Вифлеемская звезда. Из цикла Пиратские баллады

Сергей Гусев 27
Тьма вокруг была такая густая, что при желании ее можно было резать на куски – если бы нашелся для таких целей подобающий нож. Родолфо подумал о том, что фортуна этой ночью явно благоволит. Они подойдут к берегу до рассвета, и, значит, плавание закончится благополучно. Еще вчера «Афродита» шла в составе большого торгового каравана, охраняемого военными. Но караван последовал дальше, всего лишь из-за одного судна не стал делать крюк, и заходить лишний раз в порт. Посчитали, что под покровом ночи «Афродита» успеет пройти большую часть пути, и никакие пираты ей уже будут не страшны. Они тоже не дураки соваться близко к береговой линии, подвергая себя смертельной опасности ради сомнительной добычи. Конечно, на «Афродите» было чем поживиться, однако похвастаться тем, что в ее трюмах перевозятся  слитки золота, драгоценные камни или хотя бы выносливые рабы с черного континента, она не могла. Все это в изобилии имелось на тех кораблях, которые последовали дальше. Вот за ними-то, наверное, и развернется настоящая охота.
Родолфо, капитана «Афродиты», за глаза звали Рыжим Псом. Он не обижался. Пес – не самое плохое Божье создание. Если, конечно, правильно воспитан, приучен к дисциплине и не трус. Что же касается первой части прозвища, то уж тем более не на что обижаться – природа наградила капитана жесткими курчавыми волосами огненного цвета и такой же ярко рыжей бородой, которая особенно нравилась красоткам во всех портах, где они останавливались пополнить запасы воды и солонины. Да он и сам был доволен своей солнцеподобной головой. Известно ведь, рыжий – значит, везучий. И вся его предыдущая жизнь не давала поводов усомниться в этой примете.
Хотя не бывает правил без исключения. Вот как сейчас. Стоило отделиться от каравана, как небо затянули тучи, и дело шло к непогоде. Мерзкий пронизывающий ветер пробирал до костей. Еще хуже было то, что, в опустившейся темноте, без звездного неба, трудно определить курс, в какую же сторону двигаться кораблю. И вот это обстоятельство могло оказаться фатальным. Если они заплутают, и не проделают большую часть пути до рассвета, то при свете дня в открытом океане могут стать легкой добычей пиратов. Конечно, «Афродита» была способна угостить налетчиков хорошими зарядами корабельных пушек, но это отпугнуло бы только самых осторожных пиратов, рыщущих в поисках легкой добычи. Долго выдерживать оборону ей было не под силу.
Капитан стоял на палубе и, вглядываясь в кромешную тьму вокруг, думал о волхвах. Легко им было, держа курс по Вифлеемской звезде, идти вперед, прямо к тому месту, где обнаружили люльку с младенцем. Попробовали бы нащупать правильную дорогу, когда небо такого же черного цвета, что и вода под ногами, а вокруг только египетская тьма. И сразу вспомнилось о том, что его тоже может ждать дома люлька с младенцем. Когда они выходили из порта, Елена была в положении. Но с того момента прошел уже не один месяц, и, по его расчетам, жена если не родила, то уже вот-вот должна была родить. Елена была той женщиной, из-за которой ему вдруг стали неинтересны все остальные красотки мира, как бы они ни закатывали вожделенно глазки при виде роскошной рыжей бороды. Они познакомились случайно, совсем случайно. Так поначалу казалось Родолфо. А потом он уверил себя в том, что ничего случайного не бывает. И если эта женщина вошла в его жизнь, тут прослеживается явный перст судьбы. Невозможно, чтобы она появилась случайно. Это было бы несправедливо. Родолфо приятнее было думать, что Елена – знак того, что он вел добропорядочную и правильную жизнь, и это было замечено кем надо. Такая женщина может быть только наградой настоящему мужчине и добропорядочному моряку, каковыми Родолфо себя и считал. Теперь его мысли были заняты только Еленой, по которой все эти месяцы плавания он отчаянно скучал. Вот и сейчас, вслед за библейской историей, Родолфо стал думать о жене, и о том, как хорошо, когда после долгого пути тебя кто-то ждет дома.
Незаметно подошел Марио – корабельный врач. Родолфо почувствовал его только после того, как Марио встал рядом и оперся о борт, пытаясь вглядеться в беспросветную тьму.
