Как трудно иногда понять,
где правда, а где ложь,
и, чтобы зла не причинять,
на всё пойдёшь.
-Автор-
На улице было тепло и солнечно, из открытого окна доносился шум транспорта и отдалённые голоса людей, а я сидела в кабинете Октябрьского Райотдела милиции, расположенного на Садовой улице, в центре старого Ленинграда.
По Садовой улице, прямо под моим окном, с грохотом проезжали трамваи, сопровождаемые резкими звуковыми сигналами вожатых трамваев и скрипом тормозов.
Год как, я уже работала следователем по делам уголовного розыска после окончания
Юридического института, и носила офицерские погоны.
Рабочий день был ненормированный, так как обстановка в городе, и в стране в целом, была крайне напряжённая – грабежи, убийства, разбойные нападения… Особенно досаждали кражи, в том числе и «карманные»…
Мои размышления, в течение короткого перерыва, прервал телефонный звонок дежурного Райотдела: «Задержан карманный вор…»
Через несколько минут в дверях кабинета появился милиционер, сопровождающий молодого человека, высокого роста, стройного, хорошо одетого и очень симпатичного.
Это был Саша Панов, мой приятель детства.
Всю первую половину своей жизни я связываю с Апраксиным переулком, расположенным между рекой Фонтанкой и Садовой улицей, в двух трамвайных остановках от Райотдела милиции, где я теперь служила следователем. Там я родилась, училась в школе, росла. Это было довоенное детство, прошедшее во дворе нашего дома, когда мальчики и девочки учились вместе, дружили, ссорились, взрослели.
Многие из нас пережили блокаду, потеряли родителей, вернулись из эвакуации и продолжали жить также дружно, как в детстве.
Однако, жизнь вносила свои коррективы в наши отношения. Появились новые люди со своими понятиями о жизни, чуждыми нам, и постепенно наш Апраксин переулок приобрёл какой-то криминальный оттенок.
О том, что я работаю в милиции, знали не только в нашем дворе, но и по всему Апраксину переулку. Но отношение его жителей ко мне было однозначным: Я- свой человек, честный, справедливый, прямолинейный, но законопослушный. Со мной можно было и поговорить и посоветоваться.
Что Саша Панов принадлежал к какой-то криминальной группировке, я не знала и даже не могла предположить.
Я не сразу поняла, как в милиции оказался Панов, и потому молча смотрела на него и лихорадочно соображала, кто же он: свидетель, понятой, а, может, просто посетитель…
Панов, увидев меня, тоже растерялся и стал молчаливо изучать меня, видимо, прикидывая, как вести себя дальше.
И только, когда милиционер положил мне на стол документы, я поняла – Саша Панов тот самый карманный вор, о котором сказал мне дежурный.
Поскольку Панов продолжал молчать, я, проверив документы и убедившись, что это именно он, предложила ему присесть и отослала милиционера.
Тогда я не была ещё опытным психологом но, тем не менее, поняла, что он делает вид, что не знаком со мной.
Что это давало ему в сложившейся ситуации?
Не причинить мне вреда? – Не думаю.
Знакомство со мной облегчало его положение? – Возможно, так как он мог рассчитывать на более пристрастное рассмотрение его дела с моей стороны, как к другу детства.
Но ведь он должен был понимать, что, как раз, наше знакомство и обязывало меня отказаться от дальнейшего расследования по его уголовному делу. Этого требовала процессуальная процедура.
И я поняла – именно по этой причине он пытался отказаться от знакомства со мной.
Именно по этой причине он молчаливо просил меня расследовать это дело, не бросать его в беде по старой дружбе.
Очень подробно он рассказал мне о совершенной краже.
Ничего особенного: в вагоне трамвая, битком набитом пассажирами, залез правой рукой в карман пальто пожилой женщины и вытащил из него деньги, но был задержан оперативными сотрудниками милиции с поличным. Но, к великому изумлению всех очевидцев и самого Панова, в руке оказался носовой платок, вместо денег, на которые рассчитывал Саша. У женщины их просто не было.
Это была кража личного имущества гражданки, а действия Панова подпадали под признаки соответствующей статьи Указа ПВС СССР от 04.06.1947г. «Об усилении уголовной ответственности за кражу личного имущества граждан». А ведь ответственность была серьёзная – 25 лет лишения свободы вплоть до высшей меры наказания. Короче – «расстрельная».
Воровская схема «карманников» была довольно проста.
