Как выражаешь ты живую душу, ветер!

               
Летел ветер, слышит, внизу ребёнок плачет. Его неотвратимо повлекло к тому дому. Он любил плач ребенка.
Ветер снизился к дому, закружился вокруг него, попытался открыть входную дверь. Заперта. Тогда стал открывать окна. Их в доме два, оба затрещали и заныли. Ветер надавил на стёкла, попытался их выдавить. Одно лопнуло со звоном. Ребёнок в доме заплакал громче.
Через время и второе стекло того окна лопнуло, ветер со звоном ворвался во внутрь дома. Он оббежал внутренности дома, там всего-то спальня и кухонька, взрослых никого нет, лишь на растрёпанной кровати у стены под взрослым неопрятным одеялом лежал ребёнок, почти однолетка, мальчик, в описанной несвежей одёжке. Ребёнок давно проснулся, плакал, а перед ветром просто зашёлся в плаче с кашлем. Ветер перекатился через кровать, успокаивал ребёнка, попытался взять его на руки, но лишь смахнул с него одеяло. Ребёнок попятился назад, если бы не стена, он давно бы свалился на пол. Ветер ухватился за одежонку ребёнка, хотел его снова взять на руки, но лишь распахнул его рубашку. Ребёнок сжался, плакал не переставая. Беспомощно отмахивался от ветра, суча своими ручонками и ножками. Пополз вдоль стены по кровати. Пытался встать на ноги, но падал, так как ходить ещё не умел. Движение ребёнка, его плач раззадорили ветер, он настиг ребёнка, стал плотно его обнимать, прижиматься к его тёплому тельцу, пахнущему материнским молоком. Ребёнок, хоть и отмахивался, но вскоре остудился, стал не плакать, а больше хрипеть, и его хрип стал произноситься всё глуше и глуше. А ветер с непонятной любовью всё прижимался к ребенку плотнее и плотнее. Когда ребёнок утих вовсе, ветру стало скучно, он ринулся прочь, попытался выдавить стекло и на втором окне.
Удалось, в доме обозначился сквозняк. Предметы ожили и стали двигаться, например, тарелки с остатками пищи и стаканы на столе, а бутылки (их штук двадцать-тридцать) под столом не только задвигались, но и забренчали. Пепел с пепельницы поднялся вверх над столом, стал кружить, окурки прыгали со стола на пол. Распахнулись дверцы шкафа над кроватью, оттуда падали вещи: куклы большие, маленькие, тряпки. На вешалке у двери зашевелилась одежда, упадало на пол, стало ползать, как и куклы, тряпки из шкафа. В печке было немного огня. Он таился среди пепла, горстки угля и дров. Сквозняк оживил огонь, печка загудела. Ветер приблизился к печке, попытался открыть дверцу. Дверца оказалась вовсе не запертой. Ветер распахнул дверцу, горящие угли вывалились на пол. Дым закрутился внутри дома, поднимаясь клубами вверх. Загорелся мусор возле печки, огонь стал разбегаться по дому. Ветру стало весело! Он, как сумасшедший, схватил огонь и бросил его на полосатые, местами сальные, протёртые обои стен, они занялись огнём. Загорелась шторка, тряпичная скатерть, местами уже горел и пол. По дому полз туман, только у самого пола не было угара. Ветер замешкался от угара, опомнился, полетел к ребёнку, потому что увидел: горит постель.
Он побежал к прорехе в окне, принёс оттуда воду дождя и плеснул на кровать. Потом стал той же водой дождя тушить остальной огонь. Но у него ничего не получалось, так как дом был старый, насквозь сухой, хоть и гнилой, но горел с удовольствием. Нельзя было совладать с таким жадным огнём. От отчаянья ветер плюхнулся на дымную кровать, но ребёнка на месте не оказалось, выяснилось, что он валяется на полу. Ветер подлетел, подхватил ребёнка и бросил его обратно на кровать. Надо же, какой он стал лёгкий, подумал ветер, и прильнул к ребёнку. Ребёнок не подавал признаков жизни, но ветру это показалось не важным, он не понимал, что такое жизнь и что такое смерть, ему было важно другое – чтоб ребёнок плакал, да так красиво плакал, что – заслушаешься. Ветер и сейчас хотел послушать плач ребенка, однако тот не плакал, молчал. Тогда ветер стал его трепать, переворачивать, поднимать и опускать. А ребёнок всё молчал. Скучно стало ветру, он выбежал наружу и закружился вокруг дома.