– Ты не находишь, что утро не наступает слишком долго? – с легким беспокойством спросил он.
– Что ты имеешь в виду? – Родолфо был не очень доволен, что его отвлекли от приятных сердцу размышлений.
– Если верить часам, рассвет уже давно должен был наступить. Однако ты сам видишь, что происходит вокруг.
– Значит, скоро прояснится. Какие могут быть сомнения? Мы просто оказались во власти непогоды.
Произнеся эти слова, Родолфо вдруг подумал о том, что сам подспудно не раз с волнением подумывал о том, что чернота, окружавшая их, никак не хотела отступать. 
– Хочешь сказать, солнце погасло? – не повышая голоса и как можно безразличней, продолжал он свою мысль. – Этого не может быть.
– Пока всего лишь обращаю на происходящее вокруг твое внимание. Не думаю, что дело в солнце. Но мне почему-то тревожно.
– А что такого невероятного могло случиться? Это море, тут нет Стикса, который окружает вечная темнота. И то, если помнишь, Харон, перевозящий души умерших, получает за свои труды монетку. Не на ощупь же ему ее дают, так легко обмануть, значит, что-то все равно можно разглядеть. А это же царство мертвых, где люди находят вечный покой. Успокойся. Стихия, конечно, разгулялась, и нам нужно быть готовым к тому, что ветер задует еще сильнее. Но ведь ты прекрасно знаешь – на команду в таких делах можно положиться. В каких только переделках мы с ней не бывали.
– Не очень уместное сравнение со Стиксом, – поежился Марио. – Не знаю, как ты, а у меня сейчас ощущение, будто за мной следят из темноты.
– Кто следит? Не говори ерунды.
– А ты разве не заметил, что корабль, несмотря на кромешную тьму вокруг и опасность налететь на рифы, не сбавляет ход? Парням хочется как можно быстрее убраться отсюда. Поэтому они думают только об этом, а на все другие неприятности им наплевать. Не один я чувствую опасность. Мы оказались в каком-то проклятом уголке, из которого никак не можем выбраться.
Чертов Марио! Теперь и Родолфо почувствовал противный холодок по спине. Наговорил ерунды, и Родолфо тоже кажется, что кто-то изучающее следит за ними из темноты. Или он это сейчас внушил себе, что следит. Не надо думать обо всей этой дьявольщине, чтобы не накликать беду. Пока они и правда не встретили Харона, надо искать выхода из случившегося самим. Это плохая примета – думать о возможном несчастье. Морские духи чрезвычайно к такому чувствительны, и никогда не упустят возможности сделать пакость потерявшим бдительность морякам. С другой стороны Марио прав – если они будут так же стремительно нестись в кромешной тьме вперед и дальше, корабль рано или поздно ждет беда. Надо остановиться и дождаться светлого неба. Лучше уж пираты, чем абсолютная неизвестность вокруг.
Но, странное дело, подумав так, Родолфо не сдвинулся с места, чтобы отдать приказ. Ноги словно приросли к палубе. Напротив, ему подумалось, что, если была бы возможность двигаться еще быстрее, ей надо воспользоваться. Так и не наступивший день говорил о том, что их ждут крупные неприятности. Ему стало страшно, и он не стеснялся этого страха. Хорошо быть героем, когда видишь врага в лицо. А когда лишь чувствуешь чье-то незримое присутствие, а оно точно есть, дело не в разгулявшемся воображении корабельного доктора, и совсем не понимаешь, что вокруг происходит, легко потерять самообладание.
К нему вновь подошел Марио.
– На судне начинается паника. Надо что-то предпринять. Не один я понял, что мы уже несколько часов должны плыть при дневном свете. Любая неизвестность страшит.
– Честно говоря, не очень представляю, как поступать в этой ситуации, – с сомнением в голосе ответил Родолфо. – Можно приказать зажечь где это возможно лампы, но вряд ли они кого успокоят.
– Дело не в лампах. Ты же знаешь – большинство моряков суеверны. И сейчас они плетут друг другу всякие ужасы. Кто ожидает, что нас захватит в свои объятия морское чудище, появившееся из глубин, а кто-то уже поверил, будто корабль постигнет кара «Летучего голландца». Честно говоря, не знаю, какое будущее для нас лучше. И то и другое меня тоже страшит. Не говоря о том, что судьба может подкинуть какой-то и вовсе невероятный исход.
