Второй час пошёл, как практически молча сидим рядком, слившись в одно целое со своей лодочкой, легко покачиваясь, позвякивая, побрякивая, постукивая снастями в ранней утренней субботней тишине – лодка привязана к пирсу, томится вместе с нами, такими же привязанными и ждущими простора морского…
…а если и перебрасываемся тихонько парой слов, то приходится следить, чтоб звучало цензурно. Вова курит одну за другой, боцман Женька делает вид, что боцманских дел у него невпроворот.
Перевариваем свалившиеся на нас новости, стараемся не завыть…
– Ладно, господь не выдаст, свинья не съест. – Женька не выдерживает, он не умеет долго притворяться. – Весь мир деньги делает, кто на чём… Да на всём! Всё продаётся и все продаются. Уж про яхты и говорить нечего. Мы, наверно, последние из могикан. Теперь, считай, прихлопнули и нас... Перекрыли краник. Противно – да, ребята? Ладно, главное без паники. Может, и рассосётся. Вон Ванька идёт – сейчас обрадуем его…
– Слыхали новости-то?! Я Степаныча щас встретил… – Ванька останавливается перед трапиком, ставит тяжёлую сумку на пирс. Ему всегда нужны свободные руки, чтоб разговаривать – он артистичный. – Дожили. Я прям даже не поверил сначала! Будем теперь извозом заниматься, деньги для клуба зарабатывать, ага… Слыхали такое? Новых русских с ихним бабьём возить теперь будем. Иначе на ремонт лодочки хрен что получишь, Степаныч сказал. Теперь коммерческая основа будет внедряться, Степаныч сказал.
– Ванечка, – вздыхаю я, – что это за «ихним»?! Учись всё-таки правильно говорить, большой уже мальчик. Знаем мы, сообщили нам уже… Давай сумку. Всё купил?
Ванька живёт совсем рядом с клубом, минут пятнадцать пешком, поэтому ему приходится с пятницы на субботу ночевать дома, в отличие от остальных. Его мама, хоть и относится ко всем нам с полным уважением, сына притормаживает – иначе он вообще на лодку переберётся, говорит она. Дела домашние тоже нужно делать, он один мужик в доме, хоть и мелкий.
Несколько лет назад, когда Ванька был курящим, дерущимся и огрызающимся, его мама сама пришла в клуб, нашла тренера-наставника Михалыча и попросила пристроить своего сына, шпану эту. Отдам, мол, в хорошие руки… помогите бога ради! хоть на каникулах чтоб при деле был.
«Не обещаю, конечно, что станет моряком, – сказал тренер-наставник Михалыч, – но курить бросит, это обещаю…»
Через месяц мама пришла ещё раз, привезла тренеру сумку на колесиках с подношениями – не узнать ребёнка, сказала, спасибо вам. Вот, сказала, огурчики малосольные, а вот прошлогоднее варенье крыжовенное… не побрезгуйте. Всё своё, с огорода.
«Это не мне, – сказал тренер, – это на лодку везите… Вооон туда. Там точно не побрезгуют. Заодно познакомитесь с народом тамошним. А мальчик у вас хороший, будет из него толк, хвалю его… и другие хвалят». Мама аж на скамейку присела отдышаться – так её тогда накрыло волной счастья.
Ванька влюбился в яхту с первого взгляда – ему тогда было лет десять, и он был сильно увлекающимся ребенком, аж зашкаливало… Боцман Женька дал ему на изучение своего Боба Бонда – это такой классный справочник яхтсмена – и Ванька обернул его калькой и каждый раз мыл руки, прежде чем открыть.
Вова как капитан поставил ему условие: одна жалоба от матери, и ты списан, до свидания. Несколько выходов в залив поставили жирную точку на сомнительном Ванькином прошлом, и если он даже и не бросил курить, то больше никто и никогда этого не видел.
Наставник Михалыч из педагогических соображений очень скоро соврал Ваньке, что прописал его на лодке официальным юнгой – а чтоб ответственность почуял! – и Ванька сразу научился совершенно не укачиваться в море, а на берегу стоять в кругу старых мореходов руки в брюки, смеяться, когда все смеются, молчать, когда все молчат… Парусных дел мастер Степаныч привлекал его частенько – подсобить, убрать, подмести в мастерской, ну и, само собой, байки послушать. Коротко говоря, сделали все вместе парня счастливым. Любим мы его, Ваньку…
***
Пятничный визит на лодку директора клуба – тук-тук-тук, а я к вам, друзья мои! Можно? – всех сразу насторожил, уж больно неестественное для него дружелюбие он излучал. Милости просим, сказали мы гостеприимно, ужинать будешь с нами?
