"Карамзин жил и умер как ангел" (Николай I)
1. «Песнь Божеству» Н.М. Карамзина
«Песнь Божеству» (1793) удивительное явление в русской духовной поэзии. Божественный образ в этом произведении описан так тонко и проникновенно, что душа утешается этим описанием, лишёным всякой патетики и экзальтации:
От века Сам в Себе живущий,
Держащий всё в руках своих;
Нигде не зримый, всюду сущий —
В странах эфирных и земных!
От стихов исходит неземное веяние, которое нельзя объяснить одним лишь приёмом звукописи (часто повторяющимися звуками «щ», «х») или особой «эфирной» лексикой. Слова будто своею силою уходят под купол огромного храма.
Блаженство, свет, душа вселенной,
Святый, премудрый, дивный Бог!
Кто — сердцем, чувством одаренный —
Тебя назвать мечтою мог?
«Песнь Божеству» была написана Карамзиным по поводу слов, произнесённых Дюмоном в Конвенте: «Нет Бога!» и касается всех видяших в Боге одну лишь мечту человека. Вместо грозного увещевания Карамзин неожиданно обращается к неземному милосердию Божию, чуждому всякого мщения, видя к нём венец божественных совершенств, перед которым в конце концов не смогут устоять даже враги Господа:
Но Ты велик! Но Ты не знаешь,
Как мстить, наказывать врагов:
Они ничто — Ты их прощаешь;
Ты зришь в врагах — своих сынов.
И льешь на них дары благие;
Щадишь безумцев жалких кровь.
Исчезнет тьма в умах, и злые
Твою почувствуют любовь.
2. Он верил, что есть Бог сердец...
(Последнее духовное напутствие Н.М. Карамзина)
Какое последнее напутствие даёт Н.М. Карамзин всем, кто познал в Боге милосердного и любящего Отца? В стихотворении «На смерть князя Г.А. Хованского» (1796) звучат удивительные слова, властно вселяющие в человека мужественную бодрость на пороге разлучения его с земной жизнью.
Блажен, кто, жизнь свою кончая,
Еще надеждою живет
И, мир покойно оставляя,
Без страха в темный путь идет!
Друзья! так умер наш приятель.
Он верил, что есть Бог сердец;
Он верил, что миров создатель
И здесь, и там для нас Отец.
Чего же под Его покровом
Бояться добрым в смертный час?
И там, и там, в жилище новом,
Найдутся радости для нас.
То есть величайшее из блаженств — знать, что сам Творец небес не только здесь, но и там для нас продолжает оставаться любящим Отцом. Человек умудрённый этой благодатью уже по-иному смотрит на предстоящее разлучение души с телом:
Сияют перед ним бессмертия светилы;
Божественный огонь блестит в его очах.
Ему не страшен вид отверстыя могилы:
Он телом на земле, но сердцем в небесах.
(«Опытная Соломонова мудрость»)
И ещё одно удивительное духовное откровение мы находим в этом стихотворении. Бог не является Богом наших чувств восприятия, чрев или умственных построений. Он является Богом наших сердец, очищенных от всего внешнего, от всякого временного праха и суеты, является Богом сердец настолько чувствительных к Его благодати, что они растворяются в ней как в неизреченной любви, а Бог настолько их любит, что радостно позволяет им это делать.
3.«Долина Иосафатова» (1796) Н.М. Карамзина
Долина Иосафатова* у Карамзина это образ вечного спокойствия и благословенного безмолвия, в котором заключается таинство будущего века.
Долина, где судьбы рукою
Хранится таинство сердец;
Где странник, жаждущий покою,
Его встречает наконец; -
Так чудно Карамзин какими-то неземными красками живописует царство блаженной отрешённости от всех соблазнов, состояние совершенного бесстрастия святой души. Важно, что к этому духовному идеалу стремится представитель синтементального направления, видевший смысл своего творчества в описании глубины сердечных переживаний. В этом произведении он подводит горький итог всем заблуждениям суетной жизни в трёх восклицательных предложениях, вырывающихся из глубины его души:
Навек в груди угасни пламень!
Пусть в ней живет единый хлад!
Пусть сердце превратится в камень!
Его чувствительность мне яд.