– Мы выберемся, вот увидишь, – стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, заявил Родолфо. – А пока вот что, распорядись выкатить бочку рома, у нас еще остались запасы. Пусть черпают храбрость в спиртном, и не сбавляют хода. Мне что-то тоже не по себе, не буду скрывать.
Рыжий Пес энергично, уверенными шагами принялся ходить по палубе. Уж что-что, а она никак не могла таить опасности. Под ногами была та частичка привычного мира, которая внушала сейчас хоть какое-то спокойствие. Он с нетерпением ожидал возвращения Марио. Надо было хоть с кем-то обсудить создавшуюся ситуацию.
Наконец доктор вернулся.
– Ваше распоряжение выполнено, сэр, – хмыкнул он. – Все, кто не занят делом, мертвецки пьяны. А значит, дьявольски смелы. Только никак не могут взять в толк, с кем предстоит драться. Но если что кракену будет дан достойный отпор, можете быть уверены. Поотрываем все его мерзкие щупальца до одного.
– Ну а теперь без шуток. Что ты об этом думаешь? – оборвал эту ироничную речь, за которой доктор пытался скрыть свой страх, Родолфо.
– Если без шуток, то я не знаю. Но очень похоже, что мы и правда приближаемся к тому царству, в которое перевозит Харон. Уж понимай эти слова как хочешь. И легенду о «Летучем Голландце» я бы тоже не стал исключать. На полном серьезе. Думаю, когда это случилось, там тоже не сразу взяли в толк, что оказались призраками.
– Но ведь это невозможно.
– Разве можно считать невозможным то, что ты всего лишь не видел? Но во что верят, очень многие.
– Ты неправ. «Летучий Голландец» видели, я сам знаю тех, кто встречался с ним в море.
– Тем более. Что же касается царства мертвых, то путь через Стикс – это дорога в один конец, а обратной нет. И те, кто воспользовался уже услугами Харона, нам с тобой ничего не могут пока рассказать. Надеюсь, в ближайшее время у них и не будет такой возможности. Ничего другого мне в голову не приходит. Но это единственный мир, о котором говорят, что в нем царит вечная темнота.
– Ты хочешь сказать, что мы уже не можем считать себя живыми? Но ты ведь доктор. Попробуй ущипни себя, и почувствуешь, что тебе по настоящему больно. Значит, мертвыми нас считать еще рано. Придумай что-то еще.
– Может и рано, – охотно согласился с ним Марио. – Однако мы точно куда-то заплыли не туда, кэп. Не знаю, как это у нас получилось, но мы заплыли куда-то не туда. И если вокруг нас сейчас не мертвые души, то значит какая-то иная дьявольщина, не сулящая ничего хорошего. И мы оба с тобой представления не имеем, что ждет всех нас в ближайшем будущем. Но хотим, чтобы корабль не сбавлял ход, и летел вперед с еще большей скоростью. Потому что нам страшно. Ведь глупо не признавать, что нам страшно.
Родолфо и сам уже осознавал, что начинает сходить с ума от этой неизвестности, но понимал, что, как капитан, он должен бороться с подступавшим к нему ужасом до последнего. Если нервы сдадут и у него, значит кораблю точно конец.
Внезапно рядом с ними раздался легкий смех. Родолфо и Марио одновременно вздрогнули, и, как по команде, встали спина к спине, безуспешно пытаясь всмотреться в темноту. Но разве можно было что-то разглядеть, если их глаза были намертво укутаны чернотой. А противный, выводящий из себя смех, не смолкал. Казалось, он обволакивал уже со всех сторон.
– Какими смешными, оказывается, могут быть люди, – внезапно сказал кто-то тонким, похожим на детский, голосом.
Родолфо почувствовал, что значит душа уходит в пятки. Его пронзил леденящий ужас. И спиной он ощущал, как помертвел от страха Марио. Это нечто из темноты еще и разговаривало. Ноги подкашивались, и последние душевные силы его покидали. Как страшно было погибнуть столь бездарно.
– Не тряситесь так от страха, люди, – утешили их из темноты. – Мы не желаем вам ничего дурного. Напротив, в наших интересах тоже, чтобы с вами ничего не случилось.
– Кто вы? – собрав в кулак остатки самообладания, спросил капитан.
– Не знаем, – ответила темнота.
