Рассказ Надьки. Мистическая быль

Александр Разенков
               
               

           Я высадил из машины Надьку у железнодорожной платформы Жаворонки и стоял у переезда, пропуская поезд. Она неожиданно вернулась.
         – Никому не говори, что я тебе рассказала,- наклонившись к противоположному от меня  окну автомобиля, прокричала  Надька.
         «Будь спок!» - поднятием правой руки вверх с вытянутой ладонью,  я беззвучно отрапортовал.
          Надька задумчиво отошла. Она не беспокоилась по поводу утерянного приоритета рассказчицы среди общих знакомых, она была напугана и опасалась как-то неправильно повлиять  на ход предстоящих событий.               
        Тех  несчастий, случившихся в её жизни, я не буду их перечислять,    с избытком  хватило бы ни на одну неудавшуюся судьбу. Она приехала  на заработки  в Москву, как и сотни тысяч других граждан свободной России, от тупикового положения у себя в небольшом  смоленском райцентре. В прошлые времена Надежда  работала главным бухгалтером в местной ПМК, которая в начале 90-х  закрылась. В тот период  бухгалтерии переходили на  компьютерный учет, для нее незнакомый. В итоге  она  потеряла  профессию. Жили на пенсию матери, помогал  огород  и какие-то деньги, полученные от лесного промысла.  После смерти  матери возник долг по квартплате, он  рос, и квартплата съедала все скудные  доходы-барыши от продажи ягод и грибов.
      В  Москве она устроилась продавцом в газетный киоск и нашла место   в «общежитии», недалеко от работы. «Общежитием»  была  трехкомнатная квартира в доме под снос, где обитало несколько десятков постояльцев. В комнатах вдоль стен стояли нары, которые в полутемном помещении уже сами по себе воспринимались как  атрибут пенитенциарного учреждения, что не могло не сказываться  на настроении. Публика была разношерстной. Свет по ночам не выключался, входные двери не запирались, всю ночь кто-то приходил, а кто-то уходил. Вещи, если не было возможности хранить на работе,   носили с  собой.  Однажды ночью Надьку  разбудил чей-то шепот над ухом. Она, как новичок, спала на втором ярусе. Перед ее лицом, встав в полный рост, молилась соседка снизу,  монашка, собиравшая  подаяния на детский приют в северном монастыре. Надежда не успела ни удивиться, ни испугаться, как услышала  любовные всхлипы  на противоположном нижнем лежаке, который был у  нар монашки. В скученной среде обитания   тяжелее воспринимаются  нравственные вывихи.  Но, самым трудным было утро: необходимо было отстоять  очередь в туалет и, чтобы принять душ.  По воскресным дням обычно стирали свои вещи и мылись.
      
       В «общежитии» Надька ни с кем практически не общалась,  не замечала  она  каких-либо отношений и за другими проживающими: непрерывная  смена постояльцев и озабоченность людей собственными проблемами не лучшие условия для поддержания знакомств. При этом однажды женщина   из  комнаты напротив, по непонятной для Надежды причине - кажется, они в один день заселились - принесла полбатона белого хлеба и сказала, что она на несколько дней съезжает, и чтобы не выбрасывать, предложила его  Надежде.  Надька  взяла хлеб, но на всякий случай скормила его птицам у своего киоска на работе. После этого они кивали друг другу по утрам и при встрече.  Этого, наверное, было достаточно, что когда освободилось место в Надькиной комнате, с балконом для сушки белья, эта женщина стала её соседкой.

