Возвращение домой получилось не совсем – но, если честно признаться – совсем не таким, как Дронов себе представлял. Он сошел с поезда, на перроне наспех обнялся с сыном, который не выказал особой радости по поводу досрочного освобождения отца-уголовника, вместе сели в маршрутное такси, и вот он уже поднимается по знакомой лестнице на второй этаж.
Сначала хотел позвонить, но в последнюю минуту передумал: а вдруг малышка спит и звонок ее разбудит?
Дронов взялся за дверную ручку и повернул ее. Дверь, обитая старым дермантином, тихо отворилась.
Услышав шум в прихожей, из комнаты выглянула жена.
– Тс, – приложила она палец к губам, – Полюшка спит. Только что уснула. А где Игорь?
– В магазин зашел, – буднично, словно и не было за спиной почти пять лет отсидки, ответил он. – Сказал, что надо купить хлеба и молока.
– В ванной воду сильно не открывай, протекает, – предупредила жена. – Шампунь закончился. Только туалетное мыло. Чистые трусы и майка лежат там же, на полке. Найдешь…А я буду на кухне.
– Таня где?
Жена удивленно взглянула на него.
– В школе. Где она еще может быть?
Прежде чем войти в ванную, Дронов открыл заплечную сумку, которую, как только зашел, бросил в угол. Из чрева сумки в лицо дохнуло лагерным запахом, столь же привычным там – в камере – и столь же чуждым здесь – в родной квартире.
Дронов достал из сумки трико, бритвенный прибор и направился в ванную.
Первым делом решил побриться, однако зеркала на прежнем месте не нашел. Дронов оглядел ванную. Унитаз с ржавыми подтеками с отбитой крышкой на сливном бачке, сморщенный рулон серой туалетной бумаги на деревянной полке, облупившаяся краска на стенах…
Дронов открыл дверь, высунул голову и тихо спросил:
– Люсь, а где зеркало?
Жена, на ходу вытирая руки полотенцем, вышла с кухни.
– Разбилось…Еще весной.
– И что? У вас, то есть у нас, теперь ни одного зеркала нет? А как же ты…того, марафет наводишь на себя?
Горькая усмешка скользнула по лицу жены.
– А зачем мне краситься? Обойдусь как-нибудь…
– Н-ну, – слегка растерялся Дронов, – так дело не пойдет. Зеркало надо купить. Обязательно!
– Хорошо, – с подозрительной легкостью согласилась Люся с мужем. – Купим.
Дронов прикрыл за собой дверь ванной и стал раздеваться. Открыл вентили с водой и встал под душ. И вдруг его взгляд упал на мыло в бумажной обертке, на которой было написано «Хвойное. Натуральное». «Да это же мыло еще с советских времен! – удивился он. – Как же Люсе удалось сохранить его? Интересно… В каком же году его выпустили?»
Дронов взял мыло и с любопытством стал разглядывать его. Маркировка года выпуска стерлась, зато отчетливо виднелась надпись «Цена 18 коп.». «Восемнадцать копеек, – усмехнулся Дронов. – Всего восемнадцать копеек…Вот так цена! Интересно, что бы сказал Витька Каленов?»
…Витька был соседом по камере. Первый же день, как только Дронов немного освоился в непривычной обстановке, Витька, прищурив глаза, спросил: «По глупости залетел?» «Да. Как догадался?» Витька потянулся и зевнул: «По роже видно». «Я вправду по глупости сюда попал, – обиделся Дронов. – Со служаками отмечали День десантника. Выпивка закончилась, а на поселке магазины уже закрылись. Я уже лыжи навострил, чтобы идти домой, а тут служак Петя говорит, мол, неподалеку есть гастроном, куда можно попасть без труда. Я, говорит, года два назад перестраивал этот магазин и заложил дверь всего лишь гипсокартоном, а снаружи стену сложил в полкирпича. Мы спрашиваем его: «А если сигнализация сработает»? Петька нас успокаивает, мол, не ссите, все будет о кей, сигнализацией оборудованы лишь входная дверь и окна». «И вы пошли?» – ехидно улыбнулся Витька. «Пошли, конечно…Выпивши были». «И что дальше было?» «Дальше? Дальше вот что было. Мы пришли. Вокруг ни души. Петька ударил ногой по стене и часть ее развалилась. Потом пробили – нас было трое – гипоскартон и вошли в магазин. Сначала мы хотели взять всего лишь пару бутылок водки, а как зашли вовнутрь, глаза разбежались. Ну, и давай, хватать самое дорогое: коньяки, виски и прочую гадость. Набрали аж три пакета. Только выбрались из магазина, а нас на улице уже дожидается машина вневедомственной охраны – оказывается, сигнализация все же сработала. Ну и врезали нам по полной: по предварительному сговору, с группой лиц, с тайным проникновением…и так далее».
