Состязания на спор

Николай Вознесенский
     В селе была водяная мельница.  Мельник был мужик зажиточный, имел хороших лошадей, из них  пара рысаков на выезд.  Как-то в воскресенье  после  обедни  мужики собрались у мельницы.  Сидят, курят, беседуют.  И все  думают – как решить проблему двух противоположностей: и выпить хочется, и  денег нет.  Кузя тут же с ними  сидит трубку потягивает.

— Слушай, Кузьма, а ты обгонишь мельникова рысака?- Спрашивает  Агап  Кондрашкин, мужик с чёрной, как смоль бородой.

— А што, обгоню,- равнодушно  отвечает Кузя, а сам уже  смекает, к чему заводится разговор.
Мужики  дружно ввязываются в разговор.  Подзадоривают.


— Да ну, куда там.  Это  же  рысак  чистопородный,- гудят голоса.

— А мне всё равно,  какой он породы,- отмахивается Кузя.
Тут  выходит  мельник.  Его окликают.

— Послушай,  Матвей  Данилыч, тут вот Кузя  хвастает, что  он  запросто обгонит твоего рысака,- обращается  к нему  дед Ковалёв. – Неужели такой твой рысак, что его может обогнать человек?

— Да  моя  рысистая  кобыла  зайца  может догнать, а не  то,  что вашего Кузю,- с гордостью отозвался  мельник.

— А Кузя готов на спор это сделать.

— На спор? – Задетый за живое, переспрашивает мельник.

— Да.  На четверть  водки, если не боишься проиграть,- заявляет Кузьма, до этого  молча сосавший свою трубку.

— А у тебя есть эта четверть-то? – Немного с иронией спросил мельник.

— Не беспокойся, Данилыч,  мы за него вскладчину,- хором отвечают мужики, довольные, что дело сдвинулось.

— А на какое расстояние?

— Да на  какое  хош,- равнодушно махнул рукой Кузя.

— Хорошо.  Бежим до церкви.  Тут как раз  верста будет.   Только ты бежишь за огородами, а я вдоль села по улице,- поставил условие мельник.

— Давай, как хочешь, мне всё равно, где бежать.

— Василий! – Крикнул мельник.
Из ворот вышел молодой парень, работник  у мельника.

— Заседлай рысачку и выведи сюда.
Парень,  не отвечая, молча, пошёл седлать лошадь.  Когда он вывел осёдланную кобылу из ворот, застоявшаяся лошадь взбрыкивала и норовила  встать на дыбы. Мускулы  на стройных ногах так и играли.

Мельник сел в седло, укрепился на стременах, Кузя убрал в карман свою трубку  и стал  рядом с всадником.  Дед Ковалёв перекрестил их и, сказав: «Ну, с Богом», махнул резко рукой.  Всадник и бегун  резво сорвались с места. Кузя  побежал  вправо за огороды, а мельник поскакал левее по улице вдоль села. Дорога в обоих направлениях шла на подъём. Мужики  сели  на  брёвна переживать за Кузю, а егун и всад ник скрылись из глаз. Когда мельник прискакал к церкви, Кузя  сидел у ограды и курил трубку.

— Ты меня  обманул, Кузя,- досадливо  заспорил  мельник.- Там за огородами  расстояние короче, чем по селу.

— Но, ты же сам так выбрал,- усмехнулся Кузя.

— Нет.  Так не пойдёт. Давай повторим в обратную сторону. Только ты побежишь по селу, а я за огородами поскачу, - поставил новое условие мельник.

— Давай. Мне всё равно, - поднялся на ноги Кузя, пряча трубку в карман.

— Ну, пошли,- крикнул мельник и рванул с места в карьер.

Кузя  нахлобучил покрепче кепку на голову, да так стреканул, что только лапти его замелькали, да рубаха холстяная вздулась пузырём на спине.
Доскакав до ворот мельницы, мельник с огорчением обнаружил среди довольно улыбающихся мужиков Кузю, покуривающего  трубку.
— Ну, парень  ты шибче борзой собаки бегаешь, - слезая с лошади, проговорил  мельник и полез в карман  за деньгами.
Это было так в первый раз. А потом частенько по праздникам такие соревнования проводили ради развлечения.  Но обязательно спорили, бились об заклад,  входили в азарт.   Что самое интересное, так это то, что Кузя совсем не задыхался  и не уставал, хотя курил трубку и любил выпить, а бегал в лаптях и одетый по сезону.

