Будильник на телефоне прозвонил уже в третий раз, а Жанна все еще окончательно не проснулась. Тяжелый сон оставил после себя горькое послевкусие, хоть и мгновенно стирался в памяти, как только женщина открыла глаза. Какая-то непонятно откуда взявшаяся тревога стала причиной учащенного сердцебиения. Все еще лежа в постели, Жанна постаралась задержать дыхание, чтобы привести в норму сердечный пульс, иногда это срабатывало.
Дверь спальни резко распахнулась, и раздраженный голос мужа нарушил тишину:
- Ты собираешься вставать? Я уже ухожу, поднимайся!
- Дети ушли?
- Хороша мамаша! Нормальная женщина приготовила бы хоть бутерброды утром, а ты дрыхнешь до последнего. Дети ее волнуют! Да тебя кроме твоего интернета больше ничто не волнует в доме! Во сколько ты легла?
Кирилл бросался словами, как булыжниками. Мужчина не то, что был рассержен, казалось, что прожитые годы вдохнули в его душу какого-то бессердечного монстра. Ведь знает все о жалких попытках жены справиться с бессонницей, но его словно подменили в тот день, когда Жанна рассказала ему о своем новом увлечении – создании фотоколлажей. Нет-нет, это не приносило никакой прибыли, Жанна даже не пыталась свои работы где-нибудь выставить, публиковала их совершенно бесплатно в социальных сетях, но получала от своей работы огромное удовольствие. Это единственное, что помогало скоротать бессонную ночь, не замечая, как проносятся часы.
Сердцебиение и не думало восстанавливаться, наоборот, от громкого хлопка входной двери, оно еще более усилилось, придется принимать лекарство. Жанна горестно вздохнула, набросила на плечи халат, нащупала ногами шлепанцы и поплелась на кухню за спасительными каплями. На душе было скверно до невозможности, и кофе нельзя теперь, придется довольствоваться чаем.
Кирилл резко остановился на светофоре, звук взвизгнувших тормозов отдался в ушах.
- Черт! – выругался мужчина вслух, не понимая, как так случилось, что он опять сорвался и уже в который раз повысил голос на жену, не сумев совладать со своим настроением. И что не так, даже и не объяснишь одним словом. Ведь, в сущности, ничего не случилось, ну тяжело она поднимается по утрам, не провожает, завтрак не готовит, так ведь все это - не причина. Да и не хочется ему есть, а сварить кофе и самому не сложно. Так, в чем же дело?
***
Хмурое утро не добавило настроения. Свинцовые тучи опустились так низко, что казалось, они попросту накрыли собой город, как покрывалом, не оставив ни одного просвета спасительному солнцу. Моросил мелкий-мелкий дождь, редкие прохожие бежали по своим делам, укрывшись зонтами, даже одежда на них была какой-то серой, под стать и погоде, и настроению.
Серые рабочие будни подчас похожи друг на друга до такой степени, что встречаешь сотрудника и лихорадочно вспоминаешь, здоровался с ним сегодня или это было вчера. Кризис в экономике, невысокий заработок, необходимость оплачивать учебу старшего сына, - все это давило на психику, ослабляя и без того подточенное жизненными передрягами здоровье Жанны, а вдобавок - вконец испортившиеся отношения с мужем.
Положа руку на сердце, женщина на мужа обижалась. Вместе прожито двадцать пять лет, серебряная свадьба позади, а отношение иногда такое, хоть из дома убегай. То ли ревность это, то ли откровенное нетерпение, еще хуже, если другая женщина. Жанна мучила себя догадками, тоска в душе не проходила, вгоняя ее еще больше в состояние депрессии. Уже не осталось никаких душевных сил все это продолжать, твердое намерение расставить все точки над «и» все больше вызревало в голове женщины до конца рабочего дня.
Вымотанная за день, уставшая и подавленная, лишь переступив порог своей квартиры, женщина услышала громкие голоса на кухне.
- Леся, у нас гости? – Жанна почувствовала раздражение в своем голосе, но справиться с настроением не получилось – даже дома нет покоя.
- Ма, да все в порядке! Ко мне девочки зашли, - дочь, как всегда, не понимала настроения матери, не вникала в ее проблемы со здоровьем - с кухни доносилась оглушительно громкая музыка, веселые голоса и нескончаемый смех.