Витька еще раз зевнул и демонстративно отвернулся к стенке. «Я что-то не так сказал?» – удивился Дронов. «Не интересно, – отозвался Витька. – Глупо... Очень глупо. Саня, ты меня извини, но ты и все твои дружки достойны презрения». «Почему? Из-за того, что мы пошли на дело?» Витька поднялся с нар и подсел к Дронову. «Есть такое понятие «цена отсидки». Его правильнее было бы называть «стоимость отсидки», но дело не в названии, а в сути. Ты скажи мне: какую сумму вам насчитали?» «Конкретно мне – восемь тысяч с копейками». Витя раскрыл ладонь левой руки. «Вот, смотри, – Витька указательным пальцем правой руки нарисовал воображаемую цифру «8000». – За восемь тысяч ты получил пять лет. Правильно?» Дронов послушно кивнул головой. «Итого получается, что ты за тысячу шестьсот рублей расплачиваешься годом отсидки». «Как это? – не понял Дронов. – Объясни получше». «Можно и получше, – улыбнулся Витька и неожиданно перешел на шепот. – Видишь, вон, того мужика с огромным пузом»? «Вижу». «Вот этот самый мужик нахапал, знаешь, сколько баксов?» «Сколько?» «Пятнадцать лимонов!» «Долларов»? – недоверчиво посмотрел на Витьку Дронов. «Конечно!» «И что? Какое отношение это имеет к моему делу?» «Прямое, десантник ты, хренов, прямое». Витька поудобнее уселся и наклонился к Дронову. «Давай, займемся бухгалтерией. Пятнадцать миллионов долларов по нынешнему курсу примерно будет…будет четыреста восемьдесят миллионов рублей, ну, считай, полмиллиарда. За все про все этот х.. получил пять лет, то есть столько же, сколько и ты. Но…» Витька слегка ткнул Дронову указательным пальцем. «Ты, как я уже говорил, жертвуешь годом отсидки за тысячу шестьсот рублей, а он за сто миллионов. Вот это и есть цена отсидки. Понял»? «Не совсем», – признался Дронов. «Когда-нибудь поймешь, – по-дружески похлопал Витька по плечу и пересел на свою нару. – Но чем раньше, тем лучше».
…Когда Дронов вышел, обтираясь полотенцем, из ванной, на столе уже стояла тарелка с борщом.
Однако, прежде чем сесть за стол, Дронов рывком потянул на себя жену, обхватил одной рукой за талию, а другую запустил в трусики. Люся мягко, но решительно отстранила мужа от себя.
– Вот-вот Таня придет из школы… Успеешь. Дотерпи до вечера.
– А Игоря до сих пор нет?
– Пришел. Но уже ушел…Взял сумку и ушел. Сказал, что будет ночевать у друга. Они вместе в колледже учатся. На электромеханика.
– Хм…У друга…Знаем мы таких друзей.
Дронов присел за стол. Взял кусок хлеба.
– Да, парнишка, как я вижу, отбился от рук. Встретил меня, как не родного, всю дорогу молчал, даже словом не обмолвился.
Люся положила ладонь на шевелюру мужа и потрепала ее.
– Ешь…А Игоря не ругай. Он – парнишка не плохой…в общем-то. Все летние каникулы работал у хозяина: помогал строить дом. Конечно, деньги получал небольшие, но для семьи – хорошая подмога. Да и сейчас подрабатывает…где придется. Если бы не он…
В это время щелкнул дверной замок.
– Мама! – послышался звонкий голос Тани. – Меня…
Люся бросилась в прихожую.
– Тихо! Тихо! Полюшку разбудишь… Папа, вон, вернулся.
Дронов едва успел привстать со стула, как в кухню влетела дочка. Она на секунду замерла в дверях, затем, вскинув руки, бросилась к отцу.
– Папа! Папа вернулся!
Дронов нагнулся и приподнял дочку.
– Какая большая и красивая стала ты у меня! Как учишься?
– Хорошо!
Таня с сияющим лицом обернулась к матери.
– Мама, а меня сегодня записали в балетный кружок! Только меня и Нюрку Касьянову. Остальных не взяли.
– Ты у меня молодчина, – похвалила Люся дочку.
– Но…мама, – Таня виновато опустила глаза.
Дронов пальцами нежно сжал подбородок дочери и приподнял ее голову.