А наливайте, сказал директор клуба.
Вова достал энзэшную поллитру, переглянувшись с Женькой. Я молча поставила четвертую миску на стол… В кают-компании повисло предчувствие, превратив нас, предчувствующих, в один нервный организм.
Директор клуба всегда был хитрой лисой, и с нами особо не церемонился – в клубе были лодки поважнее нашей, где капитанило или отдыхало ведомственное начальство, и именно туда и было всегда направлено его, директорское, внимание.
Это все понимали, здесь не было ничего необычного: рука руку моет. А с нас брать было нечего, кроме взносов, мы всегда были мелкой сошкой – и, честно сказать, были этим обстоятельством совершенно счастливы, и больше всего на свете боялись, что к нам в экипаж подселят кого-нибудь начальственного или приближенного… Собственно, это и пришло в голову нашего нервного организма в пятницу вечером, но ошибся организм.
Директор долго рассказывал ласковым голосом о затруднительном экономическом положении страны, клуба и его, директора, личном затруднительном положении – он же должен спасать ситуацию, выживать в условиях кризиса… иначе грош ему цена.
– Что ты резину тянешь? – мой муж совсем не дипломат, и ему совершенно всё равно – директор, не директор… – Давай шлёпнем по маленькой, и ты расскажешь чего нам бояться. И закусывай, закусывай… хоть и кризис.
– Владимир… Евгений… мужики, – глядя на меня, сказал директор, и я кивнула ему пару раз, подбадривая. – Руководство хочет от нас самоокупаемости. Не хотят нам больше выделять денежки, нужно искать спонсоров... Я уже ищу их, этих спонсоров, ну и вас призываю. А пока… пока придётся отказаться от выходов по субботам и воскресеньям. Будем возить желающих кататься за деньги. Народ готов платить деньги. Спрос есть, понимаете? Завтра и начнёте, клиент есть на завтра…
***
Клиент явился к вечеру, мы уж и ждать перестали. Было совершенно очевидно, что наша яхта – вовсе не первое место, куда этот клиент сегодня заглянул… Усталый клиент, не очень трезвый. Состоящий из двух бруталов в сопровождении трёх дамочек – то есть всё как обещал Ваньке Степаныч, с «бабьём» клиент…
– Карета подана, так сказать, – директор клуба широким театральным жестом представляет нашу лодочку, покачивающуюся на фоне моря и неба. – Добро пожаловать, так сказать...
С десяти утра он прибегал к нам сто раз – лично проверял нашу готовность, заставил вынести в рундук все ватники и лишние, на его взгляд, запасы наших очень немногочисленных продуктов, чтоб клиенту было удобно и просторно. «Денежки мы с них в конторе возьмем, – успокоил нас директор, – а ваше дело, чтоб с уважением…»
Про уважение директор повторял каждый раз, когда забегал, видно, не доверяет он нам.
– Мадам, вы бы сбросили копытца, – вежливо говорит Женька одной из дам, самой ненадежной в плане устойчивости, после того как перетаскивает их всех с пирса на борт. – Неровён час, шатнёт лодочку, и грохнетесь… Бобошка будет.
Она не отрываясь смотрит на Женьку сквозь тёмные очки, и Женька начинает нервничать и говорить громче чем обычно: – Я намекаю, каблуки у вас высокие… вы тапочки никакие не прихватили с собой?
– Котя, это что? – дамочка показывает на Женьку пальчиком.
– Это дядя шутит. Хотя я не помню, чтоб заказывал шутки, – говорит котя. Он ведь клиент, поэтому точно помнит, что заказывал, а что нет.
– Начальник, у нас палуба тиковая, осмелюсь доложить… – Женька ёрничает, он умеет, но клиент, увы, игру эту поддержать не может. – А у мадам на ногах видели какие гвозди? Дырки в палубе будут, начальник. А если без шуток, то вы придёте и уйдёте, а я тут боцман…
– Так, всё, – нервно засуетился директор, – принимайте на борт сумки, что стоите?..
Сумки оказались тяжёлыми. Неужели они всё это выпьют и съедят? Килограммов пять одного только мяса замаринованного, восхищается и удивляется Ванька, перетаскивая еле-еле… Живут же люди, даже странно, правда, Маша?
