2005 год. Якутия. Город Нерюнгри. Гостиница «Аригус» на улице «Дружба народов». Сюда я переехал из «Тимптона», ибо мне показалось, что проживание даже в трехзвездном отеле Концерну «Тракторные заводы», где работаю, обходится слишком дорого – ничего не поделаешь: совковое воспитание трудно вытравить из людей старшего поколения.
Но прежде чем окончательно переселиться, я отправился на разведку: разузнать, насколько комфортабельны номера, какая цена, входит ли завтрак в стоимость проживания?
Когда зашел в гостиницу, занимавшую целый подъезд на первом этаже жилого дома, администратора на месте не оказалось. В ожидании его (или «ее» писать, так как администратором оказалась женщина, хотя и в возрасте, но довольно красивая?) я сел в кресло и начал перелистывать городскую рекламную газету. Но едва успел просмотреть полстраницы, как услышал пение в одном из номеров. Пел мужчина. Пел приятным, мощным баритоном на незнакомом языке. Мелодия не отличалась затейливостью – за каких-то пять минут, что я провел в ожидании администратора, мотив запомнил хорошо.
На следующий день, рано утром, я перевез свои вещи в «Аригус». Наскоро позавтракал и уехал в Нагорную. Вернулся только вечером.
Решил не тратиться в ресторане, а поужинать, чем Бог послал. А Бог в виде грузной продавщицы магазина в Беркаките, куда мы с водителем Сашей заехали на обратном пути за продуктами, в тот вечер мне послал бутылку чилийского вина Los Boldos, оставшейся, как призналась продавщица, еще с позапрошлогоднего завоза, и кусок ветчины.
Я принял душ и в предвкушении приятного ужина сел за стол. Но вот незадача – в сумке не оказалось пластмассового штопора, с которым я никогда не расставался в командировках. Почему пластмассового? Ответ прост: его можно пронести в самолет в ручной клади.
Я рассказал о своей беде администратору, но и у нее искомого инструмента не оказалось.
– Постучите в этот номер, – указала она на дверь, через которую накануне доносились звуки песни. – У них что-то должно быть.
На стук отозвался басовитый мужской голос.
– Да!
Я открыл дверь.
За столом, заставленным разовыми тарелками с мясными котлетами, огурцами и помидорами, сидел упитанный, высокорослый пожилой мужчина в футболке. Сразу же бросилось в глаза его мощные руки и кулачищи, положенные на скатерть. Если бы не раскосые узкие глаза, которые смотрели на меня с любопытством, незнакомца можно было бы принять за украинца или за донского казака.
– Здравствуйте, – поприветствовал я его. – У меня к вам просьба: нет ли у вас штопора?
– Штопор? – зычным голосом отозвался он. – Нет…А что за у вас проблема?
– Да, вот, бутылку не могу открыть. Я только сегодня заехал в гостиницу, еще не успел…
Мужчина поднялся со стула. Да, действительно, он оказался на полторы головы выше меня.
– Так несите ее сюда! Я мигом открою.
Видя мое замешательство, сосед по гостинице улыбнулся.
– Да вы не бойтесь! Я вина не пью. У меня есть кое-что получше.
Как только я закрыл за собой дверь, ко мне подошла администратор.
– Нашли, что искали?
– Нет. Но попросил бутылку принести.
Женщина воровато покосилась на дверь номера и тихо сообщила:
– Экземпляры…еще те. Оба с виду вроде интеллигентные, а ругаются друг с другом! Чего делят?..Вчера до полуночи спорили.
Зайдя к себе в номер, я невольно задумался. Но…Как ни крути, а выхода нет: придется любыми путями попытаться вытащить или выковыривать пробку. Фактически выбора у меня не было: завтра улетал в Москву, а с бутылкой вина, пусть и сухого, досмотр в аэропорту не пройдешь. Значит, из-за одной бутылки придется сдать сумку с дорогой фотокамерой в багаж, а это меня нисколько не устраивало.
Во второй раз я вошел в номер без стука. Мужчину застал на прежнем месте.