– Что значит не знаем?
– Это значит, что мы пока никто.
– Это как понимать? Перестаньте говорить загадками!
Неизвестность вступила в переговоры, и это уже внушало некоторую уверенность. Хотя бы в том, что с ними не разделаются немедленно, а пока лишь хотят поиграть в кошки-мышки. Что ж, играть так играть.
– Понимайте так, что когда-нибудь мы можем стать убийцами, а может даже знаменитыми мореходами, или художниками. Но когда это произойдет и случится ли вообще, никто не знает. Вы, милейшие, оказались в царстве тех, кто еще не родился. А поскольку нас еще фактически нет, то и названия ни царству, ни нам самим тоже нет.
– Что за бред? – возмутился Родолфо. – Если вас нет, то как вы можете сейчас что-то говорить?
– Мы и не говорим. Вы просто слышите наши голоса. Это совсем другое.
– Так не бывает.
– Царство мертвых по вашему бывает, а царство тех, кому еще только предстоит вступить в этот мир, не существует? – даже обиделись из темноты. – Не смешите. И чем, по вашему, одно царство отличается от другого?
– Как мы здесь оказались? – наконец вступил в разговор отчаянно прижимавшийся спиной к спине Родолфо Марио. – Что вообще вам от нас нужно? И как нам от вас выбраться? Ведь вы говорите, что не желаете нам зла. Ведь так?
– Ведь так, – засмеялись в темноте. – Однако на эти вопросы мы не можем ответить. Их слишком много. И потом дороги в наш мир нет. Ее не может быть. Однако на свое несчастье вы ее нашли, с чем вас можно поздравить. Выйти из этого мира можем только мы сами, но уж никак не смертные. Но мы очень заинтересованы в вашем возвращении, мы ведь вам уже об этом сказали. Значит, вам надо постараться как-то оправдать наши общие пожелания.
– Заинтересованы? Почему? – кажется, в один голос спросили Родолфо и Марио.
– Это же просто. Если вы останетесь здесь, значит, кому-то из нас не суждено будет появиться на свет Божий. Ведь кое-кто из здешних обитателей получат жизнь благодаря тем, кто находится сейчас на корабле. Ты понял, о чем тебе хотят сказать, капитан?
– Вы хотите сказать, что мой ребенок  появится на свет, только если мы уйдем из вашего мира? – поледенел Родолфо. И с замиранием сердца стал ждать ответ.
– Думай сам. У тебя пока еще есть своя голова на плечах.
– То есть он еще не родился? И, получается, я могу убить его своими собственными руками, оставшись навсегда с вами? – в бессильном ужасе воскликнул Родолфо. – Ну говорите же, не молчите!
– Вы точно уже сходите с ума. Разве не понимаете, что вам не положено знать будущее? Но вы умеете жить настоящим и прошлым, которого у нас тоже пока нет, и делать из этого выводы, – голоса из темноты были такими же бесстрастными. – Вы и так знаете больше, чем надо.
Вышедший из себя Рыжий Пес выхватил из ножен шпагу, сделал несколько шагов вперед и в каком-то отчаянии произвел несколько рубящих ударов вокруг себя.
– Осторожнее, – засмеялись из темноты. – А то ведь и правда можешь задеть не того, кого надо. Будешь потом всю жизнь сожалеть. Если, конечно, к ней вернешься.
Рыжий Пес опустился на палубу и обхватил голову руками.
– Я сам погубил не только себя, но и свою семью, – простонал он. – Если мы не найдем выхода отсюда, я брошусь в море. Точно брошусь в море. Пусть лучше меня заберет Харон, чем жить со знанием, что я стал причиной смерти тех, кого люблю больше собственной жизни.
Ему хотелось плакать, но слезы никак не подступали. Родолфо душило отчаяние. Безнадежное отчаяние, когда хочется просто громко кричать от обиды на весь мир. Конечно, судьба обошлась с ним чересчур жестоко. А он-то, наивный, еще недавно размышлял, какой он везунчик, и как здорово, что в его жизнь вошла Елена. И вот теперь Елена останется там, в другом мире, а ребенок, который должен был появиться на свет благодаря их любви, останется лишь воспоминанием о том, чего не будет никогда. Даже если все закончится благополучно, Елена никогда ему этого не простит. Да и он сам себе этого не простит!