Конечно, странно, Ванечка, но я постараюсь отвлечь тебя от этой мути. Не дам зародиться в тебе этому инородному насекомому. Я вижу ту же озабоченность на лицах Вовы и Женьки, вижу их быстрые взгляды на Ваньку… и очередной раз поздравляю себя с правильным выбором близких людей…
– План такой, – говорит нам директор, пока гости размещаются внутри лодки, громко возмущаясь отсутствием удобств, на которые они резонно рассчитывали, – везёте их на Чумной, там ночуете – гитару взяли?! молодцы… Дрова сейчас принесу, я приготовил. Кирпичей там, на Чумном, полно, приспособите для шашлыков… Шампура у них есть. Маш, подсуетишься? А утром обратно. У них клубная баня заказана на час дня в воскресенье. Поняли?
– Поняли, поняли, чего тут непонятного, – Вове уже всё надоело, и он мечтает отшвартоваться поскорее, пусть даже с этими ребятами… пусть даже на Чумной форт.
Этот форт нам никогда не нравился как пункт назначения, хоть его история, как и все истории, связанные с Санкт-Петербургом, его пронзительной и жертвенной трехвековой славой, конечно же, заслуживает всяческого уважения.
На небольшом искусственно выращенном острове построено здание, вернее сказать – оборонительное сооружение метров сто в длину и пятьдесят в ширину… и, собственно, это овальное сооружение и является фортом, больше там ничего нет.
Его, это сооружение, разнообразно использовали, прежде всего, как уже сказано, в оборонительном смысле… ну а позже как лабораторию для борьбы с чумой, и здесь была угрохана не одна сотня лошадиных жизней во имя спасения человечества от этой заразы, вакцину тут изобретали, лошадок для этого использовали. Форт смотрится угрюмым – кирпичное сооружение давно потемнело, будто от горя, или будто он горел…
И там есть двор. Двор, ясное дело, совершенно защищен от всех ветров, поэтому шашлык здесь можно жарить. Хотя мне это – странно! Для меня Чумной является печальным памятником в море, и обычно мой взгляд темнеет, как этот самый форт, когда мы проходим мимо него… Но я учусь пересматривать собственные догмы – не знаю, зачем, но это нужно иногда делать… так говорят.
И сейчас как раз тот случай: шашлык с новыми русскими на Чумном – невероятно, но факт. Дожили до пересмотра догм...
Ну, а клиент хочет ещё выпить… почему бы и нет? имеет право.
– Ребята, – говорит капитан Вова, – Сейчас выпьете… только потерпите немного. Маша все принесёт, а вы сидите, пожалуйста, на месте, не расползайтесь по палубе. Мы отходим. Не мешайте команде, будьте добреньки. Ветер хороший для нас, будем ставить парус минут через пять. Вам ведь удобно? Вот и славно. Женька, Ваня, готовьтесь.
– Нет-нет, дорогуша, как вас там... – говорит клиент, не понимая, что здорово рискует. – Шли бы вы со своим парусом... У вас что, мотора нет? Не нужно нам этой возни блошиной… без нас, пожалуйста, паруса свои ставьте. Давайте, поехали с орехами. Как тебя?.. Маша?.. Наливай, Маша. Де-е-вачки-и…. Не грустить. Сейчас всё будет.
– Боцманюга, – говорит мой муж, – а мы точно уверены, что безумно любим такой вот парусный спорт?
– Не, кэп… не точно. Не уверены. А вы, начальники, плавать-то умеете? Я имею в виду в водичке?
Тихо, тихо, мальчики, говорю я, плюньте... Давайте под двиглом отходить, шут с ними.
***
Ванька – единственный из нас, кто любит рулить без парусины, поэтому ставим его на целый час к штурвалу. Рулит одной рукой, на шее болтается бинокль, совершенно не нужный в нашем случае. Каждые десять минут он серьёзным голосом докладывает о курсе, и Женька так же серьёзно поддерживает игру – курс верный, так держать, мол… и шепотом: вправо дай чуток, куда тебя несёт-то?..
Одна парочка спустилась вниз и закрылась в капитанской каюте. Попали ребята, сказал Женька, там замок сломан, если закроешься, то открыться трудно… да и ладно, наука будет. Думают, раз заплатили, так без спросу можно всюду лазать…
Дамочка на каблуках укачалась минут через десять – ложись на палубе, строго сказал ей мой муж, дыши глубже и смотри на какую-нибудь неподвижную точку на горизонте. Сейчас тебя Маша укутает чем-нибудь…
Я снимаю с неё очки и босоножки, сажусь рядом, подкладывая ей под голову свои колени, укрываю одеялом – дыши, дыши давай… Ты только не уходи, шепчет она.
– И что, – их главный расстроен, сидит с налитой стопкой, – и где радость? И в чём цимус? Так я и буду ждать? Кто-нибудь уже присоединится, чтоб вас?..
– Ты бы тоже отдохнул, – говорит оставшаяся женщина номер три, и по её голосу понятно, что она искренне ему этого желает.