                _____________________

СОСТЯЗАНИЯ  НА  СПОР 2

       Однажды  на  престольный  праздник после  обедни  возле  церкви  Кузьма  подошёл  к  управляющему  барским  имением (помещик  жил с семьёй в Москве)  и  сказал:

— Слушай,  Иван  Сергеевич, хочешь,  я  твоего  рысака  обгоню  на какое  хош  расстояние?

— Моего  жеребца? – Вскинул  брови  управляющий. – Да  он же чистых  кровей  орловский  рысак.  Он  волка  догоняет свободно,  а  ты  в лаптях  берёшься  его обогнать.

— А вот спорим,  что  обгоню, - подзадоривал  Кузя.
Вокруг  уже собрались  мужики,  кто поддерживает  Кузю, а кто сомневается в его способности, тем  более  зная, что собой представляет  жеребец  управляющего,  но  все  хотели  одного - чтобы  пари  состоялось.

— А на что  будем  спорить, - интересуется  управляющий.

— На  ведро  водки.  На пять  вёрст  до Спешнево, - предлагает  Кузя.

— Точно.  Тут  от нашей  церкви  до  спешневской  ровно  пять вёрст, - загомонили  мужики  хором,  довольные,  что  дело  идёт  на лад.

— Хорошо, - согласился  управляющий. – В полдень  начнём  отсюда,  от церкви.  В  Спешнево  я  буду  ждать  тебя  у  кабака.  Не  забудь  деньги  взять  на  ведро  водки.  Я  сейчас схожу в имение  и скоро  приеду.   Жди  меня  здесь.

— Хорошо, я подожду, - согласился Кузя, усаживаясь  в тенёчке  и  закуривая  трубку.

Мужики, участвовавшие  в споре,  тоже  остались  и  расселись  у  ограды.  До барского поместья  от церкви  около версты.  Пока управляющий  дойдёт  туда, пока  заседлает, пока  вернётся обратно,  можно и  перекурить.
— Кузя,  а  ты  сможешь  его  обогнать? - Засомневались  мужики.
— Раз плюнуть,- беспечно  отмахнулся  тот.

Подъехал  на  красавце-жеребце  управляющий.  Стали  на перекрёстке.  Богатырского  сложения  мужик  Никита  прогудел своим  басом.

— Ну,  с Богом.  Пошёл!

Всадник  и  бегун сходу  взяли быстрый темп. Только  пыль столбом  от  копыт коня, да от  лаптей  Кузьмы.   
Дорога  шла почти  всё  время  на  подъём, хотя и  незначительный.  Две  версты  полем, две – лесом  и  опять полем. До  Силаевой  пасеки – где-то  две  с половиной  версты – соревнующиеся   мчались  наравне.  Потом  Кузьма  снял  кепку,  помахал ей  управляющему  и крикнул  на бегу:

— Пока,  до  свиданья,  Иван  Сергеевич.

Да  так  поднажал, что  всадник  на  своём  рысаке, мчавшимся  во  весь опор, как  бы  остановился  на  месте, а  бегун  быстро  удалялся  от  них.
Когда  управляющий  доскакал  до  кабака, Кузьма, сидя  на крыльце  этого  заведения,  уже  докуривал  свою трубку.   В  последующие  несколько  лет  они    не  раз  соревновались,  пока  жив  был  жеребец.

     А  погиб  жеребец  по  вине  управляющего.  Дело  в  том,  что жеребец  действительно свободно  догонял волка.  Часто  Иван  Сергеевич,  завидев где-либо  бегущего  волка,  седлал  коня,  брал  тяжёлую  плеть  с  толстым  гвоздём  на  конце  и мчался  за  серым  хищником.   Жеребец,  завидев  волка, зверел и быстро догонял  его,  норовя  стоптать  копытами, а управляющий  сёк  волка  плетью.  Так  они совместно и забивали  волка  насмерть.  Иногда  управляющий  выпускал  на  волка  одного  жеребца  и  тот  ещё быстрее, чем с человеком на спине, догонял  серого  и затаптывал его.

     Но  в тот  роковой  день,  когда  Иван  Сергеевич  пустил  жеребца  одного на  бегущего  по  полю  волка,  произошла  осечка.  Хищник  оказался  матёрый  самец,  опытный  в драках и охоте.  Когда  жеребец  догнал  его  и  сбил  с ног,  тот  кубарем  отлетел  в  сторону,  но  быстро  вскочил  и  понёсся  к лесу.  Жеребец  развернулся  и опять настиг  волка,  но  тот, видя  надвигающуюся  на него опасность,  резко  развернулся, присел  и  прыгнул  под брюхо  налетевшему  на него жеребцу.  Сбитый  с ног,  волк,  как перекати-поле  выкатился из-под копыт коня, вскочил и  побежал  к лесу, сильно  прихрамывая.     Жеребец  же, проскакав метров  двадцать, вдруг  грохнулся на землю  и у него  вывалились внутренности.  Успел  всё же  серый  пират распороть ему  брюхо,  сам  же,  хромая  и оглядываясь, убегал  к  лесу,  подальше  от  мощного  противника,  хотя  и поверженного им.