Но постепенно капитан успокаивался, и его сознание отчаянно стало пытаться найти выход из ситуации. Ведь должен же быть какой-то выход. Ему прямо об этом сказали! Надо что-то предпринять. Родолфо вскочил на ноги и обошел судно. Сделать это практически вслепую было непросто, но ведь за долгие месяцы он столько уже исходил по каждому закутку корабля, что сейчас мог ориентироваться здесь и без света. Движение в какой-то степени успокоило его и привело голову в порядок. К Родолфо вернулось самообладание.
Однако обход не дал никаких поводов для оптимизма. Помощи и совета ждать неоткуда. Большинство членов команды были мертвецки пьяны, а Марио совсем впал в отчаяние. Он сидел, прислонившись к борту, и уткнув голову в колени. Родолфо попытался было с ним заговорить, но доктор, вцепившись ладонями в волосы, сохранял молчание и не хотел никакого общения с миром.
Тогда Родолфо было попробовал продолжить беседу с призраками, или кем там они являлись, но ответом ему были одни глуповатые смешки. Его явно считали недостойным большего внимания чем то, что уже было оказано. Единственное, чему можно было порадоваться – опасности от местных обитателей вроде как и правда не исходило. Да и какая может быть опасность от тех, кого, по сути, еще и на свете-то нет.
Время бежало. Оно бежало неумолимо. А никаких плодотворных идей, что делать дальше, в голову не приходило.
И тут Родолфо с ужасом вдруг подумал о том, что каждая минута промедления убивает его ребенка! Если он не вернется вовремя в свой мир, не будет никого и ничего. И это ужасно. Он сам станет убийцей поневоле. И ему придется с этим знанием прожить остаток собственной жизни. Да еще постараться, чтобы Елена не узнала подробностей случившейся истории, и о том, что виной всему – он.
Похоже, Родолфо разговаривал уже вслух, потому что после пары одобрительных ехидных смешков из окружающей темноты вдруг подал голос Марио.
– А почему ты думаешь, что тебе говорили о том ребенке, которого ты ждешь сейчас?
– Не понимаю, – разум капитана и правда отказывался сейчас воспринимать хоть что-то кроме ощущения надвигающейся беды.
– Тот ребенок, которого ты ждешь, уже от факта твоего существования никак не зависит. Ну подумай здраво. Он появится в отмеренный ему срок. Вот сейчас в данный момент он где-то рядом с нами. А может, уже и нет. Потому что он там, в другом мире, в который мы никак не можем попасть. Поэтому ты можешь быть только причиной его жизни, но уж никак не смерти.
– Тогда что же…
– По всей видимости, они имели в виду, что у тебя возможен не один плод любви. Если мы вернемся в наш мир. И это правильно. В добропорядочной семье должно быть много детей.
Капитан помолчал, осмысливая услышанное, а потом печально произнес.
– Тем более. Значит, получается, если я ничего не придумаю, то лишу жизни других своих детей. Да и не только своих. Нас же много на корабле. Ты понимаешь, что это такое?
– Как доктор я видел многое на своем веку, так что как раз этот факт у меня особого ужаса не вызывает. Одним неродившимся больше, одним меньше. Думать надо о живых, поверь. А если размышлять о милосердии к тем, кого еще и на свете нет, точно сойдешь с ума. Но в остальном ты прав. Не хочется быть убийцей. Да и самоубийцей, кстати, тоже. Не вижу радости в том, чтобы бесконечно носиться по здешним водам, даже не взглянув больше ни разу на солнце. Но если бы мы знали, как попали сюда, можно было бы попытаться понять, как выбраться обратно. А так остается лишь полагаться на случай, который нас сюда и привел. Никаких других ориентиров вокруг мы с тобой не видим.
– Да уж, Вифлеемской звезды на небе ждать не приходится, – усмехнулся капитан. – Веришь, еще недавно зачем-то думал именно о ней.
– Звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец. Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою, – задумчиво произнес Марио. – Жаль, что мы не волхвы.
– Моряки вообще-то Вифлеемскую звезду называют Полярной. Именно по ней можно вычислить, где север, и в каком направлении надо двигаться, – сказал Родолфо. – Когда знаешь направление, всегда легче. Но только как это может нам пригодиться сейчас? Ничего нет хуже бесполезных знаний, особенно когда они почему-то начинают мешать думать о главном.