– Ну что, – предлагает Вова, – давайте знакомиться. Нам долго друг с другом общаться, хочешь не хочешь… Заодно можно будет это оформить как тост…
– Спасибо, братан, – говорит главный. – Кирилл я. А внизу Никитос со своей… эээ… забыл. А это Жанна, сестрёнка моя любимая. А там, – показывает в нашу с дамочкой сторону, – Тата, типа невеста.
Тата тихонько шевелится под одеялом, но я поглаживаю её по плечу, и она снова застывает с выпученными на безопасный горизонт глазами.
Мы все по очереди представляемся, и атмосфера, удивительное дело, сразу теплеет: люди с именами становятся ближе и понятнее… И не только люди, приходит мне в голову. Я, к примеру, раньше очень боялась пауков, прямо до паники. Глупо, правда? Через Атлантику на шалагушке не боялась, а пауков – ой…
В нашем доме иногда появляются пауки, вылезают откуда-то, что немудрено: мы живём в пригороде, и на первом этаже к тому же… Так вот, один мой друг сказал: тебе надо с ним, c пауком каким-нибудь, появившемся в твоей жизни, подружиться. Имя ему дать. Я аж вздрогнула тогда – если только Адольф…
Я его увидела через пару дней после этого разговора, поливала цветы и увидела – он был маленький, но это не играло роли, он был паук. Он висел на своей паутинке, спустившись с листа диффенбахии. Наверное, его паутинка казалась ему надёжным канатом, но я точно знала, что это не так, что он очень маленький и беззащитный против меня… и, тем не менее, он остался висеть, а меня шарахнуло в сторону, и выплеснулась вода из лейки, и коленка больно ударилась об угол какой-то…
Ладно, сказала я тогда, отдышавшись, если мне дают советы, я должна прислушиваться к этим советам, иначе зачем они? Придумываем тебе имя. Слышишь меня, паук? Ты мальчик или девочка? Поскольку я никогда этого не узнаю, давай ты будешь мальчик. И у тебя должно быть какое-нибудь простое и дружелюбное имя. Например, Сеня. Привет, Сеня.
Чудо случилось через несколько секунд. Я добровольно подошла к окну и несколько минут спокойно смотрела как он висит, и потом несколько часов о нём помнила – по-хорошему! и начала даже волноваться, что же он будет есть, и что они вообще едят в таких неестественных для них условиях… И что диффенбахия – ядовитое растение, и что нужно выяснить, насколько это опасно для таких маленьких паучков как Сеня…
Он жил на окне две недели. Что-то ел, невидимое для моего глаза, а может, ту же диффенбахию подгрызал… Я с ним разговаривала, и он меня совершенно не боялся, хоть я и выглядела для него, наверное, какой-нибудь галлактически-бесформенной тучей, гремящей по утрам и вечерам ласковым землетрясением: привет, мой паук Сеееня… Перед самым его исчезновением я уже могла подносить к нему свою ладонь в виде лодочки, и он даже иногда касался моей руки…
***
– Если мы вздёрнем парус, лодка пойдет ровнее, не будет нас так болтать, – Вова с состраданием смотрит на свисающую за борт и отплёвывающуюся Тату, которую я из последних сил держу за штаны, чтоб она не улетела. – Я не пойму, парень, тебе-то что за резон противиться? Не противься. Мы всё сами сделаем, ты сиди себе… а барышне твоей сразу полегчает, обещаю. Или ты вот за ЭТО деньги платил?
Вова выпил с ним рюмку, а потом и вторую, переступив через свои принципы не выпивать с тем, кто ему неприятен. Кирилл этот всё-таки совсем другой, совсем не похож на людей, с которыми хочется выпивать...
Трезвая Жанна одобрительно кивает – делайте, ребята, что считаете нужным, вы же лучше понимаете, и Кирилл, слава богу, уже не спорит – уважает, видно, сестру.
Я уговариваю Тату обосноваться в кокпите, у моих ног, постелив ей туда одеяло, сама встаю к рулю – а Женька с Ванечкой делают всё быстро и отточено, как всегда, и уже через несколько минут два паруса вырастают и наполняются ветром…
Вырубаем двигатель и сразу попадаем в другое измерение. «Вот за что ты платил деньги, парень», – говорит Вова. Ещё через пару минут Тата высовывается из кокпита: Маша, а можно чайку горячего? Конечно, можно, смеюсь я. Тата улыбается кривой улыбкой – она совсем молоденькая, косметику её всю как ветром сдуло вместе с хмелем. Хорошенькая девочка…
***
Через несколько часов, в светлых сумерках, красиво швартуемся на Чумном – мы единственные водоплавающие, захотевшие здесь жарить шашлык, и причал свободен, ни одной лодки нет.