       В один из выходных дней, они вместе  в ванной комнате стирали свои вещи. И здесь  произошло то, что заставило Надьку срочно приехать  ко мне в Подмосковье и рассказать необычную историю. Надька, приехав, поинтересовалась, есть ли у меня время для разговора об «очень важном». Я  подумал, выходит замуж, и видимо, не совсем простой вариант, а если нужны деньги, то  время здесь причем? Получилось так, что в момент приезда Надежды, я как раз собирался выехать в аэропорт и  сказал ей об этом.
         - Тогда я приеду в следующие выходные,- сообщила Надежда.
         - Намекни, хотя бы о чем речь, - попросил я. – Заинтриговала ведь.
         - История длинная и двумя словами не расскажешь. Можешь себе представить, спустя двадцать пять лет тебе незнакомый человек рассказывает твой сон, который ты столько лет  не можешь забыть. Этот сон я рассказывала матери и её подруге, школьной учительнице. Учительница жива, может подтвердить.
         Да, случай редкий, - сдерживая улыбку, сказал я. Поедем, по дороге расскажешь, нам по пути.
     Мы сели в машину и Надежда, не спеша, стала рассказывать,  освобождаться, как от занозы,  от того, что её сильно  взволновало, и на что она не могла найти объяснение.
                * * *
       Когда они с соседкой вошли в ванную комнату, Надька заняла место у раковины, не нужно стоять в три погибели, а соседка расположилась у кромки ванной. После оханья и аханья о нелегкой московской жизни соседка стала рассказывать о причине своего приезда в Москву.
          « Приехала я сюда из-за дочери. Нужны деньги на её лечение и давно хочу  встретиться с одной гражданкой, здесь живущей, поломавшей  жизнь  моей дочери».
          Она искоса посмотрела на Надьку, та это заметила, но  отказала ей даже в легком поощрительном кивке головой,  полагая, что это вступление совсем не к короткому повествованию о несчастьях, свалившихся на голову очередной представительнице «людей неместных». Но женщина не нуждалась в дополнительном одобрении.
           «Моя единственная доченька, - продолжала она, - с самого раннего возраста стала нас с мужем удивлять своими способностями. Можете себе представить,  она еще не говорила, не было и двух лет, а могла исполнить мелодию гимна Советского Союза закрытым ртом, так сказать, гуканьем, причём никто её не учил, сама. В школе училась на «отлично», занималась спортом».
           С этого места Надька, слушавшая в пол-уха болтовню приезжей тетки, насторожилась и отвернулась слегка в сторону, чтобы не выдать волнение.
            Сон, приснившийся  много лет назад Надьке, и так её поразивший, начинался с того, что из стены их квартиры в смоленском поселке  вышла маленькая девочка и носовыми звуками «пропела» гимн Советского Союза. (Предполагаю, что сон, хорошо запомнившийся Надьке, приснился утром, а по радио в шесть утра тогда исполнялся гимн). Далее, в этом сне Надька и маленькая девочка поднялись на высокую стену, похожую на крепостную, и увидели оттуда степь. Девочка сказала, что это Саратовская область (?!).  (Мать Надьки, в годы войны  находилась в эвакуации в Саратовской области, и Надька об этой области и степной местности  не единожды слышала). Затем, они сорвались с этой стены и полетели вниз. Девочка закричала: «Зачем ты меня толкнула?»,- хотя Надька её не толкала. Они скользили по неизвестно откуда взявшимся верхушкам деревьев, словно на фуникулере, на котором Надька никогда не ездила, а только видела по телевизору,  и приземлились у незнакомого ей дома в поле, засеянном рожью.
            Женщина, наверное, за многие годы в сотый раз, рассказывала о своем несчастье, и каждая её фраза звучала  уже как строка из протокола. «Доченька, её зовут Жанна, ходила в парашютную секцию ДОСААФ. И когда она поступила в институт, то сразу же на первом курсе поехала на соревнование по парашютному спорту  в другую область. Там и случилась наша беда. Во время прыжков у одной из парашютисток запутались стропы парашюта, и стала она падать, Жанне удалось её поймать, вдвоем они приземлились, та парашютистка удачно, прямо на Жанну, а дочка моя осталась калекой на всю жизнь. Первое время родители этой парашютистки нам помогали, потом реже, а последние лет пять вообще никак, а эта парашютистка-Леночка, лишь только в больнице навестила Жанну. Я её ни разу и не видела. Училась она в Москве и замуж здесь вышла».