Жанна тяжело опустилась на скамью в прихожей. Пакет с продуктами, которые она пронесла от магазина до дома в одной руке, врезался в ладонь. Опустив на пол свою поклажу и разжав пальцы, женщина несколько раз сжала и разжала ладонь, чтобы прогнать «мурашки», побежавшие по пальцам от нарушенного кровообращения. Идти на кухню совсем не хотелось, даже раздеться не было сил. Жанна так и сидела, прислонив голову к большому зеркалу, когда молодежь выпорхнула в коридор. Толкаясь и громко разговаривая, девушки стали одеваться, Леся тоже натягивала на плечи куртку.
- Ты куда?
- Пойду, погуляю, - дверь с шумом захлопнулась, а еще через минуту послышался шум уезжающего лифта.
Стандартная ситуация - дочь всегда уходила, стоило только матери переступить порог. Женщина уже забыла, когда в последний раз разговаривала с дочерью по душам. Леся закрылась в своем мирке еще в восьмом классе, после первой безответной своей любви, и Жанна не сумела достучаться, не хватило ни психологических навыков, ни терпения, чтобы понять и принять повзрослевшую свою дочь такой, какой она стала в свои семнадцать лет.
Василий был ближе и внимательнее, но в последнее время и он отдалился - выпускной курс университета, предстоящие госэкзамены, новая сердечная привязанность целиком поглотили все свободное время сына. Дома он появлялся только для того, чтобы поесть и переодеться, даже ночевал иногда у своей подруги. И с этим Жанне пришлось смириться.
***
Ужин давно приготовлен, а есть его некому. Женщина и сама не притронулась к еде. Кирилл задерживался дольше обычного, дети тоже еще не вернулись, лишь в вентиляционной трубе одиноко завывал ветер, да надоедливый дождь хлестал в окно. Мелкие капли сливались в одну большую, бороздили ручейками стекло, как слезы по щекам, которые самопроизвольно полились из глаз, и не было сил их ни сдержать, ни вытереть.
Неожиданный телефонный звонок прозвучал слишком громко. Жанна вздрогнула, невольно испугавшись, подхватилась, вытирая на ходу непрошенные слезы.
- Але! Жаночка, ты ли? – голос в трубке был до боли знакомым.
- Тетя Люба? – Жанна уже узнала сестру своей матери, добрую и веселую тетю Любу.
- Я это, я, деточка. Ты Марусю-то позови, я тут почтальоншу нашу видала, она пенсию Марусе приносила, а ее дома нет. Зина-соседка сказала, что к тебе она поехала. Так я хочу спросить, когда вернется-то? Деньги-то как-то получить надо.
- Теть Люба, так нет у нас мамы, не приезжала она, - смутное предчувствие сдавило грудь, Жанна едва дышала.
- Как, нету? Так, где ж она? Три дня, как уехавши. Что ж это я? Ты не нервничай, Жанночка, может Зинка что перепутала.
- Подождите, тетя Люба! Когда, вы говорите, мама уехала ко мне? Вы уверены, что ко мне? Может, она к Витьке поехала?
- Так в пятницу еще, аккурат, после обеда на вечернюю электричку. Витька-то здеся был вчерась, тоже ее искал. Он что, не звонил тебе?
- Нет, не звонил, - все похолодело внутри. Жанна сама не помнила, как положила трубку, как звонила брату.
Трубку подняла невестка, ситуация не прояснилась. Они уверены тоже, что мама гостит у Жанны.
Ноги едва держали, руки пробрала мелкая дрожь, появились знакомые признаки аритмии, к горлу подступила тошнота…
***
Не обнаружив, жены на кухне, Кирилл заглянул в зал. Место у компьютера пустовало. «Странно», - пронеслось в голове. Мужчина уже привык, что его веселая и активная жена в последний год совершенно изменила свои привычки, ее, как будто пригвоздили к этому месту. Он чувствовал себя совершенно забытым, это вызывало уже не просто ревность и злость, а какую-то необъяснимую ярость, бороться с которой становилось все труднее.
- Жан, ты дома? Я смертельно устал! Ты собираешься меня кормить? – скорее прокричал, чем сказал, в пустоту квартиры. Но в ответ – тишина. Попытался позвонить, но, так и не нажав «вызов», отключил телефон: «К черту!»
Прошло часа три или четыре, когда входная дверь, наконец, распахнулась. Но, вопреки ожиданиям, на пороге появилась не Жанна, а Леся.
