёт палку и ширнёт ею мне в глаз, как только слепым не остался. А раз, так каменюкой запустила, что пробила голову до крови!
- Так за то, что ты вытворял по молодости, тебя и прибить мало было! – Мишка шутливо ткнул друга в бок,- перец помнишь?
-Так кто же его не помнит! – Прошка приосанился и довольно рассмеялся, - наделал я им тогда шороху! У Тимошки до сих пор, чай, в носу свербит, а может, и ещё где-нибудь!

     А дело было так: Мишке и Прошке в ту пору исполнилось по шестнадцать лет. В тот год они впервые стали посещать вечорки, где собиралась деревенская молодёжь. На вечорках было весело, время летело быстро: пели, танцевали, играли, а главное – влюблялись. Сердце Мишки к тому времени было ещё свободно, а вот Прошку угораздило влюбиться в свою драчливую соседку Катьку. Ей так же исполнилось шестнадцать лет, она приходила на вечорки вместе со своим старшим братом Никитой. Девушка в свои шестнадцать лет – маков цвет, все взоры на неё обращены. А шестнадцатилетний подросток – ещё сопля зелёная, никто всерьёз его не воспринимает! В первый же вечер за Катькой приударил Тимошка Крапивин – парень видный и добродушный. Весь вечер Прошка провёл, как на иголках, надоедал  Мишке своими вздохами и жалобами. Когда возвращались домой, Мишка, как бы, между прочим, посоветовал Прошке:
-Ты вместо того, чтобы нюнить, лучше бы отбил Катьку у Тимошки!
 Прошка только безнадёжно махнул рукой, мол, как я это сделаю! Только тогда, когда Мишка подробно изложил ему план мести, Прошка оживился, повеселел. В субботу друзья первыми пришли в избу, где должны быть вечорки. Прошка то и дело опускал руку в карман, проверяя – цела ли его драгоценная ноша. Кулёк с красным молотым перцем был на месте. Прошка, тайком, достал щепоть перца и, пройдя вдоль скамеек, потрусил их перцем, посыпал перец в углы, где обычно толпились девчата.  Вскоре стала собираться  молодёжь. Когда пришёл Тимоха, Мишка поспешил ему навстречу с протянутой рукой. Тут же рядом оказался и Прошка, он сделал вид, что похлопывает Тимоху по плечу, в знак приветствия, а сам быстренько втёр в чесучовый воротник его пиджака щепоть перца. Ворсистая ткань приняла мелкую крошку перца и крепко держала до поры и до времени это опасное для носа и глаз средство. Танцы начались, Катька, как и в прошлый вечер, танцевала только с Тимохой. Движение человеческих ног, длинные юбки девушек очень быстро подняли мельчайшие крупицы перца в воздух.  Началось коллективное чихание. Особенно не повезло тем, кто, испачкав в перце пальцы, занёс это жгущее средство в глаза или нос. Поднялась паника, вечорку пришлось прекратить. Кто-то догадался о злом умысле и предложил обыскать карманы всех присутствующих, безо всякого исключения. Прошка, чуя опасность, поспешил выбросить кулёк с перцем за скамейку, но его манёвр увидел Зайцев Панкрат, по прозвищу Русак. Он схватил Прошку за шиворот и вытолкнул на середину комнаты. Прошка попытался отказаться. Тогда  Панкрат вывернул карманы Прошкиного полушубка и на ладонь ему высыпались остатки перца. Он  схватил Прошку за волосы и, наклонив его к своей ладони, с остатками перца, заставил нюхать. Ребята хотели поколотить Прошку, но Панкрат осадил их порыв, уверив, что этому недоумку и такого наказания хватит с лихвой. Прошку отлучили от общества, вход на вечорки ему был закрыт на долгое время.  Он страдал от того, что не мог находиться рядом со своей любимой. От  презрения, которым его награждали при встрече,  в его обиженном сердце стала созревать очередная пакость. Мишка, как истинный друг, только слегка подкорректировал его задумку.  Вечорки проходили в разных хатах, была своеобразная очерёдность, подчиняясь которой, все посещающие должны были предоставлять свои жилища для проведения подобного досуга молодёжи. Но было и ещё одно правило, которое все соблюдали неукоснительно: каждый из присутствующих должен принести с собой что-либо для отопления печи. В тот вечер, когда веселье было в разгаре, из печи, в которой минуту назад весело горели, потрескивая, дрова, вдруг повалил густой дым. Несколько парней тут же выскочили на улицу. Они успели во время. Кто-то, соскочив с крыши, бросился наутёк вдоль деревенской улицы. Беглеца быстро поймали, хорошенько отмутузили и отпустили, приказав, никогда не появляться возле избы, где будут проходить вечорки.  Наутро Мишка посетил своего неудачливого друга и узнал, что завалив трубу комом снега, Прошка стоял и ждал, когда снег провалиться в трубу, с тем, чтобы забить в неё очередной катыш снега. Месть, как правило, подают холодной, а Прошка явно погорячился. Но отрицательный опыт, всё же, опыт. Вот только до сознания Прошки эти уроки, похоже, доходили совсем туго.
Мишка, смеясь, похлопал друга по плечу:
-Ты у нас всегда хотел быть героем, вот и находил на свою задницу приключения!
- Не без твоей помощи, - огрызнулся Прошка, - только ты всегда сухим из воды выходил, а мне по рёбрам доставалось! Сам меня  подначишь - и в кусты, и смотришь оттуда, как мне достаётся! Хорош друг, нечего сказать! Это хорошо, что я добрый – ни разу тебя не выдал.
- Это когда же такое было! Напомни-ка мне беспамятному.
-А про ижицу - забыл?
-Нет, про ижицу я хорошо помню! Славная была история, тогда весь посёлок от хохота чуть не умер. Ну, а ты хотел быть героем – вот ты им и стал!  Что ещё тут скажешь! Я ведь, только подсказал тебе, как им стать, а выбирал-то ты сам!