     За  этим  поединком  наблюдали  многие  жители  села, так  как  поле,  где  он  проходил,  полого спускалось  к  балке,  на другой стороне которой, располагалось село. Управляющий был очень расстроен  этой  трагедией. Он попросил  мужиков  снять  с  коня  шкуру  и  нарезать  мяса  на  корм  собакам.

                _________________________



      
     А Кузьма  ещё до  японской  войны  уехал  на  заработки  в  Харьков.  Пробыв  там два  года,  он вернулся  в деревню. Как он потом  рассказывал,   способность  бегать и там  выручала  его не раз.
Он  любил выпить, погулять,  поволочиться  за  женщинами.  А от разъяренных  мужей  и  соперников  спасался своим бегом.  Однажды  его  всё – таки  подкараулили  харьковские  ребята.

     Иду я в свой  барак  со  слободы  в полночь, - рассказывал  о  том  последнем  случае Кузьма. – Спускаюсь с горки к  мостку  через  речушку, а  там  шесть  парней  стоят, опершись  на  перила  с двух сторон  моста.
И  пройти  больше  негде  поблизости.  Они меня  заметили,  зашевелились.  Я  остановился  на спуске.  Подумал  и  решил  прорываться.  Снял  пиджак и накинул  его  на  плечи, придерживая  рукой  на  груди,  чтобы не  слетел  при беге  раньше  времени.  Ну, думаю,  теперь  держите  меня. Рванул  я  с  пригорка,  набрал скорость  и пронёсся через  этот  мостик  словно  ветер.  Отбежал  немного,  оглянулся назад,  а  парни  ещё  держат  с  двух сторон  за рукава  мой  пиджак.  Так  что  больше   на  эту  слободу я  не ходил. Пиджаков  не  напасёшься.

                ___________________________




     К  старости  он  уже  так  не  бегал.  Трубку  изо  рта  не выпускал,  разве  только  во  время  еды  и сна.  Жил бедновато.  Имел  только  одну  лошадь – кобылу  и  та была  кривая,  но в  отличие от него – на правый  глаз. Так что глядели  они на  мир  разными  глазами – хозяин  правым, а лошадь  левым.
     Мой  отец  помнил его   уже  пожилым.  Память  у  Кузьмы  к  тому  времени  сильно  сдала,  хотя  был  он  ещё  бодрый  старик.
— Как-то иду  с поля  домой,  а дело было к обеду,- рассказывал  отец.- А навстречу  мне  едет  дед Кузьма  на  своей  кривой  кобыле и  с неизменной  трубкой  в зубах.  Когда мы  поравнялись  с  ним,  я,  как положено,  поздоровался  первый, а он  меня  спрашивает:
— Слушай,  Федюша.  Ты  мою  кобылу  нигде не видел  в поле?  Я  её  проклятую с раннего  утра  ищу. Все  поля  объездил. Как сквозь землю провалилась.
— Дед  Кузьма, но  у  тебя  же  только одна  лошадь?
— Вот  именно, одна. И та пропала.
— А на чём же ты сидишь  сейчас,  дед Кузьма?
Дед  вытащил  трубку  изо рта  и  уставился  своим единственным  глазом  на гриву кобылы,  потом  всплеснул  руками  и воскликнул:
— Ведь  это же  надо!  Совсем уже  память потерял.  Полдня  угробил  на поиски  кобылы, сидя  на  ней  верхом.

— А однажды  в августе,  когда  мы косили рожь, он потерял  свою трубку,- продолжал  отец. – Наши  наделы  были  рядом.  Пришло  время  обеда.  Мы  расположились  под  копной  обедать.  Смотрим,  Кузя,  нагнувшись,  ходит по своему  наделу  и что-то ищет.  Я  подошёл  к  нему,  спросил: «Дед  Кузьма, что  потерял?  Может  помочь  найти?»
— А, Федюша.  Ты  молодой, глазастый,  помоги  найти  мою трубку. Уже битый час ищу и не могу  найти.  Она  где-то тут должна быть.
— А какую  ты трубку–то  ищешь? 
— Какую?  Да мою  неизменную.
— А в зубах-то у тебя что?
Дед  вытащил трубку изо рта,  повертел  её перед своим глазом, воскликнул:
— Надо  же!  Ну  как я её не заметил?  Вот  старость.
Потом  выбил трубку  о каблук  сапога,  набил её  самосадом,  раскурил  и  с наслаждением  затянулся.      