- Где мать? – досада в голосе, которую и не собирался скрыть Кирилл, вызвала недоумение в глазах дочери.
- А ее нет?
- Нет!
- Я уходила, мама уже пришла. Но, она мне ничего не говорила о своих планах. Может, пошла куда-нибудь. Ну, … в парикмахерскую, например, или к врачу…
- Зачем ей к врачу? Она никуда не ходит по вечерам, ты же знаешь, мама больна только интернетом.
- Па, ну зачем ты так? Мы все теперь больны, если тебя послушать. Я сижу в социальных сетях, Васька – на научных форумах зависает, мама с фотками своими с ума сошла. Только ты один у нас такой здоровый, на диване у телека.
- И тебе не мешало бы хоть новости иногда послушать.
- Да, что там слушать?! Кто на себя финансовое одеяло тянет? Так, я в инете все это читаю, правду все равно не говорят.
- Умные вы теперь, огрызаетесь, палец в рот не клади! Однако, где мать?
- А ты ей звонил?
- Звонил. Недоступна.
Василий ситуацию не прояснил. Мама ему тоже не звонила…
***
Часы давно пробили полночь. Кирилл не ложился, он нервно курил на балконе, когда к дому подъехало такси. Из машины вышла Жанна, направилась к подъезду. Глянув вверх, увидела свет в окне своей спальни и Кирилла на балконе.
«Ждет», - у женщины потеплело на душе. Новость, которую она несла, давила на плечи. Ей так необходима сейчас забота и поддержка. Ведь речь о самом дорогом для нее человеке – матери, которая пропала…
- Где ты шляешься? – вопрос выстрелил прямо в сердце. Жанна ожидала чего угодно, но только не этих слов сейчас и не таким тоном. Все мысли, что только что грели, прахом рассыпались, разбившись о бетонную стену равнодушия. Не помня себя от оглушившей обиды, Жанна выкрикнула первое, что пришло на язык:
- Какое твое дело?! Где хочу, там шляюсь! – неровной походкой женщина прошла в ванную комнату, закрылась изнутри, открыла кран холодной воды. Рыдания сотрясали плечи, смываемые ледяной водой слезы набегали снова, горечь от непонимания близких душила за горло.
- Мам, у тебя все в порядке? – Леся стучала в дверь уже несколько минут, пока звук достиг ушей плачущей женщины. – Открой, пожалуйста! Объясни, что случилось, наконец!
- Папа! Ну что ты стоишь?! Маме плохо! Она там рыдает! Что вы все время орете друг на друга? Нормально можно поговорить? – Леся не на шутку растревожилась. Она сыпала вопросы вперемешку с обвинениями в адрес отца, полагая, что настоящий мужчина не должен был так поступать, не прояснив ситуацию.
Василий топтался тут же. Обычно, парень не реагировал на перебранки родителей, но в этот раз что-то подсказывало его сыновнему сердцу, что матери нужна поддержка.
Кирилл нервно курил, на этот раз он даже на балкон не вышел. В голову пришли мысли, что с женой что-то случилось плохое. Он успел заметить бледность ее лица, никогда раньше он не слышал ее такого отчаянного крика, она не позволяла себе разговаривать в повышенном тоне. Это он мог нагрубить, накричать, даже без видимой на то причины, особенно в последнее время.
Когда Жанна вышла из ванны, ее было не узнать. Опухшее от слез лицо, без единого грамма косметики, которой она вот уже многие годы пользовалась всегда, даже дома, состарилось в один миг.
- Мама пропала… В пятницу выехала к нам и… пропала. Я ездила в деревню, никто ничего не знает. Соседка сказала, что мама ушла на последнюю электричку… Витя тоже ничего не знает, я им звонила. В милицию заявление написала… На вокзале была, фотографию всем показывала, никто ничего…, - женщина опять заплакала, не в силах больше что-либо сказать.
- Подожди, подожди! Успокойся! – Кирилл, вдруг, почувствовал себя полным идиотом. Как он мог так себя вести? Не выяснить ничего, с порога обвинить. Желая хоть как-то загладить свою вину, он двумя руками обнял жену за плечи, прижал к себе и тихо, в самые волосы прошептал:
- Прости меня, пожалуйста, прости!