– Пригодится, не пригодится, но о чем-то надо ведь думать, – ответил ему Марио. – И потом, кто сейчас поймет, что главное, что нет. Может как раз какие-то вещи, кажущиеся второстепенными, вдруг станут решающими.
Темнота давила с каждым часом все больше. Как же невыносимо, оказывается, жить без солнца. Но еще хуже было ощущать, что это может продолжаться бесконечно. Родолфо чувствовал, что начинает сходить с ума. Ему хотелось умереть, чтобы ни о чем не думать. Единственное, что его удерживало от желания немедленно броситься в воду – Елена. Он знал, что она его ждет. И думает сейчас о том, что скоро Родолфо окажется дома, возьмет на руки своего ребенка, поднимет его вверх и счастливо засмеется. Ведь они оба так ждали его появления на свет. А вдруг Марио что-то напутал, и, если их корабль не вернется в свой мир, не будет никого – ни Родолфо, ни Елены, ни их ребенка. И вот тогда ему точно не останется никаких оправданий. Как это будет больно – жить в мире, где нет, и не будет Елены! И зачем он нужен, такой мир?
Родолфо впал в какое-то полузабытье. Он больше всего на свете хотел сейчас хотя бы краем глаза увидеть жену, взять ее за руку, поцеловать. Сказать, насколько она ему дорога. Он это говорил не раз. Но именно сейчас, в этот момент, когда вдруг смертельно испугался, что никогда больше ее не увидит, проклинал себя за то, что слишком редко говорил о своей любви, и Елена слышала очень мало ласковых слов от него. Какой же он дурак, что понял это только сейчас, а не тогда, когда она была рядом.
Елена!
Елена!
Елена!
Родолфо провалился то ли в сон, то ли просто находился в бессознательном состоянии.
Как жаль расставаться с миром, в котором было счастье, и была Елена! Всего лишь один неосторожный шаг, и он лишил себя всего этого. Ведь если Родолфо избрали капитаном, он был в ответе за все, что происходило с их заплутавшим кораблем. И вина за случившееся в первую очередь его! Но не это главное. Пусть лучше сгинет он, но будет жить Елена и их ребенок. Это было так важно – чтобы ценой своей жизни он подарил солнце Елене, что Родолфо громко застонал. Ему казалось, что он громко застонал. Или закричал. Его душили кошмары о том, что он не может спасти свою семью, которую любил больше собственной жизни.
Неожиданно он почувствовал, как кто-то отчаянно его тормошит. Родолфо изо всех сил сопротивлялся, он не понимал, зачем возвращаться в мир, который оказался так к нему жесток. Изо всех своих оставшихся сил он не хотел открывать глаза, которые бы увидели все ту же беспросветность вокруг. Но тут что-то полыхнуло в голове молнией, и Родолфо немедленно вскочил на ноги, приоткрыл глаза и поднял голову кверху.
Он не ошибся!
На небе сияло солнце!
Оно было таким обжигающим, что на глаза моментально набежали слезы. Родолфо обернулся и увидел рядом Марио.
– Скажи, что все случившееся было сном, – еще не веря в случившееся, сказал Родолфо.
– Думаю, большая часть команды, которая еще не протрезвела, с тобой не согласится, – ухмыльнулся в ответ доктор. – Им ведь скоро рассказывать зевакам о чудесах храбрости, которые они проявили в борьбе с неизвестностью. Да и тебе самому стоит взглянуть на себя в зеркало. Рыжий Пес всего за одну ночь стал Седым Псом. Елена тебя не узнает.
Родолфо счастливо улыбнулся.
– Узнает. Ведь я возвращаюсь к ней, а это главное.
– Еще бы понять, что нас спасло, – Марио, похоже, тоже еще не отошел после их невероятного приключения.
– Вифлеемская звезда, разве ты не понял? – продолжал счастливо улыбаться Родолфо.
– Имеешь в виду, что на все воля Божья?
– Это тоже. А еще настоящая путеводная звезда должна взойти в сердце, а не на небе. Когда из сердца ушел страх за себя, и пришел страх расстаться со своими близкими, с тем, что тебе по-настоящему дорого, страх причинить им боль, нам был дарован путь домой. Если у тебя есть дом, куда ты хочешь вернуться, и где тебя с нетерпением ждут, тебе никогда не заблудиться в этом мире. Мы ведь теперь это точно знаем, Марио.