                ________________________   


     Уж коли  зашла  речь  о  физиологических  аномалиях  людей,  можно ещё  привести  примеры  подобного рода.
Взять,  например  моего  прадеда  по  отцовской  линии.  Он  умер  в 1901 году, когда  ему  было  уже  за семьдесят. Был он  крепостным  крестьянином в  молодости  лет  до тридцати.  Мужик был  крупный,  ростом  под два метра, а силы  неимоверной.   У  помещика  для  него  была  особая лошадь, битюг,  специально  для  него  была  сделана соха, которую никто  не  мог  поднять,  а тем  более  вытащить  из земли.  Даже  вилы  ему делали  тройчатки  из  целого  дерева. Находили  в  лесу  молодое дерево,  троящееся  вверху,  и  выстругивали вилы.  Ими он  мог поднять  целый  воз  сена,  лишь бы  вилы  выдержали.  Сорокаведёрную  бочку, наполненную  водой, свободно  поднимал  перед  собой  и  ставил  на  телегу.

      А вот остальные  в их  семье  были  обычные  люди, да и потомки его  были  все  без  аномалий.  Вот  только внук  его,  младший  брат  моего отца, дядя  Филя  отличался  от остальных.  Родился  он  в 1906  году.  Роста  был  выше  среднего,  но силой обладал большой.  В восемнадцать лет  он  по  праздникам,  когда  молодёжь  собиралась  вместе,  устраивал  представления.  Двухпудовой  гирей  он  до двадцати раз  крестился  одной  рукой,  а потом  эту  гирю перебрасывал  через  крышу  избы.  Мог  свободно  поднять полную  сорокаведёрную  бочку и  поставить  на  дроги.  Потом он  уехал  в Москву,  там учился  на рабфаке,  по распределению был  направлен  на Кавказ, в Грозный  и  работал  на строительстве  железной дороги  прорабом.  А погиб в июле  сорок  первого.  Он  был на участке  строительства  железной  дороги,  когда  из  леса  с гор  на  конях выскочили  чеченцы  и «геройски», «отважно»  порубили  всех  безоружных  рабочих,  большинство  из  которых были  женщины.  Жена  и двое  сирот – мальчик и девочка - остались  в Грозном.
 
     А в нашей семье  у нас  брат был  тоже необычный.  Правда,  он прожил  всего  один год и два  месяца  и  умер  от воспаления  лёгких в  сорок  шестом  году.  Рост  у него  к этому  времени был  один  метр и пять  сантиметров.  Можно  было  ожидать  нового богатыря,  если бы  всё было  нормально.

       У  моего  прадеда  по  материнской  линии  к  семидесяти годам  выпали  все  зубы.  Вроде  бы  и  не  болели,  а повыпали.  А потом  выросли  все  новые  зубы.  Ровные,  белые   и  мелкие,  как у ребёнка.  Правда, прожил  он  с новыми  зубами недолго – двадцать лет.

      Был  в селе ещё  один силач.  У него  была  ампутирована  нога  выше  колена,  поэтому  он  ходил  на деревяшке.  Он  никогда  не  демонстрировал  свою  силу,  но  примеров  его  силы  было  много.  Как-то он  зимой  вёз  на лошади  со  своего поля  солому.  Воз  наложил  большой.  Пока ехал  по ровной  дороге по полю, спускался  к  речке,  всё  было  нормально, а  когда  дорога  пошла в гору,  лошадь  стала.   Ни  понукания, ни  кнут  не помогли.  Лошадь  тужится,  падает на колени,  но  сдвинуть  воз не  может.  Тогда  Василий, так  звали этого  мужика,  выпряг  лошадь,  привязал её сзади  к саням, ухватился  за оглобли  и,  покряхтывая,  поволок воз  в гору.  Вывез  на  ровное место,  впряг  лошадь  и поехал спокойно  дальше.

     Если  он  собирается  на  мельницу,  то  таскает  мешки  сразу  по два и грузит  на телегу.  Нагрузив,  сколько  надо,  он  подходит  сзади  телеги  и приподнимает  её.  Если   не  приподнимет  телегу, то  сгружает  часть  мешков. Иначе лошадь  не потянет.  А так  мужик, как мужик,  ничего  особенного.