Жанна не отстранилась, а лишь сильнее заплакала, уже не столько от обиды, сколько от понимания того, что все в ее жизни в полном порядке, она успела прочесть заботу в глазах своих повзрослевших детей, "вот только маму нужно найти…"
***
Мария Ильинична давно собиралась навестить дочь в городе, после ремонта не была еще, очень хотелось внуков повидать - за все лето не приехали ни разу. Собрала гостинцы, вареньице из брусники, что так полезно, яблочек насушила, хороший урожай нынче был, жалко, если пропадут. А зимой, как найдут. Белых грибов две вязанки, хорошие, ни одной червоточинки.
- Предупредить нужно, что приеду, - спохватилась в последнюю минуту. – Ох, уж эта память! Все чаще она подводит. Вот, трубку никто не берет, ушли видать все из дому-то. Ладно, уж! Будет сюрприз!
Электропоезд остановился на перроне всего на две-три минуты, успей-поди пожилому-то человеку. Мария Ильинична не ожидала даже от себя такой прыти. И ногу подняла, и сумку забросила, чьи-то сильные руки подхватили старушку, приподняв под мышки. Место у окна - так хорошо, любила с молодости еще на дорогу смотреть.
Опустевшие поля, вспаханные на зиму, перелески, голубоватые прожилки ручейков, все неслось со скоростью мимо. Листья уже обсыпались, лишь кое-где оранжевыми бликами украшали стволы деревьев с голыми растопыренными ветками, почерневшими от дождей. Природа, словно, уснула в преддверии зимы. И все равно, в этом была своя прелесть, которой любовалась пожилая женщина. В ее жизни этой красоты оставалось все меньше, и она дорожила каждым ее мгновением.
- Мария? Ты? – голос раздался настолько неожиданно, что Мария Ильинична вздрогнула.
Перед ней стояла сухонькая женщина, совсем седая, но ухоженная и чистенькая. Что-то было во взгляде знакомо, но первые минуты узнавания затянулись.
- Не узнаешь? Женя. Женя Соловьева.
- Женя? Женька! – как будто не было шестидесяти лет, а только вчера последний звонок, разлучивший подруг навсегда.
Обнялись, сели рядом, держась за руки.
- Как ты тут? Ведь столько лет!
- Да, вот вернулась в отчий дом… помирать.
- Да, что ты такое говоришь, Женя?! Какое помирать? Мы еще бабки, ого-го! Поживем, лет, эдак, с десяток еще, хотя бы!
- Ах, Мария…
- Что? Что, дорогая моя? Что-то не так?
Евгения растерянно оглянулась, не проехать бы свою станцию. Уловив ее взгляд, Мария тоже посмотрела в окна, ведь за разговорами и не заметишь, как остановку прозеваешь, в их-то годы.
- Эх, выходить пора… А, ты, куда едешь-то, Мария?
- Да, к дочери в город. Что их беспокоить, у них дела, работа, а я свободна. Вот, собралась, да и еду. Потихонечку туда, денек-другой побуду, да и обратно. Что им мешать, у них свои заботы. А я пока что в помощи, слава Богу, не нуждаюсь, сама, уж, как-нибудь…
- А, айда, со мной, Мария! Поговорим, молодость вспомним, а то мне уж как-то слишком одиноко, если честно сказать. В деревне уже старики все померли, молодежь подалась в город, живет две старухи, да и тех я не знаю. Даже поговорить не с кем…
Мария и не стала долго раздумывать, поезд уже остановился на полустанке, нужно было либо выходить, либо ехать дальше. И Мария поспешила к выходу.
- Бабушка! А вещи? – молодой парень бежал вслед с ее сумкой. Помог со ступеней сойти, сумку подал.
- Спасибо, мил человек! – поблагодарила за подругу Евгения.
Обе переглянулись, удовлетворенно – хорошая молодежь, внимательная.
***
Деревня изменилась. Улица заросла порослью, несколько перекошенных домов, казалось, вросли в землю. Удручающая картина умирания. Мария подумала об этом, а вслух сказала:
- Как все здесь мне знакомо, улица, дворы, даже дуб еще стоит. Мы уже с тобой, Женя, дряхлые старухи, а он все такой же, могучий. Помнишь, у Толстого, про дуб? Кажется, отрывок из «Войны и мира»?
- Суть помню, а дословно уже, пожалуй, не осилю.
За разговорами вечер пролетел быстро. Женя рассказала свою историю. Да, какая там история? Целая жизнь в двух словах.