Клиент Кирилл, устав навязываться, несколько последних рюмок опрокидывал в одиночку, и его уже давно не слышно и не видно – заснул на диванчике, спустившись в кают-компанию, надоели мы ему.
Жанна с Татой, обмотавшись одеялом, молча наблюдают за всем вокруг: за нами, за чайками, за парусами и облаками… – мне кажется, что им это на пользу, окунуться в такую гармонию. Ванька таскает им горячий чаёк без устали, и они ему благодарно улыбаются. Тата окончательно пришла в себя, но шевелиться лишний раз не хочет, боится спугнуть благость в организме.
Вся суета исчезла. Я чувствую, как спокойны все наши, и знаю природу этого спокойствия, этой уверенности – море дало поддержку, показало за пару часов, что в жизни главное…
– Каким-то образом нужно дверь в капитанскую вскрыть… Никитоса с безымянной дамой вынуть. Тащи отвёртку, Ванька, – боцман пытается разглядеть сквозь мутное стекло люка хоть какое-нибудь движение внутри лодки. – Спят, наверное. Устали, видно, бизнесом заниматься в условиях кризиса… верно, девушки? Давайте я вам помогу на берег сойти. Девочкам вооон туда, налево, не стесняйтесь… Ну, а мальчикам – направо. И предлагаю никого из спящих не будить – и чем дольше, тем лучше, так спокойнее будет… Тата, и надень Машкины сапоги резиновые, и не спорь…
Я веду Жанну и Тату «налево», обе впечатлены – и нашим независимым поведением, и странным островом. Перешёптываются. Здесь специальное место, непростое, печальное, говорю я, но вы не бойтесь. Всё в прошлом у этого форта. А нам нужно просто уважать это место, если вы понимаете, о чём я. Нет, не понимаете? Хотите, расскажу?
Они хотят, к счастью.
Наши заняты делом – кто сумки на берег таскает, кто кирпичи собирает для мангала.
– Как оно у вас обычно проходит, дамы? Я имею в виду ваши отношения с теми, кому вы платите за сервис, то есть с халдеями? – Вова совершенно их не дразнит, просто интересуется, мы ведь тоже голодные, и у нас тоже могут быть свои планы на ужин. – Сами будете мясо жарить, или мы должны?
– Бросьте… Какие вы к чёрту халдеи? – Жанна улыбается. – Давайте, пока народ спит, всё с вами сделаем, если вы не против, конечно. И, естественно, вы приглашены, будем очень рады, если вы присоединитесь… С вами интересно, столько всего нового… Я, лично, буду рада.
– И я, – сказала Тата и повторила интонацию Жанны: – если вы не против, конечно.
Жанна очень интересная – взрослая, спокойная, породистая.
– А вы и правда сестра Кирилла? – откровенно удивляюсь я и тут же ойкаю… а Жанна смеётся: – что, не похожи? да не смущайся, не смущайся… Да, сестра. Старшая и двоюродная. Мы очень по-разному росли, а сейчас свела нас жизнь. Мы все вместе работаем – кроме девушки, которая с Никитой. В моей компании. У меня строительная компания.
– Фигаааси, – Ванька впечатлён. – А мы думали, что Кирилл у вас самый главный…
Жанна опять смеётся: о да! он как выпьет, так сразу самый главный…
Стол сделали из пайола, уложив его ровненько на кирпичи и накрыв чистой наволочкой. Невиданные продукты из дорогих коммерческих магазинов разложены по тарелкам – тут тебе и рыбка красная, тут тебе и колбаска твёрдая, и черемша солёная, и маринованные корнишоны… Я щас помру, говорит Ванька. Жанна делает очень сложный бутерброд со всем перечисленным: – держи в опережение банкета, тебе расти. Спасибочки, краснеет Ванька, а пепси можно?
– Ваня, – строго говорит Женька, – займись-ка делом, окаянный… лишь бы брюхо ему набить. Что там с углями?! то-то же… И на лодку сгоняй, Кирилла разбуди, скажи, готовность десятиминутная, пусть друзей своих поднимает. Да скажи, чтоб больше каюту не закрывали изнутри, еле открыли их… И канистру с чистой водой принеси. И с лодки пусть аккуратно выползают, с бодуна-то… Только разговаривай с уважением, всё понял?
– Я схожу с ним, – предлагает Тата, – мне всё равно за сигаретами надо.