Я поставил бутылку на стол.
– Вот ее надо открыть.
Мужчина привстал и достал из ящика прикроватной тумбочки нож.
– Настоящий…швейцарский, – похвастался он. – Мне его дали за первое место по стрельбе из пневматической винтовки…Кстати, как вас звать?
– Алексеем.
Он протянул руку.
– А меня – Прокопием. Русские обращаются просто: «Проша».
Прокопий раскрыл нож, левой рукой крепко сжал бутылку и осторожно воткнул кончик лезвия в пробку. Медленно двигая взад-вперед ручку ножа, он все глубже и глубже погружал стальное полотно в пробку. Потом медленно вращая нож, стал вытаскивать пробку.
– Вот и все, Алексей, – довольно улыбнулся Прокопий. – Теперь можете пить свое вино.
– Нет, Прокопий, – возразил я. – Одному пить не хочется. У вас есть бокалы или стаканы?
– У меня вот что есть.
Прокопий встал, подошел к встроенному платяному шкафу, из объемистой спортивной сумки извлек бутылку водки и торжественно, как нечто очень ценное, поставил на стол.
– Что, вино? – пустился он в рассуждение. – Баловство одно. Ну-ка, посмотрим, сколько градусов в нем.
Прокопий взял бутылку и, сильно щуря и без того узкие глаза, начал вертеть ее в руках.
– Тринадцать градусов…Немного. А стоит сколько?
– Сто двадцать рублей. Мне еще повезло – купил по старой цене. В Москве такое вино в полтора раза дороже.
Прокопий удивленно присвистнул.
– Так, значит, тринадцать градусов…
Он, шевеля губами и закатив глаза, стал в уме подсчитывать.
– Не рачительно все это, Алексей. Один градус алкоголя в вине в восемь раз дороже, чем в водке. Неправильная у тебя экономика. На Северах надо водку пить, а не кобылью мочу.
Видя, что Прокопий намеревается водку разлить в два стеклянных стакана, я решительно воспротивился:
– Нет, нет, Прокопий! Вы извините, но водку я не буду пить.
– Как знаешь …Настаивать не буду. Но я выпью.
Мой собеседник на минутку задумался.
– Нет, подождем еще полчаса. Вот-вот должен подойти мой друг и партнер. Неудобно без него.
Но мой новый знакомый не выдержал и десяти минут.
– Давай, Алексей, выпьем за знакомство.
– А как же ваш друг? Не обидится?
– Нет…И ему достанется. У нас в запасе еще две поллитровки.
После первого тоста разговор стал оживленнее. Я узнал, что Прокопий и Василий (так звали второго постояльца) – общественные активисты и приехали в Нерюнгри участвовать в пикете. В чем заключалась цель акции, Прокопий сообщить не успел, так как дверь открылась, и в комнату вошел (и это я сразу же понял) Василий. Он был примерно того же возраста, что и Прокопий, но значительно ниже ростом и меньше весом.
– Ого, у нас гости? – поинтересовался Василий.
Прокопий кивнул головой в мою сторону.
– Знакомься. Наш новый сосед – Алексей.
Василий бросил на постель лист ватмана, свернутый в трубку, и протянул мне руку.
– Очень приятно…Василий.
Как только Василий зашел в ванную, совмещенную с туалетом, Прокопий наклонился ко мне и с таинственным видом прошептал:
– Он – эвенк.
Я недоуменно посмотрел на него, но ничего не сказал.
Пока Василий приводил себя в порядок, я сходил в свой номер и принес ветчину.
Ужин, очень похожий на пьянку, продолжился дальше.
После, кажется, четвертого тоста Прокопий спросил Василия:
– Художник плакат написал?
Василий утвердительно ответил кивком головы.
– Покажи.
Василий взял лист ватмана и развернул. На нем крупными шрифтом было выведено: «Мы протестуем! На нашей земле ВСТО должны строить местные, а не китайцы!»
Чем больше Прокопий вчитывался в текст, тем сильнее багровела его мощная шея.