А между тем дом постепенно превращался в подобие большого костра. А ветер раздувал его. Когда пламя проявилось на крыше дома в прорехах между листами железа, ветер вспомнил о ребёнке, стало его жалко, он забежал обратно в дом через окно и обнаружил, что кровать объята огнём, и в этом огне ребёнка не видно, всё заволокло густым дымом. Ветер раздул тот дым и увидел, что ребёнок наполовину обуглился. Ветер закричал что есть силы, дым и пламя на кровати присмирели, отошли в сторону, а ветер подхватил труп ребёнка и вытолкнул его из дому в недавно разбитое им окно. И сам потом ринулся в прореху в окне – вслед за ребёнком.
Потому что снаружи послышался истошный крик человека. Это была страшная женщина, она бежала, крик опережал её. Ветер понял: это мать ребёнка, ребёнка, которого он только что спас. Ветер подбежал к той страшной женщине, стал ей говорить про спасение ее сына, но она его не понимала, отмахивалась от него, тогда он стал хватать её за распахнутые длинные волосы, за одежду, за руки, ноги, давил на её глаза, они только слезились, женщина не слушала его и не останавливалась. Более того, ветер своим давлением ещё более усилил её бег и страшные догадки, и всё более уменьшал надежды на счастливый исход. Надежды женщины вовсе рухнули, когда она подошла к пылающему дому и не обнаружила рядом с ним никого из людей.
Женщина ринулась в пламя, изо всех сил крича ребёнка по имени. Ветер увидел это, подлетел к обезумевшей женщине и оттолкнул ее от огня. Она плюхнулась куда-то в грязь (перед этим, оказывается, пошёл дождь, но он нисколько не гасил огня, лишь превращал землю в грязь), барахталась, крутилась, ползала на коленях.
Между тем наступил густой вечер. От пламени в тени создавался контраст, там было непроглядно. Женщина и оказалась в такой кромешной темноте тени. Когда она поднималась с колен, грязная и страшная, она вдруг увидела перед собой что-то тёмное, вроде, ребёнок. Ей показалось, что это её сынок, она потянулась к тому тёмному предмету и запричитала:
– Слава Богу, ты живой, мой сыночек, мой Витюшечка! Ну, я иду к тебе! Сейчас, сейчас! Ты ведь простишь свою мамочку, которая оставила тебя одного. Ну надо было мне идти, пойми. Я только что схоронила твоего папочку, я его любила, но он был слаб на глотку. Попил родимую! Когда он умер, не проснулся, мне стало тоскливо, одиноко, я и пошла к сестре, недалеко живет. У неё есть сосед, в нём приглядела для тебя нового папочку! Ну правильно, мама-то может быть только одна, а папочек ведь можно менять. Вот я и решила сменить тебе папочку, чтоб любил, не обижал тебя, как твой родной папаша, пусть земля ему будет пухом. Засиделась я в гостях, на сердце что-то нехорошо стало. Выхожу, а мой дом в огне, и дым валом! Я и помчалась к тебе, сыночек. Сейчас, сейчас доберусь до тебя…
Женщина от стресса, хмеля и усталости была весьма похожа на младенца: она переваливалась с боку на бок, сучила ногами и руками, но подняться на ноги, хотя бы на колени – не могла. Скоро она поняла, что может лишь ползти. И поползла к предмету. Медленно, но верно. А по пути говорила, говорила. Через какое-то время она всё-таки подползла к замеченному тёмному предмету. Ветер, сопровождая и слушая женщину, был счастлив, когда она наконец дотянулась и взяла в руки своего ребенка, спасенного им. Ветер её Витюшечку прижал к матери, ждал его сладкого плача.
Но, увы, это оказалась большая кукла. Женщина узнала куклу, это был подарок её мужика, когда она родила ему первого ребёнка, девочку. Она умерла, а кукла осталась. Её забросили в шкаф над кроватью. «Она ведь была в шкафу, почему она теперь на улице?» – подумала женщина, но вспомнила про сына, отбросила куклу, легко вскочила на ноги, снова ринулась в горящий дом. Ветер удивился, увидев, как мать отбрасывает сына прочь и снова стремится в огонь, опять перегородил ей дорогу и оттолкнул в сторону. Она оказалась в той же грязи. И ещё, шел дождь.
Ветер как будто перегородил ей дорогу, но на самом деле он вышел впереди неё, говорил ей в лицо, что это он спас её ребёнка, выбросив его из горящего дома, он счастлив, что сделал такое доброе дело, и не понимал, почему женщина недовольна этим, почему она опять бросается в огонь.