– Спасибочки, – еще раз говорит Ванька, теперь с набитым ртом, – а то я никогда бы не запомнил…
***
Традиционные тосты – а их четыре на нашей лодке – обязательное условие для выпивания горячительных напитков, и сказать «ну, будем!» или «поехали!» вместо одного из них совершенно неприемлемо.
– Уж поскольку вы у нас в гостях, – поднимает стопку Вова, – традиции будут наши. То есть первые четыре тоста будете слушать... а куда вам с этого острова деться?
Выспавшиеся в капитанской каюте Никита с девушкой Светой – Света её зовут – не обращают на нас никакого внимания, игнорируют… – они проспали несколько важных моментов нашего многочасового общения, и мы немного раздражаем их своим уверенным поведением и раскрепощённостью, они даже пытаются поставить нас на место. Это продолжается недолго – Жанна отводит Никиту в сторону буквально на минуту, после чего, вернувшись, он шепчет несколько слов на ухо девушке Свете – и Света обводит нас всех по очереди взглядом и незаметно кивает Жанне… ну, ей кажется, что незаметно.
Света очень красивая… прямо томная красавица! – и выглядит ухоженной, даже не смотря на серьёзную алкогольную усталость и поплывший макияж. Своего спутника она называет Ники.
Мы сидим во дворе огромного овального сооружения вокруг костра, чуть в стороне на самодельном мангале доходит шашлык, и на нас опускается ночь, тёплая и безветренная.
– Тост первый, – говорит Вова, – за встречу.
***
– Врать не стану, сначала мы были вам совсем не рады, и это голый факт, – Вова, как всегда, излагает в свободной манере. – Поэтому простите, ежели что не так… Но! Встречи никогда не бывают случайными, даже если таковыми кажутся. Пока не знаю, как изменится наша жизнь, но поднимаю тост за эту нашу встречу…
– Какая глубокая мысль, – перебивает Кирилл, – и тост прямо необыкновенный. У тебя все четыре такие?
– А ну-ка цыц, – говорит Жанна спокойно. – Продолжайте, Владимир.
– Продолжаю, – Вова оценил и поклонился. – Надеюсь, что это оформится со временем во что-то нужное нам всем. Чем-то полезным мы с вами сможем обменяться… Да-да, дядя, своего рода бартер, хоть я и слов-то таких не знаю.
– Всё-всё-всё, – поднимает над головой руки Кирилл в ответ на строгий взгляд Жанны. – Да, систер, я только что тупо пошутил про бартер, причём шёпотом.
– Я приглашаю вас к нам на лодку ещё раз, – продолжает Вова, – бесплатно, и без этой вашей колбасы дорогой… И пойдем туда, где… где хорошо. Под парусом. И шашлычком вас сами будем угощать, – здесь я начинаю ёрзать немного, где ж мы возьмём этот шашлычок?! – но встречаюсь глазами с Жанной и успокаиваюсь. Она улыбается как родная.
– Итак, – повторяет Вова, – тост первый. За встречу!
Жанна говорит ответную речь, как положено. Алаверды. Мы нравимся ей, она обращается к нам искренно, и я верю каждому её слову. Она поняла, как хорошо без двигателя в море. Она увидела образец великодушия, когда Женька и Вова не выкинули некоторых за борт. И она с благодарностью принимает наше предложение, но только с одной оговоркой – шашлыки всё-таки пусть и в следующий раз будут их почетной обязанностью… Вова соглашается, подумав четыре секунды, и у меня отлегает. За встречу, говорит Жанна. И все чокаются, встав, будто пробило двенадцать в новогоднюю ночь.
– А я у вас на яхте гитару видела, – тихонько говорит Вове сидящая рядом Тата, – сыграете?
– Это Ванькина, – не моргнув, врёт Вова, похоже, подготовился к вопросу заранее. – Учиться музыке мальчик вздумал. Два аккорда уже выучил, замучил нас, слушать заставляет всё время. Хочешь, и тебе сыграет? Ему только намекни, тут же сыграет! Но не рекомендую.
– Да нет, я просто спросила… – Тата улыбается, с опаской поглядывая на жующего Ваньку.
– Очень красиво, – шепчу я. – Мало того, что врёшь, так ещё и из Ваньки дурака какого-то сделал… Тебе трудно спеть, что ли?
– А я вам что – магнитофон? Нажали кнопку – пой? Иди сама, Маша, потанцуй цыганочку, ты ж умеешь… Самое место песни петь да плясать, на Чумном-то… Ладно они не понимают, а ты-то куда?
Я представила, как танцую на Чумном. Шабаш.
Ладно, прости, говорю я, и не шипи на меня. И Ваньку тогда уж предупреди, что это его, мол, гитара.