После школы подалась на север, работала в рыболовной отрасли, вышла замуж, родила сына. Муж умер десять лет тому назад. Живет с сыном, с невесткой отношения не складываются. А тут, этот страшный диагноз. Вот, и решила, чтобы не быть в тягость, умереть тихо. Приехала в отчий дом. Хорошо, что дождался, не развалился за столько лет. Вот и вся история.
- А сын твой знает, куда ты уехала? – Мария искренне спросила, ничего не думая. Но реакция Евгении стала ей неприятна.
- Зачем ему? Не нужна ему мать! Пусть помучается теперь, Бог его за все накажет! Отольются ему мои слезоньки.
- Женя! Женя! Что ты такое говоришь? Он же тебе сын, не чужой человек. Как же так? Ведь любишь сына-то, а такими словами бросаешься. Не понимаю я тебя.
- Да, я и сама себя не понимаю. Обозлилась как-то, из-за болезни, что ль? Ведь я больше жизни его люблю. А вот Рая его в бараний рог скрутила, не смогла я уберечь.
Мария искренне любила свою подругу, но это было в другой жизни. А теперь она не могла стать на ее сторону, ведь сама к своей невестке всегда с добром относилась, в ответ добро и получала. А тут?
- Давай, завтра пойдем на почту, дашь сыну телеграмму, где ты находишься. Он должен знать, пойми. Ведь всю жизнь будет себя винить, что мать не уберег. Не бери грех на душу, не порть сыну жизнь, Евгения!
После долгих уговоров, Женя согласилась. На почту пошли вместе. Евгения отправила телеграмму сыну, а Мария заказала разговор с дочерью, но к телефону опять никто не подошел. Ну, и ладно! Женщина была уверена, что ее никто не хватится.
Несколько дней пролетело, как один миг. И молодость вспомнили, и первую любовь. Мария о себе рассказала, одноклассников помянули добрым словом, тех, кого уж нет. Вдвоем привели дом в относительный порядок. Надолго ль, только Господь Бог знал. Так и расстались. В субботу Мария поспешила на железную дорогу, чтобы первой электричкой, наконец, поехать к дочери
***
Жанна не спала уже третью ночь. В другие дни хоть на пару часов удавалось задремать, а теперь даже глаза не закрывались. Больное воображение рисовало картины, одну страшнее другой. То, ей чудилось, что мать в больнице, в тяжелом состоянии, то, казалось, что она попала под машину, погибла и лежит теперь в каком-нибудь морге, либо без памяти бродит по чужому городу, без крова, еды. Беззвучные слезы катились по вискам, орошая подушку.
Кирилл слышал, что жена не спит, но старался не трогать ее лишний раз. Жалость только вызывала рыдания, не принося утешения. Розыск ничего не давал, в моргах подходящих женщин не нашлось, в больницах – тоже.
Леся с Василием тоже без дела не сидели. Они метались по городу, показывая фотографию бабушки продавцам магазинов, аптекарям, в приемных покоях больниц…
На шестые сутки исчезновения матери, Жанне позвонили из милиции. В подземном переходе нашли похожую бабушку – та просила милостыню. И, хоть по описанию, женщина была значительно старше, Жанна все же поехала на встречу. Она боялась радоваться, не веря своему счастью. Сердце в груди не давало покоя. Тревога, предчувствие потери, чувство вины, - все смешалось в одну не преходящую боль.
Едва войдя в помещение, женщина поняла, что радость преждевременна. Старушка оказалась не той, о ком плакало сердце. Отчаяние уже почти убило всякую надежду, версий больше не осталось. Опустошенная, Жанна вернулась домой.
***
Выходной день суббота начался, как обычно. Поздний подъем, кофе, телевизор. Только не было радости, ни у кого. С пасмурными лицами вся семья сидела у телевизора. Диктор что-то говорил, но каждый думал о своем, вернее, все думали об одном – о потерянной бабушке.
Звонок в дверь услышали все, как по команде, подскочили и… замерли. И только Василий не растерялся, подбежал и широко распахнул дверь.
От Марии Ильиничны не укрылось выражение лиц своих детей, но она тщательно скрыла догадку, приказав совести замолчать.
- Ну, здравствуйте, мои хорошие! Я так по вас соскучилась!
Уже за чаем, наговорившись вдоволь, Жанна тихо подошла к матери:
- Мам, на вот, мобильный телефон! Он простой в обращении, я тебя научу…