Она, оказавшись опять на земле, а не рядом с сыночком, от отчаянья стала биться головой о землю, вернее, о грязь, стала превращаться в грязное чудовище, бьющееся о землю и громко причитающее. По её щекам обильно текла вода, было непонятно, что это было: вода дождя или слёзы.
К дому-костру стали сбегаться люди. Приехали какие-то машины. Обезумевшую женщину препроводили к врачам, дали ей успокоительный укол, куда-то повезли.
Ветер, глядя на всё это, замер с интересом. Стало тихо.
Тишину разорвал крик женщины из кареты скорой помощи:
– Не надо меня успокаивать уколами! Я чувствую, мой Витюшечка жив! Я мать! Помогите мне найти его!
Кто-то откликнулся, кто-то остался на месте. Мало кто верил, но пошли искать. И ветер тоже проникся, ползал позёмкой по земле вокруг сгорающего дома. Вскоре устал и замер, однако через него прошли две женщины. Одна сказала:
– Надо же, кто такого маленького оставляет дома одного?!
Вторая:
– Беспутная, сгубила дитя. Да ещё, говорят, бычок оставила незатушенным, или дверцу печи не закрыла. А сама, поди, миловалась с Колькой. Одного мужика до смерти довела своими попойками, мало, за другого взялась, за малопьющего, а ведь и сорока дней не прошло.
– Да нет, не она, а он её споил, пьющий был, вот однажды не проснулся. Да и Колька тот, что на Алюминиевой живёт, про него говоришь? Он тоже пьющий, с чего ты взяла, что он малопьющий.
– А причём тут ребенок годовалый? Родила, так и надо о нём заботиться, кормит ребенка, значит, пить не надо, стыд и срам!
– Не так стали жить люди, не так. Смысл потеряли и радость.
– Алкоголь только и спасает. Спасает и тут же – губит, такова суть алкоголя.
– Ветер, говорят, был причиной пожара этого дома: окна выдавил, дверцу печи раскрыл, угли оттуда высыпал на пол. Ветер – это наш враг, от него все беды, стихия!
Не успела первая женщина упомянуть ветер, как он тут как тут. Схватил её за волосы, стал толкать в бок, норовя уронить её на землю. То же самое он попытался сделать и со второй женщиной.
Но они одна за другой расхохотались:
– Какой он быстрый, назвали его, он и появился тут же! А ещё говорят, что в мире живы только люди!
Женщины хохотали и отбивались от ветра.
В этот момент раздался вселенский крик радостной матери:
– Вот он, вот он, мой Витюшечка! Жив, я же говорила! Я одна верила, сердце матери не обманешь!
Весь народ побежал на крики матери. Подойдя ближе, осветив её фонариками, все увидели, что она, грязная, лохматая, но счастливая, прижимала к груди примерно годовалого ребёнка, который был тих. Слава Богу! Первыми прибежали на крик врачи скорой помощи, попытались отнять ребёнка, но она его не отдавала, и всё кричала (голос постепенно сбавлялся по силе):
– Ничего, сынок, главное, слава Богу, ты жив, мы ещё поживём, и всё у нас будет хорошо! Я знаю, тебе помог Бог! Бог всем помогает, кто просит!
Прибежал и ветер, взглянул и вдруг вспомнил, что краем глаза он видел, как горящем доме что-то похожее ползло по полу, внизу, где нет слоя угарного газа. А потом, тоже краем глаза видел, как что-то похожее вываливалось в разбитое невысокое окно с койки. Так это был, слава Богу, ребёнок, а я всё время его путал с куклой, подумал ветер, как хорошо, что кукла, а не ребёнок обгорел! 
Ветер стал убеждать женщину и её сына, что без него они бы погибли, она не слушала его, тогда он плеснул в женщину и её сына каплями дождя, а сам помчался куда глаза глядят.
Врачи еле оторвали ребёнка от матери. Он оказался жив, хоть и без сознания.
Мчался ветер и думал:
– Нет, не весь я от Сатаны, есть во мне и от Бога. Я ж спасал этого ребёнка, подумаешь, ошибся, и его матери не дал войти в пылающий дом, но ведь я действовал с любовью!! И этих ехидных баб не тронул. Нет, определённо, я и от Бога. И я тоже движим любовью!
Ветер думал, а люди вокруг слышали лишь его шум, похожий на вой.
Как выражаешь ты живую душу, ветер!
                28.08.2015 г.