Отражение в мониторе

Юлия Олейник
События и персонажи полностью вымышлены. ЛГ не имеет отношения к автору.


"Вот и поделом тебе", - думалось мне, пока пальцы бездумно порхали по клавишам. Не было надобности даже смотреть на монитор, вся работа доведена до автоматизма, высший пилотаж, воплощённое совершенство. Да и то сказать - если годами монтировать первое лицо государства, волей-неволей научишься работать быстро и хорошо. Абсолютно не включая мозг.
Сегодня всё было точно так же. Те же цветные кнопки на профессиональной клавиатуре, те же четыре монитора, наступающие на меня полукругом, вспомогательный компьютер с вёрсткой и смешной плюшевый слоник на одной из колонок. Первое лицо на этот раз посещало дружественный Китай, пулы сыпались как из рога изобилия, и шеф-редактор только за голову хватался. Я равнодушно набирала на таймлайн картинку, а мысли мои витали где-то далеко. Далеко... и так рядом.

Ненавижу... Зачем тебе это только надо было?.. Кому от этого стало хорошо, тебе? Ему? Первому лицу государства? Господу богу? Ах, Ленка, какая же ты всё-таки дура...

И ведь не зайдёшь даже. Просто так, без повода. Раньше - пожалуйста. Закинешь ноги на звуковой пульт, устроишься в кресле поудобнее и начнёшь трындеть за жизнь на любую тему - хоть экономический кризис, хоть принципы монтажа. Теперь — нет. Хотя... Ничего же не изменилось. Даже традиционные приветственные "обнимашки" никуда не делись, только вот глаза сами собой ищут, куда бы спрятаться. Как дети, ей-богу. Двое подростков на лестничной клетке впервые неловко пробуют чужие губы на вкус. Но мы-то не подростки. Чёрт бы это всё побрал...

И глаза эти... Серые, с прищуром, с едва заметными лукавыми смешинками... может, хватит? Не трави себе душу, ты же знаешь, что лучшим вариантом было вообще ничего не начинать. Прошлое — интересная штука. Самая интересная, наверно, будущему такое и не снилось. О будущем можно гадать, прошлое же всегда с тобой и тихо шепчет на ухо ту самую правду, которую так хочется иногда забыть. Навсегда. Вычеркнуть из жизни совсем маленький отрезок времени и продолжать радоваться последнему августовскому солнцу как ни в чём не бывало. А вместо этого - искусанные в бессильной тоске губы и пальцы, не попадающие по кнопкам. Так тебе и надо, родная, так тебе и надо...

— Лена! — Голос режиссёра буквально вырывает из одури воспоминаний. — Лови текст, корреспондент сейчас придёт. Должны уложиться в три сорок максимум, канал перебора не даёт.
— Авек плезир, — буркнула я, открывая текст сюжета. Ну, хотя бы отвлекусь немного, а то уже мешки под глазами. Первое лицо государства не терпит поверхностного к себе отношения. А я не терплю штрафов за брак на эфире.

А ты где, за стеной? В соседней аппаратной, нас разделяет только тонкая перегородка из какого-то дырчатого материала, к которому так хорошо пришпиливаются заметки и плакаты. Ты летаешь не так высоко, ха-ха, ты монтируешь первое лицо столицы нашей родины. Тоже хлеб, но я круче. Хоть в чём-то. Хотя какое это имело значение тогда, в крохотной комнатке озвучки, уже лет пять не использующейся по назначению. Там были только пальцы, неторопливо расстёгивающие мою рубашку, да эти проклятые серые глаза со смешинками. В холодных предосенних снах мне теперь будут сниться эти глаза, а воображение дорисует всё остальное. Тело покрывается гусиной кожей, губы искусаны в кровь, а дыхание предательски сбивается на всхлип. Лена, Лена, что же ты с собой делаешь...

На мониторе первое лицо жмёт руку другому первому лицу под треск и блики фотовспышек. А на меня с глянцевитой поверхности смотрит другое лицо, не моё, но знакомое. Сколько лет ты работаешь здесь, три, пять? Меньше меня, я уже семь. И все эти семь лет никто даже не подозревал, что я вообще женщина. Мои коллеги со мной за руку здороваются и в курилке не стесняются рассказывать при мне скабрезные байки. На телевидении всегда так. Мы, новостийщики, народ грубый, бесчувственный, закостеневший в своём цинизме наподобие врачей. А моя профессия всегда считалась мужской, что и говорить, если я единственная девушка в цеху режиссёров монтажа. И моим братьям по разуму легче было принять меня в свою "стаю", чем миндальничать с "яжедевочкой". Разумный выбор, и я его никогда не оспаривала, мне самой больше по душе солёные шуточки и терпкие самокрутки из выращенного на окне аппаратной табака, чем сплетни за чашечкой модного каркадэ. Я стала "своим парнем" настолько, что моим коллегам и в голову не приходило попытаться меня соблазнить. И вот теперь этот статус-кво нарушен. И кем?

Не спорю, ты симпатичный. Наверно, самый симпатичный из всех моих собратьев по монтажкам. Конечно, я обратила на тебя внимание, почти сразу, как ты к нам пришёл. Но внимание это было таким... отвлечённым, что ли. Так окидывают равнодушным взглядом манекен в модном костюмчике или красивый рекламный плакат. Глаз радует, но сердце не бьётся. Не билось. До этого проклятого воскресного вечера.

— Лена, какой у вас хронометраж? — Слава богу, ассистент режиссёра снова возвращает меня на грешную землю.
— Три тридцать восемь.
— Отлично! Вам нужен какой-нибудь архив?
— Нет, Костик, спасибо, у меня всё по пулам. — Я с трудом сосредотачиваюсь на работе. Твоё лицо в мониторе меняется на знакомого всем лысоватого подтянутого человека в строгом костюме. Он улыбается, беседуя о чём-то с китайским коллегой. Я тоже улыбаюсь. Ты мой морок, который когда-нибудь всё равно растает в стылых осенних сумерках. И всё же я знаю, что ещё долго в мониторе будет отражаться твоё лицо.