Это была давняя история, о которой помнит всякий в посёлке. Кто, как свидетель, а кому-то довелось услышать её от  близких людей. Со временем, она, изменяясь, стала анекдотом.
Прошка и Мишка ходили во второй класс церковно-приходской школы. Занимался с сельскими ребятами местный священник отец Андриан. Любимым словом батюшки было:
«Иже», за что его и прозвали «Ижицей». Отца Андриана побаивались и хулиганить на его уроках  даже не пытались. Однажды, после окончания занятий, неразлучные друзья возвращались домой. Впереди их маячила дородная фигура батюшки, шедшего по своим делам. Прошка,  получивший за незнание Слова Божия двойку, был не в настроении. Мишка, решивший поддержать друга в такую нелёгкую  минуту, сказал:
- А что, Прошка, крикнешь вслед батюшке то, что я тебе скажу?
-А что мне это даст? – осведомился Прошка, - и что кричать?
-Все будут считать тебя смельчаком: мальчишки отца Андриана ненавидят, но крикнуть такое - всем слабо! 
Мишка наклонился к уху Прошки и что-то сказал:
-Гы-гы! Осклабился Прошка, - сам придумал или кто-то подсказал?
-Какая тебе разница: сам не сам – главное, что в точку сказано!
-Ну ладно, - согласился Прошка, - я крикну, а что мне потом за это будет? А?
- Послушай, - в голосе Мишки слышалось нетерпение, – мы с тобой идём вдвоём, так? Когда ты крикнешь, батюшка оглянется, как он разберёт, кто из нас кричал?  Я буду говорить, что кричал не я, а ты скажешь, что - не ты. Вот мы и отвертимся,  зато потом увидишь, как ребята тебя уважать станут! Ты героем улицы станешь! Верное слово!
- Ну, ладно! - Прошка набрал в лёгкие  больше воздуха и крикнул вслед уходящему батюшке:               
-Пресвятая ижица, бич об жопу лижется! - Отец Андриан остановился, поджидая ребят. Когда они приблизились, крепко сжал ухо Прошке и, не говоря ни слова, повёл его в направлении дома. Мишка, заметно отстав, плёлся сзади их.  Очевидно, отец Адриан застал Прошкиного отца дома, потому что после ухода батюшки, бич добросовестно облизал тощий Прошкин зад. Награда, так сказать, нашла своего героя!
   После того случая, Прошка долго не разговаривал с Мишкой, считая его виновником всех своих несчастий. Но, скоро ему наскучило без Мишкиных идей,  Прошка  решил сменить гнев на милость и помириться с другом. Всё опять встало на свои места:
- Ну, что скажешь? Не ты ли толкнул меня тогда на такое дело? Отец Андриан меня до окончания школы поедом ел! Как ни выучу, всё плохо, двойками пичкал, а тятька - кнутом! А ты опять  нипричём! Прямо святой, хоть иконы с тебя пиши!
-А ты, своей головой живи, тогда и укорять некого будет. Вот скажи,  в случае с дедом Ёсей, тоже я виноват? Меня там и близко не было, когда ты влип в эту историю!
- Чья бы корова мычала, - ехидно отозвался Прошка, но уж точно бы не твоя!