Без сопливых как-нибудь, улыбается Вова. Предупредил я уже и Ваньку, и Женьку...
– А вы и правда считаете, что не бывает случайных встреч? – глубоким голосом шелестит девушка Света, ловя огонь Вовиной зажигалки. Она уже несколько раз проявляет к Вове внимание – прикуривать, во всяком случае, каждый раз подходит к нему, хотя рядом с ней сидит её курящий Ники. – Хотите сказать, что каждая встреча в вашей жизни превращалась во что-то важное для вас? – и Света понижает голос до контральто.
Дурочка примитивная, не на того напала, думаю я.
Она очень эффектная – фигуристая, упакованная во вранглер, вся в этикетках. Глаза большие, раскосые... Уселась обратно к Никитосу, одной рукой поглаживает его колено, второй демонстрирует редкий маникюр и длинную сигарету. Ещё полчаса назад прошла бы по извозчику Вове своими красивыми ногами и не заметила… но поскольку получена установка уважать, она, видно, и старается – уж как умеет!
Никита опять что-то шепчет ей на ухо, и она быстро поднимает на меня глаза. Привет, говорю я беззвучно и легонько машу рукой без маникюра. А потом шутливо хмурюсь и грожу ей пальцем. На красивом лице – смятение. Сломалась схема. Как у них всё странно, думаю я. Сидит, держит мужика за коленку и моделирует при этом новые схемы… причем и Никите этому хоть бы что. Мда... Ну, а Вова, как обычно, не замечает попытки соблазнения: ему что Света роковая, что умытая Тата в моих резиновых сапогах…
– Ну что, по второй? Ванька, тащи шашлыки, а то пересушится мясо… вон жар какой. Итак, второй обязательный тост. За женщин. За дам, присутствующих за этим столом.
– А если дамы отсутствуют, тогда что? Всё равно обязательный? – это Никитос живо интересуется, видно, что тема дам ему близка.
– А если отсутствуют, то мы тогда выпиваем за дам, отсутствующих за этим столом, – смеётся Женька, – но выпиваем с не меньшим почтением, чем в их присутствии. Вообще-то, у нас обычно одна дама. Она у нас матросом служит, чудесная такая дама… Да, Маш? Ну, а сегодня прямо праздник в саду цветущем.
– Мужчины и приравненные к ним пьют стоя, – Вова соблюдает ритуал. – За вас, девушки. Украшайте мир…
А позже, с третьего тоста, начинается интересное. Третий, как известно, за тех кто в море.
– Знаете, – говорит Вова, – я однажды прочувствовал важность этого тоста, и всех вас призываю отнестись с уважением к тому, что я сейчас расскажу.
Мы однажды штормовали несколько суток в Атлантике, крутило нас и вертело по-чёрному…
– Ой, – вздрагивает Тата, – вы что, серьёзно?! В Атлантике?!
– Ну да, серьёзно, что тебе тут, врать что ли будут? – Ванька окончательно наелся, отвалился от стола и обнаглел, за ним такое водится.
– И ты тоже был в Атлантике, Ваня?!
– В Атлантике не был, ну и что? В других местах был…
– Да дайте же договорить, разгалделись… – Вова воспринимает Тату как пацанку, и ей это определенно нравится: всё-всё, молчим, капитан. Слушаем.
***
Штормило тогда и правда по-чёрному, народ в большинстве своем слёг надолго, укачавшись, а оставшимся было непросто. Несмотря на холод – северная Атлантика всё-таки! не больше пяти по цельсию, и вода такая же холодная! – в каютах было душно: на лодке тридцатого года постройки никаких современных проветривающих приспособлений и в помине не было, а все люки, само собой, были намертво задраены, чтобы не лилось с палубы, поэтому дышать внутри было нечем. Укачавшийся народ из кают выползал, устраивался на полу кают-компании.
Вова отстоял тогда на руле часа три подряд, не меньше – а три часа серьёзной физической нагрузки, да обострение всех чувств и интуиции, да при полной ответственности за жизнь других людей, лежащих там, внизу, в беспомощности… – это, я вам скажу, не хило, при таком-то шторме. Я выдержала минут тридцать, не больше, и потом, ватная, столько же отсиживалась, пристегнутая к палубе, с дрожащими от напряжения руками и ногами…
– Так вот, – рассказывает Вова, – мне тогда вдруг пришло в голову, что в этот самый момент на какой-нибудь уютной тёплой кухне с занавесками, под селёдочку с картошечкой, кто-нибудь с пониманием дела поднимает рюмку водки за тех, кто в море… То есть за нас. Может это и чушь собачья, но это сработало. Я прямо-таки чётко их увидел – сидят трое за столом, и как будто двое в тельняшках, а один – в майке. Вилкой накалывают – кто грибочек, кто килечку, ну, и сдвигают со стуком – а теперь, ребята, наш, третий. За тех, кто в море. Мы, мол, тут сидим в тепле, а кто-то сейчас штормует третьи сутки с переменным успехом, по два часа спит, не ест, не пьёт, не моется… Пусть им повезёт. Пусть им станет легче, если им сейчас трудно.
