- На брудершафт, ребятишки?
- На брудершафт.
Все выпили, запрокинув головы, как пианисты.
В. Ерофеев «Москва – Петушки»
Однажды летом некто Волбышев взял две бутылки портвейна «777», незамысловатую закуску а ля ужин туриста, покрывало и отправился на берег водного хранилища с целью культурно отдохнуть.
Обосновавшись возле зачумлённого кустика, Волбышев разложил свои припасы, немного на них полюбовался, шумно выдохнул и принялся отдыхать.
Первая бутылка и бОльшая половина закуски вошли в организм Волбышева минут за двадцать. Водное хранилище сразу заиграло новыми красками и даже стало, хотя и отдалённо, напоминать Рижское взморье. Близлежащие женщины резко постройнели, сбросили лишние килограммы и обрели манящий взгляд. Волбышев почувствовал себя неотразимым и чертовски сексуальным. К воде он шествовал, почти не шатаясь и всасывая в себя волосатый живот.
Залудив очередной стакан, Волбышев уверился, что расположившаяся слева от него девушка лет тридцати девяти делает в его сторону призывные знаки лукавыми зелёными глазами. Волбышев отхлебнул прямо из горлышка и, не тратя времени на закуску, переместил своё незагорелое тело с нелепыми псевдо-тюремными татуировками к лукавоглазой богине.
Вблизи глаза богини оказались карими, причём левый глаз косил так, что богиня вряд ли видела им хоть что-то, кроме своего носа. Она сидела, кокетливо заложив ноги набок, и глупо улыбалась. Волбышев наклонился к ней и открыл рот, чтобы как-нибудь познакомиться, но вместо этого громко отрыгнул, обдав богиню ароматными брызгами «трёх топориков» и азовских бычков в томате.
- Пардон, - всё-таки закончил Волбышев фразу и пал ниц, уткнувшись небритым подбородком в лоно косоглазой красавицы.
- Что вы там делаете? – картинно возмутилась она, продолжая улыбаться.
- Блюю, - честно признался Волбышев и подтвердил слово делом.
- Как романтично, - проворковала богиня, запустив пальцы в волосы Волбышева и отрывая его заляпанное рвотными массами лицо от своего живота. – Но вы испачкали мне весь мой новый купальный костюм.
- Это ничего, - промычал Волбышев, в левой ноздре которого забились остатки бычков. – Я всё постираю. Давайте снимем с вас трусы.
Волбышев попытался сделать это зубами, но косая искусительница манерно оттолкнула его и сказала, вдруг утратив улыбку:
- Я не могу. Я вдова.
Волбышев, наконец, как мог, утёрся ладонями и сел напротив красавицы.
- У вас кто-то умер?
Красавица кивнула.
- Кролик. Мы были вместе целый год…
- А раньше? – спросил Волбышев, заинтересовавшись историей.
- Раньше он был жив.
- Нет, в смысле: кто был до кролика?
Женщина вновь заулыбалась, что несколько отвлекало от вида её красивых, но заблёванных бёдер.
- Котик. И ещё другой котик. И рыбки. И покемон…
Волбышев икнул.
- Ну, раз вы не хотите снимать трусы, давайте хотя бы выпьемте на брудершафт, - предложил он, - у меня ещё осталось…
- Спасибо, но я пью своё, - вежливо отказалась богиня и достала из сумки бутылку вермута «Сальваторе».
- Крутое пойло, - одобрительно кивнул Волбышев, - давно не пил. Почти никогда. Угостите?
Хозяйка вермута улыбнулась ещё шире, явив отсутствующий клык.
- Сперва нужно окунуться, чтобы освежить купальник и пересесть: вы тут немножко напачкали…
Волбышев согласился:
- Был косяк. Давайте перейдёмте ко мне под кустик. Там пока чисто.
- Отличная идея. Я согласна! – и она протянула Волбышеву руку, чтобы тот помог ей встать…
Когда Волбышев открыл глаза, он увидел темноту и почувствовал холод. Он лежал под своим кустиком, над головой открывалось звёздное небо с полной луной, а не вдалеке кто-то тихо разговаривал.
- Сначала отрежем ухо.
- Нет. Начинать надо с мизинца…
- Да вы чё, парни! Сначала нужно выколоть ему глаз.
Волбышев понял, что это говорят дети, и речь идёт о нём. Он рывком сел и закричал:
- Кого вы тут, засранцы, резать собрались?! Да я вам сейчас ноги повыдираю!
Три пацана лет двенадцати подошли к нему и окружили.
- Ладно, - сказал один из них, - давайте просто на него поссым, раз он проснулся…
Они достали свои писюны и исполнили задуманное, причём Волбышев даже не сделал попытки встать. Затем мальчишки растворились в ночи.
Волбышев продолжал ошарашено сидеть на земле. Косоглазой каракатицы (Волбышев уже достаточно протрезвел) не было, но рядом остались лежать её трусы и разорванная сигаретная пачка с какими-то каракулями. Мобилизовав зрение, Волбышев сумел прочитать в лунном свете: «Вы обищщали постирать». Венчал любовное послание убогий смайлик. Адреса или телефона к посланию не прилагалось.
- Тьфу, дура! – вздохнул Волбышев, но вспомнил, как он наблевал в колени своей исчезнувшей пассии и устыдился. Он молча выкурил мятую сигарету, затушил окурок о землю, встал, оделся, сунул в карман трусы своей бывшей богини и, оглянувшись на свой кустик, тихо посетовал:
- Да… Не умеем мы пока культурно отдыхать.
И тоже исчез в темноте.