            «Давно ли это случилось, и где это произошло?» - спросила тихо Надька.
            «Давно, при Горбачеве ещё, с Саратовской области мы её привезли», - ответила рассказчица.
            Женщина, отметив про себя проснувшийся интерес Надьки к её истории, вдруг спросила: «А веришь ли ты в вещие сны? И приходилось ли тебе такие сны видеть?»
             У Надьки подкосились ноги.  Она  удержалась благодаря опоре  двумя руками о края раковины; с пересохшим ртом выдавила из себя только одно слово: «Нет». Звуки прошелестели на выдохе, и можно было их воспринять как  раздраженное «нет» всей  этой уже поднадоевшей трепотне.               
             Женщина помолчала,  выжала белье. Выпрямилась, окинула взглядом ещё раз Надьку, и на правах человека за кем последнее слово, сказала:
             «Тогда слушай. – (Пусть и не очень вежливая собеседница, но все же лучше, чем ничего).- Я всю жизнь проработала операционной медсестрой в больнице, меня уважали и ценили доктора, и сейчас жду места по уходу за парализованным больным. Мне обещали, скоро я его получу. В день, когда Жанна выступала на соревнованиях, я пришла с ночной смены и легла спать. Ты слышала, наверное: сон дневной – бес полуденный».
              После этих слов Надьке совсем стало невмоготу, и она хотела уже выйти, но женщина, перегнувшись через край ванны, опустив туда голову, говорила и полоскала бельё, и не увидела намерения Надьки. Загородив своим корпусом узкий проход, она продолжала. Надька незаметно перекрестилась и стала про себя читать «Отче наш».
             «Шел сентябрь, но в наших краях это лето. Был жаркий день. Приснилось мне поле, все засеянное до горизонта, и идет по этому полю древняя старуха, которая протягивает мне руку и говорит: «Выбирай, со мной пойдешь или останешься и будешь долго страдать». Я оттолкнула её. И даже во сне, закружилась у меня голова, я вскочила, вся в поту, часы показывали полдень. Выбежала на балкон, спать уже не ложилась. Мне не было ещё сорока лет: я  молодая и счастливая. А через  час  пришла телеграмма, из которой я узнала, что дочь в больнице. Это был последний мой день из той жизни, когда я не знала горе».
             Надьку стала бить мелкая дрожь, эта женщина будто бы сидела в её мозгах и листала страницу за страницей из далекого прошлого.
             В Надькином сне, в доме, у которого они оказались с девочкой, жила старуха, которая их встретила у крыльца. Она посадила девочку на колени, а Надьке сказала, иди и найди её родителей, и помни, что только после этого начнешь нормально жить.
             «Начнешь нормально жить!» - вот это больше всего зацепило Надьку в этом сне, да и  вводило в недоумение слушательниц, кому она о нем рассказывала.
              Для Надьки, оставшейся с двумя детьми после развода с мужем, «нормально жить» имело значение уже тогда. Но прошедшие десятилетия показали, что это были только «цветочки».
              Выходит, что хотя она и не искала родителей, но  их «нашла», и что теперь будет дальше, как изменится её жизнь? С этим она приехала ко мне и, в то же время, боялась спугнуть намечающиеся  изменения в её нелегкой судьбе.
              Я разделил с ней уверенность, что черная полоса невезения, преследовавшая её,  должна теперь уступить место белой, успешной. И  подтвердил её намерение  поменять общежитие  и никогда больше не встречаться с этой женщиной, ведь сегодня кого и чего только нет, а гипноз и прочие штучки используют не только в медицинских целях.
         Остается лишь добавить, что, может быть, кто из читателей  сервера «прозы ру»  даст объяснение случившемуся с Надеждой?