Место моих прогулок – старый сосновый бор, что за посёлком сразу. Впрочем, не такой-то он и старый – лет 150, не больше, и деревья «уважительных» размеров в нём почти не встречаются. Зато, бор есть бор: иди, куда хочешь, и под ноги не смотри; просторно в нём и легко.
Со временем многое в этом бору мне стало знакомым… Вон и ворон, старый однолюб, на своём излюбленном месте сидит и мне, как старому приятелю, с толстого сухого сучка, что на высоте много ниже вполдерева, усердно кланяется. Кстати, а что же он тут делает или что позабыл?.. Я уже с десяток лет по одной тропке хожу, а ворон всё сидит и сидит… Однако я ту причину давно знаю.
Возле моей тропинки каждую весну и каждое лето стоит лужица талой или дождевой воды. Ага, во всём бору воды нет, а здесь есть. Вот в этой лужице старый ворон и размачивает свои сухари. Да, бросит в воду кусок чёрствого хлеба и сидит на суку, выжидает. И кланяется он мне картинно лишь потому, что внимание моё от лужицы своей отвлекает. Вот прохвост старый! А ведь я-то сперва даже шляпу снимал: мол, очень рад встрече и т.п.
А тут иду как-то и издалека вижу, как мой ворон, стоя в воде, что-то клювом переворачивает. Но и он меня заметил и засуетился сразу.Вытащил это нечто из лужицы, ветошью лесной кое-как забросал и быстренько на сук свой уселся. Подхожу, а мой «старый друг» мне пуще прежнего раскланивается, да ещё и пританцовывает на суку. И ведь явно себя умнее меня считает.
Усмехнулся я в душе, отвернулся от ворона и пошёл прямиком к его «схрону». Потом небрежно ногой подпнул его цельную корочку белого хлеба, взял её и вышел обратно на тропинку. Ворон, видя всё это, кланяться перестал и в напряжении замер. А я открыл свой рот до предела возможного и стал медленно подносить к нему горбушку, словно собираясь её с большим удовольствием нагло съесть.
Вот этого-то старый ворон уж никак не ожидал. Клюв его широко раскрылся, глазёнки быстро-быстро так заморгали, и из самого нутра вырвался крик: «Ка-а-ак?!».
«А вот так!», - сказал я и небрежно бросил его сокровище обратно в лужу. А ещё говорят: мол, ворон живёт триста лет, потому и удивить его чем-либо трудно…