– Я же сказал: «Надо писать «На якутской земле»! – стукнул он кулаком по столу. – Кто разрешил тебе изменить текст?!
– Все так решили, – заметно растерялся Василий.
– Кто «все»?! – рявкнул Прокопий.
– Члены оргкомитета: Кульджанов…Иван Иваныч…Серега Павлов…Оля. Я тоже считаю, что лучше писать «на нашей земле», чем «на якутской».
– Это почему же?
– Здесь же не только якуты проживают… Например, русские, украинцы…мы – эвенки.
– Ты не строй из себя умника, Василий. Знаешь, сколько в Якутии вас – эвенков? Два целых и две десятых процента. Столько же, сколько и хохлов.
– Это ничего не меняет, – упрямо гнул свое эвенк. – Мы в эти края пришли раньше якутов. Это доказано наукой.
Прокопий презрительно ухмыльнулся.
– Какой наукой? Ветеринарной?
– Почему ветеринарной? – обиженно переспросил Василий.
– Потому что ты – ветеринар и больше другой науки не знаешь, – отрезал Прокопий.
Василий не удержался от ехидства.
– А ты знаешь?
– Знаю!
– Откуда? Ты же всего лишь учитель физкультуры и то на пенсии!
– Ну и что из этого? Каждый школьник знает, что в эти края раньше других пришли якуты.
Видя, что безобидная перепалка может перерасти в ссору, я решил вмешаться.
– Прокопий, Василий, пожалуйста, перестаньте ссориться. А то я на самом деле поверю сплетням, что якуты и эвенки недолюбливают друг друга.
Прокопий неожиданно наклонился к Василию и рукой обхватил его за плечо.
– Нет, – с улыбкой он обратился ко мне. – Мы живем дружно. Это эвены и эвенки вечно ругаются между собой, вечно что-то делят. Если бы не мы – якуты – давно перебили бы друг друга.
Василий так резко вскочил на ноги, что коленом задел стол. От удара мой стакан с недопитым вином упал на пол и разбился. Мелкие осколки разлетелись по всему номеру. Как ни странно, это происшествие немного разрядило обстановку. Василий извинился и стал собирать осколки стекла с пола. К нему присоединился и Прокопий.
После завершения уборки мы снова заняли свои места. Наверное, просидели целый час, болтая обо всем: о политике, о детях, о природе – сейчас даже не вспомню. Василий уже открыл вторую бутылку, когда Прокопий начал тихо по-якутски напевать вчерашнюю песню.
Василий пристально посмотрел на Прокопия, потом, обращаясь ко мне, вдруг сказал:
– Между прочим, эту песню сочинили эвенки. Еще мой отец пел ее.
Если Прокопию сказали бы, что в Нерюнгри прилетели инопланетяне, он не столь бы удивился. В первую минуту бедный якут даже слово не мог вымолвить.
– Т-т-ты говоришь, что эта песня – эвенкийская?
– Конечно, – невозмутимо ответил Василий. – Хочешь спою ее?
– Ты случайно не того? – Прокопий повертел пальцем у виска.
Василий с невозмутимым видом отпил глоток минеральной воды и повернулся ко мне.
– Ее у нас переняли якуты. И это лучшее доказательство того, что эвенки перебрались в эти края первыми. Если бы эта песня не была бы эвенкийская, откуда я ее знаю?
Прокопий одарил другу ироническим взглядом.
– Откуда? Я скажу: откуда…Ты же слышал, как я пою – вот и запомнил. Сидит…с таким важным видом, рассуждает, будто ученый. Тьфу! Слышать больше тебя не хочу! Сегодня же переселюсь в другой номер!
– Ну и переселяйся! Плакать не буду! Проваливай!
Я не знал, как себя вести. Честно говоря, даже растерялся.
– Друзья, друзья! Успокойтесь! Не надо ссориться…
И вдруг ко мне пришла идея.
– Давайте, теперь я вам спою. Но сначала надо выпить.