И я тогда подумал – спасибо, ребята! Я не знаю, кто вы, но вы молодцы, что вспомнили о нас… И честное слово – полегчало, прибавилось сил.
Поэтому сейчас, сидя в тепле у костра, давайте скажем: мы пьём за вас, ребята, за тех, кто сейчас в море. Кому сейчас трудно. Пусть вам повезёт.
И Вова встал.
– За тех кто в море, – сказала Тата.
– Расскажите ещё что-нибудь, – сказал через минуту Кирилл, сажая Тату к себе на колени.
Женька тихонько толкает меня локтем: на Ваньку посмотри! Ванька сидит с открытым ртом, ловит каждое слово, хоть знает все байки наизусть…
Ну-с, говорит Никита примерно через час, кто-то обещал четыре тоста, и где четвертый? А то все уже заслушались и протрезвели, говорит. Непорядок. И он прав – мы можем долго находиться внутри тоста номер три, нам там хорошо… Ладно, говорю я, теперь моя партия.
Четвёртый номер на нашей лодке – за настоящих мужчин. И я произношу его, имея в виду очень конкретных людей: за вас, Ванечка, Женька и Вова. И пусть расширяется ваш круг, настоящих.
– И что же такое, по-вашему, настоящий мужчина? – Никитосу, видно, неприятно, что он не включён.
Не обижайтесь, говорю. Я уверена, что вы тоже настоящий, просто я пока не очень вас знаю. Но ваша девушка наверняка присоединится к моему тосту.
– А хотите, я скажу, что такое настоящий мужчина? – Никите неймется. – Настоящий мужчина – это тот, кто умеет заработать деньги. И кто умеет дружить с друзьями, быть им полезным, нужным. И кто умеет любить женщину, чтоб этой женщине было не стыдно за него. – Он красиво говорит, с выражением, даже пафосно. И чуть-чуть агрессивно. И я, лично, могу его понять, только дурак не поймет: целый час слушать чужие рассказы про океан не каждому приятно.
Чёрт, вздыхает Женька, я не прохожу по первому пункту, про деньги…
– Брось ты, боцманюга, – смеётся Вова. – Зачем тебе деньги? ты и сам – золото... Итак, чтоб сбить устроенное коварной Машкой напряжение в коллективе, даю новую версию. Она, эта версия, некоторым должна понравиться. Настоящий мужик – это тот, кто всегда за себя постоит… – он выдерживает паузу, – …и за другого полежит.
Никита реагирует мгновенно – ему понравилась шутка. Нет, она и остальным понравилась, но Никите особенно. И Никита начинает смеяться, и когда все уже переключаются на другое, он не может. У него даже текут слёзы, так ему смешно.
Девушка Света, без намека на улыбку, смотрит на своего кавалера серьёзно и даже грустно… Курит молча свою длинную сигарету.
– И что ты на меня смотришь-то так?.. ой. Всё. Не могу. Смешно… – и новая волна смеха, пуще прежней. – Что ты на меня смотришь, Света?! Что, разве не смешно? За себя постоит, а за другого… полежит…
– Вы посмотрите, смешно ему, – Света качает красивой головой. – За себя бы полежал...
В три часа ночи уходим спать – ночь тёплая, и всё тёплое, и все обнимаемся друг с другом, прощаясь на несколько часов, до восьми утра. В восемь – подъём. В девять – выход.
И уже образуется очередь из желающих порулить, и гордый Ванька всё показывает и рассказывает, а Жанна записывает наши телефоны в свой толстый блокнот.
И всю обратную дорогу я лежу на рубке и загораю на ветру, и придумываю рассказик о том, как меняется мир, и какие нити любви в наших руках, и какое богатство скрыто внутри каждого человека… – что-то такое.
– Маша, ребята, а может пойдем все вместе в сауну? – говорит Тата, уже стоя на пирсе. – Что-то нам неохота туда без вас…
– Нее, – смеётся Женька, – это уж вы сами… А ты чего это в сапогах-то Машкиных, окаянная? Забыла про них, что ли?
– Не забыла, не забыла… Маша мне разрешила. В них удобно. Я в следующий раз приду и отдам, правда, Маша?..