По тем временам, в Ленинграде, вагоны трамваев, как правило, были без дверей, и воры работали в группе, состоявшей из трёх человек: один входил в вагон, а двое оставались в передней и задней проёмах отсутствующих дверей, на случай появления оперативников.
Таким образом, основному вору обеспечивалось алиби – либо подавался знак тревоги, либо его избавляли от вещественных доказательств.
Схемы краж были разные, в зависимости от количества пассажиров в вагоне.
Был самый безобидный вариант «попрошайства»: вор снимал кепочку с головы и жалобно просил: «Подайте, кто- сколько может…», при этом выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
Был и другой вариант: вор левой рукой снимал кепочку с головы и, вытянув её вперёд,
одновременно поднимал к плечу согнутую в локте правую руку, в ладони которой, между указательным и средним пальцами, была отчётливо видна разрезанная пополам бритва, лезвием наружу. Этот вариант всегда проходил безотказно при малом количестве пассажиров, как правило, сидевших на местах. Все хорошо знали, не положи денег или драгоценностей в кепочку, лицо будет изуродовано. Спастись бегством было тоже невозможно, так как двери блокировали подельники.
Ну, и самый лёгкий вариант „карманников» при большом скоплении пассажиров:
Классически натренированные пальцы рук работали бесшумно и, как правило, успешно.
Вмешательство оперативников в воровскую схему вызвало замешательство в среде «карманных» воров. Оперативников тоже было трое, все в штатской одежде. Вливаясь в поток пассажиров, они следили за действиями воров. А те искали пожилых или рассеянных пассажиров, ощупывая их глазами, и, выследив жертву, начинали конфликтовать с другими пассажирами, одновременно запуская правую руку в карман жертвы. Оперативники же, наблюдая весь этот спектакль, хватали руку вора прямо в кармане. Результаты были блестящие: есть потерпевший, есть свидетели и вор задержан с поличным. А следующим этапом была работа следователя уже в помещении милиции.
Так «карманные» воры, сами того не ведая, передали воровскую науку в руки милиции.
Панов воспользовался последней схемой и, как оказалось, неудачно.
Поскольку он, попрежнему, не признал знакомства со мной, я, выполнив все формальные действия, отправила его к дежурному, оформив задержание на трое суток.
На следующий день я доложила о случившемся своему начальнику и отказалась расследовать дело из-за знакомства с подозреваемым. Но в силу большой занятости следователей, получила указание довести дело до конца.
Он так и не признался ко мне. И только при последней встрече в следственной камере тюрьмы, после подписания протокола об окончании следствия, Саша, уходя, поднял правую руку и тихо сказал мне: «Привет, соседушка…»
До сих пор не могу понять, как я тогда смогла пережить, глядя в его полные отчаяния глаза. Тогда я готова была отказаться от своей профессии, только бы не видеть этих глаз.
Его приговорили к 10-ти годам лишения свободы за кражу НОСОВОГО ПЛАТКА.
Такие были времена.
Позднее, из мест заключения, я получила от Саши Панова весточку, где он подробно рассказал, как дошёл до жизни такой: родители умерли в блокаду, воспитывал сам себя, попал в соответствующую компанию и результат налицо. Это была первая кража да и то неудачная. Зато были приводы в милицию, что и определило такой срок.
А ещё позднее, после работы, ночью, я возвращалась домой, в Апраксин переулок.
По тем временам, женщины пользовались меховыми «муфтами», своеобразными сумками для согревания рук. Я же носила в ней пистолет «ТТ», поскольку имела право носить, хранить и применять огнестрельное оружие по роду своей деятельности. Стреляла я уже прилично.
Поднявшись на второй этаж, я услышала, как хлопнула входная дверь и послышались лёгкие шаги. Пройдя ещё один пролёт лестницы, я остановилась и, резко повернувшись к поднимающемуся навстречу мне незнакомому мужчине, вытащила из «муфты» пистолет.
И тотчас мужчина сказал: «Убери пушку. Мы не судим тебя за Сашку Панова. Значит, у тебя не было выбора…» И медленно пошёл вниз.
Я ничего больше не знаю о его судьбе, хотя ещё много лет жила в том же доме, в Апраксином переулке и иногда встречалась с нашими дворовыми друзьями детства. Но я часто вспоминаю Сашу Панова, красивого, талантливого юношу, так неосторожно распорядившегося своей судьбой.
Его фамилия и имя подлинные.
Лариса Александровна Бойцова