Та тишина, которой исполнена долина бесстрастной души с сердцем превратившимся в камень для страстей (но не для благодати) есть образ смирения и блаженного покоя, с которым не может сравниться ни одна из радостей земного существования. Эти бывшие радости становятся какими-то призрачными и потусторонними в свете той неземной благодатной тишины, в которую погрузилась душа как в свою бессмертную природу:
Где взор бывает вечно светел
И сердце дремлет в тишине;
Забот печальный вестник, петел,
Не будит счастливых во сне;
Молчат и громы и бореи,
Не слышен грозный рев зверей,
И мило-злобные цирцеи
Не ставят нежности сетей;
Где хитрый бог, любящий слезы,
Не мещет кипарисных стрел;
Где нет змеи под цветом розы,
Где счастья, истины предел!
Здесь «сердце дремлет в тишине» для всего кроме блаженного покоя Жизни в её полноте и чудном преизбытке вечного духовного существования. Петух, радостный певец зари, вспоминается уже как «забот печальный вестник, петел». Радостный Эрот видится «хитрым богом, любящим слезы», пленительные создания - «мило-злобными цирцеями».
Что же это за страна, о которой Карамзин не устаёт восхищённо повторять:
Страна блаженная, святая!
Ответ на этот вопрос можно найти у великих святых таинников духовной жизни Ефрема Сирина, Исаака Сирина и др. Однако и Н.М. Карамзин немало сделал для того, чтобы явить нам скрывающуюся за покрывалом внешних чувств и страстей страну блаженного безмолвия.
-----------------------------------------------------
*У Ивана Бунина есть также стихотворение посвящённое долине Иосафата, где он рассматривает её в традиционном ветхозаветном смысле как долину-кладбище - место будущего суда Божия.
Долина Иосафата
Отрада смерти страждущим дана.
Вы побелели, странники, от пыли,
Среди врагов, в чужих краях вы были.
Но вот вам отдых, мир и тишина.
Гора полдневным солнцем сожжена,
Русло Кедрона ветры иссушили.
Но в прах отцов вы посохи сложили,
Вас обрела родимая страна.
В ней спят цари, пророки и левиты.
В блаженные обители ея
Всех, что в чужбине не были убиты,
Сбирает милосердый судия.
По жестким склонам каменные плиты
Стоят раскрытой Книгой Бытия.
(1908)
4. «Прекрасно другом быть сердец неблагодарных!» (Н.М. Карамзин)
Даже у сильных духом иногда опускались руки при видении царящего на земле беззакония. Чтобы этого не происходило они искали способ противостоять своему малодушию. Таким опытом противостояния делится с нами и Николай Михайлович Карамзин (1766 — 1826):
Есть гроб, бессмертье, Божество!
Я мыслил, видя трон порока.
То есть я всегда твёрдо помнил, что это царство беззакония временно и его непременно сменит вечное царство божественной правды. Это первое.
Второе заключается в том, что это царство божественной правды уже заронило в наше сердце своё бессмертное зерно. В чём оно? В знании о милосердной всепрощающей любви Божией, которая сокрушит всякую неправду своею благодатью. Об этом венце всех совершенств Божиих Карамзин восхищённо пишет в «Песне Божеству» (1793):
Ты зришь в врагах - своих сынов
И льёшь на них дары благие...*
Это зерно милосердия Божия должно прорасти в нас. Но каким образом? Следуя духу Евангелия, Карамзин раскрывет это в стихотворении «Опытная Соломонова мудрость» (1796):
Не только для благих, будь добр и для коварных,
Подобно как Творец на всех дары лиет.
Прекрасно другом быть сердец неблагодарных!
Награды никогда великий муж не ждет.
И в этом заключается третий урок, который глубоко усвоил Карамзин из сокровищницы Священного Писания и преподал его нам в поэтической форме. Память об этих трёх простых уроках разгоняет мрак несправедливости века сего своим невечерним светом любви и исполняет сердце неземной радости.
---------------------------------------------
*Эти слова звучат согласно со словами Нагорной проповеди об Отце нашем Небесном:
Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми
и посылает дождь на праведных и неправедных. (Мф.5: 45)
Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5: 48).