Пока произносили очередной тост, закусывали, я продолжал лихорадочно думать. Наконец, собрался духом и затянул песню, которую накануне слушал, сидя в ожидании администратора. Самое интересное, я пел ее по-чувашски – просто беспорядочно вставлял слова, которые приходили на ум. «Чего-чего, – подумал я, – а по-чувашски они вряд ли знают». Услышав знакомую песню, да еще на чужом языке, мои новые друзья просто остолбенели. Однако главный сюрприз ожидал их впереди.
– Алексей, что это за песня? – первым подал голос Прокопий, когда я закрыл рот.
– Не знаю, – сделав простодушное выражение лица, ответил я. – Ее мне пела моя бабушка. Она, в свою очередь, эту песню услышала от своей бабушки. Так она мне говорила.
– А на каком языке ты пел? – как мне показалось, вкрадчивым голосом спросил Василий.
– На чувашском. Я же чуваш. Вам же сказал, что проживаю в Чебоксарах.
– Вот это да! – не смог скрыть своего удивления Прокопий.
– Алексей, – продолжал напирать Василий, – а о чем поется в твоей песне?
– О чем? – нарочито равнодушно я пожал плечами. – О природе. О весне. Человек радуется, что зима прошла, что лошади здоровы…важенка олененка принесла…жеребенок резвится на лугу.
Прокопий весь подался вперед.
– Как…как ты говоришь? «В-в-важенка»?
– Да, именно так.
– «Жеребенок резвится на лугу»?
– Ну, да. Чему вы так удивились?
Прокопий вместо ответа легконько толкнул друга.
– Василий, ты слышал?
– Да, слышал. И это просто…удивительно и невероятно, ведь о том же поется и в нашей песне.
Прокопий поставил локоть на стол, подперев ладонью подбородок. Минут пять о чем-то думал. Я уже хотел встать и попрощаться, но решил немного подождать.
– Скажи-ка, Алексей, – медленно, растягивая слова, промолвил Прокопий. – А у вас олени водятся?
– Нет, – честно признался я. – Северных оленей нет. Только благородные…европейские и то очень мало.
– Тогда..тогда…
– Вот именно, – поспешил вставить словечко Василий.
Я сделал вид, что не понял.
– Что «именно»?
– Откуда же твоя бабушка…
– И даже прапрабабушка, – поспешил на помощь другу Василий.
– …знают про важенку?
– Не знаю. Как-то не задумывался.
– Что же это получается? – Прокопий вопросительно посмотрел на Василия. – Выходит, чуваши жили в Якутии раньше нас?
– Я ничего не могу вам ответить. Некоторые ученые говорят, что мы в Поволжье переселились с Северного Кавказа, но прямых доказательств нет.
Прокопий опять задумался.
– Скажи-ка, Алексей, к какой группе относится ваш язык?
– К тюркской.
– Слышь, Василий! – обрадовано воскликнул Прокопий. – К тюркской! Как и якутский! Вот это да! Василий, что ты думаешь по этому поводу?
– Это ты должен думать, Прокопий. Ты же все время споришь со мной.
– Я? Спорю с тобой? О чем?
– О том, кто первым заселил этот край.
– А ты не споришь, да? Как же тогда спор получается, если только я один спорю? Выходит, я сам собой ругаюсь, да? Нет, не отказывайся, Василий: мы оба одинаковые.
Василий вздохнул:
– Вот именно…Друзья – а спорим до хрипоты. И во имя чего?
– Пить надо меньше! – решительно заявил Прокопий и убрал со стола початую бутылку водки.
Я понял, что ужин окончен и, тепло попрощавшись с новыми друзьями, отправился к себе.
Утром я выехал в аэропорт. Когда проезжал по улице, увидел Прокопия и Василия. Они стояли, держа в руках плакат. Я попросил водителя притормозить. Спустил боковое стекло и высунул голову:
– Прокопий, Василий! До свидания!
Увидев меня, два активиста радостно замахали руками и в один голос крикнули:
– Счастливого пути, земляк!