      Дело происходило летом, на речке. Друзья с раннего утра, пытались уговорить рыбу надеться на их крючок. Но рыба, игнорируя их приглашение, обходила наживку стороной.
Приближалось время обеда, желудки друзей заурчали, требуя пищи. Мишка оглянулся вокруг и увидел, что в конце огорода деда Ёси, ходит клушка с цыплятами. Так захотелось романтики, справить обед на природе, а ещё больше захотелось курятины: « Подумаешь, съедим одну курицу, - рассудил Мишка, - у деда не убудет, а нам домой возвращаться не нужно!»
Не откладывая это дело в долгий ящик, Мишка изложил другу свой простой и вместе с тем легко выполнимый план. Прежде всего, он распределил роли: он – Мишка, пойдёт домой и принесёт необходимое, - соль, хлеб и помидоры. Прошка, к тому времени должен поймать курицу и отрезать ей голову перочинным ножом, который Мишка всегда имел при себе:
- Мы её в перьях зажарим, - пояснил он другу, -  мне тятя говорил, что очень вкусно получается, Наедимся до отвала!
 Когда Мишка ушёл, Прошка, подкравшись к курице, поймал её. Только он собрался  лишить многодетную куриную мать головы, как на истошный крик курицы из нужника выскочил дед Ёся. Увидев грабёж среди бела дня, он закричал.  Прошка выпустил курицу, она, чудом избежав казни, бросилась к своему осиротевшему семейству. Прошка, побросав удочки и орудие убийства, тоже пустился наутёк. Дед Ёся, справившись со спущенными портками, заковылял вслед за убегающим Прошкой. Тем временем Мишка возвращался из дома в предвкушении вкусного обеда. Но когда он увидел бегущего Прошку и ковыляющего в отдалении деда, то понял, что дело приняло плохой оборот. Отступать было поздно, и Мишка бесстрашно продолжил путь к реке. Дед, поравнявшись с Мишкой, замахнулся на него палкой. Мишка отскочил, удивлённо посмотрел на деда Ёсю и спокойно пошёл дальше. Дед Ёся, проводив его порцией ругательств, поковылял  вслед за Прошкой.
Так как курица осталась живой, то Прошке всыпали только за неудавшееся воровство. Мишка, пришедший пособолезновать другу, нашёл его в плачевном состоянии: испоротая задница не позволяла Прошке даже сесть. На попытку Прошки, обвинить его в предательстве, Мишка удивлённо ответил:
-А я-то причём?  Ты сам разве курятины не хотел?

   Мишка предложил другу ещё одну папиросу.
Но Прошка отказался: и без неё тошно!
-Где эта чёртова продавщица? Я зря с тобой языком зацепился: уже бы давно в дальний продмаг сбегал, глядишь, и опохмелиться бы успел! - укорил он друга. 
Мишка усмехнулся. Он вспомнил, как совсем недавно, перед Новым годом, Прошка чистил засорившийся дымоход. Нафталин, которого он не пожалел, рванул так, что выбило стёкла в доме и отвалило пол печки. И снова претензии Прошки к нему: « Это не ты ли мне сказал, что чистить дымоход нафталином нужно!»  Вот такой он и есть! Верит на слово, не думая и не проверяя.  Вот уж и дедами стали, до седых  волос дожили, а спорим, будто дети. Посмотрев на друга, Мишка, понял, что Прошка уже прощается с ним, собираясь уходить. Ему вдруг стало, невыносимо жаль этого наивного и доброго человека, который, несмотря на разные перипетии жизни, был и остаётся его единственным другом:
-Постой, Прокопий, не уходи, зайдём ко мне. У меня в скирде заначка имеется, похмелю тебя, и сам с тобой выпью: что-то душу разбередили мне, наши воспоминания! Это сколько ж мы с тобой вместе? Не помнишь?
-Как же не помнить! С рождения, Миша!
-Зинаида, - окликнул Мишка жену, - поставь нам чего-нибудь закусить. А я пока за бутылкой схожу. Выпьем, поговорим с другом, вспомним, как жизнь прожили.
-В честь чего праздник? – осведомилась Зинаида, ставя на стол хлеб, сало и малосольные огурцы.
-Душу лечить Прошке буду, да и себе тоже. Душе ведь не только бутылка нужна, ей, драгоценная ты моя жёнушка, доброе слово, иногда, важнее.
Мишка разлил портвейн по стаканам они, чокнувшись, молча, выпили. Тост не произносился – было и без того понятно, что пили они друг за друга, и за свою, в общем-то совсем непростую жизнь, которая, как это ни прискорбно, подходила к завершению.
   
Зинаида, взяв тяпку, направилась в огород. По пути завернула в сарай, сняла рядно со старой стиральной машинки, открыла крышку. В машинке рядком лежали бутылки закрытые самодельными пробками. Каждая была доверху наполнена чуть мутноватой жидкостью. Зинаида пересчитала бутылки и закрыла машинку крышкой, сверху, для конспирации, набросила рядно: «Всё точно, - подумала она, - точно десять. А то,  когда Катька утром припёрла мне их, некогда было и сосчитать. Мой знает, что самогона в доме нет – искать не будет. А Катькин – поищет, поищет и успокоится!» У женщин тоже своя логика и солидарность.  А на веранде уже шумели подвыпившие мужики,  в который раз выясняя, обстоятельства давно прошедших дней:
-А ты, Мишка, помнишь, как своему отцу стог сена спалил? – не унимался Прошка, стараясь взять реванш.
-Кто ж такое забудет? – соглашался Мишка, - мне тогда впервые от тятьки так влетело!
-Вот! – послышался хлопок ладонью по столу. – Наконец-то и ты признался, что не святой! А то, чуть что всё Прошка  такой-сякой переэдакий!
Зинаида усмехнулась: «Прямо, как в песне поётся: «Каким ты был, таким ты и остался! Похоже, что они  до самой смерти так и не решат, кто же из них двоих лучше!»