– В чем проблема, доча?
Таня повернула голову в сторону матери.
– Мама, руководительница кружка сказала, что надо купить пуанты.
Дронов слегка стукнул кулаком по столу.
– Купим! Обязательно купим! Сколько стоят?
– Восемьсот рублей.
Люся всплеснула руками.
– Восемьсот рублей! Где мы их возьмем?
– Возьмем! – сжал губы Дронов. – Завтра же устроюсь на работу. На стройку пойду. Классные сварщики везде нужны. А теперь – обедать!
Дронов взял ложку, повертел ее в руках и вопросительно взглянул на жену.
– Ты…того…ничего не припасла, так сказать, к приезду мужа?
– Ничего, – тихо, но твердо ответила Люся. – Обойдешься.
В другой раз Дронов вспылил бы, но, встретив испуганный взгляд дочери, сник.
– Ну, ладно. Не велик праздник. Обойдемся.
…Дронов с нетерпением дождался, когда Таня и Полюшка уснут, и они с Люсей одни останутся в зале. Он быстро разложил диван, дрожащими руками набросил простыню и притянул к себе жену.
– Иди сюда, – обдал он горячим дыханием лицо жены. – Иди скорей!
– Погоди, погоди! Сначала выключи свет.
– Нет, нет…Я хочу на тебя посмотреть. Соскучился…Давно не видел.
Дронову нравилось смотреть на тело жены. Отец Люси был цыганом, а мать – мордвинкой. От отца она переняла густые, вьющиеся черные волосы, а от матери – полные, чуть вывернутые губы, узкую талию и широкие бедра. Их – Дроновых – в пригородном поселке считали красивой парой. И не зря. Александр, который жил с родителями в соседнем доме, также рос статным парнем: крепкого телосложения, с нависшим чубом над изломанными густыми бровями, с неубиваемой светлой улыбкой в глазах. Поженились они, как только Александр вернулся из армии. Сначала родился Игорь, затем появилась на свет Таня, а спустя девять месяцев со дня последней свиданки – Поля. На нее - на свиданку - Люся пришла с полной сумкой, набитой продуктами по завязку. Особенно удивился Дронов, когда жена на стол выложила вяленую конину - любимый деликатес мужа. Он сразу же набросился на него, даже забыв спросить, где и на какие деньги жена купила почти килограммовый кусок вкуснейшего мяса.
…Дронов присел на колени рядом с Люсей, у которой неожиданно задрожали руки, закинувшие за голову, и стал медленно водить влажной, горячей ладонью по телу жены. Рука скользнула по шее, прикрытой прядью волос; по грудям, еще не растекшими по телу; по животу, который не растянуло даже рождение третьего ребенка…
И вдруг рука Дронова замерла.
– Люсь, – удивленно прошептал он. – Что это?
Жена не сразу открыла глаза.
– Что?
– Волосы…Волосы твои…на лобке. Они же черные были, а теперь белые, совсем белые. Ты знаешь?
Люся окончательно пришла в себя. Она приподнялась, сжала ноги и прикрыла их халатом.
– Знаю, – вздохнула она. – Я поседела, Саша…Вся поседела…От головы до ног.
– Как, от головы? – совсем растерялся Дронов. – Они же у тебя…
И тут его осенило. Он придвинулся к жене и запустил в ее волосы руку.
– Ты, ты…покрасила голову?
– Да, вчера покрасила. К твоему приезду…Я же говорю: я вся седая.
Дронов обхватил голову и молча просидел минут пять. Потом встал, надел трусы.
– Люсь, у нас курево есть?
– Ты же написал, что бросил курить.
Дронов подошел к окну, раздвинул занавеску.
– Бросил, не бросил…Какое это имеет значение теперь?
Люся встала, застегнула халат.
– Я у Игоря недавно в кармане куртки обнаружила початую пачку сигарет. Перепрятала ее. Сейчас принесу. Только кури не здесь, а в туалете. Спички на холодильнике.
Дронов извлек из пачки одну сигарету, взял коробку спичек, зашел в туалет и сел на унитаз.
Он вложил в рот сигарету, достал из коробки одну спиченку, зажег ее. Сидел и смотрел, как горит пламя. Когда оно добралось до пальцев, Дронов разжал их, и догорающая спиченка упала на пол.
Он достал еще одну спиченку, но как только чиркнул ее, деревянная палочка сломалась. Больше в коробке спиченок не было.
Дронов вытащил изо рта сигарету, размял ее и бросил в унитаз. И без сигареты думы накатывались одна за другой.